, синели
воды океана. Он был спокоен, но береговой прибой грохотал, как
всегда, и белая пена вскипала под утесами.
   Вскоре глубокое ущелье разверзлось перед путниками. По
гранитной скале, сбегая десятками мелких ручейков, струилась
вода. Это был водопад, образованный подземными ключами где-то в
недрах гор. Он выходил на поверхность из темной расселины высоко
в скалах, бежал по крутому склону и, журча, низвергался с утеса,
смешивая на дне ущелья свои воды с водами речки.
   - Держу пари, что в этих горах таятся большие богатства, -
проговорил Мюррей. - У каждого из нас скопился порядочный запас
золотого песка, который мы намывали на берегу ручья. Мы
рассчитывали сохранить в тайне это открытие и, вернувшись
когда-нибудь на этот остров, заняться золотоискательством.
   - Пусть твои друзья, если пожелают, ищут здесь золото, -
сказала Эмили. - Мое маленькое наследство от отца и твой золотой
песок - этого достаточно для устройства новой жизни.
   - Ты забываешь о грузе "Офейры". Он был собственностью твоего
отца и по праву принадлежит тебе. Ящики в полной сохранности.
Теперь еще один трудный подъем по ложбине - и мы встретим наших
друзей в пещере. Но, черт возьми, я не узнаю места!
   Путь вверх по следам недавней лавины оказался очень тяжелым.
Чем выше поднимались путники, тем озабоченнее становилось лицо
Мюррея. Издали он увидел, что каменные глыбы сдвинуты. Исчезли
заросли кустов, скрывавшие вход в пещеру.
   - Боже мой, - прошептал он, - вход засыпан!
   Наступал вечер. Мюррей рассчитывал переночевать в пещере в
обществе своих друзей, но входа в пещеру уже не было...
   Мюррей стал громко звать товарищей. Ему отвечало гулкое эхо.
Сняв штуцер с плеча, он два раза выстрелил, но потревожил только
горных орлов.
   - Они все погибли, Эмили! Пещера стала их могилой. Поистине
над людьми, обретающими титул виконта Ченсфильда, тяготеет
какой-то злой рок. Никогда не будем вспоминать о нем, моя
любимая!
   Обнажив головы, они постояли на коленях перед могилой мальчика
и обоих корсаров, тихо поднялись и тронулись в обратный путь. Но
теперь Мюррей шел молча, опустив голову.
   Добравшись до озера уже в сумерках, они переплыли его на челне
в полной темноте. Эмили начала спотыкаться и ушибла ногу о
корень. Фред взял ее на руки и понес. Она лежала на его плече с
закрытыми глазами и будто уплывала куда-то в глубокую золотую
темноту.
   В полумиле от берега островитяне поставили охотничий шалаш.
Фред внес Эмили в это укрытие, зажег светильник и развел огонь.
Когда дрова затрещали, он присел на камень и растер девушке
ушибленную ступню. Эмили смотрела на него сверху; взгляд ее
светился тем лучистым сиянием, какое исходит из глаз женщины в
самые счастливые минуты ее жизни.
   Когда они поужинали, Фред устроил девушку на ложе из звериных
шкур и, расстелив на полу свой плащ, улегся у огня. Он не спал и
смотрел на гаснущий огонь. Ему покюалось, что Эмили задремала;
он тихонько приподнялся на локте, чтобы взглянуть ей в лицо. Две
нежные руки тихо обняли его. Он взял в свои ладони голову
девушки, и два дыхания слились в одно.


   Утратив представление о времени, Бернардито Луис пользовался
падавшими со сталактита каплями не только для утоления жажды, но
и в качестве часов. Он определил, что миска наполняется водою
вровень с краями приблизительно за двадцать четыре часа, и вел
теперь счет суткам по числу опорожненных мисок. Питался он
копченым кабаньим и козьим мясом, остатками хлеба и сырой мукой,
которую размешивал в воде. Этим же он кормил и ребенка. Весь
хлеб пришлось нарезать на тонкие ломтики, чтобы на нем не
появилась плесень. В сыром воздухе ломтики не засыхали.
   Капитан успел обследовать и правое ответвление подземного
лаза. Оно оказалось длинным и извилистым, постепенно понижалось,
и местами потолок нависал так низко, что пробираться можно было
только ползком. В иных местах Бернардито вставал во весь рост и
не доставал потолка рукой.
   По расчетам Бернардито, ему лишь на четвертые сутки пещерного
заточения удалось добраться до оконечности правого хода. Здесь,
на расстоянии не менее трехсот ярдов от развилки, он встретил
наконец слоистую шиферную скалу, в которую упирался подземный
ход. При свете фитилька старый корсар осмотрел скалу и обнаружил
узкую трещину. Поднесенный к ней огонек светильника метнулся и
погас. Бернардито приложил к трещине ухо и уловил шум струящейся
воды. Звук был слабым и неясным, но сомнений не оставалось;
где-то за шиферной скалой бежал ручей. Если бы удалось пробить
несколько футов шифера и добраться до ручья, подземное русло,
возможно, вывело бы пленника из темницы. Бернардито вспомнил о
водопаде в ущелье. Его озарила догадка, что он накодится рядом с
подземным руслом этого потока. Шансы на спасение возросли!
   Мотыга была в руках. Бернардито опять запалил огонек и ударил
по скале. Кусок мягкого сланца откололся легко. Увлеченный
работой, Бернардито забыл о сне, пище и покинутом ребенке. Через
несколько часов он расширил щель, но гора слоистых обломков
шифера поднялась до пояса. Работать дальше стало невозможно, и
узник пещеры принялся разравнивать породу по всему полу
подземного тупика. Сквозь щель сюда проникал свежий воздух.
После яростного труда Бернардито ощутил сильную усталость. Он
лег на спину и задремал. Внезапно сквозь баюкающий шум ручья
Бернардито различил далекий стук, царапанье и скрежет.
   Бернардито пополз назад. Когда после самых мучительных этапов
этого подземного пути он ложился отдыхать, скрежет и стук
различались им явственнее. Наконец он добрался до каземата. В
чернильной мгле ребенок тихонько лежал на кожаной куртке, но,
завидев огонек и бороду пирата, горестно заплакал. Маленький
человек выражал обиду на свое долгое одиночество. Миска под
сталактитом переполнилась, и драгоценные капли уходили в почву.
   - Сынок, ты скоро увидишь солнышко и пойдешь разгуливать по
твоему острову, - заговорил Бернардито, поглаживая кудри
мальчика. - Я нашел выход из пещеры, понимаешь, выход, но его
нужно раскопать, и тогда мы с тобою...
   Где-то посыпались камни. Что-то грозно ухнуло, и стены
каземата содрогнулись. Сталактит сорвался и грохнулся на пол,
расплющив миску. Стало темно, и густая пыль забила старому
корсару ноздри, рот и глаз. Он зажмурился и склонился, ожидая
конца. Вся жизнь разом вспомнилась ему, точно вспышка молнии
озарила прошлое... Но свод над головой еще держался, и сознание
не покинуло Бернардито. Теперь все вокруг затихло, звуки
прекратились, и капитан наконец сообразил, что они означали. Их
пещеру раскапывали! Очевидно, обнаружив обвал, Леопард задумал
раскопать могилу своего сына. Во время раскопок матросы
расшатали остатки уцелевшего свода пещеры, и он рухнул. Если
обвалом засыпана и развилка подземного лаза - смерть пещерных
узников неминуема!
   Бернардито с трудом зажег свой маленький факел. Каземат был
цел, не считая упавшего от сотрясения сталактита. Но вход в
подземный лаз засыпан до половины...
   Капитан выгреб землю, расчистил вход и пополз к развилке.
Всюду лежала свежеосыпавшаяся земля, пыль еще густо стояла в
воздухе. Вход направо оказался свободен!
   Бернардито решил перебраться в тупик и оттуда пробиться к
подземному руслу. Он снова различил стук. Значит, раскопки
продолжались, но капитану было ясно, что даже силами всего
экипажа "Ориона" разрыть пещеру можно было не раньше чем через
две-три недели.
   Опасаясь новых обвалов, Бернардито принялся полком
перетаскивать все свое имущество и запасы в тупик. Эта работа
была адской, и продолжалась она не менее двух суток. За эти дни
Бернардито не раз доходил до изнеможения. Обессиленный ребенок
больше не кричал и не плакал. Свернувшись клубочком, как зверек,
он лежал на куртке корсара, часто дремал, а пробуждаясь,
безучастно глядел на бородатого спутника.
   Выспавшись в своей новой "квартире", испытывая мучительную
жажду, Бернардито подкрепился последними остатками еды и
принялся за работу.
   Подземный плен длился, по расчетам Бернардито, уже шесть-семь
суток, когда три глухих толчка вновь поколебали своды
подземелья. На вулканические сотрясения они не походили, потому
что произошли где-то в стороне, в обломках пещеры.
   - Рвут скалы! - проворчал корсар и бросил мотыгу. - Черт бы
побрал их старания! Они обвалят весь ход.
   Работа шла быстро; песчаник обламывался слоями. Бернардито
работал топором, мотыгой и дубовым шестом вместо клина.
Временами он ощущал прохладное дуновение свежего воздуха.
   Наконец, через тридцать - сорок часов, вырубленное в скале
отверстие оказалось достаточным, чтобы просунуть плечи.
Бернардито отложил инструменты и полез в дыру. Просунув в щель
голову, он стал вглядываться в пустоту, во мрак. Вода, журча и
плескаясь, бежала футов на шесть ниже. Значит, пробит ход в
какой-то подземный грот или тоннель, по дну которого бежал поток!
   Расширив дыру, Бернардито защитил свою лампадку ладонью и
осветил тоннель. Свод его приходился на два фута выше, а внизу
жутковато чернела быстрая вода.
   Ребенок спал. Бернардито пополнил светильник, поставил его в
углу, положил на книгу рядом с Чарльзом последний кусочек хлеба
и ломтик вяленого мяса. Затем он снял с пояса ремень, прикрепил
его к своему шесту, прижатому, к дыре, еще раз взглянул на
спящего ребенка и, держась за ремень, спустился прямо в черную
воду потока. Она была очень холодной и едва не сбила человека с
ног. Он вымыл лицо и руки, сделал несколько глотков,
перекрестился, лег в эту ледяную воду и поплыл.
   В полном мраке поток понес его по тоннелю. Несколько раз его
ударяло о камни и выступы скалы, но вскоре он нащупал отмель и
выбрался на мелкую гальку. По шуму воды на перекатах человек
угадывал повороты, и от начала своего пути до отмели он насчитал
их два. Дальше свод тоннеля понижался и течение убыстрялось.
   Когда Бернардито покинул отмель, вода стремительно понесла
его. Скоро впереди забрезжило сереющее пятно. Поток еще раз
повернул, и Бернардито стал различать очертания свода и стен
тоннеля. Он ухватился за выступ и глянул вперед. Свет, солнечный
свет виднелся шагах в пятидесяти впереди!
   Поток сбегал вниз, под кромку свисающего карниза. Бернардито
на ободранных коленях пополз вперед и сунул голову в сияющую
щель. Перед ним расстилался ослепительный простор!
   Ошеломленный солнечным светом, он упал на выступ скалы, откуда
водопад, весело прыгая по камням крутого склона, срывался в
зеленую глубину ущелья.
   Наконец Бернардито огляделся вокруг. Внизу он увидел людей с
кирками, лопатами и топорами. Солнце садилось, и люди, окончив
дневную работу, уходили из ущелья в лес, унося кого-то на
носилках.
   Когда все скрылись из виду, Бернардито поднялся на ноги и
совершив долгий и тяжелый обход по склону, приблизился к их
старой обвалившейся пещере. Уже смеркалось, и холодный ветер дул
из ущелья. Все кости Бернардито ныли; от одной мысли, что нужно
вернуться в ледяную воду подземного потока, он содрогнулся.
   Быстро темнело, но Бернардито разглядел у входа в пещеру следы
работы землекопов. Он подивился, как много они успели
расчистить: по-видимому, работал весь экипаж корабля. В одном
месте докопались даже до дна пещеры. Земля и щебень на площадке
были прибраны и свалены в небольшую насыпь, на верху которой
плашмя лежал тяжелый плоский камень.
   В потемках Бернардито наткнулся на лом и целую бухту тонкого и
прочного манильского каната. Рядом лежал вещевой мешок с
остатками пищи на несколько человек. Бадья со смолой и десяток
жердей, обмотанных паклей, были приготовлены, вероятно, для
ночных работ.
   Бернардито подкрепился ломтем хлеба, надел мешок, взял лом,
веревку и факел и спустился назад, к водопаду. Перед низким
зевом тоннеля капитан вздохнул, зажег свой факел и ступил в
поток. Нагнувшись, он снова очутился в тоннеле, где поток
струился, словно мифическая Лета, покрытая вечным мраком Аида.
   Упираясь ломом в дно и преодолевая бурное течение, человек
продвигался вперед шаг за шагом, будто древний Харон в водах
мрачного Стикса [все образы заимствованы здесь из древнегреческой мифологии:
Лета - река забвения, черная река в подземном царстве мертвых
Аиде; Стикс - покрытая вечным мраком река, по которой
перевозчик Харон переправляет на своей ладье души покойников
на тот свет].
   Добравшись до отмели, он передохнул. Ноги его сводило от
холода, и сердце тяжело колотилось в груди. Дальше течение
ослабевало. Бернардито оставил веревку на отмели и снова
тронулся вверх, считая повороты. После второго он поднялся еще
шагов на двадцать и увидел черную дыру под сводом и свисающий из
нее ремешок. Наверх он вскарабкался с предельным напряжением
сил, просунул факел в дыру и проник в подземное убежище.
   Погасший светильник был опрокинут. Ребенка в тайнике не было...


   Владелец "Ориона" и губернатор острова Чарльза протянул руку к
стакану с напитком, который доктор поставил на столике перед
умирающим. Это был настой из целебных трав, собранных на острове
Мюрреем. Во время своих скитаний по индийским джунглям Мюррей
внимательно присматривался к способам врачевания, применяемым
знахарями и жрецами в глухих деревушках Бенгалии. Он перенял их
искусство и за годы жизни на острове не раз испытал на себе
самом и своих друзьях благотворное действие целебных растений,
неизвестных самодовольной европейской медицине. Отправляясь на
корабль, Мюррей захватил из хижины сосуд с целебным настоем.
   Неизвестно, помог ли больному индийский бальзам или
собственный запас жизненных сил, но пациент доктора Грейсвелла
победил даже самое смерть.
   Когда кризис миновал и, вопреки всем ожиданиям, пульс больного
продолжал биться, доктор не поверил своему слуху, уловив удары
этого неутомимого злого сердца. Пораженный, он немедленно
оповестил всех о появлении надежды на благополучный исход.
   Экипаж корабля должен был с рассветом двинуться на остров,
чтобы продолжить начатые накануне раскопки пещеры. Весть о
гибели ребенка потрясла и друзей и врагов "хозяина", и капитан
Брентлей предоставил почти всех матросов в распоряжение Мюррея,
который взял на себя руководство раскопками.
   Узнав об улучшении здоровья больного, Мюррей приписал это
действию своего лекарства и посоветовал пока что скрыть от
пациента горестную весть.
   Раскопки велись четыре дня круглыми сутками. Когда землекопы
добрались до осевшей скалы, Мюррей приказал высверлить в ней
шурфы и взорвать ее порохом. По сле взрывов было сделано
несколько находок - извлечена лопата, остатки ружья, и, самое
главное, - следы крови и размозженные кости.
   После этого Мюррей приказал немедленно прекратить работы. На
освобожденной от обвала площадке соорудили подобие могильного
холма. Поверх могилы положили плиту с грубо высеченным крестом...
   Когда сознание вернулось к губернатору острова, он выпил
остатки настоя в стакане и потребовал священника. Из недомолвок
пастора Редлинга и менее проницательный человек, чем Джакомо
Грелли, смог бы догадаться о случившемся.
   Грелли приказал вынести себя на палубу и обнаружил почти
полное отсутствие людей на борту. Без дальних околичностей он
потребовал Мортона в каюту и узнал всю горькую правду. Если бы,
уходя, Мортон обернулся, взору его представилось бы самое
диковинное зрелище за всю его жизнь: слеза на горбатой
переносице, первая слеза Джакомо Грелли за тридцать пять лет его
жизни!
   Двое суток Грелли не притрагивался к пище и никого не допускал
к себе. Когда утром 9 января ему доложили, что следы трупов
обнаружены, он приказал соорудить носилки и отправился в путь на
плечах своих подчиненных, подобно римскому патрицию.
   Его донесли до ущелья и поставили носилки перед огромной
скалой над обвалившейся пещерой. Он велел вооружить двадцать
человек долотами и построить подобие штурмовых лестниц. Этот
отряд высек на скале поминальную надпись. Вернувшись на корабль,
Грелли приказал на другой же день сниматься с якоря.
   Груз "Офейры", укрытый в скалах северной части острова, был
доставлен шлюпками на "Орион". Грелли без возражений признал его
собственностью леди Эмили. Экипажу объяснил, что этот груз
принадлежит Мюррею и был спасен на плоту после кораблекрушения.
   Во время погрузки Мюррей вместе с лейтенантом Уэнтом посетил
знакомую песчаную косу: островитянин бросил прощальный взгляд на
роковую пещерку, где Эмили ценою неслыханного самоотречения
спасла ему жизнь. Погруженный в свои думы, он не заметил, как
лейтенант Уэнт пристально рассматривает какой-то предмет на
песке. Находка, сделанная лейтенантом, ввергла его в раздумье.
Но моряк ни слова не сказал о ней Мюррею, бросив на него лишь
испытующий взгляд...
   Утром 10 января "Орион" поставил паруса и осторожно вышел из
пролива.
   На вершине Скалистого пика капитан Брентлей еще накануне
приказал поднять британский флаг. Отсалютовав флагу пушечным
залпом, "Орион" взял курс на Капштадт, и вскоре очертания
острова с могилой погибших и развевающимся на вершине флагом
растаяли за кормою брига.


   Бернардито Луис, мокрый, продрогший и утомленный до
изнеможения, бросился к устью подземного лаза, проклиная себя за
то, что забыл заложить его камнем. А может быть, томимый жаждой
ребенок подполз к отверстию в скале и упал в поток?
   Капитан осветил лаз факелом. Никаких следов мальчика... Да и
вряд ли ребенок решился бы ползти в полной темноте в глубь этого
хода!
   Старый корсар снял с себя мокрую рубаху и короткий меховой
жилет, растер ноги и надел сухую куртку, еще так недавно
служившую постелью ребенку. Он уже забыл, что похищенное им дитя
являлось для него только орудием мщения; теперь он думал о
ребенке как о единственном существе, с которым он мог делить
одиночество плена. Заметив на полу книгу с картинками,
Бернардито снова почувствовал щекочущий ком в горле...
   - Теперь и Грелли считает своего Чарли погибшим... Смерть
ребенка обезоружила и меня и мистера Фреда. Трудные наступили
времена! Меня без Педро матросы возьмут измором и застрелят
где-нибудь в горах, а Фреду ежеминутно грозит теперь тайный
удар... Если же "Орион", не обнаружив меня, покинет остров, я
останусь один, как придорожный крест! О каррамба!
   В эту минуту Бернардито услышал шорох и решил, что в тайник
забралась крыса. Подняв голову, он при свете факела увидел
Чарльза. Ребенок выползал на четвереньках из-под карниза
подземного лаза.
   - Сынок! - со стоном вырвалось из груди Бернардито, и, еще не
смея верить своему единственному глазу, он протянул руки
навстречу ребенку.
   - Дядя! - произнесло измазанное в земле существо. - Куда ты
все уползаешь?
   - А ты где был, сынок?
   - Я пошел искать тебя, дядя. Ты больше не уползай один!
   - Нет, сынок, теперь мы все время будем вместе. Я нашел
выход, и, как только немного отдохну, мы выйдем с тобой на
солнышко. Ну, Леопард Грелли, скоро ты станешь у меня ручным,
словно кошечка!
   Накормив своего питомца, Бернардито зажег светильник, а
большой факел потушил. Они опять остались в полутьме, озаряемой
только огоньком "волчьего глаза", как Педро называл эту пещерную
лампадку.
   Через несколько часов Бернардито почувствовал себя в силах
собираться в путь.
   - Ну, сынок, теперь ты ничего не должен бояться. Мы поплывем
с тобою к солнышку. Ты не плачь и крепче держись за мою шею. А
за нашей книгой я приду сюда в другой раз.
   Бернардито проделал в заплечном мешке два отверстия по углам и
надел мешок на мальчика, просунув его ноги в эти отверстия.
Ребенок оказался как бы в больших штанах, из которых наружу
торчали только руки и голова. Бернардито надел мешок себе на
спину и пропустил ремень под мышками. Теперь мальчик, не стесняя
движений пловца, был крепко привязан к его спине. Капитан взял
зажженный факел и полез в гремящий поток, ощущая на шее теплое
дыхание ребенка.
   Быстрое течение сбивало с ног. По пояс в воде, упираясь ломом
в каменистое дно, Бернардито медленно пробирался вперед.
Подземная река угрожающе гудела под сводами тоннеля. Дважды
старый