занной рукой и хорошенькую, очень молодую девушку. Они
шли, держась за руки, к поляне, не замечая ни кабриолета, ни
людей в роще.
   Фернандо раздвинул кусты орешника позади скамейки и помог леди
Райленд спрятаться. Сам он уселся на скамейке. Молодые люди,
увидев, что скамейка занята, замялись, постояли на полянке и
направились к дороге. Вскоре они скрылись за поворотом.
   - Вы знаете этих людей, синьора?
   - Это мои добрые друзья. Молодой офицер - мистер Эдуард
Уэнт, сын бывшего управляющего поместьем. После ранения,
полученного этой весной, он гостит у своей матери, в Ченсфильде.
Юная леди - его невеста, Мери Мортон. Я доверяю ей. Она и не
подозревает, чьим орудием стал ее отец!
   - Я читал у мистера Томпсона лживую рукопись Мортона и понял
из нее, что игра ведется гораздо крупнее, чем я мог предполагать
сначала...
   - Фернандо! Мое отсутствие может быть замечено, я должна
спешить. Итак, вы хотели сказать, что в вашей тайной войне за
похищенные сокровища вам, быть может, предстоит столкновение
с... убийцей Бернардито Луиса?
   - Вы угадали, синьора. Во-первых, не годится, чтобы добыча
всей стаи досталась одному. Кроме того, почему старая мать и
маленький ребенок капитана Бернардито должны оставаться нагими и
нищими на чужбине, когда враги Бернардито, овладев его деньгами,
купаются в роскоши? Я обязан сдержать клятву, данную капитану, и
вы можете мне поверить: если бы камень вернулся в мои руки, я
отвез бы его в Грецию, старой синьоре.
   - Стойте! На всякий случай я взяла с собой деньги. Вот здесь,
в этом кошельке, сто соверенов. Возьмите их и отвезите или
отошлите старухе и ее несчастному внуку... Если вам снова
необходимо будет поговорить со мной или передать записку, можете
прийти к негру-садовнику или известить Мери Мортон. Прощайте,
синьор...
   Фернандо Диас низко склонился перед молодой женщиной.
Протянутую ему на прощанье тонкую руку он поцеловал так, как
только в ранней юности целовал выточенные из кости пальцы
пресвятой девы в старинной часовне Толедо.


   - Дорогой сэр Фредрик! - говорил вечером охмелевший
кораблестроитель мистер Паттерсон, когда кареты и коляски увезли
с верфи последних гостей, участников пирушки после спуска
"Окрыленного". - Я восхищен вами! Я убежден, что именно такие
люди, как вы, и нужны сейчас нашему королевству. И не я один
восхищен! Сегодня вы одержали еще одну почетную победу: леди
Стенфорд за столом без конца расспрашивала мою жену о вас и
восторгалась вашей энергией. Вот моя рука в знак дружбы и
расположения! Окажите мне честь вашим доверием и скажите, какие
надежды возлагаете вы и ваша фирма на "Окрыленного"?
   - Мистер Паттерсон, вы когда-нибудь наблюдали плавучий
айсберг, ледяную гору в океане?
   - Н-н-нет, но я... не совсем понимаю, не... улавливаю связи...
   - Я хочу пояснить вам, мистер Паттерсон, что подводная часть
такой ледяной горы, невидимая глазу, всегда в пять - шесть раз
больше ее надводной, видимой части...
   - Великолепно сказано, сэр! Кажется, я начинаю угадывать
смысл этих слов, хотя... еще не представляю себе всего замысла.
Но ваша фирма, сэр... Ее репутация, ее бумаги, вся ее
коммерческая деятельность... Я не могу предположить в этом...
ничего... "подводного"!
   - Слушайте, Паттерсон, я не деревенский лавочник, чтобы всю
жизнь откладывать по фартингу в женин чулок! Моя фирма с
фабриками и торговыми кораблями, поместье и фермы - все это со
временем будет приносить немалый доход, но это дело... слишком
медленное. А мне золото нужно сразу, понимаете, Паттерсон, сразу
и... много! Стесняться и оглядываться нечего! В мире щедро
рассеяны невероятные, сказочные богатства. Иногда их приходится
искать в природе, а чаще - просто вырывать из чужих, слабых или
неумелых рук, особенно цветных! Вырывать, чтобы прибирать к
своим. Как говорят: "Кто смел, тот и съел". Вот зачем мне нужен
"Окрыленный" и другие суда с добрыми экипажами. Поверьте, я не
останусь с ними в накладе!
   - Мистер Райленд, разрешите сделать одно серьезное
предложение!
   - Я всегда охотно принимаю дельные предложения.
   - Так вот, предлагаю вам уже с этого дня разделить, как вы
изволили вчера выразиться, и риск и удачу со мной!
   - Игра... требует ставок, мистер Паттерсон.
   - Мои свободные средства к вашим услугам. Я хотел бы, чтобы
ваши широкие замыслы стали нашими замыслами и осуществлялись
сообща.
   - Что ж, благодарю за доверие и полагаю, что вы не раскаетесь.
Мне нужны добрые компаньоны. Но должен предупредить откровенно:
нервы нам понадобятся крепкие! Пусть дети наши уже не будут
иметь забот. Пусть они займут кресла в парламенте, наденут
мантии судей и епископов, станут министрами, лордами, графами,
черт побери! А наше дело - подвести золотой фундамент под стены
их будущих дворцов. Для этого хороши любые средства, лишь бы
быстро давали чистоган!
   - Но, сэр, на пути к... столь быстрому обогащению могут
возникнуть... опасные препятствия. Законы, например...
   - Ха, законы! Они нужны, чтобы держать в узде простолюдинов.
Ни Кортес, ни Писарро [Кортес (1485-1547) - испанский завоеватель Мексики;
Писарро (1475-1541) - испанский завоеватель Перу; оба
прославились неслыханными зверствами над населением покоренных
стран] не заботились о законах, а захватывали
целые страны со всеми богатствами, и потомки не осуждают их. Кто
они были? Просто решительные ребята... Времена святош и
старинных добродетельных рыцарей миновали давно. Все, что
становится поперек дороги - буква ли закона, чужая ли воля, -
надо сметать или умело обходить.
   - Сэр Фредрик, я уже высказал свое убеждение, что именно
такие люди сейчас и необходимы стране. Во мне вы нашли
единомышленника! Вы могли убедиться, что я тоже не склонен к
излишней осторожности. Ведь когда некоторые таможенные
формальности становились нам
поперек дороги, мы всегда находили способ, чтобы, так сказать,
не спотыкаться...
   - Отлично! Перейдем к делу. Какую сумму вы готовы вложить для
начала в первые операции?
   Паттерсон долго прикидывал что-то в уме и в раздумье отвечал,
глядя мимо собеседника:
   - Пожалуй, тысяч шесть можно бы вложить... Но каковы, сэр,
ваши ближайшие планы?
   - Об этом я сообщу вам после возвращения из плавания моего
брига "Орион". Я уже в течение двух недель жду его со дня на
день. От капитана Брентлея я ожидаю важных подробностей об одном
неизвестном острове, координаты которого я сообщил капитану
перед отплытием. Быть может, эти подробности откроют мне, я хочу
сказать - нам, довольно заманчивые перспективы. В недалеком
будущем солидную выгоду сулит мне одна экспедиция в глубь
Африки. Обе мои шхуны - "Глория" и "Доротея" - уже там, у
африканских берегов...
   - Черное дерево? Слоновая кость? Не так ли, сэр Фредрик? -
Паттерсон смотрел на собеседника с любопытством и жадностью.
   - Нет, мистер Паттерсон, черная кость, простите мне эту
шутку! Черная кость, точнее - черные руки! Хлопковым и сахарным
плантаторам нужны руки, черные руки в железных браслетах.
Миллионы черных рук требуют американские колонии, мистер Роберт!
   - О, я понял вас, сэр! Очень, очень разумное помещение
капитала!.. Как только "Орион" вернется, мы поставим его в док,
оборудуем на нем батарейные палубы и оснастим корабль заново.
Работа над ним пойдет днем и ночью. О! Колонии и плантации с
нашей помощью будут получать много этих черных рук, украшенных
железными браслетами!
   И две белые руки, украшенные золотыми перстнями, соединились в
крепком, долгом пожатии.


   Джеффри Мак-Райль, полнеющий брюнет с розовыми щеками и
холеными усиками (он сохранил их в память о неудавшейся военной
карьере), вернулся после спуска "Окрыленного" в свою холостую
квартиру, которую делил с моряком Джозефом Лорном. Большую часть
своего времени Лорн проводил в море, и потому домик на Гарденрод
почти круглый год находился в распоряжении одного Мак-Райля.
Квартиру эту он снимал у вдовы-немки Гертруды Таубе,
боготворившей своего постояльца.
   Она ухаживала за ним так, как только сентиментальная немка
способна ухаживать за избалованным мужчиной.
   Чистенькая, свежеокрашенная решетка отделяла от улицы уютный
одноэтажный домик, приветливо глядевший на прохожих четырьмя
окнами фасада. Окна завешивались гардинами и шторами; фрау Таубе
собственноручно два раза в год красила эти занавеси в...
кофейной гуще. Вокруг домика росли яблони и груши, под окнами
красовались две цветочные клумбы, похожие на кондитерские торты
и распространявшие по вечерам одуряющий запах цветов табака. В
глубине двора, среди каштанов и грабов, виднелся крошечный
флигель самой хозяйки. Вместе с Джеффри в доме жил его слуга,
мулат Энрико Рой, приводивший хозяйку в отчаяние своими чересчур
холостяцкими привычками, отсутствием уважительности и
способности к круглосуточному ничегонеделанию. Здоровый сон был
его главным времяпрепровождением.
   Хозяин долго стучал в запертую дверь своего жилища. Наконец он
полез в глубокий карман своего камзола и извлек ключ. Отомкнув
входную дверь, хозяин застал своего слугу храпящим на огромной
ковровой тахте. Комната с этим восточным ложем служила в
квартире Мак-Райля и будуаром и кабинетом. Довольно
бесцеремонный пинок ногой сбросил Роя с тахты.
   - Убирайся к дьяволу, животное! - коротко приказал хозяин. -
Сейчас я буду принимать здесь гостей.
   Мулат потянулся так, что кости в его суставах затрещали. Он
широко зевнул, почесал голову и сплюнул. Эти изящные манипуляции
не показались хозяину необычными.
   - Послушай, Мак, - обратился слуга к господину с
фамильярностью, не совсем принятой для лиц его звания, - какого
черта ты все еще болтаешься в Бультоне? Я слышал, что Джакомо
давно гонит тебя в Голландию на подмогу Джузеппе, по делам этого
старого дурака Ленди.
   - Во-первых, не суй своего носа в дела, которых ты не
понимаешь. Во-вторых, готовь дорожный сундук, потому что на днях
я уеду. В-третьих, сколько раз нужно долбить в твою глиняную
башку, чтобы ты выбросил из нее слово "Джакомо", а говорил бы...
   - Ладно, виноват, обмолвился! Значит, ты, Мак, поедешь в
Амстердам? Ах, рыбья кость тебе в глотку, славно же ты гульнешь
в голландских трактирах! А что делать мне?
   - Валяться на этой тахте и строить куры фрау Таубе, пока не
придет "Орион". Тогда сэр Фредрик найдет тебе занятие. Из
Голландии я скоро вернусь вместе с Джузеппе Лорано, и тогда...
   - Эй, Мак, вот ты и сам проговорился: сказал "Джузеппе
Лорано"!..
   - А, черт! Я хочу сказать, что после моего возвращения из
Голландии в обществе мистера Джозефа Лорна нам, возможно,
придется совершить небольшую воскресную прогулочку по делам
высокорожденного наследственного виконта Ченсфильда, сэра
Фредрика Джонатана Райленда.
   - Какую прогулочку? Куда?
   - Совсем недалеко: маленький пикник к берегам Африки, Америки
и в индийские воды.
   - Опять чертовы индийские воды! Не повезло тогда одноглазому
Бернардито с этой индийской экспедицией!
   - Зато повезло кое-кому другому!..
   - Зачем же мне тащиться вместе с вами?
   - Как - зачем? Не могу же я пускаться в путь без преданного и
высоконравственного слуги! Довольно болтать! Проваливай в свою
дыру, живо! Идут Райленд и банкир Ленди... Добро пожаловать,
господа! Энрико Рой, вы свободны... Мистер Ленди, могу вас
обрадовать, что от Джозефа Лорна получены сегодня из Амстердама
хорошие вести по интересующему вас делу.
   - О, нынче день сплошных удач! Какую же сумму наличными
предлагают ему ростовщики?
   - В английских деньгах от пятидесяти до шестидесяти тысяч
фунтов [английская денежная система отличалась сложностью; плату за
некоторые виды товаров и услуг было принято вносить в гинеях,
другие предметы оплачивались в фунтах стерлингов; кроме того,
имели хождение кроны, полукроны и т.д.; фунт стерлингов равен 20
шиллингам, шиллинг - 12 пенсам, 1/4 пенса - фартингу; гинея - 21
шиллингу, соверен - золотая монета достоинством в один фунт
стерлингов] за двадцать шесть камешков.
   - Мистер Райленд, как вы находите эту цену за ваши фамильные
драгоценности?
   - Неплохая цена, особенно если принять во внимание
одновременную продажу большого числа бриллиантов и негласный
характер этой операции.
   - Вы мой спаситель, сэр Фредрик! Я никогда не забуду этой
услуги в тяжелую для меня минуту. Вы приносите в жертву
фамильные бриллианты, чтобы поддержать "Бультонс-банк" в самый
критический момент. Поверьте, что отныне интересы
"Северобританской компании" станут на первое место при всех
операциях "Бультонс-банка". Когда же я смогу получить эти
деньги, вырученные за продажу камней?
   Фредрик Райленд вопрошающе взглянул на Мак-Райля. Ленди
переводил взгляд с одного на другого.
   - Полагаю, что недели через две Мак-Райль и Джозеф Лори уже
доставят вам всю эту сумму полностью. Можете готовить вексель на
шестьдесят тысяч, мистер Ленди.
   Банкир с чувством пожал руку мистеру Райленду.
   - Теперь, когда с делами покончено, мы, может быть, проведем
остаток вечера в "Чреве кита"? - предложил Мак-Райль.
   Однако банкир, сославшись на усталость, уже встал, чтобы ехать
домой. Мак-Райль вышел проводить обоих гостей и наблюдал с
крыльца, как джентльмены занимали места в просторной коляске
владельца банка.
   В порту замигал маяк, и прозрачная летняя ночь зажгла над
городом свои неяркие звезды.
   Мак-Райль вернулся в дом. Мулат уже снова спал, раскинувшись
на циновке в отведенной ему каморке.
   - Животное! - процедил Мак-Райль и со свечой в руке
отправился в свой кабинет.
   Здесь было душно и еще держался крепкий запах сигары Райленда.
Мак-Райль чихнул, отворил окно и выглянул в садик. Свет его
свечи упал на пышный куст акации, покрытый тоненькими зелеными
стручками. Мак-Райль вспомнил, как в детстве он мастерил себе
свистульки из этих стручков, и вздохнул.
   - Надо покончить с делами, найти себе жену, уехать в Америку
и растить детей... Вам пора подумать о вашей старости, мальчик
Джеффри! - разговаривал сам с собою постоялец фрау Таубе; при
этом он уже успел стащить с себя лиловый камзол и развязать
широкий узел своего галстука.
   Почему-то подобные мысли всегда посещали Мак-Райля перед сном.
Он долго плескался у умывальника, втирал какие-то благовония в
холеную кожу щек, а затем внимательно осмотрел свой парик,
бережно распяленный на специальной подставке, и расчесал
гребеночкой несколько локонов.
   Напоследок, когда ночной туалет мистера Мак-Райля был
окончательно завершен, джентльмен вставил свечу в ночник, снял
нагар и забрался в постель. Фрау Таубе приучила его спать на
перине; он погрузился в нее, как в морскую пучину, и уже
блаженно прикрыл веки, как вдруг почувствовал холодную струю
ночного воздуха из открытого окна.
   Рой! - крикнул он в полутьму. - Грязная свинья!..
Обязательно скажу Джакомо, чтобы убрал от меня это животное;
пусть пристраивает его куда хочет или берет к себе! Рой, скотина!
   Попытки дознаться мулата были тщетны. Мак-Райль знал это по
долголетнему опыту.
   Чертыхнувшись, он наклонился за ночными туфлями, но не успел
еще надеть их, как услышал шорох в кустах акации под окном.
Подняв голову, он увидел человека в полумаске, одним прыжком
вскочившего из садика на подоконник.
   В следующее мгновение удар свинцовой перчатки в грудь сбросил
Мак-Райля с постели. Незнакомец придавил его к полу и приставил
к горлу нож.
   - Я пришел за своим камнем, Мак-Райль, - послышался свистящий
шепот. - Ты отдашь мне мой камень, или я перережу тебе горло,
собака!
   В комнате царил полумрак. От свечи, мерцавшей в ночнике, падал
слабый свет, колеблемый ветром из окна. При каждом дуновении по
стенам и потолку метались смутные тени.
   Мак-Райль шевельнулся.
   - Пусти! - прохрипел он. - Кто ты и какой камень требуешь?
   - Голубой алмаз с желтым пятнышком на нижней грани. Я знаю,
камень у тебя. Ты взял его у Черного Вудро за три тысячи гиней.
Говори, отдашь ты мне камень?
   - Камень я давно продал. Он не стоил таких денег! Кто ты?
   - Если ты продал мой камень, отдай четыре тысячи гиней,
которые ты выручил за него.
   - Что ты, это же груда золота! Во всем доме у меня нет и
десятой доли такой суммы!
   - Слушай меня, Мак-Райль! Я пришел либо взять камень или
деньги, либо убить тебя. Даю тебе одну минуту. Я буду считать до
шестидесяти. Вставай, зажги вторую свечу и не вздумай хитрить!
На счете "шестьдесят" я размозжу тебе череп, если камень или
деньги не будут у меня в руках.
   Незнакомец в полумаске поднял Мак-Райля и поставил его на
ноги. Затем он отскочил к окну, задернул занавеску и, наведя в
лоб Мак-Райлю пистолет, взвел курок.
   - Один... два... три... Когда я тебя убью, я перерою весь
дом и все равно найду... десять... твой мулат спит, его умел
будить один Бернардито... Двадцать.
   - Стой! Ты из людей Бернардито?
   - Тридцать... Торопись, скупщик, пощады не жди...
   - Послушай! Я был другом Бернардито!
   - Сорок... ты обманывал и его, скупщик...
   - Повторяю тебе, у меня нет ни камня, ни денег!
   - Пятьдесят... Значит, ты живешь последние секунды,
Лисица-Мак!.. Пятьдесят один...
   - Постой, я достану камень, он в другой комнате!
   - Тебе чертовски не повезло, Мак-Райль, в другую комнату я
тебя не выпущу... пятьдесят два...
   Мак-Райль наклонился над плиткой паркета в углу и топнул ногой.
   - Да стой же!
   - Пятьдесят пять... Ты почти труп, Джеффри Мак-Райль!..
Пятьдесят шесть...
   - Брось мне нож, проклятый пират! Я должен поднять паркетную
плитку!
   - Пятьдесят семь...
   Незнакомец швырнул Мак-Райлю перочинный ножик с ночного
столика. Тот поймал его на лету.
   - Пятьдесят восемь...
   Мак-Райль поддел ножом дощечку паркета и отшвырнул ее в
сторону.
   - Пятьдесят девять!
   Из-под дощечки появился сверток, обмотанный
тряпкой. Мак-Райль швырнул его под ноги незнакомцу.
   - Повежливее, Мак! Разверни сверток и покажи камень. За обман
- смерть без пощады!
   Руки плохо повиновались скупщику. Когда тряпка отлетела в
сторону, незнакомец увидел маленький футляр из замши. Мак-Райль
расстегнул его.
   В жалком свете ночника и второй свечи, зажженной Мак-Райлем, из
футляра выглянула как бы огромная твердая капля утренней росы.
Но едва лишь рука
Мак-Райля с камнем чуть повернулась, в прозрачной глубине этой
капли вдруг вспыхнула зеленая искра. В следующее мгновение от
едва заметных движений руки, державшей алмаз, грани чудесного
камня стали испускать в свете двух свечей то красные, то синие,
то оранжевые лучи.
   Два человека, как завороженные, глядели на волшебную игру
алмаза.
   Первым опомнился Мак-Райль. Зажав камень в кулак, он наклонил
голову и, как бык, ринулся на человека в полумаске.
   Неуловимо быстрым движением свинцовой перчатки, надетой на
левую руку, тот ударил атакующего в лицо, снизу вверх.
   Падая на колени, Мак-Райль вцепился в руку, нанесшую удар. Он
ощутил, что одно гнездо свинчатки было пустым - на руке у
незнакомца не хватало безымянного пальца... Потом в мозгу
Мак-Райля разом вспыхнули все искры и лучи бриллианта: теряя
сознание от нового удара, он выпустил руку незнакомца и тяжело
грохнулся на пол.
   В ту же ночь из Бультона в Шербур отошел пакетбот
[небольшое судно, перевозящее почту]. На борту в
числе немногих пассажиров находился бедно одетый испанец.
Завернувшись в плащ, он сидел среди ящиков и мешков, сваленных
на корме суденышка, и, казалось, один не страдал от морской
болезни, жестоко мучившей остальных путешественников. Руки его в
черных перчатках опирались на палку. Свой дорожный мешок он
положил себе под ноги.
   На груди у пассажира под плащом и грубой курткой висел
маленький кожаный мешочек. Время от времени он бережно ощупывал
его рукой. Измученные болезнью соседи не обращали на него
никакого внимания.
   На рассвете, когда ветер стал свежее и пакетбот то и дело
зарывался носом в пенистые воды, навстречу, шумя парусами,
прошел большой торговый бриг. Испанец вгляделся в красивые
очертания брига и с трудом разобрал на носу надпись, выведенную
крупными белыми б