несчастьями, добрый сэр! Ведь мальчики мои еще такие
юные, совсем дети!
   - Ваши мальчики находятся передо мною, и я Не нахожу их столь
юными. Вероятно, они ленятся, если нужда ваша так велика при
двух больших сыновьях. Как их зовут и каковы их занятия?
   - Поклонитесь мило рду, дети! Подойдите ближе к господину
адвокату. Вот, сэр, это мой старший Джордж, четырнадцати лет, а
это - Томас, ему еще толь ко девять.
   - Они оба, конечно, давно работают в цехах? - спросил мистер
Томпсон, взглянув на красные, потрескавшиеся пальцы младшего
мальчика.
   - Они уволены, милорд: Том - после несчастья с их отцом, а
Джордж - еще раньше. Я стираю белье на соседей, и это пока наш
единственный заработок.
   - Что они делали на фабрике, и за что их уволили?
   - Том не имел никаких замечаний, сэр, никаких! Он у меня
прилежный мальчик. Уже три года он разбирал шерсть в суконном
цехе. Но, когда нашего отца задавило и сломался этот прокля...
этот новый станок... Тому отказали в выплате жалованья: мистер
Норвард приказал покрыть стоимость сломанной машины за счет
нашей семьи. Тогда Томми... ведь ему только девять лет...
немного дерзко поспорил, его прогнали...
   - А ваш старший сын, чем он сейчас занят?
   - О, сэр, Джорджи разбил мое материнское сердце! Его уволили
с фабрики еще в прошлом году, он теперь...
иногда зарабатывает в порту на погрузке кораблей и приносит в
неделю не больше двух-трех шиллингов!
   - За что же его выгнали с фабрики, где он имел верный
заработок?
   - Он хотел... Он очень хотел учиться рисовать, милорд...
Старший мастер невзлюбил его...
   - Позвольте, не этот ли молодой человек в прошлом году
нарисовал ткацкий станок в виде чудовища, пожирающего людей?
   - Он самый, милорд...
   - Я помню, миссис Бингль, о, я все помню. Значит, это и есть
тот сорванец, который нарисовал на стене цеха ужасную,
безнравственную карикатуру на мистера Норварда и новые машины?
И его выгнали с позором? Поделом ему, поделом! В таком возрасте
- и такое легкомыслие, такие вредные затеи! Что же вы для них
хотите?
   - Милорд, помогите мне испросить прощение у мистера
Норварда, чтобы он приказал выплатить нам хоть часть заработка
моего покойного Джона... Добрый милорд, замолвите словечко,
чтобы сыновей моих опять взяли на фабрику, иначе мы умрем с
голоду, милорд!
   - Вы сами знаете, что ваши требования к мистеру Райленду и
мистеру Норварду незаконны. О выплате вам жалованья мистера
Джона Бингля, вашего покойного супруга, не может быть и речи;
по его недосмотру или умыслу пострадал фабричный станок.
Возвращать в столь смутное время на фабрику ваших сыновей тоже,
вероятно, не следует, ибо они показали себя дерзкими и
непочтительными...
   Женщина закрыла руками лицо, и казалось, что она вот-вот
упадет от изнеможения и горя. Мистер Томпсон продолжал уже
менее сухим и строгим голосом:
   - Но я всегда сочувствую человеческому горю и... готов
оказать вам услугу, какие редко оказываю: я дам вам
рекомендацию к владельцу бультонской верфи и лично попрошу его
принять в доки ваших сыновей. Сейчас мы с мистером Ленди
отправляемся на верфь, и я увижу там самого мистера Паттерсона.
А вы возьмите эту записку и завтра явитесь с ней к владельцу
верфи или корабельному мастеру Гарвею.
   Произнеся эти слова, он взял листок с бювара и написал на
нем несколько строк. Женщина, бережно спрятав листок за корсаж
и низко поклонившись ученому мужу, удалилась вместе с
мальчиками. Мистер Томпсон устало откинулся в кресле.
   - Вот такие ходатаи целыми днями отвлекают меня от серьезных
дел! Но я привык помогать своим ближним и трачу на это много
сил и здоровья... Дженкинс! - крикнул он тощему клерку. - Я
сегодня больше никого не принимаю. Мы уезжаем в доки, на спуск
нового корабля.
   - Я догадываюсь, что мистер Ричард уже отправился за леди
Стенфорд, - сказал Ленди. - Она ведь тоже приглашена. Но сейчас
еще только полдень, а спуск назначен на два часа дня. Не выпить
ли нам пива в "Белом медведе"?
   Джентльмены вышли на улицу и уселись в просторной коляске
мистера Ленди. В полупустом зале гостиницы "Белый медведь" их
встретил сам хозяин.
   - Как дела, Гопкинс? - приветствовал его мистер Томпсон,
усаживаясь за столик в глубине зала.
   - Не особенно блестящие, сэр! "Чрево кита" находится ближе к
порту. Все моряки и корабельные пассажиры идут в "Чрево". Я
потерял много клиентов, с тех пор как этот грязный кабак с
девками...
   - Не ворчите, Гопкинс! Старожилы города остались верными
"Белому медведю". Кроме того, у вас останавливается почта, и все
пассажиры дилижанса попадают к вам.
   - Это верно, мистер Томпсон. Чем могу служить вам и мистеру
Ленди?
   Сделав заказ, старый адвокат обратился к своему собеседнику:
   - Кстати, мистер Ленди, вы когда-нибудь бывали в "Чреве
кита"? Его хозяин, Вудро Крейг, очень быстро разбогател. Что
представляет собою его заведение?
   Ленди пожал плечами:
   - Обыкновенная портовая таверна с номерами... На днях мне
довелось там ужинать с сэром Фредриком Райлендом.
   - С сэром Фредриком Райлендом? Вот как? - удивился адвокат,
вспомнив реплики мистера Ленди во время недавнего чтения
рукописи Мортона. - Значит, в течение двух последних недель вы
успели ближе познакомиться с этим джентльменом?
   Мистер Ленди молча кивнул.
   - А я, - продолжал адвокат, - был неожиданно осчастливлен
приездом его супруги. Не далее как вчера она посетила мой дом
вместе с мисс Мери, дочерью Томаса Мортона. Дамы попросили у
меня рукопись, которую я читал вам. Она красивая особа, эта леди
Эмили Райленд, и держится подкупающе просто.
   Адвокат вспомнил о юношеской любви своего сына и задумался.
Нынешний выбор Ричарда не радовал старика: в своей будущей семье
молодой баристер вряд ли мог сохранить главенство...
   Подкрепившись, оба почтенных джентльмена покинули гостиницу.
Пара серых лошадей понесла коляску к порту и вскоре остановилась
перед воротами в высоком деревянном заборе, отделявшем
территорию верфи от городской окраины.


   Две длинные гирлянды из зеленых веток и живых цветов
перекрещивали могучий корпус корабля, возвышавшийся над
помостом. Увитый зеленью форштевень был украшен двумя искусно
вырезанными из дерева лебедиными крыльями, распростертыми в
плавном полете.
   На небольшом временном мостике в центре палубы, под натянутой
на случай дождя парусиной, стоял с медным рупором в руке
владелец "Окрыленного". Ветерок развевал складки его плаща,
грудь камзола наискось пересекала шитая золотом перевязь шпаги,
голова была не окрыта. Ранняя седина поблескивала в его густых
темных, слегка курчавых волосах, заботливо уложенных
парикмахером. Пренебрегая модой, он на этот раз был без своего
пудреного парика с косичкой. Он стоял в центре судна один,
эффектно выделяясь на голубом фоне неба.
   Поодаль от помоста, с которого должен был соскользнуть на
воду корабль, на дощатом возвышении собрались гости,
рассматривая с любопытством доки, корабль и одинокую фигуру
человека на мостике. Вокруг места, отведенного для гостей,
толпились празднично одетые рабочие, пришедшие с женами и детьми.
   Люди, занятые приготовлениями к спуску, во главе с мастером
Гарвеем хлопотали у днища и бортов "Окрыленного". Голубая лента,
которую предстояло разорвать кораблю, трепетала в порывах
ветерка у самой воды. Оркестр из двенадцати музыкантов
расположился на причальной стенке и настраивал трубы и литавры;
глухо гудели удары в большой барабан.
   На носу и на корме судна, около якорных кабестанов
[кабестан - приспособление для подъема якоря на корабле],
выстроились двумя группами по шесть человек матросы в синих
шапочках, белых блузах и черных штанах. Четырехлапые якоря
блистали свежей краской. Якорные цепи уходили в черные гнезда
корабельных клюзов [клюз - отверстие в борту судна для выпуска
якорной цепи]. Пахло смолой, дегтем, пенькой, свежим
деревом; люди вдыхали этот вечный, везде одинаковый и всегда
волнующий запах морской пристани. Все кругом было прибрано и подметено
заботливой рукой. Толпа зрителей сдержанно гудела.
   Сэр Фредрик, стоя на мостике, взглянул на большую луковицу
карманных часов. Они показывали ровно два.
   - К спуску приготовьсь! - скомандовал он в рупор.
   Говор и смех в толпе смолкли. Зрители замерли в ожидании.
   К деревянным упорам, удерживавшим корабль, приблизились люди с
топорами. Мистер Гарвей махнул рукой, и топоры врубились в
дерево. Полетели щепки. Бревна звенели, как туго натянутые
струны. Слышалось потрескивание. Корпус судна, чуть вздрагивая,
стал оседать.
   В этот миг у крайнего спереди упора произошла какая-то
заминка. Поскользнувшись на густо смазанном жиром настиле, один
из рабочих упал. Не видя его, плотники продолжали дружно рубить
бревна. Раздался сильный треск; подрубленные опоры стали
ломаться: плотники с топорами в руках успели соскочить с
помоста. Крайнее бревно, около которого еще силился вскочить на
ноги упавший человек, лопнуло, как спичка, и огромная махина
плавно двинулась всей своей тяжестью вперед, подмяв под себя
несчастного. Невольный крик вырвался у зрителей, но корабль, все
ускоряя свой ход по настилу, уже летел вниз, навстречу звукам
оркестра. Затрепетал в воздухе голубой шелк разорванной ленты;
большая бутылка с шампанским, метко брошенная рукой матроса,
стоявшего наготове около ленточки, со звоном разбилась о
стройный форштевень судна. Высоко взлетели столбы брызг; мелкие
щепки, стружки, ветки, цветы всплыли на вспененной поверхности
моря, и корпус "Окрыленного" закачался на легкой волне.
   На задымившихся, сразу почерневших досках настила среди
растертого горячего жира алело еле заметное пятно. Доктор
Грейсвелл, находившийся среди гостей, сделал движение, чтобы
поспешить на помощь, но, увидев всю бесполезность такой попытки,
остался на месте.
   Пастор Редлинг, осенив крестом опустевший док и судно, где уже
гремели якорные цепи, прочел короткую молитву. Рабочие поливали
из парусиновых шлангов настил, остужая его холодной водой и
смывая следы крови.
   Тем временем с "Окрыленного", подтянутого канатами к
причальной стенке, бросили второй якорь. Матросы спустили на
причал широкий трап. Почетные гости, сопровождаемые мистером
Паттерсоном, вступили на палубу, где слуги уже накрывали столы
под тентом.
   На берегу, вдоль причальной стенки, на длинных столах,
сколоченных из досок, хозяин выставил для строителей корабля
несколько бочонков рома и пива. Искоса поглядывая на опустевший
док, ставший безымянной могилой их товарища, рабочие взялись за
оловянные кружки. "Кровавое крещение", - говорили они своим
женам, понижая голос и озираясь на корабль, где гремел оркестр,
сновали слуги и шумное, нарядное общество за столом уже отдавало
честь искусству поваров и виноделов.
   Неприятное событие, чуть не омрачившее праздник, было предано
забвению, и вскоре веселые тосты и винные пары окончательно
изгладили следы его из памяти пировавших джентльменов.
   Лишь за другими, дощатыми столами время от времени
какой-нибудь Том или Джек с мутными от вина глазами поднимал
кружку за беднягу Майка, да в убогой каморке рабочего поселка,
прижавшись к мужской шерстяной куртке, рыдала старуха, узнавшая,
что ей никогда больше не услышать веселого оклика с порога:
"Здравствуй, мать!"


   - Где же он назначил тебе свидание, Камилла?.. Да перестань
плакать, я уже давно не сержусь на тебя.
   Всхлипнув и вытерев слезы платочком, молоденькая горничная
леди Эмили Райленд подняла заплаканные глаза на свою госпожу.
   Легкий кабриолет с запряженным в него гнедым иноходцем катился
по дороге в Бультон. Лошадью правил рябой негр в красном
кафтане. На кожаной подушке сиденья, подобрав длинные юбки с
оборками, рюшами и воланами, покачивались две молодые дамы.
Рядом с негром сидел старый Эндрью Лоусон, бывший оценщик
конторы Гарди.
   - Мадам, - отвечала по-французски заплаканная горничная, - я
обещаю вам, что это никогда не повторится. Я никак не
предполагала, что мое легкомыслие поведет к таким серьезным
последствиям. Вначале этот человек совсем не казался мне
обманщиком, и лишь потом я поняла, что это какой-то опасный
тайный агент. Свидание назначено там же, где я встретилась с ним
в первый раз, - вон в той роще, за поворотом дороги, на поляне,
окруженной кустарником. Прошлый раз мы сидели там на скамеечке,
мадам.
   - Хорошо, Камилла, что ты сказала мне правду, хоть и с
опозданием. Теперь сойди с экипажа, ступай на поляну и жди
своего друга как ни в чем не бывало. Эндрью, вы пока останетесь
на опушке у лошадей; потом я позову вас. Сэм, - обратилась дама
к негру, - а вы идите вслед за Камиллой, скройтесь в кустарнике
возле скамьи и обязательно задержите незнакомца, если он
вздумает улизнуть. Я хочу сама поговорить с ним. Лошадь и
кабриолет нужно спрятать, чтобы с дороги их не было видно. Я
останусь здесь, у этого дерева. Когда он должен прийти, Камилла?
   - В четыре часа, мадам.
   - Сейчас половина четвертого. У нас есть время приготовиться
к встрече. Иди, Камилла, и не делай такого несчастного лица!
   Однако не успели Камилла скрыться за кустами, как в листве
дерева, под которым заняла свою стратегическую позицию леди
Райленд, что-то сильно зашумело, и, ломая мелкие ветки, с дерева
спустился незнакомый человек.
   Негр подскочил было к незнакомцу, но тот уже склонился перед
дамой в почтительном поклоне и заговорил с легким чужестранным
акцентом:
   - Леди Райленд, ваши военные приготовления к моей встрече
напрасны. Я не имею намерения избегать беседы с вами. Позвольте
мне без промедления сказать вам несколько слов наедине.
   - Говорите, что заставило вас шпионить за мной и
расспрашивать обо мне прислугу? - С этими словами леди Райленд
пошла по тропинке к небольшой полянке в глубине рощи.
   Незнакомец последовал за нею. Леди Эмили опустилась на
деревянную скамью. Ее собеседник заговорил, стоя перед дамой с
непокрытой головой.
   - Я вижу, леди Райленд, что старый Лоусон уже нарушил свое
обещание оставить в тайне мое посещение!
   - Да, больной старик пешком приплелся в Ченсфильд и
рассказал мне все. Камилла тоже нашла в себе мужество
признаться, что неделю назад она встретилась здесь с человеком,
который выпытывал у нее подробности о хозяевах дома. Чего вы
добиваетесь этими низкими средствами?
   - Вы знаете, что именно привело меня в Бультон, и должны
понять, почему я искал помощника среди ваших слуг. Не мог же я,
ничего о вас не зная, ожидать сочувствия от... леди Райленд! Но
после всего, что я услышал от Камиллы, я готов открыть вам свое
настоящее имя. Я не Роджерс и не англичанин.
   - Напрасно было бы вам и пытаться выдавать себя за
англичанина: наружность и акцент выдают в вас итальянца или
испанца.
   - Леди Райленд, я пришел на свидание и счел невыгодным
изменять внешность. Если меня принуждает необходимость, я умею
принять вид заправского англичанина. Тем не менее вы правы. Я
действительно испанец, Фернандо Диас. Родом из Толедо. В прошлом
плавал на пиратском судне штурвальным. Я страшусь произнести
перед вами имя моего прежнего капитана, ибо оно вам хорошо
известно.
   - Вы говорите о бесчеловечном Бернардито Луисе? - тихо
спросила дама.
   - Да, синьора. Но Бернардито был тигром, а не гиеной. Он не
пятнал себя убийством стариков и пленением женщин...
   - Но он не мешал творить эти злодеяния людям своей шайки!
   - Синьора, я вижу, что к Бернардито, который все же имел
понятие о чести, вы относитесь строже, чем в другому лицу, чьи
руки по самые локти обагрены кровью невинных.
   Леди Эмили вздрогнула. Стиснув кружева своего воротника, она
встала со скамьи.
   - Говорите по-испански, - произнесла она побелевшими губами. -
Я понимаю язык вашей родины. Чего вы хотите от меня?
   - Синьора, вы являетесь наследницей покойного мистера Гарди.
Прикажите старому служащему вашего отца открыть мне, в чьих
руках он видел похищенный камень.
   - Сначала скажите, синьор Фернандо, у кого он был похищен?
   - Этот камень вручил мне сам Бернардито, чтобы я отвез его в
Грецию, старой синьоре Эстрелле Луис, его матери. Я поклялся,
что любой ценой доставлю старухе подарок сына. Другой камень,
меньших размеров, капитан подарил мне. Два моих врага, штурман
Джузеппе Лорано и боцман Вудро Крейг, в смертельной схватке
отняли у меня оба камня. Это было на испанском берегу, перед
выходом "Черной стрелы" в ее последний рейс... Только через
полгода, весь израненный, я добрался до Греции. К матери
Бернардито я явился с пустыми руками и с вестью о гибели шхуны.
Эта весть догнала меня еще в Марселе - все моряки говорили тогда
о прибытии в Гибралтар британского фрегата "Крестоносец". Этот
фрегат подобрал спасенных с корвета "Бургундия", утопившего
шхуну Бернардито... Я нашел старуху в жестокой нужде и вдобавок
с внуком на руках. Оказалось, что мальчик родился, когда его
отец, Бернардито, уже ушел в море. Мать ребенка, красавица
гречанка, умерла во время родов.
   Старуха выходила ребенка и теперь в нищете живет с маленьким
Диего в Пирее. Но я дал себе клятву, что найду похитителей, и
вот недавно их следы отыскались. Точнее говоря, я отыскал Вудро
Крейга; о втором похитителе, Джузеппе Лорано, ничего не слышно.
Мой камень достался при дележе, очевидно, ему, а большой алмаз
взял себе Крейг. Старый Лоусон сказал мне, что видел этот камень
в Бультоне и оценил его в четыре тысячи гиней. Теперь умоляю
вас, откройте, кто предлагал фирме вашего отца эту драгоценность.
   - Позовите Лоусона... - приказала леди Райленд. - Эндрью, -
обратилась она к старику, когда тот предстал перед нею, - прошу
вас рассказать мистеру Роджерсу все, что вам известно об алмазе.
   Старик взирал на испанца с нескрываемым удивлением.
   - Ни за что не узнать в вас моего посетителя! - воскликнул
он. - Вы, мистер Роджерс, помолодели лет на двадцать! Отроду не
видывал таких чудес! - Заметив нетерпеливый жест испанца, старик
вздохнул: - Что же сказать вам о том камне? В общем, вы идете по
правильному следу. Действительно, поздней осенью 1768 года
камень был принесен в нашу контору бывшим моряком Вудро Крейгом.
Но контора не приобрела этого камня, так как трудно было
предположить, чтобы столь ценный алмаз мог попасть к простому
матросу или хотя бы боцману честным путем.
   - А известно ли вам что-нибудь о дальнейшей судьбе этой
драгоценности?
   - Я не должен бы говорить об этом, но... через некоторое
время меня пригласил к себе домой один скупщик драгоценностей и
показал тот же камень.
   - Как звали этого скупщика?
   - Его имя Джеффри Мак-Райль. Он и сейчас живет в Бультоне.
   - Я знаю Мак-Райля! Раньше он был моряком, а потом занялся
торговлей разными ценностями. Через него Бернардито не раз
продавал награбленные товары. Для чего же он вызвал вас, мистер
Лоусон?
   - Он спросил меня, стоит ли отдать за этот камень три тысячи
гиней. Я ответил, что такая цена ниже настоящей на целую тысячу
гиней.
   - Что же произошло потом?
   - А потом бывший бездомный моряк Вудро Крейг купил дом,
винный погреб с виноградником и таверну "Чрево кита" около
порта. Поэтому я полагаю, что именно он продал Мак-Райлю камень.
   - Так вот кто овладел камнем! Спасибо, Лоусон, теперь я знаю
достаточно. Спасибо и вам, синьора. Но прошу вас не забывать,
что вы рискуете навлечь на себя крупные неприятности, если не
сохраните в тайне нашу беседу.
   - Я уже четыре года живу в опасности.
   - Не понимаю, что заставляет вас молчать, но, в конце концов,
это не мое дело. Я преследую только свои цели и не собираюсь
вмешиваться в чужую игру. После того как на первом свидании
Камилла рассказала об отношениях между вами и вашим мужем, я
твердо решил явиться к вам и поговорить. А сегодня, ожидая
Камиллу, я увидел вас и понял, что откладывать нечего! Синьора,
теперь мои подозрения подтверждаются, и, быть может, мне
придется столкнуться в моей тайной борьбе...
   - Почему вы замолчали, Фернандо?
   - Тише! Сюда идут!
   Леди Эмили обернулась и увидела молодого офицера с
перевя