рт обрадованно согласились. Шхуна Каррачиолы,
как они полагали, остановилась неподалеку от подводной гряды
рифов. Это шестьдесят-восемьдесят миль; есть шансы на спасение.
   Посланцы виконта Ченсфильда вооружили шлюпку парусом, взяли
запас продовольствия и бочонок воды, соорудили на корме
парусиновый навес и заняли места гребцов. Лорн принес из рубки
штурвальное колесо "Элли", судовой журнал и денежный ящик.
Оружия у моряков по-прежнему не было. Перекрестившись, Лорн
оттолкнул шлюпку от песчаной отмели. Они благополучно миновали
пролив, поставили парус и пошли вперед, борясь с волнами и
течением. Вскоре остров, объятый дымом пожара, отдалился, и
маленькая скорлупка с тремя беглецами оказалась во власти
угрюмого, пустынного океана...
   На вторые сутки плавания шлюпка подошла к подводной гряде.
Здесь, к своему ужасу, моряки увидели остатки разбитой "Удачи".
Осмотрев погибшую шхуну, они смогли лишь немногим пополнить свои
запасы, но зато перебрались в другую шлюпку, более устойчивую и
поместительную. Дальнейшее путешествие на шлюпке с "Удачи"
длилось почти три недели. Уже кончились запасы, а бочонок из-под
воды пустовал третьи сутки, когда в двухстах милях от Игольного
мыса моряки были подобраны кораблем, шедшим в Вест-Индию.
   Когда они добрались туда, истратив все деньги, им пришлось
наняться на каботажное судно Вест-Индской компании и проплавать
два месяца. Попутным рейсом британское судно доставило их до
Гибралтара. Лишь к зиме 1779 года все три моряка ступили наконец
на английскую землю в Бристоле и в качестве пассажиров почтовой
кареты прибыли к бультонской гостинице "Белый медведь". К своему
удивлению, Джозеф Лорн узнал в лице нового владельца гостиницы
"Белый медведь" мистера Вудро Крейга, весьма пополневшего и еще
более величественного.
   Пока Хью Ольберт и Роберт Трессель откупоривали первую
бутылку, мистер Джозеф Лорн, выслушав от Крейга новости, взял
наемный кэб и отправился к своему высокому патрону, сэру
Райленду, графу Ченсфильду, адмиралу отечественного флота.


   Неимоверная теснота царила на борту "Африканки". Более семисот
спасенных из неволи возвращались на Конго. Чернокожие матросы
капитана Бернардито, производя парусные маневры, буквально
переступали на палубе через тела своих соплеменников. Корабль
сделал на протяжении всего пути от Капштадта только два захода в
островные бухты, чтобы пополнить запасы пресной воды. В начале
ноября 1778 года "Африканка" приняла на борт туземного лоцмана
и, минуя португальские фактории в дельте, поднялась на сотню
миль вверх по священному Конго. Судно двигалось в окружении
целой флотилии негритянских челноков и лодок с причудливо
скроенными парусами. По берегам простирались болотистые заросли
и зеленели тропические леса. С мостика открывался вид на
густолиственные чащи, перевитые ползучими растениями.


   Навстречу кораблю прибыл из своей резиденции сам Нгуди-Мианге,
властитель обширной области, вождь баконго, отец военачальника
Майни-Мфуму. Под грохот барабанов, звуки труб и тростниковых
флейт, под струнную музыку маримб и оглушительные приветственные
крики старый Нгуди-Мианге прежде сына обнял высокого капитана в
потертой треуголке. Бернардито, Антони и Доротея сошли на берег
и в сопровождении сотен людей совершили на слонах небольшое
путешествие до священного озера близ Мбанза-Конго, где высился
храм, посвященный царю богов и всем предкам народа баконго.
   Жрецы ввели одноглазого капитана в этот храм и торжественно
провозгласили его великим Чэмбу, божественным посланцем на
земле, всевидящим светлым оком, сокрушающим копьем, молнией
божественного гнева, могучим баобабом и пальмой пустыни.
   Утомленный продолжительными почестями, "великий Чэмбу" взирал
на толпу черных людей своим "всевидящим светлым оком". Под конец
церемонии он произнес короткую речь, которую Антони перевел
воинам и женщинам. Бернардито подарил чернокожему племени часть
трофейного оружия и припасов, а затем осведомился, согласен ли
новый экипаж "Африканки" следовать с "великим Чэмбу" до тех пор,
пока в его распоряжении нет других матросов. Антони перевел
капитану, что жрецы обязали экипаж не покидать корабля.
   Наконец настал час расставания. Длинная процессия двинулась к
берегам Конго. В трюмы "Африканки" были погружены слоновые
бивни, драгоценная черная и красная древесина, много изделий из
золота, серебра и слоновой кости. Но самый удивительный подарок
"великому Чэмбу" сделал правитель Нгуди-Мианге. По его повелению
искуснейшие негритянские мастера, изготовлявшие украшения
царского дворца и храма, выточили из драгоценнык минералов
искусственное око - точное подобие здорового глаза Бернардито.
Капитан с удивлением рассматривал подарок; примерив его к своей
глазнице, он подивился мастерству негритянских ювелиров:
искусственное око выглядело на лице капитана вполне натурально.
   - Хорошая штука, - сказал капитан и расстался со своей черной
повязкой на лице.
   Когда "Африканка" развернулась по фарватеру, подняла часть
парусов и тихо тронулась в обратный путь вниз по реке,
Бернардито увидел лодку, шедшую наперерез кораблю. Шестеро
гребцов подвели лодку к трапу. На носу стоял вождь Майни-Мфуму.
Он склонился перед Бернардито:
   - Старейшины племени решили, что первые люди баконго,
увидевшие на острове твое прозорливое око и спасенные тобою из
неволи, должны всегда помогать тебе в великих подвигах твоих.
Народ баконго хочет, чтобы эти отважные воины не отлучались от
тебя, не знали иных вождей, кроме тебя, сопровождали тебя
повсюду и исполняли твою волю.
   Нгуру, Тоопи, Мгамбу, Нгано, Тимбу и Нори - шестеро первых
беглецов с "Доротеи" - поднялись на борт. Бернардито давно
дивился, что не видел во время прощальной церемонии своих
друзей, и теперь обрадовался их приходу.
   - Вы решили оставить Нгаву и Лаони, друзья, чтобы
сопровождать меня? - спросил он растроганно.
   Тень печали мелькнула в глазах Нгуру, но он отвечал, что все
шесть воинов гордятся возложенной на них честью, а Лаони и Нгава
должны будут поискать себе новых женихов.
   - Нет, друзья, - сказал Бернардито, - я могу взять с собой
только тех, чьи сердца всецело принадлежат мне. Пусть Нгуру и
Тоопи остаются в своем племени и не забывают, чему я научил их.
Они станут большими воинами и вождями. Лаони и Нгаве не придется
искать новых женихов. Остальных четырех могучих сынов племени я
с радостью принимаю под свои паруса, ибо сердца их свободны.
   Оба молодых воина, освобожденные "великим Чэмбу" от
наложенного на них обета, весьма довольные мудрым решением,
простились с "всевидящим оком", а четверка телохранителей
"великого Чэмбу" присоединилась к остальным восьми десяткам
корабельного экипажа. С этим экипажем судно покинуло пресные
воды Конго и взяло курс на Новую Англию.
   В январе 1779 года "Африканка" подошла к берегам Америки и
бросила якорь в порту Филадельфии. Команда состояла из негров.
Капитан этого корабля мистер Тоббиас Чембей снял в городе
живописный домик для своей жены и маленького сына Чарльза.
   Синьора Доротея Чембей, очень красивая итальянка, обратила на
себя внимание даже суровых пуритан Новой Англии. Она сама
наблюдала за разгрузкой судна и вела все дела с купцами,
пожелавшими приобрести редкостные колониальные товары. Сам
капитан Чембей пробыл в Филадельфии не более двух дней. Закупив
теплую одежду и лошадей и не дав себе ни дня отдыха, он двинулся
на запад, держа путь к перевалу через Аппалачские горы; даже
нанятые им проводники-индейцы дивились быстроте его марша:
индейцам еще не встречался такой выносливый и неутомимый белый
путешественник. Капитана сопровождали, кроме индейских
проводников, четыре негра атлетического телосложения, молодой
итальянец синьор Антони, а также свирепая серая овчарка, похожая
на необыкновенно крупного волка.
   В середине января, преодолев по военным дорогам и тропам более
трехсот миль, экспедиция мистера Чембея была уже в верховьях
реки Огайо. Отсюда путь ее лежал по заснеженным дебрям, вдоль
берега замерзшей реки, по следам недавно прошедшего здесь отряда
американской милиции под командованием подполковника Георга
Роджера Кларка [Георг Роджер Кларк - историческое лицо,
подполковник, впоследствии генерал, организатор так называемого
"великого западного похода" во время войны за независимость
американских штатов].



                           18. ВСЕВИДЯЩЕЕ ОКО

   Для путника в зимнем лесу нет звука тоскливее, чем отдаленный
волчий вой. Когда померкнет знатны заря, сумерки сольют
очертания отдельных деревьев в сплошную зубчатую стену и над
этой дремучей стеной подымется белый серп невидимой жницы, тогда
из глухой лощины или с берега реки потянется в зимнее небо
высокий, хрипловатый, бесконечно печальный стон. Кажется, будто
сама лесная зима плачется месяцу на холод, голод и одиночество.
То нарастая до отчаянного визга, то падая до низкого злого
урчанья, этот вой, повторенный лесным эхом, берет путника за
душу и нагоняет на самые мужественные сердца невыразимо
тоскливую жуть. И хочет не хочет, а зовет тогда человек себе на
выручку самого древнего из своих богов-покровителей - огонь
охотничьего костра.
   ...Быстрый Олень, молодой воин ирокезского племени онондага,
зачуял в лесном воздухе запах чужого костра раньше, чем успел
разглядеть самый огонек. Индеец потянул
в себя воздух и остановил в чаще леса своих спутников.
Жестом он показал им, что впереди - неведомая опасность. Сородич
Быстрого Оленя, Длинная Рука, показал спутникам на кусты, где им
следовало спрятаться; оба индейских воина ушли вперед, на
рекогносцировку. Под их ногами не заскрипел снежок, не хрустнула
ни одна веточка, не зашелестела опавшая хвоя. Воины возвратились
очень скоро.
   - Два могавка ведут из Дайтона шестерых белых
чужеземцев-инглизов. Один из них стар. Они вооружены. Но это не
солдаты Великого Отца инглизов и не торговцы пушниной.
   - Что же решил мой брат Быстрый Олень? Кто эти люди и куда
они держат путь? Опасна ли встреча с ними? - спросил
по-английски старший из путников, человек в оленьей шапке,
индейских мокасинах и с двуствольным штуцером в руках.
   Воин отвечал на смешанном жаргоне чинук, состоящем из
английских, французских и индейских слов. Этим жаргоном
пользовались все индейские племена, торговавшие пушниной с
европейцами в стороне Великих озер и в бассейне реки Огайо.
   - Могавки - братья племени онондага. Но с тех пор как в
долине Онондага погас огонь Совета, не стало согласия и между
братьями. Два могавка провожают этих чужих инглизов тоже на
запад, в сторону Отца Вод. Наша тропа ведет туда же. Пусть
Зоркое Око сам решит, выйти ли ему к этим инглизам.
   - Есть ли поблизости индейские селения или фактории белых?
   - На излучине Огайо живут белые. Там пушная фактория. Туда
один день пути. Индейские селения далеко. Здесь - охотничьи
земли моего народа. Дайтон - поселок белых - лежит на север. Те
люди идут оттуда... дней пять.
   - Антони, - обернулся человек со штуцером к молодому охотнику,
который удерживал на сворке огромную серую овчарку, - твое мнение?
   - Я предложил бы вам остаться в засаде с Длинной Рукой и
четырьмя негритянскими воинами, синьор Бернардито; а нам с
Быстрым Оленем разрешите пойти к костру и посмотреть, что это за
люди.
   - Ты становишься воином, мой молодой друг... Согласен!
Ступайте, а мы тем временем возьмем этих людей в кольцо. Сигнал
опасности - выстрел. Вперед, друзья!
   Маневр окружения чужого костра был выполнен бесшумно и быстро.
Бернардито положил свой штуцер на еловый сук и вгляделся в
мерцающий огонек. Скоро послышался голос Быстрого Оленя, который
издали крикнул что-то индейским воинам у костра и в
сопровождении Антони Ченни смело пошел на огонь. У костра
замелькали тени, послышались приглушенные голоса. Вскоре Антони
вернулся к людям, оставшимся в засаде.
   - Синьор Бернардито, - сказал он, - чужаки не похожи на
здешних колонистов, но и от фортов с солдатами они, по-видимому,
намерены держаться вдали. Мне кажется, это не враги. Но идут они
в Голубую долину и притом спешат не меньше нас.
   - В Голубую долину? Что ж, постараемся в дороге разобраться в
их намерениях. Действительно, похоже, что это не враги, потому
что иначе они не прятались бы от британских солдат... Идем к
ним, Антони, но держи и уши и глаза открытыми! Не забывай о
возможных посланцах Джакомо Грелли!
   Уже несколько дней пробирался на запад объединенный отряд.
Привалы сокращали до крайней возможности, на ночлеги
останавливались уже при звездах, а костры ночных стоянок
закидывали снегом еще затемно. Сотни миль лесной глуши
оставались за плечами путников. Четыре индейских воина дивились
столь быстрому маршу, непривычно трудному для белых людей.
   Чем ближе к цели, тем осторожнее становились воины: отряд
пробирался через земли племен сенека и кайюга, пославших
американским колонистам вампум [особый пояс или связка бус; служил у индейцев
символическим знаком власти, своеобразным "летописным"
документом и отчасти денежной единицей] войны. Вместе с белыми солдатами
инглизов воины сенека, кайюга, часть могавков и алгонкинское
племя шавниев шли теперь "по тропе великой войны". В лесах
гремели выстрелы: одни красные воины убивали других красных
воинов, разоряли друг у друга селения, атаковали поселки, и все
это - во имя щедрых обещаний английского короля, объявившего
индейцев своими "детьми" и обещавшего вернуть им прежние земли и
вольную жизнь, как только будет покончено с непокорными
колонистами...
   В первых числах февраля 1779 года отряд приблизился к
водопадам в низовьях Огайо. Воины ушли на разведку, Бернардито и
Антони вместе с неграми готовили на ночь шалаш и костер. Ужин
поспел, когда проводники вернулись, неся на руках чье-то тело,
укрытое плащом Быстрого Оленя. Антони приоткрыл лицо человека и увидел
старого индейца с заострившимся носом, глубоко запавшими глазами и
несколькими орлиными перьями, прикрепленными к пучку волос на
темени. Человек был тяжело ранен пулей в ногу. По кровавому
следу разведчики отряда нашли этого старого воина в лесном
укрытии и принесли его к месту ночлега. Человек пришел в
сознание. Его подкрепили глотком разведенного спирта, накормили
ужином и положили у костра из трех толстых бревен, расположенных
так, чтобы они давали равномерно тепло всем, кто спал в шалаше,
и не затухали до самого рассвета.
   На своих спасителей старый воин глядел с полным равнодушием и
сначала не отвечал на вопросы. Потом его, по-видимому, удивила и
даже тронула забота, проявленная о нем чужими путниками, которые
не пожалели для него ни хорошей еды, ни даже "огненной воды".
Жестом он показал, что доволен и желает теперь уснуть, а после
отдыха будет говорить с Зорким Оком, в котором, очевидно,
признал вождя маленькой экспедиции. Зоркое Око расположился у
костра, набил свою неизменную трубку и, посматривая на лицо
спящего индейского воина, пригласил старшего из группы
дайтонских охотников сесть поближе к огню.
   - Вот уже не первую ночь мы проводим с вами у одного костра,
и цель нашего пути общая; из-за каждого куста грозит опасность,
и делить ее, возможно, придется вместе. Но до сих пор мы еще
ничего не знаем друг о друге... Меня зовут Тоббиас Чембей.
   Бернардито дружелюбно протянул старику табакерку. Тот
решительно отказался. Капитан продолжал расспросы:
   - По вашим рукам я вижу, что вы - ремесленник, а спутники
ваши, по-видимому, крестьяне из Ирландии. Вы квакер?
   - Нет, методист [квакеры и методисты - пуританские религиозные
сектанты в Англии; многие из них бежали в Америку от
религиозных преследований; устав секты методистов был более
демократичным; к этой секте принадлежали многие крестьяне и
ремесленники].
   - Не больно-то я разбираюсь в этих тонкостях веры. Не назовете
ли вы ваше имя, сеньор?
   - Меня зовут Элиот Меджерсон. Я бывший рабочий с ланкаширской
мануфактуры.
   - И давно вы из Англии?
   - Четыре месяца назад... Скажите, мистер Чембей, а эти ваши
черные спутники... Вы что же, верно, имеете касательство к
работорговцам?
   Бернардито расхохотался так, что огонь в костре колыхнулся и
спящий индеец пошевелился.
   - О да, синьор Меджерсон, к работорговцам я, действительно,
имел некоторое касательство... Только мои черные спутники не
были в обиде за это.
   - Вас, мистер Чембей, тоже нелегко разгадать... Ведь вы не
траппер, не простой охотник, не торговец пушниной и кожами... А
может быть, вы вербовщик или "дух"? ["Духами" в Англии XVIII века назывались
дельцы, занимавшиеся кражей и покупкой детей для перепродажи их в
долговое рабство на плантационные хозяйства или предприятия в
колониях. Это отвратительное ремесло было незаконным, но в
некоторых графствах оно негласно поощрялось.]
   - Хм! "Дух", говорите вы, синьор Меджерсон? Пожалуй, тут вы
попали в самую точку. Ха-ха-ха! И верно, что "дух"... Без плоти
и крови, но с добрыми кулаками, каррамба!
   Меджерсон недоверчиво смотрел на странного спутника. Его
правый глаз искрился весельем, левое око было
мертвенно-спокойным... Что за цель у него в Голубой долине?
Откуда он?..
   - Каким судном вы, мистер Чембей, прибыли к побережью? В
каком порту вы ступили на американскую землю?
   - Высадился я близ Филадельфии, с брига "Африканка".
   - Не из Капштадта ли прибыло ваше судно?
   - Да, действительно из Капштадта, с заходом в Гвинейский
залив, к устью Заиры.
   - А этот молодой итальянец зовется Каррачиола, не так ли? - в
упор глядя на Бернардито, спросил старик.
   Бернардито схватил Меджерсона за плечи:
   - Вы слышали об этом негодяе? Заклинаю вас именем бога,
откройте мне, что вас ведет в Голубую долину, синьор!
   - Ведет меня долг защитника обманутых и слабых... Если этот
молодой человек не Каррачиола из Капштадта, а вы прибыли не с
транспортом "Омега" через Йорктаун, тогда, быть может, мы с
вами не помеха друг другу в Голубой долине!
   - Синьор Меджерсон, Каррачиола мертв! Он пал от наших рук. О
транспорте "Омега" мне ничего неизвестно. Не станем пытаться
проникнуть в тайны друг друга. Но
знайте, что, если вы спешите на помощь людям Голубой долины, у
вас нет союзника вернее меня и синьора Антонио!.. Однако наш
больной просыпается...
   Раненый индеец приподнялся на локте и попросил пить.
Бернардито сам напоил его из берестяной кружки. Старый индейский
воин осмотрел свою перевязку и остался доволен врачебным
искусством Бернардито и Антони. Он неторопливо достал трубку,
украшенную резьбой, набил ее из табакерки Бернардито и предложил
первую затяжку Зоркому Оку. Капитан потянул из трубки и передал
ее вкруговую. Когда все охотники покурили, трубка вернулась к ее
хозяину. Он поудобнее оперся спиной о груду еловых веток и начал
свой рассказ о событиях в лесном краю...
   - Слушайте меня, чужие охотники, гости наших лесов. Я
расскажу о делах ваших бледнолицых собратьев; они чернее, чем
кожа ваших негров, этих черных людей с чистыми душами. Вы
услышите правду, которую я знаю от своей матери. Я вижу, что
ваши матери научили вас хорошим обычаям, а ваши отцы сделали вас
настоящими мужчинами. Это хорошо! Таких, как вы, среди белых
мало. У них немного настоящих мужей. Они сильны хитростью слабых
и коварством трусов...
   Зовут меня Летящий Камень. Я из рода Волка в племени сенека.
Мой отец был сахемом [сахем - выборный старейшина, вождь; он распоряжается
всей хозяйственной жизнью и внутренними дедами племени]
племени; моя мать, по имени Длинная
Память, прожила больше ста зим и помнит еще те времена, когда в
долине Онондага сидели у огня Великого Совета старейшины пяти племен нашего
народа. Гуроны, наши враги, которых мы победили и рассеяли, в своей
бессильной ненависти прозвали наш народ ирокезами
[на языке алгонкинского племени гуронов слово "ирокезы"
означает "настоящие гадюки"], и
бледнолицые стали называть нас этим же именем. Сами же мы
зовемся народом Длинного Дома, ибо еще моя мать в юности жила в
таком длинном доме, где горело пять очагов и под одной крышей