корсар падал, уронил факел в воду, потерял лом.
Наклоняться и искать его нельзя было - вода уже доходила до
груди и ребенок на спине мог захлебнуться. Внезапно дно под
ногами исчезло.
   - Выше голову! - крикнул корсар мальчику, и звук его голоса
перекрыл шум воды.
   Бернардито поплыл. Скоро бешеный поток вынес его за последний
поворот. Наконец - карниз! Огромным усилием человек уперся
руками в нависший свод и опустился на колени, погрузившись по
горло в бурлящую воду... Из-под карниза дохнул на него свежий
ветер, напоенный запахами леса. Все вокруг заполнял шум
низвергавшегося в ущелье водопада.
   На мгновение Бернардито нырнул и, цепляясь руками за камни,
через секунду оказался по ту сторону карниза. Он взглянул вверх:
в прозрачной, уже светлой синеве неба мерцали гаснущие звезды.
   Старый корсар сорвал с плеч мешок и, схватив
полузадохнувшегося ребенка, принялся растирать его посинелую
кожу. Мальчик открыл черные глаза, чихнул и задышал глубоко и
часто... У Бернардито в глазах замелькали черные искры, и он
повалился рядом с ребенком.
   Очнулся он на выступе скалы, услышав отдаленный пушечный залп.
Солнце стояло высоко над вершинами гор. Было тепло. Чирикали
птицы. Откуда-то из-за леса доносился жалобный собачий лай.
Капитан приподнялся, погладил крепко спящего под ласкающим
солнышком ребенка и вдруг увидел слева, высоко над собою,
надпись, высеченную на голой скале огромными буквами:

                    КАПИТАН ХУАН МАРИЯ КАРЛОС ФЕРДИНАНД
                        БЕРНАРДИТО ЛУИС ЭЛЬ ГОРРА,
                       МАТРОС ПЕДРО ФИЛИППО ГОМЕЦ,
                     МЛАДЕНЕЦ ЧАРЛЬЗ ФРЕНСИС РАЙЛЕНД,
                             ВИКОНТ ЧЕНСФИЛЬД
                     ПОГИБЛИ ЗДЕСЬ 1 ЯНВАРЯ 1773 ГОДА.
                            REQUISCFT IN PACE.
                                ["Покойтесь с миром" (лат.)]

   Далеко в голубых водах океана, видимого на десятки миль
вокруг, Бернардито узнал "Орион". С наполненными парусами,
крошечный, как скорлупа грецкого ореха, корабль уже исчезал в
прозрачной утренней дымке.


   В первых числах февраля в порту Капштадт стал на якорь бриг
"Орион". Две шлюпки перевезли на берег какой-то тяжелый груз.
   Владельцем груза был рослый джентльмен с открытым загорелым
лицом. Он, не торгуясь, зафрахтовал половину небольшого судна,
уходившего в Америку, в Новый Орлеан, и через несколько дней
покинул на нем африканский порт. При отплытии зафрахтованного
судна провожать загорелого пассажира и его спутницу явились на
причал только первый помощник с "Ориона" лейтенант Уэнт и его
невеста мисс Мери Мортон. Они долго махали вслед уходившему
паруснику.
   На палубе вместе с рослым джентльменом стояла красивая молодая
леди с огромными лучистыми глазами. Молодые люди держали друг
друга за руки и глядели вслед чайкам, сопровождавшим маленький
корабль до открытого моря. Из прислуги только
француженка-горничная сопровождала свою госпожу.
   Бриг "Орион", пополнив запасы, двинулся дальше на север. В
марте он достиг Гибралтара и здесь, в водах Средиземного моря,
встал борт о борт с великолепным океанским крейсером
"Окрыленный". Ниже флагов Британии, развевавшихся на мачтах
обоих кораблей, капитаны "Ориона" и "Окрыленного", господа
Брентлей и Блеквуд, подняли вымпелы с гербом виконта Ченсфильда:
две линии на золотом щите, отдыхающий лев и голубая лента с
надписью: "Et pacem bellum finit" ["Мир венчает войну" (лат.)].
   Сам виконт, покинув свою каюту на "Орионе", посетил капитана
Блеквуда, после чего "Окрыленный" взял
курс к берегам Америки, а бриг "Орион" отбыл в Англию.
   По прошествии месяца после возвращения виконта в его родовое
гнездо юристы конторы "Томпсон и сын" окончательно оформили
развод виконта Райленда с его прежней женой, урожденной мисс
Гарди, которая вскоре, по слухам, вышла в Америке замуж за
какого-то виргинского эсквайра Альфреда Мюррея.
   Очень скоро, в чудесное июльское утро, пастор Томас Редлинг
обвенчал в бультонском соборе две четы.
   Сэр Фредрик Райленд, виконт Ченсфильд, сочетался браком со
своей соседкой по земельному владению, вдовствовавшей леди Эллен
Стенфорд, урожденной мисс Грэхэм. Офицер королевского флота
Эдуард Уэнт в то же утро обвенчался с дочерью управляющего
поместьем Ченсфильд мисс Мери Мортон.
   Вечером после венчания обе четы молодоженов отбывали в свои
свадебные путешествия, первая - в Скандинавию, вторая - во
Францию и Италию.
   За час до отъезда виконта в его кабинет вошел Антони, молодой
грум.
   Посмотрев прямо в глаза виконту, он сказал тихо и решительно:
   - Синьор, я не только верно служил вам... я... любил вас и
легко отдал бы за вас жизнь, не ведая, что вы - виновник
бесчестья и горя моей сестры Доротеи. Сегодня вместе с сестрой я
навсегда покидаю ваш кров и оставляю вас вашей совести. Прощайте!
   Коляска сэра Фредрика и леди Райленд уже стояла у подъезда.
Владелец выглянул в окно и увидел рядом с этой коляской убогую
повозку крестьянина-фермера. Антони вывел из дома свою сестру
Доротею, одетую в старенький дорожный плащ. Они сели в повозку,
и перед хозяином Ченсфильда в последний раз мелькнуло лицо,
похожее на грустные лики Мадонн с итальянских полотен.




               ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БРАТСТВО КАПИТАНА БЕРНАРДИТО


                    11. СКАЗКА ОБ ОДНОГЛАЗОМ ДЬЯВОЛЕ

   Годы протекли... Наливались вешними соками травы; отгорала
осенняя позолота листвы; птицы, как встарь, тянулись древними
караванными путями, чтобы на тихом севере за лето вырастить
птенцов, а осенью вернуться с ними к берегам теплых морей...
Океаны мерно дышали приливами и отливами, сотрясая штормами
земную твердь, и прибой превращал острые обломки скал в круглую,
обточенную гальку...
   ...Сальная свеча в корабельном фонаре, подвешенном к потолку,
освещала внутренность хижины и склоненную голову человека. Его
левая глазница была пустой, и черная повязка, снятая с лица,
лежала на краю стола. Рядом с ним, положив подбородок на руки,
сидел кудрявый мальчик. За маленьким оконцем, затянутым двумя
слоями овечьих пузырей, свистел ветер. Иногда он выдувал искры
из очага, и мальчик поправлял кочергою железный лист, служивший
вместо печной дверцы. Оба обитателя хижины молчали.
   Старший собирал из готовых, искусно сработанных частей маленький
арбалет [усовершенствованный лук, с ложей и прикладом;
в России назывался самострелом]. Он укрепил в конце ложи тугой, эластичный
лук и наладил тетиву, сплетенную из ножных жил горного козла. Десяток
оперенных стрел с железными наконечниками был уже заготовлен в
небольшом колчане, который лежал на краю стола.
   Натянув крошечной самодельной лебедкой тетиву арбалета,
человек закрепил вложенную в желоб стрелу и вручил оружие
мальчику. Взглядом старший указал мальчику на дощечку, прибитую
к стене. Взрослый и ребенок понимали друг друга без слов.
   Мальчик приложил арбалет к плечу и долго целился в дощечку.
Взрослый поправил левую руку мальчика, чтобы ее не поранила
спущенная тетива. Через мгновение почти одновременно раздались -
струнный звук тетивы, короткий свист, глухой удар и треск
расколотой пополам дощечки.
   - Молодец! - сказал старший и осторожно вытащил стрелу,
засевшую в дереве стены.
   Мальчик, лишь только первое слово было сказано, заговорил
торопливо и оживленно, словно внезапно избавившись от тягостной
немоты:
   - Дядя Тобби, мы с тобой сегодня играем в молчанку с самого
обеда. Я не очень люблю эту игру...
   - Это очень важная игра, Ли, - отвечал старший, - и ты должен
полюбить ее. На охоте и на войне часто приходится молчать. Там
нельзя долго объяснять, а иногда и совсем нельзя разговаривать.
Если хочешь стать охотником и воином, ты должен научиться
понимать меня молча и делать все по одному моему взгляду.
Сегодня я очень доволен тобою, маленький Ли.
   - Значит, мы посмотрим нашу книгу?
   - Нет, книгу ты почитаешь мне вслух завтра. Ты ведь читаешь
уже быстрее меня.
   - Дядя Тобби, тогда расскажи сказку про Одноглазого Дьявола!
   - Это очень страшная сказка, мальчик. Ее нехорошо
рассказывать к ночи.
   - Совсем не страшная, дядя! Я теперь совсем не боюсь
Одноглазого Дьявола. Если бы он даже пришел к нам, я бы не
испугался... Ведь ты-то его не боишься, а, дядя?
   - Ну, меня он, пожалуй, не тронул бы... Хорошо, Ли, расскажу
после ужина.
   Взрослый надел черную повязку, скрывшую его левый глаз, и
зажег сальную свечу, вставленную в самодельный подсвечник из
морских раковин. Он оставил ее мальчику, а сам, взяв фонарь и
перекинув через плечо двуствольный штуцер, вышел из хижины. На
дворе была тьма, гнулись и шумели деревья. Сквозь шум ветра
охотник различил грохот морского прибоя у скалистого побережья
острова. Океан ревел. Осенняя туча прятала звезды одну за другой.
   - Нынче двадцать девятое мая; по-здешнему - осень, а дома у
нас уже отцвели апельсины, - пробормотал островитянин. -
Подходящий день выбрал Чарли, чтобы поговорить об Одноглазом
Дьяволе! В Европе, верно, уже начинают забывать могилу на
острове... Ничего, кое-кто в Англии еще порадуется воскрешению
старого Бернардито!
   Во дворе загремела цепь, и серая тень метнулась вдоль
частокола.
   - Цыц, Каррамба! - прикрикнул хозяин на хромую волчицу,
выскочившую из двухметровой узкой норы.
   Вход в эту нору был прикрыт маленьким навесом, чтобы ее не
заливало дождем, а на дне лежала куча ветоши и сена.
   Рожденная в прибалтийских лесах, Каррамба некогда была
привезена в Англию из Риги: Джеффри Мак-Райль, покупавший лес
для "Северобританской компании", прислал волчонка в подарок
маленькому Чарли в Ченсфильд. Затем волчонок совершил еще одно
морское плавание: для развлечения мальчика в пути забавного
волчонка взяли на "Орион". После обвала пещеры и выздоровления
лжевиконта доктор Грейсвелл велел убрать на корабле все, что
могло напоминать отцу о его свежей потере. Из кают-компании был
унесен высокий стульчик мальчика, а клетку с волчонком сам
доктор вытащил на берег и дал маленькой пленнице свободу. Очень
скоро зверь угодил в одну из ловушек, расставленных
островитянами, и с поврежденной лапой был водворен в хижину, к
неописуемой радости Чарльза. Теперь это была уже шестилетняя
очень крупная, злая волчица, коротавшая свой век на цепи.
   Бернардито вошел в хлев и пересчитал прирученных диких коз,
лежавших на подстилке. Ручной журавль, несколько гусей и уток с
подстриженными крыльями и полдюжины зайцев в низкой деревянной
клетке встрепенулись при свете фонаря. Под крышей зашевелились и
заворковали голуби. Большая черная собака выбралась из конуры у
входа в хлев.
   - Не спишь, Нерон? - сказал человек. - Посиди на привязи,
пока не отучишься без толку гонять дичь по острову.
   Бернардито запер хлев на щеколду и толкнул низенькую дверцу в
соседнее строение. Крыша его была на полфута покрыта землей и
обложена дерном, разросшимся так густо, что строение возвышалось
среди двора, как небольшой зеленый холмик. Здесь у островитян
хранились припасы. Бернардито взял головку сыра, копченую рыбу и
деревянную бадейку, полную козьего молока... Когда он вернулся в
хижину, мальчик уже повесил на место все инструменты и жег мусор
в огне очага. Оба умылись из рукомойника на стене и сели за
чисто выскобленный дубовый стол.
   Скороговоркой мальчик проговорил молитву и подождал, пока
старший не переломит пресную лепешку. Только после этого и он
принялся за еду. Старший кивнул на рваную подстилку близ порога:
   - Где Карнеро? Я целый вечер не вижу его. Покличь его, Ли, и
покорми. Завтра попробуй сходить на озеро с твоим арбалетом и
возьми Карнеро с собой. Может быть, подстрелишь утку.
   Мальчик вышел в сени и звонко закричал во всю силу своих
маленьких легких:
   - Карнеро! Остроухий! - Его детский голосок еле пробивался
сквозь ветер и лесной шум.
   Из дверей выглянул Бернардито.
   - Фью, фью, фью! - тоненько свистел мальчик.
   Небо из черного становилось грязновато-серым, мглистым и
низким. Месяц вставал над лесом, и освещенный им край тучи
клубился.
   Бернардито вложил в рот два пальца. Мальчик съежился, зажал
уши: пронзительный звук, казалось, отозвался во всех уголках
острова. Что-то грозное чудилось в этом переливчатом, поистине
разбойничьем посвисте.
   Неподалеку послышалось хриплое урчанье, и сквозь лазейку в
дощатых воротах вползло во двор крупное животное, держа что-то в
зубах. Зверь шмыгнул мимо охотников прямо в хижину. Это была
очень большая собака с недлинной лоснящейся шерстью, отливающей
матовым блеском.
   Происхождением своим Карнеро был обязан легкомыслию
корабельного пса Нерона, который решил совершить прогулку по
острову за несколько часов до отплытия "Ориона". Он отстал от
последней шлюпки и не вернулся на бриг. Найдя приют у
островитян, Нерон впоследствии подружился с пленной волчицей
Каррамбой, и она подарила жителям хижины остроухого щенка. Его
кличка была составлена из начальных слогов имен матери и отца.
   Издали Карнеро можно было принять за большого волка. Над
лобастым черепом торчали чутко настороженные уши; пушистый
светло-серый подшерсток на могучей груди животного был сейчас
испачкан кровью. Когда мальчик вошел в хижину, зверь положил к
его ногам козленка. Широко раздвинув громадные лапы, собака
стояла над поверженной жертвой с видом победоносного боксера на
ринге.
   - Накорми его хорошенько, Чарли, не пожалей для него лучшего
куска! - воскликнул Бернардито. - Если он делится с друзьями и
не таит добычи для себя одного - значит, друзья могут на него
положиться.
   Позаботившись о собаке, мальчик разделся и забрался под
шерстяное одеяло. Бернардито задул свечу в фонаре, присел к
очагу и раскурил трубку. Отблеск огня ложился на поседелые
волосы и загорелое лицо капитана с сеткой морщин у глаз,
удлиненным носом и жестким подбородком. Открытый ворот и
закатанные рукава рубахи обнажали бронзовую грудь и столь ясно
очерченную мускулатуру, будто над нею весь свой век трудился
терпеливый скульптор.
   Кроме левого глаза, потерянного в юности, Бернардито не
лишился ни зуба, ни даже волоса и никогда не знал болезней,
исключая тропической лихорадки, свалившей его на "Черной
стреле". Шесть ран оставили рубцы на теле капитана, но еще ни
один медик не приближался к его ложу.
   Выпустив из трубки облако дыма, Бернардито следил, как оно
нитями уходило в топку.
   - Теперь слушай обещанную сказку, Ли, - сказал он. - Вот
однажды плыл Одноглазый Дьявол на своем черном корабле. Вдруг
увидел он на берегу одного залива
в Тирренском море высокую скалу, а на ней - трех человек с
дымящимися ружьями. Целая рота королевских егерей окружала
скалу, и плохо пришлось бы этим трем...
   - Нет, нет, дядя Тобби, так не годится рассказывать! -
запротестовал мальчик. - Так неинтересно, давай сначала!
   - Ли, да ведь ты уже слышал начало этой сказки!
   - Все равно, рассказывай сперва про Испанию.
   - Ну ладно, Ли, слушай мою сказку с самого начала.


   ...Жил-был в Каталонии один молодой бедный идальго
[в средние века мелкопоместное испанское
рыцарство, позднее - мелкое обедневшее дворянство]. Звали его
дон Бернардито Луис эль Горра. В Испании родители любят давать
своим детям очень длинные имена, полагая, что этим у их ребенка
увеличится количество покровителей среди святых. Поэтому полное
имя, полученное им при крещении, звучало, коли хочешь знать,
так: дон Хуан Мария Карлос Фердинанд Гонзальво Доминик.
   - Дядя Тобби! - раздался из темноты голосок мальчика. -
Расскажи, почему дон Сальватор боялся отца Бернардито? Ты ведь
никогда не говорил мне про это!
   - Нелегко тебе будет понять эту причину, маленький Ли, да уж
попробую растолковать как умею...
   Трудными были те годы для народа Испании... Когда отец
Бернардито был еще молод, умер жестокий старый король. Звали его
Карл Второй, и был он угрюм, зол, невежествен и ребячлив:
любимым его занятием была игра в бирюльки! И когда закрылись
навсегда его завистливые очи, в стране начался раздор: на
испанский престол оказалось сразу два претендента, потому что
старый король не оставил наследника. Между обоими претендентами
завязалась жестокая война. Один из них был француз герцог Филипп
Анжуйский, а другой - проклятый немец Карл из семьи австрийских
Габсбургов. Войну эту так и называли - войной за испанское
наследство. За Филиппа стояли французы, за Карла - англичане и
голландцы. А честным испанцам, по совести, не нравился ни тот,
ни другой.
   Иноземцы наводнили и без того нищую, разоренную страну.
Военное счастье клонилось то в одну, то в другую сторону. То
войска Карла захватывали Мадрид и Филиппу приходилось отступать,
то одолевал Филипп и туго приходилось Карлу. Участвовал в этой
войне и отец Бернардито, который командовал ротой испанской
пехоты, воевавшей за Филиппа Анжуйского: испанские вельможи
говорили, что Карл Второй завещал свой престол ему. Но как
только этот "законный" претендент занял провинцию Арагон, он
сразу лишил ее народ старинных вольностей. Отец Бернардито
услышал об этом с большим негодованием. Когда же новый король
заявил, что "Пиренеев больше нет", и подчинил страну
иноземцам-французам, отец Бернардито подал в отставку и
отказался от королевского жалованья... Ты не спишь еще, мальчик?
   - Да нет, дядя Тобби, конечно, нет!
   - Так вот, перед своим уходом в отставку отец Бернардито
служил в полку дона Сальватора. Этот сиятельный гранд значился
командиром полка, но военные дела он доверял другим, сам же
занимался иными вещами... Однажды ночью, когда войска Карла
снова перешли в наступление и королю Филиппу грозил разгром, дон
Сальватор послал секретного гонца в лагерь противника, предлагая
Карлу свою службу и весь свой полк.
   Синьор Луис эль Горра, отец Бернардито, как раз выехал в
ночной дозор и заметил подозрительного всадника. Он нагнал гонца
дона Сальватора и захватил секретный пакет с предложением
предательства...
   - Дядя, что же ты замолчал? Предателя, наверно, хорошенько
наказали, да?
   Рассказчик вздохнул и ответил не сразу:
   - Видишь ли, мой Чарли, к этому времени отец Бернардито уже
хорошо понял, что бедному человеку решительно все равно, кто из
двух королей будет сидеть на троне, тем более что иноземцами
были они оба. Филипп, под чьими знаменами сражался отец
Бернардито, уже успел показать в Арагоне, как он считается с
испанскими вольностями... Но, конечно, как человек честный, отец
Бернардито возмутился тайной изменой. Он понес письмо в штаб,
потребовал созвать всех офицеров полка и устроить над
командиром-изменником скорый военный суд чести. Однако дон
Сальватор был начеку и успел принять свои меры. Действовал он,
конечно, не один, и его продажные сообщники по тайному сговору
напали на честного идальго. Кое-как отец Бернардито отбился от
них, был тяжело ранен, с трудом спасся с помощью верного солдата
и даже сохранил при себе опасное письмо. Еле живым он добрался
до дому и здесь надолго слег в постель от тяжких ран.
   Когда он поправился, то узнал, что война кончилась, а дон
Сальватор Морильо дель Портес уже вошел в милость к новому
королю, Филиппу Пятому, тому самому, кому гранд столь коварно
изменил было в тяжелую для короля минуту! Отец Бернардито был
беден, разбит болезнью и глубоко разочарован в новом монархе. Он
получил известие, что отставка его принята, и с равнодушием
отнесся к слухам о придворных успехах своего вероломного
командира; понимая, что попытка позднего разоблачения не сулит
уже никакого успеха, он отказался от нее, но отклонял и
поползновения дона Сальватора к примирению. Дон Сальватор же без
труда убедил короля, будто честный идальго - человек опасных,
мятежных мыслей, и бросил службу из ненависти к королю-иноземцу.
   Так минуло много лет. Родились и выросли Бернардито и Долорес,
и пришло время их отцу умирать. Сам синьор Бернардито был в эту
весну на корабле дона Рамона, в морском походе. Старик скончался
на руках у жены и дочери. Перед кончиной он исповедовался в
грехах и просил бога отпустить ему давнее прегрешен