к в отпуске, совершающий свое
свадебное путешествие. Супруга полковника - полячка, не
понимавшая по-испански - молча стояла рядом с мужем, переводя
взгляд голубых очей с корабля на его владельца. Эта чета знатных
иностранцев уже возвращается в Англию, но на обратном пути
намерена посетить Мадрид. Поэтому от имени британского
посланника полковник просил принять его на корабль вместе со
слугою и французским епископом, другом и попутчиком полковника.
Полковник был уже с проседью, лишился на фландрских полях в 1714
году левого глаза и носил черную повязку, пересекавшую ему лицо.
   Во время беседы сын купца, Хуанито, тоже появился на берегу.
Прелестная белокурая полячка сделала умоляющее лицо и так
кокетливо улыбнулась ему, что тот стал просить отца уважить
просьбу важных путешественников. Полковник извлек из кармана
кошелек с золотом, и размеры кошелька быстрее остальных доводов
пресекли колебания осторожного купца. Золото перешло в карманы
Прентоса, а Хуанито сам вызвался проводить новых пассажиров
"Голиафа" до британского посольства, чтобы помочь им перебраться
на борт. Все трое уселись на подушки закрытых носилок и на
плечах атлетических носильщиков отправились в загородную виллу.
Купец предупредил, что судно уже выходит на рейд, поэтому
пассажирам предстояло попасть на него с помощью шлюпки.
   По грязным улицам Стамбула носилки прибыли наконец к небольшой
вилле. В доме был пустынно, и прислуга состояла не из англичан,
а из турок. Самого британского посланника не оказалось дома, но
в уютном покое был сервирован завтрак с изобилием превосходных
вин.
   За завтраком полковник и французский епископ поинтересовались,
надежно ли вооружен "Голиаф" и достаточны ли запасы пороха.
Получив от Хуанито самые успокоительные заверения, полковник
приказал слугам немедленно собрать небольшой багаж. Через час
все общество снова уселось на подушки носилок. Хуанито оказался
между полковником и его молодой женой, а епископ в лиловой
шелковой рясе поместился против них. Подвыпивший сын купца
рискнул нащупать в полумраке носилок ручку прелестной панны и, к
своей неописуемой радости, почувствовал легкое ответное пожатие;
при каждом толчке носилок ручка какетливой панны все сильнее
сжимала его пальцы.
   Раскуривая трубку, полковник неожиданно заметил этот
непозволительный флирт. Громовым голосом он потребовал
немедленного удовлетворения, высунулся из носилок, отдал
какое-то приказание носильщикам и угрюмо замолчал, поглядывая на
Прентоса своим единственным глазом и грозно поигрывая рукоятью
очень длинной шпаги.
   Когда они прибыли на набережную, начинало вечереть, но в порту
было еще много всякого люда. Далеко на рейде виднелся "Голиаф",
а у самого причала стоял баркас со старым шкипером в испанском
берете и бородатым матросом, у которого на левой руке было всего
два неповрежденных пальца.
   Полковник крепко взял под локоть купеческого сынка, а под
другую руку, к немалому изумлению Хуанито, его пребольно
ухватили нежные пальцы панны. Так он был мгновенно доставлен к
баркасу. Затем полковник еще раз соскочил на берег, и Хуанито
услышал, как он с помощью странной языковой смеси советовал
турецким носильщикам поскорее замазать британский посольский
герб на дверце носилок. Последняя его фраза привела Хуанито в
трепет, ибо, вручая старшему носильщику кучку золотых монет,
полковник сказал ему: "Прощай, старик, и не поминай лихом
Одноглазого Дьявола Бернардито!"
   Ужасная догадка мелькнула в уме у Хуанито, но баркас уже пенил
волны Золотого Рога и часа через два пристал к голому,
пустынному острову.
   "Выходи!" - приказал Бернардито предателю и сам следом за
ним ступил на каменистую почву.
   Было уже темно, ни одного огонька не мелькало в этом безлюдном
месте. Только далеко вдали небо и море чуть окрашивались
отблеском огней турецкой столицы.
   "Взгляни мне в лицо, Хуанито Прентос, - сказал Бернардито. -
Узнаешь ли ты меня?"
   Как ни вглядывался предатель в суровое лицо, он не мог узнать
в нем черт бывшего кабалеро, хотя и догадывался, кто стоит перед
ним.
   "Помнишь ли ты казненного дона Рамона, шелудивая собака?"
   Задрожав всем телом, Хуанито прошептал, что он был другом
покойного синьора Рамона де Гарсия.
   "Тогда повтори, клеветник, то, что ты сказал королевскому
прокурору, и скажи, сколько заплатил тебе дон Сальватор за
иудину службу".
   Сын купца повалился в ноги мстителям.
   "Синьор Бернардито! - взмолился он. - Меня силой принудили
подписать бумагу".
   "Ты лжешь, трусливый пес! Отвечай, сколько тебе было уплачено?"
   "Тысяча золотых дуро, синьоры, всего одна тысяча!"
   "Братья, - обратился Бернардито к своим спутникам, - чего
заслуживает этот иуда?"
   "Смерти!" - сказал переодетый женщиной Алонзо.
   Остальные кивнули молча.
   "Так умри же, смердящий пес, на этом острове псов! Знаешь ли
ты это место?"
   Хуанито узнал наконец бесплодный и безлюдный остров: уже давно
до ушей его доносился хриплый лай и вой, а теперь он различал и
какие-то серые тени, снующие вокруг. Ужас охватил его: значит,
он приговорен к смерти на Собачьем острове, куда со всего
Стамбула жители вывозят больных и старых псов, которых туркам
запрещено убивать. Сюда изредка пристают лодки, полные собак, и
гребцы торопятся, высадив животных, поскорее удалиться от
проклятого места, где день и ночь заливаются воем одичалые псы.
   Хуанито дико заорал и кинулся бежать. Бернардито поднял
пистолет, и пуля пробила ногу беглецу. Потом братья сняли камзол
и берет с Хуанито и оставили его одного. Когда мстители
вернулись на баркас, целая стая одичалых псов, урча, уже
возилась над телом предателя...
   Маттео Вельмонтес был одного роста с казненным, и волосы их
были схожи. Он надел камзол и берет Хуанито и лег на скамью.
Друзья прикрыли его плащом. Перед рассветом баркас доставил всех
на "Голиаф", и полковник с улыбкой объяснил купцу, что Хуанито
неумеренно выпил вина. Друзья подняли переодетого Маттео со
скамьи, поддержали его под руки, и тот, свесив голову, кое-как
добрался до каюты.
   "Голиаф" поднял паруса, и вскоре огни Золотого Рога остались
далеко за пенистой ширью. Следом за "Голиафом", ныряя в волнах,
шел баркас "Толоса". На борту его оставался только "старый
шкипер" Христофоро Вельмонтес, а беспалый "матрос" уже успел
превратиться в слугу полковника и следовал со своими хозяевами
на корабле.
   Утром, когда "Голиаф" достиг Мраморного моря, молодой Прентос
позвал своего отца в каюту. Здесь уже находились полковник с
супругой...
   Через некоторое время купец Прентос пригласил в эту же каюту
начальника корабельной стражи. В распоряжении последнего имелось
два десятка солдат.
   Под пристальным взором полковника купец Прентос отдал весьма
слабым и странным голосом приказание отомкнуть все три
поместительных трюма "Голиафа". Дрожащей рукой он протянул
начальнику стражи ключи и велел по исполнении поручения
вернуться с десятью стражниками.
   "С оружием?" - осведомился начальник стражи.
   "Нет, без оружия", - пояснил полковник.
   Скоро солдаты с тяжелым топотом ввалились в каюту. Полковник
сурово упрекнул офицера за поднятый шум, ибо требовались
осторожность и тишина.
   "Команда судна затеяла бунт, и нужно потихоньку схватить
заговорщиков по одному, - пояснил он офицеру. - Ступайте в
кубрик, вызывайте матросов одного за другим в трюм. Там вяжите
их и кладите на пол".
   Приказание было в точности исполнено. Боцман и все матросы,
кроме вахтенных, оказались запертыми в кормовом трюме. Затем
полковник приказал офицеру и его десятку солдат потихоньку
спуститься в средний трюм, затаиться там и ожидать дальнейших
приказаний. Когда солдаты заняли трюм, полковник с беспалым
слугою опустили на люк тяжелую крышку и повесили на нее
полупудовый замок. Наконец полковник собрал остальных солдат и,
объяснив, что в носовом трюме появилась течь, велел им
передвинуть ящики с грузом. Едва солдаты принялись за дело, над
их головами тоже упала крышка и загремел засов. Теперь
оставались только полтора десятка вахтенных, капитан и его
помощник.
   Полковник поднялся на мостик и передал капитану приказание
купца Прентоса немедленно спустить паруса, собрать команду на
баке и вызвать помощника.
   Когда и это приказание было выполнено, позади полковника,
держа в каждой руке по пистолету, стали Антонио, Алонзо и
Маттео. Отец Симон в это время наставлял и исповедовал купца
Прентоса. Полковник обратился к собравшимся:
   "Друзья мои! Спустите шлюпку, садитесь в нее и правьте к
берегу, что чуть виднеется вдали. Корабль находится во власти
Одноглазого Дьявола Бернардито Луиса, и через пять минут взлетит
на воздух!"
   На борту все окаменели от неожиданности. Капитан и помощник не
притронулись к рукоятям своих кортиков, а другого оружия у них
под руками не было. Пока матросы спускали шлюпку, Бернардито
вручил капитану бумагу и кошелек:
   "Для вашего оправдания, синьор капитан, возьмите этот
документ. Я свидетельствую в нем, что сполна уплатил старый долг
купцу Прентосу. А чтобы ваши люди не терпели нужды после
высадки, поделите между ними это золото".
   Затем друзья выпустили боцмана и матросов из кормового трюма и
велели им побыстрее догонять первую шлюпку.
   Наконец Бернардито поодиночке выпустил всех солдат и
начальника стражи. Когда они собрались на корме у третьей,
последней, шлюпки, Бернардито сказал им:
   "Слушайте вы, охранители жадного ростовщика и подлого
доносчика! Ваши бывшие хозяева погубили невинного отца и все
семейство моего друга, Алонзо де Лас Падоса. Может быть, среди
вас есть также люди лукавого коррехидора, которые охотились за
Бернардито Луисом и любовались на казнь честного Рамона де
Гарсия. Но я не хочу напрасно проливать кровь своих земляков и
отпускаю вас с миром!"
   В это время баркас Христофоро Вельмонтеса причалил к боту
"Голиафа". Друзья обшарили корабельные трюмы, снесли на баркас
самые ценные грузы, заставили Прентоса выложить все его золото и
покинули корабль. Купец Прентос остался привязанным к
корабельной койке, а в пороховом погребе уже тлел фитиль.
   Через десяток минут, когда "Толоса", врезаясь в волны, летела
на запад, расколотый взрывом "Голиаф" исчез в бурунах, и только
черное облако дыма еще долго плыло над морем. А баркас с пятью
мстителями, оставив позади бурный Геллеспонт, вышел в Эгейское
море, миновал архипелаг и достиг в конце концов Италии, где
друзья продали товары купца Прентоса.
   Из Генуи Бернардито отправился в Париж, где дал своим
товарищам месяц веселого отдыха. В Париже он нашел искусного
ювелира и заказал ему вставной глаз, что было выполнено
французским мастером с великим искусством.
   Месяцев через восемь друзья на попутном корабле прибыли в
Португалию и оттуда кружным путем вернулись к родному городку
Бернардито. Но было их уже не пятеро, а полтора десятка добрых
молодцов, примкнувших к Бернардито в Италии, Франции и Испании.
Этот отряд укрылся в горах и стал готовиться к новому делу.
Свершить его мстителям удалось быстро, потому что Бернардито
узнал о высылке своей матери из Испании. Убедившись, что ей не
грозит больше опасность как заложнице, он повел своих друзей в
новый поход мести, после которого решил покинуть испанскую землю
и перейти на море... Мальчик, ты, никак, уже заснул?..
   Не получив ответа, Бернардито наклонился над лицом ребенка.
Разметав кудри на подушке, мальчик спал крепким детским сном.
   Бернардито переступил через свернувшегося Карнеро и пошел еще
раз взглянуть на животных в хлеву. Шторм бушевал, ливень хлестал
по кронам деревьев. У капитана вмиг промокла одежда, и он
поторопился назад в хижину. Перед тем как закрыть дверь, он
прислушался, и снова ему почудился в реве бури словно отдаленный
протяжный стон, подхваченный ветром.
   - Неужто на острове развелись шакалы? - пробормотал
островитянин и растянулся на скамье, покрытой козьей шкурой.


   Рассвет застал островитян спящими. Мальчик первым открыл глаза
и, вспомнив про недослушанный рассказ, подскочил в постели. Ему
было стыдно, что он уснул; теперь не скоро дождешься конца
затейливой сказки! Не зная, чем поправить беду, он принялся
колоть лучину и стуком разбудил Бернардито. Взглянув на
растерянное лицо мальчика, старший понял все, поймал его за
курточку и прижал к себе.
   - Тебе не терпится знать, что было дальше? - сказал он,
смеясь. - Ну, уж так и быть, доскажу свою сказку, потому что идет
сильный дождь и выходить все равно нельзя. Да и немного осталось
до конца. Слушай!
   ...Стоял солнечный май 1743 года, и как раз 29 мая исполнялась
годовщина со дня гибели юной Долорес, сестры Бернардито.
   В Барселону вернулись матросы и солдаты, отпущенные Одноглазым
Дьяволом с "Голиафа", и сердце трусоватого коррехидора
наполнилось страхом. А напуганный рассказами спасенных с
"Голиафа" дон Сальватор Морильо дель Портес принял такие меры к
охране своего замка, что тот стал походить на осажденную
крепость.
   Накануне роковой годовщины, поздним вечером, дон Сальватор
сидел в кабинете за шахматной партией со своим сыном Родриго,
когда в дверях появился дворецкий. Он доложил, что какой-то
всадник нетерпеливо стучится в ворота замка, что он назвался
королевским гонцом и привез срочный пакет от его величества.
   Дон Сальватор приказал впустить гонца. Хозяин увидел перед
собою высокого, статного офицера в мундире королевской гвардии.
У офицера были седые волосы, высокий лоб и гордая осанка.
Отсалютовав дону Сальватору шпагой, он выхватил из-за манжеты
маленький пакет с королевской печатью и протянул его гранду. Дон
Сальватор, сломав печать, всмотрелся при свете свечей в знакомый
ему небрежный почерк августейшей руки. Король написал записку
собственноручно - это была новая необычайная милость.
   Драгоценный документ гласил, что его величество этой ночью по
пути в Барселону намерен остановиться в доме дона Сальватора. С
поистине королевской вежливостью монарх просил у гранда
гостеприимства на несколько часов. При этом его величество
благоволил заранее отклонить церемониальный прием и просил
выслать ему невстречу только нескольких конников для указания
кратчайшей дороги в ночное время.
   Дон Сальватор поцеловал рескрипт и хлопнул в ладоши. Через
несколько минут весь громадный замок являл собою зрелище
растревоженного муравейника. Захлопали двери, во всех
подсвечниках появились свечи, раскрылись погреба, сундуки и
шкафы. Посыльный дона Сальватора тотчас помчался за коррехидором.
   - Его величество выразил надежду видеть хозяина дома, но
просил не тревожить отдыха горожан, - сухо проговорил посланец
короля. - Поезд его величества находится отсюда в трех часах
хорошего галопа. У ворот вашего дома я дождусь конников
коррехидора и сам провожу их до королевского кортежа.
   Часа не прошло - и у ворот замка уже загремели подковы...
Десять альгвазилов и сам синьор коррехидор на белом коне отдали
салют посланцу короля. Тем временем мрачный замок дона
Сальватора озарился сотнями осветительных плошек, фонарей с
цветными стеклами, лампионов и маленьких китайских фонариков. Их
свет отразился в струях большого фонтана, на темных купах зелени
и пышных куртинах с цветами. В парковых прудах проснувшиеся
лебеди поднимали головы из-под снежных крыльев, и потревоженная
лебедями вода тоже искрилась огнями иллюминации. Убедившись, что
иллюминация великолепна, дон Сальватор приказал пока погасить
огни и зажечь их снова через два часа, а сам со своим сыном
Родриго присоединился к всадникам коррехидора. Во главе с
королевским посланцем вся кавалькада поскакала навстречу
высокому гостю.
   После полуторачасовой скачки по горным дорогам всадники
различили впереди факельные огни. Шестерка белых коней легко
влекла дорожный возок с королевскими лилиями на дверцах. Два
офицера гарцевали впереди, два всадника скакали по бокам, и один
гвардеец сопровождал возок сзади. Арьергард составляла небольшая
конная свита, и, наконец, шагах в ста впереди всего кортежа двое
королевских слуг освещали дорогу ярким огнем факелов, высоко
поднятых на древках копий.
   Гонец подскакал к карете и доложил о прибытии. Получив
милостивый ответ короля, офицер объявил дону Сальватору, что его
величество благодарит за радушную встречу, приглашает синьора
спешиться и вместе с сыном занять место в карете.
   Дон Сальватор и синьор Родриго поручили своих коней людям и с
трепетом вошли в карету. Едва лишь дверца возка захлопнулась,
герольд затрубил, кони рванулись и кортеж тронулся к замку.
   В сумраке кареты дон Сальватор ничего не мог различить, кроме
высокого плюмажа на королевской шляпе. Согнувшись, он протянул
руки, чтобы принять и облобызать пальцы обожаемого монарха. Его
вытянутые губы уже встретили вялую кисть короля, но монаршая
рука, милостиво протянутая навстречу, внезапно обрела твердость
железа и схватила гранда за бородку.
   "Измена!" - прохрипел дон Сальватор, но сразу получил сильный
удар по голове.
   Рядом с ним, задыхаясь, бился на полу кареты его сын, которому
чье-то колено уперлось в грудь.
   Одновременно вся королевская свита на скаку окружила
стражников коррехидора. Спутники короля обнажили шпаги, и
альгвазилы мертвыми свалились с коней. Метко брошенная веревка
сдавила горло самого коррехидора. Затем из кареты были вытащены
связанные тела синьора Сальватора и его сына. Этих пленников,
так же как и коррехидора, всадники перекинули поперек своих
седел и во главе с седовласым посланцем углубились в горы, к той
самой пещере, где некогда повстречались Бернардито и отец Симон.
   Весь же остальной "королевский кортеж" продолжал вместе с
каретой свой путь по прежней дороге. Когда до замка осталось
четверть мили и впереди показались его огни, кучер кареты
обернулся и поджег фитиль, который вел к большой железной бочке
внутри кареты; до самой пробки бочка была набита артиллерийским
порохом. Проехав еще немного, кучер скатился с козел и вскочил
на лошадь коррехидора. Огонек фитиля уже приближался к бочке.
   А всадники во весь опор продолжали нестись к замку рядом с
каретой, горяча бешеных коней упряжки. Вот уже засверкали и
рассыпались в небе разноцветные огни встречного фейерверка. За
подъемным мостом широко распахнулись ворота замка, и две шеренги
слуг выстроились во дворе. Вытягивая шеи от любопытства, челядь
замка готовилась принять коней и расстелить ковер от парадного
крыльца до подножки кареты...
   Не доезжая до моста, "королевская свита" подняла на дыбы своих
коней и резко повернула назад, а лошади упряжки с непостижимой
быстротой перелетели мост, промчались под каменной аркой и, не
сбавляя хода, понеслись по двору. Обе шеренги челядинцев
разбежались в страхе.
   У парадного крыльца собралась почти вся городская знать, с
удивлением взиравшая на столь необычный въезд его величества.
Уже стали раздаваться тревожные возгласы среди разряженной
публики, как вдруг ужасающий взрыв потряс двор и стены.
Обезумевшие гости в атласных одеждах, забрызганных кровью и
испачканных копотью, бежали из замка, но несколько выстрелов
прогремело из темноты, и бегущие заметались на мосту, теряя
убитых и раненых. Над двором полыхнули языки пламени. Это
всадники, подскакав к окнам замка и служб, бросили в них
подожженную смоляную паклю. Вопли страха, стоны раненых, ржанье
лошадей и мычанье быков в горящих стойлах - все слилось в дикую
музыку, а поднявшееся пламя затмило блеск догоравшего фейерверка
и иллюминации.
   Весь город проснулся, и жители его бежали на ближайшие холмы,
чтобы взглянуть на самый большой пожар, когда-либо ими виденный.
Сначала думали, что замок загорелся от иллюминации, но вдруг в
памяти людей всплыло, что ровно в этот день и час год назад
погибла сестра Бернардито. Едва кто-то напомнил об этом событии,
общий глас сразу произнес имя мстителя, и горожане в страхе
побежали к своим домам и сундукам, предоставив замку догорать в
предрассветной темноте.
   А сам Бернардито с четырьмя братьями пробирался знакомой
тропою к пещере. Туда же по голово