шались
шаги надзирателя... Замок в дверях камеры брякнул...
   Перед майором Древверсом, начальником бультонской тюрьмы,
стоял, понурившись, немолодой изможденного вида человек в
хорошем платье старомодного покроя.
   - Джордж Бингль, он же Эдуард Мойнс, ваше благородие, -
доложил начальнику тюремный писец.
   - А-а-а, бывший четырнадцатый номер! Здравствуйте, мистер
Бингль. Поздравляю вас: вы свободны. Хочу выразить надежду, что
суровый урок пойдет вам на пользу. Поведение ваше можно признать
образцовым, поэтому я верю в ваше раскаяние и исправление. Одно
высокое лицо в городе повседневно проявляло заботу о вас на
протяжении всех этих лет. Та же высокая особа благоволила
выразить пожелание, чтобы администрация тюрьмы подыскала вам
подходящее занятие после освобождения. Поданное вами ходатайство
о выезде за границу пока отклонено, мистер Бингль. Пусть это вас
не огорчает, ибо за границей сейчас неспокойно, а у нас вы
будете устроены на хорошей службе. Мы оставляем вас при тюрьме в
должности писца и портретиста. Вашей главной обязанностью будет
изготовление портретов вновь поступающих арестантов. В год вы
будете получать сто тридцать фунтов. Служба: не обременительная.
Она позволит вам иметь дополнительный заработок. Жить вам
придется здесь, в том же здании, где квартируют надзиратели.
Правда, здание тоже ограждено стеною, но полагаю, что это стало
для вас таким же привычным, как и для нас, не так ли?
   Человек, покинувший камеру номер четырнадцать, хранил
молчание, и майор Древверс пристальнее вгляделся в него. Это был
сутулый, преждевременно состарившийся человек с редкими,
наполовину седыми волосами, облысевшим лбом и прозрачной белой
кожей, напоминающей кору тех чахлых березок, что произрастают на
болотистой почве. Трудно было на взгляд определить его возраст.
Потухшие глаза, окруженные синевой. Ввалившиеся щеки. Острый,
плохо выбритый подбородок с проседью в рыжеватой щетине. Худые,
костлявые пальцы с ревматическими шишечками на сгибах... На вид
лет сорок семь, пятьдесят... Но майору не было нужды гадать.
Документы Джорджа Бингля лежали на столе. Человек родился в
ноябре 1758 года. Ему еще не исполнилось тридцати одного.
   - Благодарю вас, господин майор, - голос звучал глухо, словно в
земляной пещере. - По-видимому, моего согласия не требуется?
Разрешено ли мне выходить из пределов крепости?
   - Вы поступите благоразумно, если воздержитесь от излишних
знакомств и продолжительных прогулок. Характер ваших будущих
обязанностей налагает на вас некоторые... ограничения.
   - У меня нет ни родственников, ни друзей. Выполнить ваше
пожелание не составит для меня труда...
   Ответив на рукопожатие будущего шефа, Джордж Бингль отправился
вслед за тюремным стражником на свою новую квартиру. Алебардщик
и два караульных солдата у ворот с любопытством поглядели ему
вслед.
   Миновав тюремные ворота, Бингль проследовал за стражником
вдоль каменной стены, ограждавшей здание конторы и жилища
надзирателей. Перед железной калиткой стражник остановился.
Калитка заскрипела уже не столь пронзительно, как тюремная...
   Внутри ограды находился унылый дворик, где полдюжины
худосочных тополей напоминали узников, выпущенных на прогулку из
бессолнечных недр крепости. В домике, окруженном этими
деревцами, жил начальник тюрьмы. В противоположном углу дворика,
примыкая к высокой тюремной стене, высилось кирпичное
трехэтажное строение, вмещавшее весь служебный штат крепости.
   Новый служащий бультонской крепости получил во втором этаже
кирпичного дома две комнаты с маленькой кухней. Квартира была
холодной даже в июльский полдень. Обстановкой она мало
отличалась от камеры номер четырнадцать. Стражник водрузил мешок
Джорджа посреди "гостиной" и пояснил, что этажом выше квартирует
одинокий клерк, чья служанка готова за умеренное вознаграждение
распространить заботы и на мистера Бингля.
   Джордж Бингль выслушал стражника довольно рассеянно,
поблагодарил и закрыл за ним дверь. Как ни убоги были грязные
стены и немытые окна, все-таки он был у себя дома! Он мог здесь
сам отпереть или запереть дверь. Он мог властно остановить перед
своим порогом весь остальной мир и сказать ему: "Стой! Здесь
распоряжаюсь я один"! Он мог по собственному желанию шагнуть
через порог и сказать миру: "Вот и я!"
   Этими неоценимыми гражданскими правами британца Джордж Бингль
не преминул воспользоваться. Он шагнул через порог и запер на
ключ двери собственного жилья. Неуверенной походкой он спустился
по лестнице, пересек двор, похожий на монастырские дворы, и
вышел мимо солдата за ворота. Дорога вела вниз, извиваясь между
нагромождениями камней. Небо показалось ему ослепительно ярким,
как небо Города Солнца, а ветерок свободы, осторожно
перебиравший его непокрытые волосы, взволновал его до слез.
Когда он спустился с холма, каменистые осыпи сменились землей и
травой. За поворотом дороги блеснула река. Среди прибрежных скал
открылась небольшая зеленая лужайка. Ручей, сбегающий в
Кельсекс, делил ее пополам.
   Джордж Бингль с дрожащими от усталости коленями добрался до
лужайки, присел на траве и поцеловал первый встреченный им
одуванчик.


   Гостиница "Белый медведы" стала лучшей на всем английском
Севере. Здесь останавливались, принимали пассажиров и сдавали
почту дилижансы и кареты с "королевского тракта" на Лондон.
Полдюжины местных дилижансов никогда не имели недостатка в
пассажирах из Ченсфильда, Тренчберри и других бультонских
предместий. Хозяину отеля мистеру Вудро Крейгу пришлось даже
купить соседнее здание для постоялого двора - пристанище
экипажей, кучеров, кондукторов и почтальонов, а над двухэтажным
домом самой гостиницы возвести еще один этаж с комнатами для
гостей. Но настоящей "душой" этого образцового отеля сделался
некий укромный двухэтажный особнячок, который помещался в
глубине сада гостиницы. Ограда тенистого бокового дворика делала
экипажи посетителей особнячка невидимыми с улицы. К их услугам
был также особый вход из тихого переулка Ольдермен-Кросс.
   В верхнем этаже обитал сам владелец, мистер Вудро Крейг.
Посетители находили приют в безвкусно убранных комнатах нижнего
этажа. Предусмотрительный архитектор столь удачно разместил
входы и выходы, что возможность случайной встречи двух гостей
исключалась. Нижний этаж никогда не пустовал: в стенах его часто
менялись весьма различно одетые субъекты. Иные являлись через
неприметные двери со стороны переулка, вели себя в задних
комнатах непринужденно; здороваясь, они изо всех сил хлопали
друг друга по плечу и никогда не совались без приглашения в
парадную половину особняка. Они всегда находились в ожидании
разного рода деликатных поручений хозяина дома. Иного рода
посетители с оглядкой подходили к подъезду, робко дергали
сонетку звонка, переминались в вестибюле и, будучи приглашенными
в приемные комнаты, несмело выкладывали свое дело хозяину или
его главному компаньону. Робкие посетители были клиентами
"юридического бюро" мистера Крейга. К его услугам прибегали
частные лица, предприниматели, коммерсанты, деятели бультонского
суда и полиции. Последняя оказывала полуофициальному
юридическому учреждению столь же полуофициальную поддержку;
работники бюро заслужили себе в деловом мире репутацию искусных
мастеров сыскного дела. Эта добрая слава распространилась за
пределами Бультона, перешагнув даже Ламанш. Поэтому гости
мистера Крейга иногда бывали облачены в непривычные для
северян-британцев костюмы и часто появлялись прямо с палубы
прибывшего в Бультон корабля.
   Именно к числу таких посетителей принадлежал господин в
длиннополом плаще, похожем на монашескую сутану, и круглой
черной шляпе. Покинув наемный экипаж перед фасадом особняка в
Ольдермен-Кросс, господин надел на нос очки и вгляделся в
начищенную до блеска дощечку с надписью:

                   ЭСКВАЙР В.КРЕЙГ И М-Р А.КРЕМПФЛОУ.

   Эсквайра В.Крейга приезжий не застал: этот джентльмен в
данный момент поправлял свое здоровье в графстве Соммерсет, на
прославленных минеральных источниках курорта Бат. Посетитель был
приглашен в довольно пышный кабинет мистера А.Кремпфлоу и
увидел свою карточку в руках пожилого франтоватого человека,
восседавшего в массивном кресле. К высокому научному званию,
обозначенному на карточке, мистер Кремпфлоу остался,
по-видимому, глубоко равнодушным.
   - Синьор, - заговорил посетитель, - корабль "Сант-Марко",
следующий из Гамбурга в Венецию, стоит вторые и, увы, последние
сутки в Бультоне. Лишь сегодня я узнал от нашего капитана о
существовании конторы мистера Крейга. По совету капитана я
посетил портовую таверну "Чрево кита", но ее теперешний
владелец, мистер Уильям Линс, отослал меня сюда. К сожалению,
мистер Крейг, как я узнал, в отъезде?
   - Я ближайший его компаньон. Можете изложить свое дело мне.
Полагаю, что мы уладим его быстро, к вашему полному
удовольствию, доктор Томазо Буотти, - голос мистера А. Кремпфлоу
звучал несколько хрипло и не отличался приятным тембром.
   - В течение последних лет я объехал несколько стран Европы, -
пояснил посетитель. - Сейчас я возвращаюсь из Германии. Целью
моих путешествий являются розыски одного лица... Скажите, ваше
бюро принимает такого рода поручения?
   - Бюро принимает любые поручения, если клиент быстро
покрывает расходы.
   - О покрытии расходов мне хотелось бы поговорить под конец
нашей беседы... Вам, синьор Кремпфлоу, не приходилось ли слышать
имя Джакомо Молла?
   - Мне приходится слышать такое количество имен, что голова
моя треснула бы, если бы я вздумал их запоминать, - изящно
высказался компаньон мистера Крейга. - Кто он такой, этот Молла,
и по какой причине вы его преследуете?
   - Вы неверно истолковали мои слова, синьор. Я разыскиваю
Джакомо Молла не с целью повредить ему, а, напротив, чтобы
сделать его наследником огромного состояния. Достаточно вам
сказать, синьор Кремпфлоу, что человек, который только указал бы
местонахождение Джакомо Молла или его прямых наследников,
получил бы от лица, уполномочившего меня вести эти розыски,
десять тысяч итальянских скуди...
   Лицо мистера Кремпфлоу стало приветливее.
   - Готов прозакладывать свою голову, что, живой или мертвый,
Джакомо Молла, где бы он ни находился, будет представлен вам,
если наша фирма примется за розыски. Позвольте узнать, дакт
[дакт - разговорное сокращение слова "доктор"],
что за персона так заинтересована в этом деле?
   - Этого я, к сожалению, не имею права открыть, иначе мы давно
прибегли бы к публикации в газетах. Мой высокий покровитель
желает...
   - По рукам! - нетерпеливо прервал Кремпфлоу доктора. Десять
тысяч скуди, воодушевив мистера Кремпфлоу, не сделали его
вежливее. - Контора принимает ваше поручение. Я беру его в
собственные руки. Какие данные о синьоре Джакомо Молла вы можете
сообщить мне? Есть у вас его изображение?
   Доктор Томазо Буотти вынул из бумажника и протянул собеседнику
миниатюрный овальный портрет, выполненный на эмали. Миниатюра
изображала красивую женщину, прильнувшую щекой к личику мальчика
лет пяти; у мальчика был упрямый рот и темные глаза. Обшитый
кружевом ворот сорочки обнажал шею, и над левой ключицей ребенка
темнела большая родинка.
   - Синьор Джакомо с матерью, синьорой Франческой Молла,
некогда знаменитой тосканской певицей. Более поздних изображений
синьора Молла, к сожалению, не сохранилось.
   - Эй, Слип! - крикнул Кремпфлоу, приоткрывая дверь в соседнее
помещение.
   - Я здесь, сэр!
   Из соседней комнаты появился мистер Слип, полнеющий мужчина с
крысиными глазками.
   - Слип, возьмите мою двуколку и в полчаса доставьте
мне сюда этого... мистера Бингля, знаете, из... серого отеля.
Пусть он захватит акварель и кисти.
   Посланец мистера Кремпфлоу понимающе кивнул и удалился из
кабинета бодрой рысцой.
   - Рассказывайте, дакт, все, что еще известно о Джакомо Молла.
   - До пяти лет он вместе с матерью жил в Венеции, во дворце
графа Паоло д'Эльяно. В 1743 году синьора Франческа Молла
покинула это палаццо. Однако, синьор, доверить вам дальнейшие
сведения я могу лишь под строжайшим секретом. Джакомо Молла,
по-видимому, чувствует себя смертельно оскорбленным и, быть
может, сознательно скрывается от особы, столь заинтересованной в
его розысках. Малейшая неосторожность может погубить плоды всей
моей кропотливой предварительной работы...
   ...Доктор Буотти поведал собеседнику все, что в течение долгих
лет он успел выяснить о судьбе самого Джакомо, его матери и
отчима. Однако имени лица, заинтересованного в розысках, он пока
не назвал. Доктор поведал собеседнику о своем знакомстве с
приемной матерью Джакомо - Анжеликой Ченни. Компаньон мистера
Крейга выслушал доктора с тем выражением презрительного
превосходства, с каким модные врачи выслушивают родственников
пациента.
   - Позвольте спросить, а вашего старого знакомого доктора
Грейсвелла вы разыскали в Бультоне?
   - Август - неблагоприятное время, синьор Кремпфлоу, для
городских визитов: Рандольф Грейсвелл, увы, уехал отдыхать в
Нормандию. Я оставил ему только короткое письмо и карточку.
   Мистер Слип ввел в кабинет новое лицо. Это был пожилой,
болезненного вида человек. Мистер Кремпфлоу, не предлагая новому
гостю стула, вручил ему миниатюру и предложил тут же изготовить
с нее акварельную копию, а затем повторить в масле.
   - Боже мой, это займет слишком много времени! - воскликнул
синьор Буотти. - Через три часа я должен быть на борту
"Сант-Марко". Вечером он поднимает якорь.
   - Не беспокойтесь, акварель будет готова в течение часа, а
масляная копия может быть сделана с акварели. Бингль,
приступайте к делу.
   - Какая изумительная эмаль! - пробормотал художник. - Манера
Виченце Кардозо.
   - Рад видеть знатока! Вы не ошиблись: это действительно
работа названного вами миланского мастера. В искусстве эмалей и
камей я не знаю равных ему!
   Алекс Кремпфлоу, занятый беседой со своим итальянским гостем,
не заметил, с каким волнением художник взглядывался в эмаль.
Острый глаз живописца сразу узнал знакомые черты: в студии
своего итальянского учителя, художника Альбертино Вителли, юный
Джордж Бингль видел множество рисунков, изображавших эту синьору
в профиль и три четверти на фоне розовых садов Равенны, в
римском карнавальном одеянии, в оперных ролях и домашних
платьях... Джордж помнил и лицо этого ребенка. Оно тоже
повторялось в многочисленных набросках и этюдах Альбертино...
Мастер говорил Джорджу, что юный Джакомо - незаконный сын графа
Паоло д'Эльяно...
   В чертах мальчика на эмали, по-детски нежных, уже виден был
характер. И чем пристальнее вглядывался Джордж в это лицо, тем
явственнее проступали сквозь него черты другого знакомого лица -
черты лорда Ченсфильда... Невероятно, но... с эмали глядело на
Джорджа детское лицо сэра Фредрика Райленда! Вот оно, и родимое
пятнышко над ключицей... У милорда оно коричневое, у самой
шеи... Вот наметившаяся горбинка носа... Даже в глазах ребенка
на портрете то же настороженно-недоверчивое, жестоко-упрямое
выражение... Неужели капризная судьба приоткрыла Джорджу новую
неожиданную тайну?
   Джордж работал словно в тумане, но возбуждение, охватившее
художника, не помешало, а помогло ему выполнить задачу. Через
полтора часа акварельная копия была готова, и синьор Буотти
изумленно взирал на нее. Она была исключительно точной, и лишь
лицо мальчика на копии выглядело более взрослым. Мистеру
Кремпфлоу почудилось даже что-то знакомое...
   - Вы и сами большой мастер, мистер Бингль, - проговорил
доктор Буотти убежденно.
   Пожав холодную руку художника, он завернул свою эмаль,
положил ее в бумажник и, прощаясь на пороге с мистером
Кремпфлоу, тихо сказал ему:
   - Извещайте меня о ходе розысков по адресу: Венеция, дворец
графа д'Эльяно, библиотека. Вы можете также в случае
необходимости извещать преподобного отца, патера Фульвио ди
Граччиолани, по тому же адресу. Это духовник графа, и, подобно
мне, он тоже прилагает свои усилия к розыскам названного лица.
Прощайте, господа!
   В мозгу Джорджа Бингля адрес запечатлелся так, словно его
высекли на гранитной плите.


   Паруса "Сант-Марко" еще не успели исчезнуть за выступом мола,
как от причалов бультонской верфи вышла на рейд и легла курсом
на зюйд эскадра из трех боевых кораблей. Командовал эскадрой
капитан военно-морского флота мистер Дональд Блеквуд, державший
флаг на тяжелом фрегате "Король Георг III". В кильватере
флагмана эскадры шел однотипный фрегат "Адмирал Ченсфильд" и на
расстоянии пяти кабельтовых позади летела быстроходная, хорошо
вооруженная каравелла "Добрый Бультон".
   Отплытие эскадры не было ознаменовано ни прощальным салютом,
ни торжественными проводами. Корабли поспешно вышли в море 4
августа, приняв на борт большой запас продовольствия и
боеприпасов. Ночью эскадра обогнала "Сант-Марко", а еще через
трое суток стала на якорях в Портсмуте. Командир эскадры Дональд
Блеквуд, капитан каравеллы Роберт Трессель и командир "Адмирала"
Джозеф Лорн заняли места в дорожной карете и отправились в
Лондон. Ливрейный лакей распахнул перед ними двери двухэтажного
дома на Тевисток-сквере. Лорд и леди Ченсфильд проводили в этом
лондонском доме большую часть зимних сезонов.
   После ужина три бультонских моряка проследовали в рабочий
кабинет графа. Камердинер опустил шторы и затворил дверь. Лорд
Ченсфильд разложил на столе морскую стратегическую карту.
- Ваш поход, господа, должен привести к решительному успеху
в борьбе с нашим тайным противником. С тех пор как в морях
появился загадочный каперский корабль, редкий рейс торговых
судов нашей компании обходится благополучно. Обратите внимание
на места встреч с этим противником...
   Рука в обшлаге адмиральского мундира легла на синеву под
южноафриканским побережьем.
   - Итак, вот здесь, у берегов острова Чарльза, при невыясненных
обстоятельствах гибнут весной 1778 года две наши шхуны, "Глория"
и "Доротея", первые корабли "Северобританской компании". Шестью
месяцами позднее в том же районе судьбу обеих шхун разделяет
яхта "Элли", а затем вот здесь, севернее острова, гибнет
"Удача"... По вашим собственным наблюдениям, господа, все эти
катастрофы связаны с появлением в водах острова некоего
корабля-призрака, не так ли, мистер Трессель? Далее. Год спустя
вот здесь, западнее мыса Доброй Надежды, подобное же загадочное
судно сталкивается с нашим тяжелым фрегатом "Окрыленный",
который с тех пор числится в списках затонувших кораблей. Из
всего экипажа случайно были подобраны в море два матроса и
капитан Дональд Блеквуд, от которых нам известны продробности
катастрофы, столь же необъяснимые, как и... ваши впечатления на
острове Чарльза, мистер Лорн. Вести о корабле-призраке после
гибели "Окрыленного" прекратились, но... Два года спустя со
стапелей нашей верфи сошли две первоклассные шхуны: "Персей" и
"Форт оф Рединг". Первая из них, под командованием Мак-Райля,
пошла в африканские воды. В устье Конго Мак-Райль начал успешно
закупать невольников для колоний, но был атакован негритянскими
отрядами. У этих черных оказалось легкое огнестрельное оружие и
даже две пушки. Лишь с большими людскими потерями и трудностями
шхуна покинула воды Конго. Это неслыханное преступление черных
варваров, возмутившее цивилизованный мир, я не смог оставить
безнаказанным. Следующая наша экспедиция, в составе четырех
кораблей, уничтожила все негритянские поселки на довольно
обширном пространстве в бассейне Конго, сожгла город правителя
области Нгуди-Мианге и вывезла в Америку более двух тысяч
усмиренных туземцев, принадлежащих к племенам баконго, басунди,
майамбе и некоторым другим. Эта операция 1780 года,
осуществленная под руководством мистера Джозефа Лорна, несколько
вознаградила нас за предыдущие потери и восстановила честь наших
вымпелов.
   К сожалению, это был наш последний успешный морской поход, ибо
в океанах вновь появился "призрак" утонувшего корабля. И если
встречи с "Летучим голландцем" стоили нам четырех судов, то
новый капер причинил еще более тяжелые