тро, - шепнул одноглазый
своему спутнику.
   Женщина выглянула из окна, придерживая воротник сорочки. На
одно мгновение взгляд ее упал на лицо Бернардито, и в глазах
женщины мелькнул испуг, но Педро уже зажал ей рот и мгновенно
вскочил в каюту. Шум борьбы раздавался там недолго. Послышался
треск разрываемой простыни, потом всхлипнул ребенок, и все
стихло. Педро показался из окна с большим свертком в руках.
Бернардито принял сверток на руки, и в этот миг Рой сделал
порывистое движение в сторону. Он не успел пробежать и двух
шагов, как Педро догнал его и взмахнул ножом. Мулат упал, даже
не застонав.
   - Теперь - на другой борт, к трапу! Иди вперед, оглуши
часового. Быстрей!
   Со свертком в руках Бернардито остался в тени носовой шлюпки.
Внутри мягкого узла что-то шевелилось и кряхтело.
   Фигура часового неподвижно темнела у борта. Вдруг он резко
качнулся назад. Раздался короткий вопль и сильный всплеск.
Бернардито кинулся вперед. У трапа Педро уже снимал швартов,
удерживающий шлюпку. Едва Бернардито успел прыгнуть вниз и
сложить свой большой сверток на носу лодки, как Педро с силой
оттолкнул ее от трапа. Бернардито подхватил из рук Педро второе
ружье, еще потное от рук только что державшего его часового, и
две пары весел без плеска опустились на воду.
   В нарядной каюте Грелли горели все свечи в стенных и
настольных шандалах. Каюта была полна людьми. Последней вошла
леди Стенфорд, блистающая изысканным нарядом и осыпанная
бриллиантами от макушки волос до пряжки на шелковых туфельках. У
стола стоял хозяин корабля и высокий мужчина, свежевыбритый и
одетый в кафтан из гардероба Ричарда Томпсона. Отсутствовала
только леди Эмили Райленд. Хозяин жестом попросил тишины.
   - Господа! - сказал он. - Кажется, мы все в сборе. Капитан
Брентлей, удостоверяете ли вы, что этот человек и есть тот самый
островитянин, которого в мае этого года вы видели здесь, на этой
земле?
   - Да, мистер Райленд, это именно он.
   - Отлично. Ваше имя, сэр?
   - Вам оно известно.
   Грелли нахмурился:
   - Простите, но мы условились, что вы будете давать в
присутствии этих леди и джентльменов только ясные и
недвусмысленные ответы. Итак, ваше имя?
   - Альфред Мюррей.
   - Вы англичанин?
   - Я уроженец штата Виргиния в Северной Америке.
   - Ваши занятия?
   - Бывший хлопковый плантатор и купец.
   - У вас имеется на родине какое-нибудь имущество?
   - Я лишился его.
   - Можно ли узнать, по какой причине?
   - После неурожая я продал плантацию с намерением поискать
счастья в других землях. Французское судно "Иль де Франс", на
котором я, посетив сначала Индию, плыл с товарами в Европу,
разбилось на подводных рифах в ста милях от этого острова. Из
всех людей на корабле спасся я один. Течением меня прибило к
этому острову.
   - Когда это произошло?
   - Пять лет назад, в 1767 году.
   Ричард Томпсон слушал островитянина с напряженным вниманием.
Из своего заточения в карцере он был освобожден за час до этого
собрания и едва успел привести в порядок собственный туалет, а
также снабдить и островитянина приличествующим случаю костюмом.
   - Разрешите мне задать вопрос господину островитянину, -
обратился он к режиссеру комедии, которая с такой гладкостью
разыгрывалась перед слушателями. - Каким образом, мистер Мюррей,
состоялось ваше знакомство с мисс Гар... ныне леди Райленд?
   - Господа, - остановил глава экспедиции островитянина, уже
собравшегося ответить адвокату, - сейчас я беседую с господином
Мюрреем не как частное лицо, а как губернатор острова. Впрочем,
поскольку вопрос уже задан, потрудитесь ответить господину
адвокату.
   Мистер Альфред Мюррей встретил направленный на него в упор
взгляд Ричарда Томпсона. Мюррей помолчал, посмотрел на Грелли, а
затем поднял глаза на небольшой портрет, висевший на стене и
изображавший леди Эмили с розой в волосах. Не отрываясь от
портрета, он заговорил ровным, заученным голосом:
   - Леди Эмили я встретил на корабле, когда она возвращалась из
Европы в Индию к своему отцу. Затем мы поддерживали наше
знакомство и дружбу с нею уже в Калькутте. Она стала моей
невестой. Через полгода после моей высадки на остров, в марте
1768 года, сюда зашла пиратская шхуна "Черная стрела". Ее
капитан высадил здесь двух провинившихся пиратов. Помощник этого
капитана, некто Джакомо Грелли, согласился на мою просьбу
переслать в Америку мое письмо, в котором я просил своего дядю о
присылке за мной спасательной экспедиции, ибо, разумеется, не
счел возможным покинуть остров на пиратском судне. О том, как
письмо попало к мисс Гарди, вам может рассказать ее нынешний
супруг.
   Мюррей отвернулся от портрета и снова взглянул на Томпсона.
Тот потупился и больше не вмешивался в ход допроса. Он решил,
что подлинный виконт Ченсфильд побежден.
   - Действительно, - воскликнул Грелли, - обстоятельства
вручения мне письма мистера Мюррея были необычными! Пиратская
шхуна "Черная стрела", как вы знаете, была уничтожена
французским корветом "Бургундия", принявшим на борт и нас, троих
спасенных с "Офейры". Французский моряк, убивший в схватке
пирата Джакомо Грелли, показал мне письмо, найденное в кармане
убитого. Выяснилось, что Эмили некогда была невестой автора
этого письма, мистера Мюррея, которого считала погибшим после
известия о катастрофе "Иль де Франс". Впоследствии я поручил
капитану Брентлею принять меры к спасению Альфреда Мюррея. Но
мне требовалось время, чтобы выяснить причины пребывания Мюррея
на острове. Этой весной я получил о нем вполне
удовлетворительные справки, подтверждающие его нынешнее
повествование о себе. - Грелли обвел присутствующих надменным
взглядом. - Я решил присоединить этот остров к британским
владениям и вместе с тем помочь мистеру Мюррею. Остальное вы
знаете. Мистер Мюррей намеревается следовать с нами до
Капштадта... Простите, еще один вопрос! Будучи губернатором
этого острова, я обязан обезопасить его от пиратов, проживших
так долго вместе с вами. Так как из страха перед правосудием они
отказались явиться на корабль добровольно, они сами поставили
себя вне закона. Назовите, пожалуйста, их имена, мистер Мюррей.
   - Одного из них зовут Педро Великаном, другого - Бобом
Акулой.
   - Так-так. Значит, Великан и Акула... Ну что же, завтра
этот Педро и этот... как его... Боб будут висеть на реях
грот-мачты. Вы, господа, свободны. Только господ Томпсона,
Мортона, Паттерсона и пастора Редлинга я попрошу остаться здесь
на несколько минут для совершения некоторых юридических
формальностей.
   У стола с разложенными бумагами сидел Мортон. Он с поклоном
протянул островитянину несколько документов, которые тот
подписал один за другим. Затем юристы Мортон и Томпсон скрепили
документы, своими подписями. Последним к столу подошел священник
и тоже засвидетельствовал подлинность бумаг и свое участие в
этом юридическом акте.
   В глазах Грелли прыгали зеленые искры. Чувство торжества
кипело и пенилось в нем, как игристое вино. Сражение, которое он
готовил больше четырех лет, было выиграно за двадцать четыре
часа!
   - Теперь, мистер Мюррей, меня ждут другие неотложные дела.
К вашей старой знакомой, леди Эмили, проводит вас мистер
Паттерсон. Со вчерашнего дня она, к сожалению, занемогла и не
покидает каюты. До новогодней встречи через час, господа!
   Мистер Мюррей вышел вслед за Паттерсоном. Внутренние
помещения корабля были освещены. У дверей каюты Эмили
островитянин постоял несколько мгновений, чтобы унять бешеное
биение сердца. Паттерсон, не смея взглянуть ему в глаза,
тихонько постучал и приоткрыл дверь в каюту. Увидев ее
обитательницу, Паттерсон вздрогнул: прекрасное лицо ее, бледное
и осунувшееся, светилось сейчас надеждой и неуверенной, еще
сдерживаемой радостью, но от виска к маленькому розовому уху
курчавилась, отливая серебром, прядка седых волос, которой
нынешним утром еще не было и в помине!
   Онемев от неожиданности, с захолонувшим сердцем, Паттерсон
попятился из каюты, пропуская островитянина вперед. Тот
переступил через порог... Почти вытолкнув Паттерсона в коридор,
он захлопнул дверь и протянул руки к девушке, бросившейся ему
навстречу.
   - Фред! - задыхаясь, простонала она каким-то чужим, не своим
голосом и упала ему на грудь.
   Прижав ее к себе, он почувствовал, что тело ее тяжелеет в его
объятиях и сползает на пол. Она упала бы к его ногам, если бы он
бережно не подхватил ее на руки.
   Паттерсон, прислушиваясь, постоял несколько минут у дверей. У
него трясся подбородок. Он отошел от порога на цыпочках и побрел
к себе, шумно сморкаясь и пряча лицо в платок.
   С высоко поднятой головой Грелли шел по коридору в каюту леди
Стенфорд. Голос леди уже ответил ему, и дверь гостеприимно
распахнулась, как вдруг до его слуха донесся заглушенный вопль с
палубы и сильный всплеск за правым бортом. Прислушавшись, стоя
на пороге, он уловил как будто звяканье уключин и быстро
удаляющиеся всплески весел. Он прикрыл дверь каюты и вернулся в
коридор. У выхода на палубу горел сильный фонарь. Выглянув
наружу, Грелли оказался на фоне освещенного прямоугольника
дверного проема. В тот же миг с воды грянул выстрел, и пуля,
отщепив кусок дерева от фальшборта, на излете ударила Грелли в
пах и застряла под кожей живота. Второй выстрел ранил его в
плечо. Хозяин острова, цепляясь за дверной косяк, сполз на
темную мокрую палубу. Приподнявшись на колени, он добрался до
перил и с трудом различил на воде шлюпку, уходившую к берегу на
двух парах весел.
   Вслед шлюпке раздались два выстрела с мостика, и пули
булькнули где-то у кормы суденышка. Стрелял Эдуард Уэнт, только
что принявший вахту от Ольсена. Свисток боцманской дудки вызвал
на палубу всех вахтенных, которые перед прибытием шлюпки с
островитянином были, по приказанию Грелли, отправлены в кубрик.
   Грелли, в залитом кровью мундире, встал на ноги, но левая рука
его беспомощно свисала. От боли в животе он сгибался и не мог
смотреть вперед. Теперь выстрелы гремели вдоль всего борта.
Стреляли матросы и офицеры.
   - Батарея, к бою! - услышал Грелли команду Уэнта и почти
одновременно с нею стук открываемых орудийных портов.
   Сгоряча пересиливая тупую, быстро нарастающую боль, Грелли
сделал несколько шагов по палубе. Он хотел добраться до носовой
батареи, но вдруг наткнулся на чье-то тело, ничком распростертое
на палубе. Человек был мертв. Повернув голову убитого, Грелли
увидел в свете фонаря, принесенного боцманом, остекленевшие
глаза Роя. В них застыл ужас.
   - Смотрите, - раздался с мостика голос Уэнта, - течение
уносит какой-то предмет!
   Каррачиола перегнулся через правый борт. При вспышках
выстрелов он разглядел на воде треуголку часового. Самого
матроса не оказалось на палубе.
   Одновременно Грелли заметил распахнутое окно каюты
Доротеи. Из глубины помещения доносились заглушенные жалобные
стоны. Со скрученными назад руками и обвязанной одеялом
головой, вся оплетенная обрывками простыни, на полу каюты
билась Доротея Ченни, пытаясь освободиться. В каюте все было
перевернуто вверх дном. Колыбелька Чарльза с разорванным надвое
пологом и раскиданными подушками была пуста. Маленький виконт
Ченсфильд исчез!
   На батарее раздался удар колокола, и первый орудийный залп
сотряс борта. Ядра взрыли водяные столбы вокруг шлюпки, уже
приближавшейся к берегу.
   - Не стрелять! - завопил Грелли диким, страшным голосом. -
В погоню! Они похитили моего сына!
   Голос его захлебнулся на штормовом ветру. Он уже не
различал очертаний шлюпки; только сноп красных искр взвился на
дальнем берегу. Это резкий порыв вихря разметал остатки костра
одиноко догоравшего у самой воды.



                       9. ПАСЫНОК СВЯТОЙ МАДДАЛЕНЫ

   Мгла и крутящийся вихрь царили над островом. Выше
прибрежных мысов поднимались черные водяные горы. В скалах
рушились свисающие глыбы и осыпались песчаники.
   Ветер выл и ревел, врываясь в ущелья. Сплошная стена
ливня, низвергаясь на голые гранитные утесы, разбивалась в
мелкую водяную пыль. Облака этих рассеянных брызг наполняли все
ущелье, от ложа ручья до зубчатого гребня, подобно клубящемуся
дыму. Ручей превратился в коричневый поток и бесновался в
каменном ложе. Вековые платаны и кедры, вырванные ураганом,
обрушивающимся ребятам его возраста. Сморщив рожицу в плаксивую
гримаску, ребенок проговорил:
   - Дороти!
   Выражение его лица было при этом таким же, с каким все дети
зовут мать. Мужчины переглянулись... Мистер Фред весной прочел
своим друзьям письмо Эмили, доставленное на остров капитаном
Брентлеем, и тайна рождения Чарльза была им известна.
   - Гнусное животное! - процедил Бернардито. - Он даже ребенка
приучил к притворству. Родную мать бедный мальчишка зовет, как
служанку. Жаль, что я промахнулся вчера ночью! Впрочем, кажется,
мой второй выстрел все же зацепил его.
   Ребенок расплакался, испуганный сверкающим глазом пирата.
Бернардито поставил мальчика к себе на колени:
   - Тебе придется привыкать к этому логову, сынок! Дороти
придет, когда кончится буря. Она велела тебе не плакать, умыться
и поесть. Потом я расскажу тебе длинную интересную сказку.
Слышишь, как воет ветер?
   - Это шторм, - произнес сын мореплавателя.
   - Педро, этого мальца нужно беречь, как зеницу ока: от его
здравия зависит судьба многих людей! Как развлечь его, чтобы он
не хныкал?
   - Когда я увязывал сверток, мне попалась какая-то толстая
книга. Она валялась на полу в каюте, и, кажется, я запихал ее в
сверток. Посмотри, капитан, может быть, она цела, если не выпала
по дороге.
   Бернардито пошел в угол пещеры, куда пираты бросили весь
разворошенный узел с пожитками похищенного ребенка..
   - Педро, ты не только велик, но и мудр! - воскликнул бывший
главарь пиратов, извлекая из размотанного свертка толстую книгу
со множеством картинок. На книге имелась дарственная надпись от
пастора Редлинга. - Недаром сверток показался мне тяжеловатым.
Сам-то ты умеешь читать по-английски?
   - Нет, капитан.
   - Когда-то я был силен в книжной грамоте, но теперь
наполовину позабыл эту премудрость. Давно я не держал в руках
книги! Чарли, ты любишь смотреть картинки?
   - Я люблю смотреть картинки вместе с моим отцом.
   - А скажи мне, Чарли, есть у тебя мама?
   - Моя мама - леди Эмили...
   - Врешь, сынок. Твоя мама Дороти, как ты ее называешь. А как
зовут твоего отца?
   - Сэр Фредрик Райленд.
   - Вот как! Ну, а как же зовут тебя самого?
   - Сэр Чарльз Френсис Райленд, виконт Ченсфильд.
   - Слыхал, Педро? Это звучнее, чем Карло Грелли! Ты умный
мальчик, Чарли, но боюсь, что вырастешь ты не сиятельным
виконтом. Мы станем с тобою друзьями, Чарли; что значит для нас
с тобой разница в какие-то полсотни лет! Я научу тебя многим
интересным вещам. Ты станешь у нас...
   Глухой нарастающий гул потряс пещеру. Затрещали камни в
стенах, и с шумом посыпалась оседающая земля.
   Бернардито вскочил, прижимая к себе ребенка. Согнувшись, он
бросился в глубину пещеры, когда огромная глыба, составлявшая
большую часть свода, стала грузно и мягко оседать. Она погребла
под собою весь угол со сложенными вещами и почти половину
остального пространства пещеры. Фитилек светильника погас, и
люди очутились в душном, непроглядном мраке.


   Доктор Грейсвелл менял раненому перевязки. Грелли молча
терпел, стиснув зубы. Тело больного сотрясал озноб, бред и явь
перемешивались в его разгоряченном лихорадкой мозгу. Раны были
серьезные. Когда рассвело, врач, уже при дневном свете, извлек
обе пули из тела Грелли.
   Разыгравшийся ночью шторм к полудню достиг силы урагана.
Укрытый в надежной бухте "Орион" все же раскачало так, что одна
якорная цепь лопнула. Казалось, что в хлещущем ливне нет
отдельных струй; будто низвергался на остров огромный водопад.
Объятые страхом пассажиры корабля с ночи не покидали своих кают.
Шепотом передавались подробности тайного нападения пиратов,
ранения сэра Фредрика и неудачной погони за похитителями.
   Судовладелец сам напутствовал с борта группу матросов,
посланных вдогонку пиратской шлюпке, как только умолкли залпы по
ней. Раненый, с бессильно свисающей рукой и перекошенным от боли
и злобы лицом, хозяин острова требовал доставить ему отрубленные
головы пиратов. Лишь только шлюпка с матросами отвалила от
трапа, судовладелец стал терять силы. Он не мог держаться на
ногах, но приказал вести себя в каюту Доротеи.
   "Кормилицу" он застал в руках Каррачиолы; она билась и
кричала, порываясь броситься в море. С растрепанными волосами, в
белой ночной одежде, она неистовствовала.
   Увидев Грелли, женщина вырвалась из рук Каррачиолы:
   - Где ребенок? Где Чарли? Его унесли у меня! Верни мне сына,
Джакомо... Верни его, или я прокляну день, когда не отважилась
покинуть твой корабль!.. Мне говорили: беги отсюда, спасайся от
забывшего бога Джакомо!.. Зачем я не сделала этого, зачем
вовремя не ушла от тебя с моим ребенком!
   - А ты, изменница, только сейчас надумала сказать мне, что
тебя учили бежать с корабля? Я повешу тебя на одной рее с
пиратами, как только поймаю их! Погодите, Великан и Акула, ваши
матери пожалеют, что родили вас на свет! А с той тварью, что
подговаривала тебя убежать, и с ее дружком я сейчас расправлюсь
так, что...
   Тут взгляд его упал на пакет, оставленный похитителями в
пустой колыбели. Он разорвал обертку, прочел короткое письмо
пиратов и сразу обмяк и утих. Каррачиола попятился, увидев лицо
судовладельца. Оно исказилось судорогой страха и стало восковым.
   - Стой, Каррачиола! Черт с ними, с теми двумя, оставь их.
Отнесите меня в каюту капитана, не в мою, слышите? Ты и Оге все
время будьте около меня. Ступай за Оге... Нет, погоди! Погляди,
нет ли там еще чего-нибудь.
   Убедившись, что, кроме письма, пираты ничего больше не
оставили в разворошенной колыбели, Грелли велел поднести свечу
поближе и еще раз перечитал карандашные строки, написанные
по-испански:

   "Джакомо Грелли!
   Ты больше не Леопард. Своим вероломством ты заслужил смерть.
Если вздумаешь причинить зло Райленду и Эмили, я пришлю тебе
голову твоего сына, зажаренного живьем. Верни этим людям то, что
ты отнял у них, а за моими камнями я приду сам и сыщу тебя даже
на дне преисподней.
                                                              Бернардито."

   Грелли протянул записку к пламени свечи и с суеверным страхом
растоптал на полу серые пушинки пепла.
   Когда Оге Иензен и Каррачиола перенесли хозяина в каюту, с
берега вернулись матросы. Они прибыли на бриг с пустыми руками,
приведя на буксире лишь пустую шлюпку, брошенную пиратами на
песке отмели. Брентлей ожидал, что неудача десанта вызовет новый
гнев хозяина, но, войдя вместе с Уэнтом в свою каюту, где врач
осматривал раненого, капитан застал его уже без сознания.
   О повторении десанта нечего было и думать из-за налетевшего
шторма. Всю ночь больной бредил и метался. Днем, после операции,
он то утихал, то сквернословил и божился. К вечеру ему стало
хуже.
   Так прошли первые сутки после ранения Леопарда.
   В море бушевали смерчи и вихри. У дверей капитанской каюты,
где лежал раненый, бессменно оставался Каррачиола. Гигант Оге
неподвижно сидел в темном углу каюты; он сосредоточенно и тупо
смотрел на руки врача, прикладывавшего больному примочки и
менявшего перевязки.
   Каюту, которую прежде занимали вдвоем Джозеф Лорн и Джеффри
Мак-Райль, Брентлей предоставил мистеру Альфреду Мюррею.
   Вечером 1 января Ричард Томпсон снова явился навестить нового
пассажира и застал его в глубоком сне. Адвокат тихонько уселся в
плетеное кресло и стал рассматривать лицо спящего...
   Еще в полночь, едва узнав о похищении ребенка, бультонский
стряпчий понял, что островитяне повели военные действия против
Грелли по отчаянно смелому плану. Адвокат теперь не сомневался,
что Мюррей был одним из исполнителей этого плана и должен был
усыпить бдительность Грелли мнимой капитуляцией.
   ...Спящий не шевелился. Широкая грудь вздымалась спокойно и
ровно. Лицо, освещенное висячей лампой, было мужественным, но
выражало крайн