Иензен вышел на палубу. Неожиданно все сидящие в каюте
услышали с палубы радостный собачий лай и возгласы Иензена:
   - Нерон, Нерон!
   Черная собака неизвестных островитян визжала и ласкалась к
датчанину.
   - Да это же наш старый Нерон, пес с "Ориона"! Он потерялся
тогда, во время раскопок. Нерон, собачий сын, значит, ты стал
островитянином! И звери тебя не сожрали!
   - Мистер Хетчинсон и мистер О'Хири, - сказал Броун, - полагаю,
что эта покинутая хижина подойдет вам под жилье. На "Глории"
будет слишком тесно для всех нас.
   В полной тишине, под мерцающими звездами, двигалась вверх по
ущелью небольшая группа путников. Впереди бежала собака. За нею
шел Антони Ченни, ощупывая дорогу палкой. Капитан Бернардито нес
бесчувственную женщину на руках. Шесть голых негров замыкали
шествие.
   - Вы хорошо запомнили этот путь по ущелью, Антони, - заметил
Бернардито.
   - Еще бы, синьор, мы с мистером Фредом каждый день ходили
этой тропой на раскопки вашей пещеры. Кажется, все это было так
недавно, а ведь прошло уже почти шесть лет... Скажите мне,
синьор, Чарли еще помнит свою мать?
   - Антони, прошлое он забыл. Ребенок не помнит отца. А смутное
представление о матери я создал заново в его детском уме. Я
сохранил в его памяти облик "кормилицы Доротеи" и приучил
мальчика связывать его с понятием "мама". Я давно задумал
вернуть мальчишке мать, если только вырвусь отсюда живым... Но
при одном условии: не открывать Грелли тайну спасения ребенка.
Этот мальчик послан мне самой судьбой для свершения давнишней
цели. Мать - не помеха мне, если она не откроется перед
Леопардом.
   Они молча стали взбираться по каменистой лесной тропе. Низко
над ущельем висел ущербный месяц. Скоро лес кончился. Горный луг
с высокими травами темнел справа. Далеко внизу, отражаясь в
водах бухты, мерцали огни "Глории". Бернардито присел со своей
ношей на ствол поваленного дерева. Голова женщины лежала у него
на плече.
   - Зачерпните воды из источника, нужно привести вашу сестру в
чувство. Она совсем обессилела: какой глубокий, долгий обморок!
   Доротея открыла глаза, увидела звезды, мрак и склоненные
головы Антони и Бернардито. Как только сознание вернулось к ней,
она вцепилась в поддерживающие ее руки. С губ ее стали срываться
бессвязные слова, глухие, как стон:
   - Куда вы привели меня? Вы все меня опять обманываете. Его
нет! Скажите правду: жив мой мальчик? Где Чарли?
   Бернардито снова поднял женщину. Теперь она билась и дрожала в
его руках.
   - Успокойтесь, синьора Доротея! - Волнение женщины смутило
Бернардито. Даже ближайшие друзья сейчас не узнали бы голоса
своего сурового капитана. - Еще несколько минут - и вы увидите
своего мальчика, подросшего и здорового. Маленькое путешествие
под землей - и мы будем дома. Ваш мальчик стал мне вместо
собственного сына. Ведь у меня никогда не было детей, синьора!
   Шедший впереди Антони резко остановился.
   - Стойте! - воскликнул он. - Дороти, синьор капитан не
знает, что у него вырос сын!
   Бернардито от неожиданности споткнулся и чуть не уронил свою
ношу.
   - О чем говорит ваш брат, синьора? Что означают ваши слова,
Антони?
   - Капитан, может быть, я напрасно заговорил об этом в такую
минуту, но мне в точности известно, что в Пирее живет ваша мать,
синьора Эстрелла Луис, со своим внуком Диего Луисом эль Горра.
Ему сейчас... постойте... десять лет. Он родился в Пирее, осенью
1768 года. Его мать... вот горе! Память мне изменяет... Какое-то
звучное греческое имя... Ее звали...
   - Зоэ... - подсказал Бернардито.
   - Да, да, Зоэ! Ее уже нет в живых, капитан... Она спит на
греческом кладбище в Афинах. Зоэ умерла во время родов вашего
сына, маленького Диего, когда вы были уже на этом острове. Донье
Эстрелле давно дали знать о вашей гибели, но она не верит, ждет
вас и рассказывает маленькому Диего историю ваших старых
подвигов. Все это я узнал в Ливорно летом семьдесят четвертого
года. Даже адрес синьоры Эстреллы мне запомнился: Пирей,
Афинская дорога, предместье, дом купца Каридаса.
   - Купца Каридаса? Георгия? Моего марсового с "Жемчужины"?
Когда-то я подарил ему старую шхуну "Светозарная". Уж не тот ли
это Каридас?
   - Капитан! Все, что я сейчас рассказал, я услышал в Ливорно
от юнги шхуны "Светозарная" Томаса Бингля. Этот паренек - друг
вашего маленького сына. Донья Эстрелла рассказывает обоим
мальчикам про капитана Бернардито.
   - Диего Луис эль Горра! - медленно произнес старый корсар,
вслушиваясь в эти слова. - Сын моей Зоэ! Мы расстались с ней в
декабре 1767 года... Небо! Ты щедрее на милости, чем я мог
ожидать! Какими горами сокровищ я должен отплатить тебе за эту
весть, юноша?.. Не бойтесь, синьора, это не пропасть, а всего
лишь вход в потайную пещеру. Держитесь за мою шею, я понесу вас
руслом подземного ручья. Здесь темно, как в склепе, но дальше,
за поворотом, горит факел.
   Голос Бернардито уже раскатывался под сводами тоннеля. Негры,
один за другим, с опаской ныряли в черный зев подземелья.
   Корабельный фонарь освещал своды тайника. Глубокое безмолвие
царило в подземных коридорах и тоннеле. Лишь поток слабо журчал
на самом дне. Пролом в стене, некогда вырубленный капитаном
Бернардито, был изнутри завешен волчьей шкурой.
   Мальчик вслушивался в гулкую тишину подземелья. В тайнике было
светло и тепло. Бернардито давно приготовил это тайное убежище
на случай внезапной высадки врагов. Стены и пол пещеры устилали
звериные шкуры. Связка одеял лежала в углу. В очаге, выложенном
из камней, тлели древесные угли, и еле уловимый дымок уплывал в
тоннель и подземные ходы. Запас угля и сухого, как порох,
хвороста был сложен в углу. Над огнем кипел в котелке отвар из
сушеных ароматных трав; напиток этот заменял островитянам кофе и
чай. Продовольствие помещалось в нишах, вырубленных в слоистом
шифере стен. Тут же находилось оружие, перенесенное из хижины.
   Одиночество сегодня особенно тяготило мальчика. Трудно было
лежать здесь, на шкуре, одному, когда на острове творятся такие
важные дела... Мальчик поднялся со своего ложа, подошел к
пролому и отогнул край завесы. Свет упал на противоположную
стену и озарил дно тоннеля. Последние летние месяцы выдались
жаркими, дождей выпало немного; ручей в тоннеле почти пересох, и
весь подземный путь до тайника был сейчас нетрудным.
   Вдалеке послышался шорох, затем человеческие голоса,
измененные эхом. Длинная тень метнулась по дну тоннеля, и по
знакомому урчанию мальчик узнал свою собаку.
   Красноватый отблеск мелькнул из-за поворота, и голоса стали
ближе. Наконец в тоннеле показались люди. Их было много!
Чернобородый человек, обнаженный до пояса, нес факел. Он
заслонял высокую фигуру дяди Тобби, который держал на руках
чье-то тело, завернутое в старый плащ. Позади гуськом
пробирались голые люди, черные, как уголь. Мальчик откинул
волчью шкуру и торопливо спустил из пролома легкую бамбуковую
лесенку. В два прыжка Карнеро очутился в тайнике, завертелся
около мальчика, взвизгивая и норовя лизнуть его в лицо. Но
сейчас мальчику было не до остроухого! Дядя Тобби, покидая
тайник, чтобы отправиться за спасенными, говорил странным
голосом совсем странные вещи. Он откинул со лба мальчика прядь
волос, посмотрел ему в глаза и спросил:
   - Сынок, хочешь уйти с этого острова и увидеть большие
города и дальние страны?
   - Я хочу увидеть их вместе с тобой, дядя Тобби. Ты ведь не
отдашь меня тем чужим людям, что приплыли на кораблях?
   - Не говори вздора, мой синьорито. Легче мне потерять
последний глаз, чем лишиться тебя. Но скажи, если бы твоя мать
прислала за тобой, ты обрадовался бы?
   - Мама? Значит, это она прислала корабли? О, дядя Тобби, я
хочу скорее увидеть ее! И мы всегда будем вместе, с матерью и с
тобой! Правда, дядя Тобби?
   Бернардито крепко прижал мальчика к груди:
   - Оставайся с богом, мой синьорито, держи лестницу наготове и
жди меня. Я приду не один и принесу тебе большую радость!
   С такими словами дядя Тобби ушел. А теперь Карнеро мешал
мальчику приготовиться к важной встрече.
   Внезапно ребенок вздрогнул. Всего несколько слов донеслось из
тоннеля, но одно из них вызвало смятение в самой глубине
детского сердца. Произнес его дядя Тобби. Это было имя, уже
полузабытое...
   - Дороти, мы постоим здесь. Подымитесь к нему, он ждет!
   Мальчик стоял посреди пещеры. На нем была белая курточка из козьей
шкурки и короткие штаны. Темные локоны падали на плечи, загорелые щеки
порозовели от волнения. Вдруг волчья шкура над входом резко отлетела в
сторону. Женщина с горящими глазами упала рядом с ним на колени. Теплые
ладони сжали лицо мальчика. Он ощутил прикосновение горячих мокрых щек,
залитых слезами. Высвободив руку, мальчик смущенно и неловко тронул
пушистые волосы женщины, чуть отстранился от заплаканного лица и, заглянув
в самую глубину близких, безумно счастливых глаз, впервые в жизни
задыхающимся шепотом произнес:
   - Мама!


   На рассвете следующего дня Бернардито, Антони и старший из
беглецов-негров, чернокожий исполин Нгуру, осторожно подкрались
к берегу бухты. Густолиственная, сплошная чаща зарослей скрывала
их от стражи работорговцев.
   Глазам разведчиков представилось малопривлекательное зрелище
невольничьего лагеря. Среди кустарников и мелколесья,
прилегающего к береговой полосе бухты, была расчищена большая
площадка. Сотни две женщин возводили частокол из жердей и бревен
с обожженными, заостренными концами. На двух противоположных
углах этой площадки возвышались уродливые сооружения на длинных
столбах. Это были наблюдательные вышки для стражи - первые
образцы европейской архитектуры, воздвигнутые колонизаторами на
новой земле. Стражи, по двое на каждой вышке, расположились под
пальмовыми листьями навесов и положили на плетеные перила
длинные ружейные стволы. Первые форпосты цивилизации на острове
Райленда были созданы!
   Возле двухстворчатых ворот уже стояла будка, сплетенная из
прутьев и веток и похожы на высокую корзину. В ней укрылись еще
два вооруженных матроса. Изгородь вокруг лагеря еще не была
закончена, и десятка два матросов окружало площадку, дабы
кому-нибудь из негров не взбрело в голову поискать себе на
острове другое пристанище. Пять больших хижин быстро вырастали
на огражденном пространстве. Черные чугунные котлы висели на
длинном бревне над пылающим костром. Несколько черных женщин
занимались стряпней под надзором корабельного кока "Доротеи",
явно сконфуженного подобными обязанностями.
   Поодаль, на левобережье бухты, то и дело мелькали верхушки
падающих деревьев. Здесь тоже расчищали площадь под строения и
поля будущей плантации.
   Разведчики, затаившись в кроне высокого дерева, видели, как
мистер Хетчинсон повел большую группу невольников к месту
крушения своего корабля, для спасения остатков груза. На опушке
леса отряд негров был занят распиловкой бревен. Солнце нещадно
жгло лоснящиеся от пота черные спины пильщиков. Одни стояли на
помосте, другие - внизу, на земле. Мерно сгибались туловища.
Вверх - вниз, вверх - вниз сновали маховые пилы, вгрызаясь
стальными зубьями в толстые бревна. Уже два больших штабеля
свежих досок лежали по обе стороны помо-###
   Вероятно, это остатки экипажа какого-нибудь судна. Мне не
нравится их поведение, черт бы их побрал!
   - Что вы предлагаете? - спросил Хетчинсон.
   - Десять поисковых партий обшарят сегодня ночью каждый кустик
на острове. Вы, Иензен, с вашими людьми обыщите ущелье. Собака
островитян поможет вам...
   Голоса работорговцев стихли. Бернардито и его спутники еще
несколько минут с большой осторожностью крались вслед за ними,
но те подошли к хижине и шумно ввалились в нее. Разведчики
свернули в лесную чащу.
   - Наш Нерон может оказать нам сегодня плохую услугу, -
проговорил Бернардито. - Бестолковый пес вчера улизнул от Чарли
и, оказывается, попал к этому горилле Иензену. Расскажите мне,
Антонио, кто он, этот датчанин? Я его видел еще на шлюпке с
"Ориона". Язык у него неповоротлив, но кулаки - с доброе
пушечное ядро!
   Десять матросов во главе с Оге Иензеном шли вверх по ущелью.
Иензен держал на сворке черного пса и тихонько с ним
разговаривал, будто с добрым старым знакомым:
   - Веди нас, Нерон, веди... На "Орионе" ты был очень вороват,
мой друг, и таскал у матросов сыр... О, я узнаю это место!
Где-то здесь находится одна могила...
   - Что вы там бормочете, Иензен? - недовольно осведомился один
из матросов. - Какую могилу вы поминаете?
   - Я говорю: здесь недалеко могила одноглазого Бернардито...
   - Что? Стой, ребята! Если вам, мистер Иензен, охота ломать
себе шею, тогда лезьте за этим проклятым черным псом, а я не
сумасшедший, чтобы ночью идти к могиле Бернардито.
   - Мертвые не мстят, - успокоительно сказал Иензен.
   - Дух Бернардито не потерпит ночных гостей. Глядите, Иензен,
пес скалит зубы! Он ухмыляется! Разрази меня гром, если он не
ухмыляется! Провалиться мне на месте, если его не подослал к нам
сам мертвый Бернардито! Видите, какой он черный? Клянусь рогами
сатаны, это оборотень! Бросьте эту собаку, Иензен, пусть она
бежит к дьяволу! Пока не поздно, нужно поворачивать оглобли, а
то как бы наши кости не загремели на дне этой кручи.
   Красный серп месяца выглянул из-за гребня. Мысли Иензена туго
ворочались в мозгу. Ему тоже не слишком нравился путь, по
которому черный пес повел группу. Могила Бернардито наводила
страх и на его суеверную душу... Ведь всего четыре года назад
он, Иензен, целился в мальчика на корме лодки... Не вернуться ли
на освещенную "Глорию", чтобы разогнать страх глотком рома? Но
куда так рвется собака? Она визжит и порывается вверх, откуда по
камням струится ручеек на дно ущелья. Кстати, хорошо бы
освежиться глотком студеной воды... Где она, в самом деле, эта
проклятая могила? В этой темени ничего не разберешь.
   - Тише! - шепотом произнес другой матрос. - Мне почудилось
урчанье собаки. Бабы вы, а не моряки! Бьюсь об заклад, что
черный пес привел нас сюда недаром. К черту ваши страхи! Здесь
кто-то прячется. Это либо негры, либо островитяне.
   Иензен колебался. Желание привести в лагерь беглецов боролось
в нем с нечистой совестью. Наконец он победил страх.
   - Оставайтесь на месте, приготовьте оружие... Ты, Длинный
Энди, пойдешь со мной, - сказал он решительному матросу. -
Посмотрим, куда так рвется пес.
   Собака, чуть не вырывая сворку из чугунного кулака Оге,
бросилась вверх по склону. Иензен размотал цепочку своей гирьки
и приготовил пистолет.
   Ярдов сто Оге и матрос прошли руслом ручья. Вот наконец
какой-то уступ на склоне. Ручей отсюда срывается вниз. Вот и
край уступа.
   Пес еще сильнее потянул сворку, порываясь под низко нависший
камень, из-под которого бежал ручеек.
   - Вероятно, беглецы прятались на этом уступе, - шепнул
длинный Энди.
   Месяц уже потерял красный оттенок и освещал все вокруг
мертвенным сиянием. Иензен узнал зловещее место: вон, левее,
высится скала, где виконт некогда приказал выбить поминальную
надпись. У подножия этой скалы насыпан могильный холм...
   - Энди, мы пришли к могиле Бернардито!..
   Решительный Энди остановился в раздумье. Черная собака
продолжала соваться под камень.
   - Нет ли здесь какой-нибудь пещеры? Надо позвать остальных,
Оге.
   В этот миг что-то большое, быстрое, как ночная птица,
выскочило из-под нависшего камня. Иензен от неожиданности присел
посреди площадки и выпустил сворку из рук. Черный пес юркнул под
камень. Длинный Энди стоял на краю уступа, и серая тень
метнулась прямо к нему. Вскрикнув, он исчез за краем площадки.
Иензен в ужасе глянул вниз. Оттуда доносилось хриплое урчанье.
На глубине двух-трех ярдов там чернело тело Энди, его терзал
какой-то громадный черный зверь.
   Перекладывая пистолет в правую руку, Иензен оглянулся на
могилу и... обмер: в свете ущербной луны он увидел белый
призрак. Он медленно наступал с протянутой вперед рукой.
Датчанин сделал шаг назад, оступился и, неуклюже взмахнув
руками, полетел с откоса прямо на гладкие валуны...
   ...Иензен еще дышал, когда несколько рук подняли его с камней.
У него был сломан позвоночник и разбита голова. Бернардито
приказал отнести его в тоннель. Очнувшись, датчанин увидел
темный свод каменного склепа, озаренного погребальным факелом.
На фоне серой стены он различил неподвижную фигуру в белом.
Прямо в глаза Иензена со злобой уставилось горящее око мертвеца
Бернардито...
   Иензен застонал и пошевелился, отстраняя от себя видение, но
металлический голос, гулко раскатываясь под сводами, спросил:
   - Зачем ты потревожил мой покой, Оге Иензен?
   Запекшимися губами Иензен прошептал:
   - Во всем виноват Каррачиола. Это он заставил меня стрелять в
твоего сына, Бернардито. Ох, я умираю! Не подходи, не
приближайся ко мне!
   Призрак у стены вздрогнул; голос его осекся и захрипел:
   - Вы с Каррачиолой убили моего сына?
   - Нет, призрак, он, кажется, остался жив. А вот я умираю...
Твой дух может успокоиться. Уходи, скройся от меня.
   - Где это случилось? Где вы охотились за моим сыном,
проклятые?
   - В Пирее, ох, в Малой бухте... Говорю тебе, виноват
Каррачиола...
   - Издыхай, детоубийца! - грозно произнес призрак, отделяясь
от стены.
   Датчанин содрогнулся и затих. Бернардито еще долго тряс
безжизненные плечи, но даже сам великий инквизитор Торквемада
ничего не смог бы добиться от Иензена. Работорговец был мертв.
   Тем временем Нгуру с четырьмя воинами и страшным Карнеро,
похожим на злобного демона, бесшумно обошел с тыла площадку на
дне ущелья, где притаились в ожидании остальные каратели.
Нападение было внезапным и стремительным. Ножи чернокожих
мстителей и клыки Карнеро покончили с отрядом, даже не
потревожив тишины ущелья. Бернардито, уже снявший с плеч свой
"саван", застал на площадке девять разбросанных тел. Он приказал
присоединить к ним тела Иензена и Длинного Энди и перенести все
трупы к подножию скалы с поминальной надписью. Здесь, у своего
собственного могильного камня, Бернардито с помощью черного
охотника Нгуру принялся рассаживать одиннадцать мертвецов вокруг
надгробной плиты...
   Осмотрев площадку с могильным холмом и живописные позы
неподвижных гостей, Бернардито тихо увел черных воинов под своды
своего подземного убежища.


   Рассвет еще не наступал и невольники в лагере еще лежали в
тяжелом сне, когда две темные тени спустились с дерева на
левобережную строительную площадку. Изломанный кустарник и
вывороченные пни, обрывки лиан и груды сучьев загромождали всю
площадь поваленного леса. На отлогом каменистом склоне
громоздились кучи земли и камней: накануне здесь начали
выравнивать землю под постройку главного дома плантации.
   Одна из черных теней, прокравшихся на площадку, торопливо
юркнула под груду сваленных сучьев. Второй человек осмотрел
место, где укрылся смельчак, поправил над ним ветки и прошептал
на языке киши-конго:
   - Будь осторожен и не шевелись, Тоопи. Если тебя заметят, все
пропало.
   - Уходи, масса Анту, я буду тих, как рыба, - прошелестел ответ
из-под веток.
   Антони Ченни бесшумно покинул площадку и взобрался на одно из
ближайших деревьев. Здесь он скрылся среди густой листвы и
неподвижно замер в воздушном убежище, поднятом на высоту
двенадцати ярдов.
   Тем временем в лагере уже запылали костры под котлами,
захлопали ременные бичи, и две шлюпки с "Глории" высадили на
берег свежую смену стражи, а также распорядителей дневных работ.
Вскоре двухстворчатые ворота открылись и выпустили все население
крааля за ограду. Конвоиры привели шесть-семь десятков понурых
рабов на левобережную строительную площадку.
   Невольники разобрали кирки, топоры и лопаты, стражники с
ружьями и пистолетами уселись поодаль на бревнах, и взошедшее
солнце обдало жаркими лучами голые спины рабов и широкополые
шляпы хозяев.
   ...Две молодые стройные женщины, подбиравшие сучья, притащили
свои охапки к большой груде, где затаился Тоопи. Никакой одежды,
кроме повязки на бедрах
и нитки коралловых бус, на них не было. Веревка от ноши оставила