ьный аппарат, как  предположил  один  из  городских
сановников. Другой автор саркастически заметил, что эта сенсация,  очевидно,
родилась в ту  пятницу  в  ночных  кабаках.  Поближе  к  Рождеству  найдутся
очевидцы, видевшие Санта-Клауса.
   "Однако!" - подумал Майлз.
   Публиковались также  интервью  богословов,  ученых,  сановников,  готовых
"поделиться своими соображениями". Конечно, никто из них  не  приблизился  к
истине.
   И вдруг на первой странице воскресного приложения к "Тайме" Майлз  увидел
снимок Граум-Вит и заголовок: "Миллионер дарит свой замок нашему штату".
   Репортаж гласил:
   "Миллионер-бизнесмен Микел Ард Ри объявил сегодня  на  пресс-конференции,
что решил подарить свой замок с прилегающим к нему земельным участком  штату
Вашингтон, чтобы эта территория была использована  как  парк  отдыха.  Будет
создан специальный фонд с этой целью. Состояние мистера Ард Ри,  оцениваемое
приблизительно  в  триста   миллионов   долларов,   будет   использовано   в
благотворительных целях для  нужд  медицинских  гуманитарных  организаций  в
различных странах мира. Мистер Ард Ри объявил также, что его замок Граум-Вит
станет музеем произведений искусства, собранных им  за  многие  годы.  Музей
будет  открыт  для  широкой  публики.  Все  необходимые  мероприятия   будут
осуществляться его личным управляющим, имя которого  пока  не  названо.  Сам
мистер Ард Ри объявил, что намерен оставить бизнес  и  переехать  в  Орегон,
чтобы  заняться   литературной   деятельностью   и   работать   над   новыми
(социальными) проектами. Будет создан небольшой фонд для его  личных  нужд".
Далее кратко пересказывалась биография Микела Ард Ри, а также  сообщалось  о
реакции некоторых представителей элиты на это событие.
   Беннетт дважды перечитал публикацию,  недоумевая,  что  же  такое  сделал
советник Тьюс с этим человеком?! Майлз отложил газеты и вздохнул, пожалев  о
том, что Бена здесь нет. Слишком многие вопросы пока остались без ответа.
   Элизабет вдруг подняла глаза на Майлза, словно прочитав его мысли.
   - Как вы думаете, у них там все хорошо? - спросила она.
   - Конечно, Элизабет. Я уверен в этом. Девочка улыбнулась:
   - Я, кажется, тоже.
   - Но это не значит, что мы не будем о них беспокоиться.
   - И скучать. Я очень скучаю по ним. Майлз посмотрел в окно  на  аэродром,
на город, на далекие горы, вершины которых окутывал туман.
   - Они когда-нибудь вернутся, - сказал он задумчиво.
   Девочка молча кивнула.
   А через какое-то время объявили о прибытии самолета. Элизабет  подошла  к
окну, чтобы посмотреть  на  прилетевших,  и,  широко  улыбнувшись,  радостно
помахала рукой.

***

   Несколько недель спустя Бен Холидей и Ивица отпраздновали свадьбу. Они  с
удовольствием сделали бы это раньше, но королевская  свадьба  сопровождалась
определенными обрядами, и потребовалось время, чтобы собрать о них сведения.
Никто из жителей Заземелья  сам  не  был  свидетелем  последней  королевской
свадьбы. Поэтому  Абернети  пришлось  рыться  в  архивах,  а  советник  Тьюс
переговорил со старейшинами долины, после чего оба  придворных  восстановили
старинные предания.
   Бена не очень-то интересовали обряды. Он думал о том, как  же  долго  ему
пришлось идти к тому, что Ивица знала с самого начала: им следует  соединить
свои судьбы, стать по-настоящему мужем и женой, королем и королевой. Никогда
он не позволил бы себе подобных мыслей и чувств: он счел бы все это  изменой
памяти Энни. Но Энни не было на свете уже почти пять лет. Теперь  Бен  очень
любил Ивицу, не мыслил без нее своей жизни и мог  больше  не  тревожить  дух
Энни. Он любил и был любимым, он помнил рассказы  сильфиды,  что  ее  судьба
была  предсказана  еще  во  время  ее  зачатия,  и  не  забыл   предсказания
Матери-Земли, что Ивица когда-нибудь нарожает ему детей.
   Конечно, Бен еще не избавился от своих сомнений и страхов. Он по-прежнему
боялся, что не справится с обязанностями короля Заземелья, что  ему  все  же
придется вернуться в тот мир, из которого ему так хотелось бежать. Бен очень
дорожил своим счастьем и боялся потерять его. Он знал, что  подобные  страхи
ютятся в подсознании и полностью их искоренить невозможно.
   Но больше всего на решение Бена  ускорить  свадьбу  повлияла  его  боязнь
потерять Ивицу.
   Дважды это чуть было не случилось. Но в первый раз,  когда  Бен  еще  был
новым человеком в Заземелье, у него не было такого острого страха. Тогда  он
здесь еще не освоился, и слишком жива была память об Энни. Страх этот возник
недавно, когда они едва не расстались навсегда во второй раз, после того как
Ивица решила отправиться с ним в его прежний мир только потому,  что  любила
его и готова была умереть за него!
   Бен был поражен ее великой любовью. Любил ли он так же сильно? Имел ли он
право идти на риск снова потерять ее, прежде чем они станут мужем  и  женой?
Разве он должен был сделать себя и ее несчастными?
   Итак, все было решено, и  откладывать  дальше  не  было  причин.  Свадьбу
сыграли в Сердце. В гости пришли все. Пришел Владыка Озерного края, который,
как всегда, чувствовал беспокойство при встрече с дочерью - она  так  похожа
была на мать. Явился волшебный народец Озерного края, существа, иногда очень
похожие на людей, а иногда призрачные,  словно  лесные  тени.  Пришли  лорды
Зеленого Дола: Каллендбор, Стрехан и другие, которые  не  доверяли  всем,  а
особенно - друг другу, но  из  приличия  явились  вместе.  Пришли  тролли  и
кобольды с северных и южных  гор.  Явились  кыш-гномы  Щелчок  и  Пьянчужка,
которые хвастались перед сородичами  тем,  что  тоже  поспособствовали  этой
свадьбе. Явились и многие простые люди, жители долины - крестьяне, охотники,
звероловы, ремесленники, торговцы, купцы.
   Появился даже дракон Страбон, который пролетел  над  головами  празднично
одетых людей, изрыгая огонь, видимо, очень довольный, что при виде его  дети
и женщины до сих пор разбегаются с визгом.
   Свадебная церемония  оказалась  простой  -  Бен  с  Ивицей  поднялись  на
возвышение для королей Заземелья, сказали на глазах всего народа, что  любят
друг друга, навсегда сохранят супружескую верность и, что бы  ни  случилось,
будут вместе всю жизнь. Потом советник  Тьюс  произнес  несколько  старинных
обетов, и Бен с Ивицей повторили их, как повторяли короли и  королевы  много
лет назад. На том свадебная церемония и закончилась.
   Гости пировали и веселились весь день, всю ночь  и  еще  следующий  день,
причем все было вполне пристойно. Если  и  возникали  ссоры,  то  их  быстро
удавалось уладить. Жители Зеленого Дола  и  Озерного  края  сидели  рядом  и
толковали о том, как бы снова наладить добрососедские  отношения.  Тролли  и
кобольды обменивались  дарами.  Даже  кыш-гномы  захватили  с  собой  только
несколько собак.

***

   Еще через несколько  дней,  когда  жизнь  в  Заземелье  стала  входить  в
нормальную колею, король снова решил расспросить волшебника, что тот  сделал
с Микелом Ард Ри. Они вдвоем сидели в палате замка Чистейшего  Серебра,  где
хранились летописи Заземелья, пытаясь истолковать некоторые древние законы о
земле. Когда работа  была  закончена,  Бен,  сидя  за  стаканом  вина,  стал
вспоминать все, что произошло за последние недели. Конечно,  он  не  мог  не
вспомнить и о Микеле, а также о том, что советник Тьюс ничего тогда так и не
объяснил.
   - Так что же ты с ним сделал,  волшебник?  -  начал  он  донимать  Тьюса,
заметив, что тот  уклоняется  от  ответа.  -  Откуда  ты  узнал,  какой  вид
волшебства пустить в ход? Помнится, ты сам говорил, что всякое волшебство  в
том мире непрочно.
   - Да.., по большей части, - согласился Тьюс.
   - Но как же ты тогда управился с Микелом?
   - Ну, к Микелу я применил не совсем обычное волшебство.
   - То есть как? Ведь я же помню, ведь он же... - не унимался Бен.
   - Он был с самого начала не правильно воспитан, если  вспомнить  всю  эту
историю, - закончил за него волшебник. - Ведь это мой братец прежде всего  в
ответе за то, что Микел вырос такой отвратительной личностью.
   - Так что же ты сделал? - нахмурился Бен. Советник пожал плечами:
   - В него нужно было вдохнуть истинные ценности  души,  не  так  ли,  Ваше
Величество?
   - И что же?
   - Ну... - повременил волшебник, - я и вернул ему совесть.
   - Что вернул?!
   - Я вернул совесть из глубины души Микела, который не давал ей выхода.  С
помощью волшебства я дал ей освободиться  от  невидимых  оков.  -  Волшебник
улыбнулся. - Чувство вины было для него невыносимым... Но кроме того, я  еще
сделал ему крепкое внушение. Я внушил Микелу, что он,  чтобы  искупить  свою
вину, должен немедленно отказаться от всего, чем владеет. Я это  сделал  для
того, чтобы Микел уже не смог отступить, если действие чар кончится  прежде,
чем совесть окончательно займет в его душе подобающее место.
   Король широко улыбнулся:
   - Да ты просто изумляешь меня, советник Тьюс! Не перестаю удивляться!
   И оба они пришли в отличное расположение  духа.  Внезапно  советник  Тьюс
подскочил:
   - О небо! Я чуть не забыл! У меня есть новость, Ваше Величество,  которая
действительно изумит вас. - Он снова сел и продолжил:
   - Что, если я скажу, как я нашел способ  действительно  снова  превратить
Абернети в человека?
   Бен некоторое время молчал, потом спросил:
   - Ты говоришь серьезно?
   - Конечно, Ваше Величество.
   - Превратить его в человека?
   - Да, Ваше Величество.
   - Это что, как раньше?
   - Нет, нет, по-настоящему.
   - Силой волшебства?
   - Конечно.
   - А ты проверил, можно ли это сделать?
   - В общем, да...
   - Хорошо проверил?
   - Пожалуй...
   - Или это всего лишь твой замысел?
   - Но основанный на точном  знании,  Ваше  Величество.  На  этот  раз  все
пройдет успешно.
   Бен пристально посмотрел волшебнику в глаза:
   - Говоришь, все пройдет успешно? А Абернети ты уже говорил?
   - Нет, Ваше Величество, - покачал головой советник  Тьюс.  -  Я  подумал,
может быть.., эээ.., вам лучше это сделать?
   Бен снова задумался, потом сказал шепотом:
   - Думаю, нам обоим пока рановато ему об этом рассказывать.  Сначала  тебе
еще надо как следует позаниматься опытами. А ты что скажешь?
   Волшебник сосредоточенно нахмурился, потом задумчиво ответил:
   - Пожалуй.., вы правы. Ваше Величество. Король Заземелья встал и  положил
руку на плечо волшебника.
   - Доброй ночи, советник, - сказал он и вышел из палаты.



    Терри БРУКС
    ХРОНИКИ ЗАЗЕМЕЛЬЯ IV
    ШКАТУЛКА ХИТРОСПЛЕТЕНИЙ


   Однажды вечером, войдя к нему со свечой, я с изумлением услышал,  как  он
дрожащим голосом произнес:
   - Я лежу тут в темноте и жду смерти.
   Свет  находился  всего  в  полуметре  от  его  глаз.  Я   заставил   себя
пробормотать - "о, что за глупости!" и застыл над ним, пораженный  тем,  что
открылось моему взору.
   Мне еще не доводилось видеть ничего более разительного, чем те  перемены,
которые произошли в его чертах, и надеюсь, что больше никогда  подобного  не
увижу. О, я не был шокирован, я был заворожен.  Казалось,  разорвался  некий
покров. Я увидел на этом  мертвенно-бледном  лишь,  выражение  торжественной
гордости,  безжалостной  властности,  трусливого  ужаса...   Сильнейшего   и
безнадежного отчаяния. Что было с ним в этот вершинный миг полного познания?
Может быть, он вновь пережил все мгновения своей жизни: вожделение,  соблазн
и падение? Он отчаянно шептал, обращаясь к  какому-то  образу,  к  какому-то
видению, даже вскрикнул дважды, и крик его был почти вздохом:
   Ужас! Ужас!
   Джозеф Конрад
   "Сердце тьмы"

Глава 1

СКЭТ МИНДУ

   Хоррис Кью внешне напоминал карикатурное  изображение  Паганеля.  Он  был
высок и долговяз и  походил  на  дешевую  марионетку.  Голова  у  него  была
маловата, руки и ноги длинноваты,  а  торчащие  уши,  нос,  кадык  и  волосы
придавали его облику небрежность. Выглядел он безобидным  и  глуповатым.  На
самом деле это было не так.  Он  принадлежал  к  числу  тех  людей,  которые
обладают некоторой властью, но не умеют  ею  пользоваться.  Он  считал  себя
хитрецом и мудрецом, но не был ни тем ни другим. Если припомнить  поговорку,
то он вполне подходил на роль снежного кома, которому суждено превратиться в
лавину. И в результате он представлял некую опасность для  всех,  включая  и
самого себя, но сам он этого даже не осознавал.
   И то утро не было исключением. Огромными скачками, не замедляя  шага,  он
прошел по садовой дорожке к калитке, хлопнул  ею  так,  словно  был  взбешен
оттого, что та не открылась сама собой, и проследовал дальше, к дому. Он  не
смотрел ни направо, ни налево,  не  замечал  изобилия  цветов  на  тщательно
ухоженных клумбах, аккуратно подстриженных кустов и свежевыкрашенных шпалер,
не ощущал благоуханных ароматов, которыми был напоен теплый утренний  воздух
северной части штата Нью-Йорк.  Он  даже  мельком  не  взглянул  на  парочку
малиновок, распевавших в ветвях старого  косматого  гикори,  который  рос  в
центре газона у дома. Не обращая внимания ни на что, он устремился вперед  с
сосредоточенностью бросившегося в атаку носорога.
   Из Зала Собраний,  расположенного  ниже  по  склону,  доносились  голоса,
напоминавшие рой разъяренных пчел. Густые брови  Хорриса  мрачно  сдвинулись
над узким крючковатым носом, словно пара мохнатых гусениц  ползла  навстречу
друг  другу.  Надо  полагать,  Больши  все  еще  пытался  увещевать  паству.
Увещевать бывшую паству, поправился он. Конечно, на нее это не  подействует.
Теперь уже ничего не подействует. В том-то и неприятность от  чистосердечных
признаний. Единожды сделав, назад их не вернешь. Элементарная логика,  урок,
за который тысячи шарлатанов заплатили своими шкурами, - и  Больши  все-таки
не удосужился усвоить его!
   Хоррис заскрипел зубами, О чем только думал этот идиот?
   Он стремглав пустился к дому. Настигавшие  его  крики  из  Зала  Собраний
вдруг вскипели новой пугающей волной. Скоро они явятся. Все сборище, вся его
былая  паства,  вмиг  превратившаяся  в  стаю  обезумевших  врагов,  которая
непременно разорвет его в клочья, если только он попадется им в руки.
   Хоррис резко остановился у начала лестницы, ведущей к веранде, окружавшей
сверкающий дом, и подумал обо всем, что теряет. Его узкие плечи  опустились,
неловкое  тело  обмякло,  и,  когда  он  попытался  подавить  разочарование,
вставшее комом в горле, кадык его дернулся, как поплавок на воде.  Пять  лет
работы пропало! Пропало в одну минуту. Пропало, как пламя задутой свечи.  Он
никак не мог этому поверить. Он столько трудился!
   Покачав головой, он вздохнул. Ну, надо полагать, найдется новая  дичь.  И
новый лес, в котором можно будет поохотиться.
   Он затопал по деревянным ступеням: ботинки сорок шестого размера  ударяли
по доскам, словно  комические  чеботы  клоуна.  Теперь  он  уже  смотрел  по
сторонам, смотрел, потому что это была его последняя возможность. Он  больше
никогда не увидит этот дом, эту жемчужину колониальной архитектуры,  которую
он так полюбил, этот  необычайный,  старинный  американский  особняк,  столь
тщательно отреставрированный, столь любовно  обставленный  только  для  него
одного. Этот дом в отдаленном районе, почти целиком  отданном  для  охоты  и
зимнего  отдыха,  всего  в  восьмидесяти  километрах  от   платной   дороги,
соединявшей Ютику с Сиракьюсом, был почти забыт и заброшен, когда Хоррис его
обнаружил. Хоррис сознавал важность истории.  Его  восхищало  и  влекло  все
историческое, особенно, если вчера и сегодня можно было соединить воедино, к
его личной выгоде, Скэт Минду позволил ему это сделать: история этого дома и
земли превратилась в такой аккуратный сверток, который лежал у ног  Хорриса,
ожидая, чтобы тот его раскрыл.
   Но  теперь  Скэт  Минду  и  сам  стал  историей.  Хоррис  во  второй  раз
остановился у двери, кипя от возмущения. И все из-за Больши!  Он  все  время
проигрывает из-за этого болтуна Больши!  Это  просто  чудовищно!  Полгектара
земли, особняк,  дом-гостиница,  Зал  Собраний,  теннисные  корты,  конюшни,
лошади, прислуга, лимузины, личный самолет, банковские счета -  все!  Он  не
сможет сохранить ничего. Все числится за фондом,  освобожденным  от  налогов
Фондом Скэта  Минду,  и  у  него  нет  возможности  вернуть  хотя  бы  часть
вложенного. Попечители об этом позаботятся первым делом, как только узнают о
случившемся. Конечно, остались еще деньги на счетах в швейцарских банках, но
это такая мелочь по сравнению с крушением его империи!
   Найдется другая дичь, повторил он про себя. Но, черт  возьми,  почему  он
должен снова заниматься охотой?
   Он с такой силой лягнул плетеное кресло  у  двери,  что  оно  отлетело  в
сторону. Больше всего ему хотелось бы сейчас проделать то же с Больши.
   Из Зала  Собраний  снова  донеслись  крики.  На  этот  раз  он  явственно
расслышал слова: "Пошли с ним разберемся!" Хоррис перестал  терзать  себя  и
быстро вошел в дом.
   Не успел он закрыть за собой дверь, как сзади раздалось хлопанье крыльев.
Хоррис хотел было  оставить  его  на  улице,  но  Больши  оказался  быстрее.
Отчаянно взмахивая крыльями, он ворвался внутрь и, роняя  перья,  уселся  на
перила лестницы, ведущей на второй этаж.
   Хоррис мрачно уставился на птицу:
   - В чем дело, Больши? Они не стали тебя слушать? Больши распушил перья  и
встряхнулся. Он был весь угольно-черный, и только хохолок сиял белизной.  По
правде сказать, это была довольно  красивая  птица.  Нечто  вроде  манны.  К
сожалению, Хоррису так и не удалось выяснить его родословную. Уставившись на
Хорриса пронзительным горящим взглядом, он подмигнул:
   - Га! Хор-р-роший Хоррис. Хор-р-роший Хоррис. Больши лучше. Больши лучше.
Хоррис прижал пальцы к вискам:
   - Ах, полно! Нечего прикидываться наивной пташкой!
   Больши резко закрыл клюв.
   - Хоррис, это ведь все ты виноват.
   - Я?! - возмутился Хоррис, угрожающе шагнув вперед. - Каким  это  образом
вдруг виноватым стал я, идиот? Это не я начал болтать о Скэте Минду! Это  не
я решил вдруг сказать все, как есть!
   Больши перелетел чуть повыше, чтобы остаться на безопасном расстоянии  от
Хорриса Кью.
   - Не злись, не злись. Давай кое-что вспомним, хорошо?  Это  ведь  ты  все
придумал, так? Я не ошибся? Тебе это  о  чем-то  говорит?  Со  Скэтом  Минду
придумал все ты, а не я. Я присоединился к программе, потому что  ты  обещал
мне, что все сработает. Я был пешкой в твоих руках, я всю свою жизнь остаюсь
пешкой в клещах людей и обстоятельств. Бедная глупая птица, изгнанник...
   - Идиот!
   Хоррис рванулся  вперед,  еле  сдерживая  себя,  чтобы  не  задушить  эту
паршивую тварь. Больши отлетел чуть дальше:
   - Я жертва, Хоррис Кью. Я произведение твое и тебе подобных. Я делал, что
мог, но нельзя же меня винить за поступки, не  оправдавшие  твоих  ожиданий,
правда же?
   Хоррис остановился у лестницы:
   - Просто скажи, с чего ты вдруг это выкинул. Возьми и скажи.
   Больши напыжился:
   - На меня нашло озарение. Хоррис изумленно уставился на него.
   - На него нашло озарение, - невыразительно повторил он и покачал головой.
- Ты хоть понимаешь, как нелепо это звучит?
   - Не вижу в этом ничего нелепого. Я  ведь  одарен  озарениями,  разве  не
так?
   Хоррис воздел руки к небу и отвернулся.
   - Просто не могу поверить! - И он  снова  яростно  повернулся  к  Больши.
Казалось, его неловкая фигура вот-вот разлетится на части от резких  жестов.
- Ты нас погубил, глупая птица! Пять лет работы выброшены на  помойку!  Пять
лет! Скэт Минду был основой всего, что мы создали!  Без  него  все  пропало,
все! О чем ты думал?
   - Скэт Минду говорил со мной! - ответил Больши разобидевшись.
   - Никакого Скэта Минду нет и в помине! - завопил Хоррис.
   - Нет, есть.
   Огромные уши Хорриса заалели, а широченные ноздри раздулись.
   - Думай, что говоришь, Больши, - прошипел Хоррис.  -  Скэт  Минду  -  это
двадцатитысячелетний старец, которого придумали мы с тобой, чтобы облапошить
побольше болван