ьвио ди Граччиолани.
Давай-ка пакет! Церемониться с ним уже нет нужды!
   Бернардито вскрыл кинжалом обертку письма и начал читать
итальянский текст послания вслух:

   "Святой отец! Ваши указания получены. Моя духовная дочь
находится сейчас в лондонском пансионате. Ее последняя исповедь
обогатила нас важнейшими подробностями. Открывшаяся недавно в
Бультоне юридическая контора "Абрагамс и Маджарами" - обман. Это
логово противников Джакомо, тех же, что осуществили взрыв.
Мнимый Лео Ноэль-Абрагамс признался моей духовной дочери, что он
- спасшийся с необитаемого острова сын Джакомо, Чарльз. Во время
недавних событий он именовался Алонзо де Лас Падос. Лицо,
выдающее себя за его компаньона, - тоже участник мнимой
"лондонской комиссии", выступавший под именем Теодора де Кресси.
Кто он таков, мне еще не удалось установить..."

   Лицо Бернардито сделалось страшным. Бумага чуть не вывалилась из
его рук, и отборные проклятия посыпались, как дробь из
вспоротого мешка. Слушателям казалось, что потолок чернеет на
глазах и стены уже готовы рухнуть. Наконец, перебрав всех
небожителей, угодников, праведников и святых, все живое на суше,
в воде и в воздухе, сочетав из зверей, рыб и пресмыкающихся
самые чудовищные гибриды, капитан набрал воздуху, чтобы нанизать
прекрасную половину рода человеческого на острие земной оси и
затем повергнуть этот титанический вертел в океан кипящей смолы.
Мгновенной паузой удачно воспользовался Реджинальд Мюррей.
   - Читайте уж до конца, капитан, - произнес он очень мягко и при
этом покраснел до корней волос.
   - Тогда замолчите, щенки! - свирепо рявкнул Бернардито, хотя в
наступившем молчании уже не раздавалось ни звука. - Полушки я не
дам теперь за то, что мы выберемся отсюда! Будь прокляты бабьи
языки! Я зашил бы ей рот, этой девчонке! Она утопила нас, как
щенят в проруби! Каррамба! - Капитан перевел дух и снова поднес
бумагу к единственному глазу.

   "...еще не удалось установить. Джакомо - на пути в Италию.
Пока эти подробности от него скрыты. Он наметил по возвращении
из Италии совершить поход на необитаемый остров. Экспедиция
будет насчитывать пять-шесть кораблей.
   Ваше поручение об устранении наследницы я полагаю необходимым
сочетать с устранением упомянутых "калькуттских юристов".
Разумеется, одними своими силами я не в состоянии исполнить эту
важнейшую задачу и посему принял следующий план действий: я
окажу содействие бегству наследницы с обоими синьорами и наведу
Джакомо на их след, распалив его гнев, с тем чтобы он сам одним
ударом покончил с беглецами. При этом будет нетрудно принять в
случае необходимости дополнительные меры. Благословите на сей
подвиг вашего смиренного слугу, недостойного раба божия Б.М."

   Часы уже показывали начало двенадцатого. Каждая минута была на
счету. Но капитан набил трубку, раскурил ее и окутался облаками,
как вершина горы.
   - Где Чарльз? - шепотом спросил Джордж Бингль у младшего
товарища.
   - У Мортона. Выцарапывает копию его рукописи. Бернардито метнул
из-под бровей молнию. Собеседники потупились и замолчали. Минут
пять протекло в полной тишине. Бернардито взмахнул трубкой.
   - Есть решение! - сказал он. - Пойдем снова на большой риск, но
поставим все на свои места. Джордж, вам придется отправить в
Марсель, к Антони и Томми, вашего "слугу" Дика Милльса. Пусть
они втроем поедут в Венецию, добьются тайной встречи с доктором
Буотти и откроют ему все до конца. Поручи им от моего имени
оберегать старого графа Паоло.
   - А что вы поручаете мне, капитан Бернардито?
   - Вам, Джорджи, предстоит переплыть Атлантический океан. В Кале
вы найдете подходящее судно. Отправляйтесь в Филадельфию и
разыщите там вдову Мюррея, миссис Эмили. Она должна вернуться в
Европу вместе с вами, вы послужите для нее провожатым. И пусть
приезжает с дочерью. Я пошлю ей дополнительное письмо отсюда.
Теперь простимся, Джордж. Привет Дику Милльсу. Вам обоим нужно
поскорее покинуть английскую почву.
   ...В первом часу ночи бриг "Король Улаф" поднял паруса. Минут за
десять перед отплытием он принял на борт флорентийского купца
Микеля Альбанти и его слугу. Лакей в гостинице "Белый медведь"
нашел на столе плату за номер, а под столом - несколько дорожных
предметов, оставленных постояльцами. Он подивился, обнаружив
среди этого брошенного хлама длиннополое женское платье, черную
накидку и старомодный салоп, какие обычно носят почтенные особы,
утра гившие интерес к обновкам и модам не менее четверти века
назад...


   В последних числах июля 1790 года из порта Филадельфия вышел в
плавание американский четырехмачтовый коммерческий корабль
"Каролина". Он держал курс на восток, к берегам Великобритании.
   Две каюты в кормовой части "Каролины" были заняты английским
джентльменом средних лет, который путешествовал вместе с
очаровательной юной леди, по-видимому, в качестве ее опекуна.
Спутница его выделялась среди всех пассажиров легкостью и
грацией движений, но было заметно, что она еще не совсем
освоилась с модными туалетами, кружевами и оборками.
Очаровательная девушка находилась под неусыпным попечением
старенькой негритянки, тетушки Полли. Это была хлопотливая,
добродушная, весьма разговорчивая особа, неизменно впадавшая в
панику от каждого всплеска за бортом или содрогания корабельного
корпуса.
   Океанские волны, длинные, с широкими ложбинами, похожими на
горные впадины, катились за кораблем, словно пытались догнать
его. Уже отстали белые чайки, провожавшие "Каролину" от самого
Американского материка... А над старыми пристанями Европы, по ту
сторону океана, реяли другие стаи чаек, поджидая судно издалека.
   Навстречу кораблю вставало солнце. Ветры чередовались с
затишьем. Над тугими полотнищами парусов загорались и гасли
созвездия, плыли, словно в раздумье, медлительные тучи; мгла и
туман сменялись прозрачной синью. Изредка на краю этой
неподвижной, вечно изменчивой пустыни возникал встречный
корабль. Его встречали и провожали взглядом. Паруса чужого судна
исчезали, и тогда снова оставались вокруг только размашистые
гривы волн.
   В пути Дженни Мюррей позировала Джорджу для большого поясного
портрета. Он писал ее в легком платье, на фоне парусов и
утреннего морского пейзажа. Портрет был почти закончен. Натура
уже не нужна была мастеру. Художник вынес мольберт и установил
его на палубе, под окнами своей каюты, чтобы поработать над
фоном картины.
   - О Джорджи, вы перенесли меня в необыкновенное царство!
   Из полупрозрачной золотистой дымки фона выступали башни и
дворцы сказочного города. Пронизанные солнечным светом,
вздымались фантастические кроны деревьев, голубели заливы с
пятнами парусов, угадывались поля цветов на горных склонах,
реяли стаи белых птиц. И на этом золотисто-синем фоне нежно
выступал образ юной девушки, живой и в то же время глубоко
символический. Зримо ощущалось движение корабля, который нес ее
к берегам сказочной страны. Платье девушки трепетало на морском
ветру; взгляд ее летел вперед, к приближающимся светлым берегам.
   - Скажите, Джорджи, разве есть где-нибудь на свете такой
счастливый край?
   - Это Город Солнца, - очень серьезно ответил Джордж, - и если
его еще нет, то нужно непременно помочь людям создать его.
Создали же древние свой акрополь на голой, безводной и
бесплодной скале. И это сделали рабы под беспощадными бичами,
жалкие рабы с колодками на ногах. А Город Солнца должен быть
заложен и воздвигнут руками свободных творцов, руками людей,
которые добровольно объединятся в братскую общину.
   - Вы верите, что это возможно, Джорджи?
   - Я живу ради того, чтобы сделать это возможным!
   - Джорджи, милый, боюсь, что мечта увидеть людей счастливыми
навсегда обречена остаться только мечтою. Мой отец тоже мечтал о
Городе Голубой Долины. Он вложил в него всю душу, отдал ему все
свои силы, но... очень редко испытывал радость. Под конец мы
даже покинули созданный им город, ибо он стал таким же царством
несправедливости и жестокости, как любой другой молодой город
Америки. Где же, в какой части света, в какой стране вы
надеетесь осуществить свою мечту?
   - Мисс Дженни, не знаю, выпадет ли мне радость полностью
воплотить мою мечту; не знаю, увижу ли я Город Солнца
окончательно завершенным, но он будет заложен! Пройдет, быть
может, много времени, но этот город справедливости и свободы
возникнет! И это не в легендарной Утопии, не в стране мечты...
   - Где же, Джорджи?
   - В далеком Индийском океане, на Солнечном острове.


   Десять просторных книжних залов Мраморного палаццо, некогда
служивших графу д'Эльяно для торжественных приемов и празднеств,
были превращены синьором Буотти в дворцовый музей. Картины,
статуи, гравюры, драгоценные изделия средневековых оружейников,
ковры, фарфор, коллекции камей и эмалей - все эти сокровища,
извлеченные из подвалов и тайников палаццо, стали доступными
обозрению знатоков и любителей искусства. Редкий путешественник
уезжал из Венеции, не осмотрев нижнюю анфиладу залов Мраморного
палаццо. Посетителей-знатоков встречал сам хранитель собрания
доктор Буотти, а студентов, праздношатающихся туристов и
зевак-земляков провожал по десяти залам старый Джиованни Полеста.
   ...Два гостя, назвавшие свои английские фамилии, показались
служителю достойными особого внимания. Старик пожалел, что
синьор Буотти покинул с вечера дворец, обязав своего слугу и
помощника никому не сообщать о его отсутствии. Джиованни уже
начал перед важными посетителями свое обычное предисловие, что
дворец, собственно, является частным жилищем, как вдруг тишина
нарушилась: по ступеням парадной лестницы пробежал слуга в
бархатном камзоле. На ходу он торопливо сказал что-то Джиованни,
а затем на верху лестницы появился высокий седовласый старик.
   Полеста метнул на посетителей молниеносный предостерегающий
взгляд и с возгласом: "Эччеленца!" - кинулся навстречу
седовласому господину, чтобы успеть поправить отогнувшийся край
ковра, куда старик должен был ступить, сойдя с лестницы. Следом
за старым синьором спустился по лестнице высокий монах в черной
шелковой сутане.
   Величественный старик взглянул на обоих туристов, стоявших у
запертых дверей зала, ответил на молчаливый поклон гостей и
приветливо сказал по-французски:
   - Я вижу, что вы приезжие и намереваетесь осмотреть мой дом.
Если вы любите искусство, то среди всевозможной пачкотни вы
найдете в этих комнатах две-три сносные картины.
   Тем временем слуга в бархатном камзоле вышел на улицу и
окликнул гондольера, дремавшего на носу большой черной гондолы,
которую он машинально удерживал багром за бронзовое кольцо,
вделанное в гранитную стенку канала. Гондольер перебрался на
корму и схватил весло, а слуга приподнял балдахин над низкой
кабиной гондолы.
   Старший из гостей, так неожиданно встретивших в вестибюле
самого владельца палаццо, учтиво поклонился и, слегка грассируя,
заговорил на чистом итальянском языке:
   - Еще в Англии я слышал о восхитительном собрании предметов
искусства в Мраморном дворце графов д'Эльяно и счастлив видеть
ваше сиятельство лично. Позвольте представиться: английский
моряк Фредрик Райленд.
   - Сэр Фредрик Райленд? Лорд Ченсфильд? Адмирал флота? -
спросил изумленный синьор. - Милорд, ваше блестящее знание моего
родного языка делает беседу с вами еще более отрадной. Я
непременно отложил бы сейчас мой отъезд, если бы не срочный
вызов к дожу. Умоляю вас оказать честь моему дому повторным
визитом. Простите мне прямой вопрос: где вы изволили
остановиться в нашем городе, лорд Ченсфильд?
   - В венецианской лагуне, ваше сиятельство.
   - Вы прибыли на корабле? Долго ли он останется в наших водах?
   - Это моя собственная убогая ладья, граф.
   - Уж не британская ли яхта "Южный Крест", что привела в
восхищение всех наших знатоков мореплавания?
   - Да, синьор, таково название моего суденышка.
   - О боже! Вы заставляете меня мучительно краснеть за этот
прием в вестибюле у запертых дверей! Умоляю вас, дорогой лорд,
распоряжайтесь этим домом, как своим собственным. Отец Фульвио,
я прошу вас остаться с милордом. Прошу вас, отец Фульвио,
задержите милорда хотя бы до моего возвращения. Увы, я уже
рискую опоздать!
   С этими словами старый вельможа сердечно пожал сухие пальцы
лорда-адмирала и в сопровождении верного слуги уселся в гондолу.
   - Отроду не видал более обязательного джентльмена! -
пробормотал рыжеусый спутник лорда-адмирала.
   Его преподобие Фульвио ди Граччиолани, мягко овладев рукою
гостя, повел его по анфиладе парадных залов. Заканчивая осмотр,
милорд остановился перед портретом покойной графини Беатрисы.
Британский гость пристальку канала. Гондольер перебрался на
корму и схватил весло, а слуга приподнял балдахин над низкой
кабиной гондолы.
   Старший из гостей, так неожиданно встретивших в вестибюле
самого владельца палаццо, учтиво поклонился и, слегка грассируя,
заговорил на чистом итальянском языке:
   - Еще в Англии я слышал о восхитительном собрании предметов
искусства в Мраморном дворце графов д'Эльяно и счастлив видеть
ваше сиятельство лично. Позвольте представиться: английский
моряк Фредрик Райленд.
   - Сэр Фредрик Райленд? Лорд Ченсфильд? Адмирал флота? -
спросил изумленный синьор. - Милорд, ваше блестящее знание моего
родного языка делает беседу с вами еще более отрадной. Я
непременно отложил бы сейчас мой отъезд, если бы не срочный
вызов к дожу. Умоляю вас оказать честь моему дому повторным
визитом. Простите мне прямой вопрос: где вы изволили
остановиться в нашем городе, лорд Ченсфильд?
   - В венецианской лагуне, ваше сиятельство.
   - Вы прибыли на корабле? Долго ли он останется в наших водах?
   - Это моя собственная убогая ладья, граф.
   - Уж не британская ли яхта "Южный Крест", что привела в
восхищение всех наших знатоков мореплавания?
   - Да, синьор, таково название моего суденышка.
   - О боже! Вы заставляете меня мучительно краснеть за этот
прием в вестибюле у запертых дверей! Умоляю вас, дорогой лорд,
распоряжайтесь этим домом, как своим собственным. Отец Фульвио,
я прошу вас остаться с милордом. Прошу вас, отец Фульвио,
задержите милорда хотя бы до моего возвращения. Увы, я уже
рискую опоздать!
   С этими словами старый вельможа сердечно пожал сухие пальцы
лорда-адмирала и в сопровождении верного слуги уселся в гондолу.
   - Отроду не видал более обязательного джентльмена! -
пробормотал рыжеусый спутник лорда-адмирала.
   Его преподобие Фульвио ди Граччиолани, мягко овладев рукою
гостя, повел его по анфиладе парадных залов. Заканчивая осмотр,
милорд остановился перед портретом покойной графини Беатрисы.
Британский гость пристальку канала. Гондольер перебрался на
корму и схватил весло, а слуга приподнял балдахин над низкой
кабиной гондолы.
   Старший из гостей, так неожиданно встретивших в вестибюле
самого владельца палаццо, учтиво поклонился и, слегка грассируя,
заговорил на чистом итальянском языке:
   - Еще в Англии я слышал о восхитительном собрании предметов
искусства в Мраморном дворце графов д'Эльяно и счастлив видеть
ваше сиятельство лично. Позвольте представиться: английский
моряк Фредрик Райленд.
   - Сэр Фредрик Райленд? Лорд Ченсфильд? Адмирал флота? -
спросил изумленный синьор. - Милорд, ваше блестящее знание моего
родного языка делает беседу с вами еще более отрадной. Я
непременно отложил бы сейчас мой отъезд, если бы не срочный
вызов к дожу. Умоляю вас оказать честь моему дому повторным
визитом. Простите мне прямой вопрос: где вы изволили
остановиться в нашем городе, лорд Ченсфильд?
   - В венецианской лагуне, ваше сиятельство.
   - Вы прибыли на корабле? Долго ли он останется в наших водах?
   - Это моя собственная убогая ладья, граф.
   - Уж не британская ли яхта "Южный Крест", что привела в
восхищение всех наших знатоков мореплавания?
   - Да, синьор, таково название моего суденышка.
   - О боже! Вы заставляете меня мучительно краснеть за этот
прием в вестибюле у запертых дверей! Умоляю вас, дорогой лорд,
распоряжайтесь этим домом, как своим собственным. Отец Фульвио,
я прошу вас остаться с милордом. Прошу вас, отец Фульвио,
задержите милорда хотя бы до моего возвращения. Увы, я уже
рискую опоздать!
   С этими словами старый вельможа сердечно пожал сухие пальцы
лорда-адмирала и в сопровождении верного слуги уселся в гондолу.
   - Отроду не видал более обязательного джентльмена! -
пробормотал рыжеусый спутник лорда-адмирала.
   Его преподобие Фульвио ди Граччиолани, мягко овладев рукою
гостя, повел его по анфиладе парадных залов. Заканчивая осмотр,
милорд остановился перед портретом покойной графини Беатрисы.
Британский гость пристально взглянул на ее сверкающие плечи, на
черные глаза, полные жизни и ума, отвернулся с безразличным
видом и вслед за патером проследовал своей хромающей походкой к
выходу из парадных залов. Отец Фульвио увлек милорда в один из
покоев второго этажа. У накрытого стола уже хлопотал молодой
проворный слуга. Усадив гостя за стол, иезуит незаметно снял с
указательного пальца перстень с агаговой печаткой. Уверенным
движением длинных белых пальцев он отвернул камень и нащупал под
ним крошечный тайничок...
   Слуга сервировал вина и стаканы. Два одинаковых резных бокала
из больших цельных кусков горного хрусталя привели гостя в
восхищение. Граф Ченсфильд поднял один из них и подержал его
против света. Искусный узор стоил венецианскому гранильщику
долгого, кропотливого труда! Патер Фульвио, не сводя с лица
гостя пристального взгляда, молниеносным движением наклонил над
вторым бокалом перстень; из него выпала прозрачная крупица.
   Струя столетнего вина, душистая и густая, наполнила оба сосуда
до краев.
   - Лафкадио, - сказал патер слуге, - отодвиньте этот поднос.
Пусть вино немного отстоится и осадок опустится на дно. Нас еще
не было на свете, милорд, - добавил он мечтательно, - когда
трудолюбивый виноградарь собрал сей благовонный сок и укрыл
бочонок в глубоком подвале... Сбор 1699 года! Я прошу вас,
синьор, осушить бокал и принять его в дар на память о посещении
нашего дома.
   Гость поклонился:
   - Мне приходится сожалеть, святой отец, что обязанности уже
зовут меня назад... С большой охотой я провел бы еще месяц на
Средиземном море, но, увы, во Франции якобинцы грозят трону
новыми потрясениями. Фландрия охвачена бунтом, и над отечеством
моим сгущаются тучи. Английскому воину пора вернуться к своему
боевому коню! Нынче я покидаю Венецию.
   - Но просьба графа, синьор? Он не простит мне поспешного
отъезда вашего лордства! Он, несомненно, пожелает сам показать
вам свой дом и собрание.
   - Я посредственный знаток искусства. Из всего собрания мне
запомнился только портрет графини д'Эльяно.
   - Вам известна ее судьба, синьор? - спросил иезуит вкрадчиво.
   - Я слышал о ней. Она была убита артисткой Франческой Молла.
Но смерть графини была не единственной жертвой...
   - Кого вы еще изволите иметь в виду, синьор?
   - Гибель сына артистки Молла, синьора Джакомо, презренного
пирата, который бесславно пал в морском сражении, можно сказать,
на моих глазах. Его историю я слышал... Вероятно, граф д'Эльяно
никогда не вспоминает о своем несчастном отпрыске?
   - Нет, граф долго разыскивал Джакомо Молла.
   Вот как? Известна ли ему плачевная участь сына?
   - Мы... скрываем от него истинную судьбу Джакомо Молла, дабы
уберечь сердце графа от потрясения.
   Монах взял с подноса свой бокал и, заглядывая гостю в глаза,
подвинул ему второй бокал. Голос его был ровен, в нем звучала
грусть.
   - Но граф Паоло еще не потерял надежды отыскать потомков
погибшего синьора Джакомо; их ожидало бы огромное наследство...
   У лорда Ченсфильда зажегся в глазах дьявольский зеленый огонь.
   - Ручаюсь вам, святой отец, что вы нигде в мире не сыщете
этих потомков! Джакомо Молла унес в свою могилу память о
сиротском приюте, куда граф д'Эльяно без колебаний позволил
поместить этого ребенка. Дальнейшая судьба Джакомо Молла после
этих трех злополучных лет была бурной, но он создал ее сам, без
от