го напитка он вытащил из полупотухшего
камина. Гость с жадностью принялся за еду.
   Перед хозяином комнаты сидел изможденный, худой старик с
длинными седыми волосами, падавшими на плечи. Впалые щеки были
покрыты глубокими морщинами, две резкие борозды спускались от
носа к подбородку. Глазницы Меджерсона были необычайно глубоки,
и в суровом взгляде, горевшем из-под густых, нависших бровей,
чудилась непреклонная решимость борца.
   - Куда вы скрылись вчера, Меджерсон? Я видел, как вы с
ребятами переправились вплавь через речонку.
   - Благодарение богу, с одним делом покончено! Ты, Ханслоу,
хорошо помог нам вчера расправиться с извергами: проклятые
машины преданы огню, и честным труженикам теперь станет легче.
Люди будут спокойно трудиться в лоне семьи или в общих цехах;
свои изделия, плоды искусного ремесла, они смогут продавать по
прежним ценам; малые дети тружеников снова предадутся
младенческим забавам и играм, ибо отцы и матери смогут сами
кормить ребятишек, не продавая их безбожным фабрикантам... В
Бультоне умолк шум машин, значит в Бультоне высохнут детские
слезы! Ты сделал вчера доброе дело, друг Ханслоу, бог наградит
тебя за помощь беднякам. Скажи, хочешь ли ты помогать нам и
впредь?
   - Как, разве вы, Меджерсон, намерены остаться здесь, в
Бультоне? Это слишком опасно. Если вас схватят, то...
   - ...еще раз осудят на смерть, хочешь ты сказать? Судьба моя
- бороться со злом и защищать обездоленных. Во имя сего благого
дела я приму другой облик, какой подскажет мне разум, и снова,
препоясавшись мечом господним, буду сражаться с мучителями
народа. Аминь!
   Суровый фанатизм Меджерсона, непреклонная воля и страстная
ненависть, прозвучавшая в его словах, поразили мистера Ханслоу.
Он глядел на собеседника с уважением.
   - Откуда вы родом, Меджерсон, и давно ли вы ведете эту
вашу... войну со злом? - спросил он тихо.
   Меджерсон пристально поглядел в глаза хозяину:
   - Об этом не следует спрашивать, Ханслоу, но... ты честен с
нами, я знаю... Родом я из Ланкашира. Мне пятьдесят лет, и
двадцать из них я отдал борьбе за правду. Меня еще помнят в
Ланкашире. Там бедняки оказали мне честь: я был выбран в первый
стачечный комитет еще четырнадцать лет назад. За это меня
приговорили к смерти, но рабочие напали на полицейский возок и
вырвали нас, пятерых осужденных, из рук палачей. Потом я
перебрался в Спитфильд, близ Лондона. Почти десять лет мы
боролись там за наши права, за свободу детей, проданных в
фабричное рабство, за уничтожение главного зла - машин. В нас
стреляли солдаты - мы не сдавались. Многих схватили и повесили -
мы продолжали сопротивляться и уничтожать машины. Наконец мы
были побеждены, но я снова спасся от неминуемой петли и ушел
сюда, в Бультон, чтобы бороться дальше. Ненависть моя к палачам,
к богачам неправедным священна и неистощима. Я спрашиваю тебя:
хочешь ли ты и впредь помогать нашему правому делу?
   - Что же вы намерены еще затеять здесь, мистер Меджерсон?
   - Пока в Северном графстве не сгорит последняя фабричная
прялка, я не покину своих братьев по этой священной войне.
   - Хм! Прялки меня, правду говоря, не слишком интересуют,
пусть себе крутятся! Мне нужно сделать кое-кого сговорчивым. У
нас, то есть у меня и у вашего братства, есть общий враг, мистер
Меджерсон. Зовут его, как вы догадываетесь...
   - ...Фредрик Джонатан Райленд, виконт Ченсфильд, сын
Вельзевула! Самое имя его проклято: он хочет машинами заменить
всех людей на своих гнусных фабриках. Райленд - продавец
человеческого мяса. Но его машины вчера сгинули в огненной
геенне...
   - Можете не сомневаться, мистер Меджерсон, что он построит
новые, и очень быстро. Нет, нужно нанести ему еще один удар,
такой, от которого ни он, ни его друзья уж никогда бы не смогли
оправиться. Бультонская верфь строит ему корабли. Вот ее и нужно
уничтожить. Это убьет насмерть всю компанию Райленда и...
заставит его отдать то, что принадлежит другим по праву.
   В глазах Меджерсона, скрытых нависшими бровями, зажглись огни.
Взгляд его стал похожим на тлеющий костер в глубокой пещере,
видимый ночью сквозь кусты.
   - Райленд и Паттерсон - оба они заслужили ненависть и
проклятие рабочих людей, - проговорил он торжественно. - Да будет
так: братство луддитов благословляет тебя на этот шаг, и оно
поможет тебе так же, как ты вчера помог братству, синьор
Фернандо Диас!
   Мнимый мистер Ханслоу переменился в лице и быстро прикрыл рот
своему гостю:
   - Тише, сакраменто! Откуда, синьор, вы знаете мое настоящее
имя?
   - Оно давно известно братству, и потому я еще в прошлый твой
приезд не случайно оказлся с тобой в одном гостиничном номере...
У нас есть незримые союзники и тайные уши... Нам известна и цель
твоей борьбы с этим Райлендом: ты ищешь драгоценности пиратского
главаря... Эта цель чужда нашему братству, но ты молод, смел и
честен, и мы готовы видеть в тебе союзника. Помни одно: к
предателям мы беспощадны...
   - Что ж, коли так - ударим по рукам, синьор Меджерсон! Теперь
вы должны переменить платье. На всякий случай я приобрел кое-что
из гардероба покойного мастера Джона Бингля. Наденьте-ка этот
темный фрак; вероятно, покойный супруг нашей домохозяйки надевал
его по большим праздникам, идя в церковь... Сейчас я займусь
вашей прической. Недаром я два года был бродячим актером. Волосы
мы вам подстрижем... Вот так! Теперь вы - почтенный клерк
какой-нибудь шотландской фирмы. Посмотрите на себя в зеркало.
Пусть теперь кто-нибудь узнает в вас Элиота Меджерсона, черт
побери!
   - Ты действительно превратил меня в клерка, Фернандо Диас.
Что ж, это, видно, перст божий! На время я сохраню обличие
клерка и нынче же "приеду" дилижансом из Эдинбурга в гостиницу
"Белый медведь". Там я сниму номер, пока не найду себе более
удобное пристанище.
   - Как мы будем держать с вами тайную связь, мистер Меджерсон?
   - Уже не Меджерсон, Фернандо! Меджерсона ты превратил в
клерка Арчибальда Стейболда. Запомни: Арчибальд Стейболд,
гостиница "Белый медведь". А связь с тобой будем поддерживать
по-старому. Ты не забыл тумбу для афиш на Гарденрод?
Присматривайся, как и раньше, к объявлениям цирка... Сообщай о
своих планах. На самый крайний случай, если придется спасаться
бегством, ты найдешь приют и помощь у "ирландских братьев". Где
их искать в Бультоне, тебе известно... А теперь прощай, брат
Фернандо!


   Миссис Бингль, впустившая в свое жилище Элиота Меджерсона и
выпустившая шотландского клерка Арчибальда Стейболда, несказанно
удивилась разительному различию во внешности и костюме этих двух
джентльменов. Без особого труда она опознала на клерке Стейболде
под меховым плащом, еще вчера служившим ее жильцу, фрак и
панталоны покойного мужа. Добрая женщина уже собралась было к
своей соседке, тете Полли, чтобы с должной серьезностью обсудить
это удивительное превращение весьма сомнительного оборванца в
респектабельного господина, как новый стук раздался у входных
дверей, но на этот раз слабый и нерешительный.
   Перед изумленной миссис Бингль опять предстала фигура старика,
но сгорбленного, хилого и ничем не похожего на предыдущего
посетителя.
   - Могу ли я видеть мистера Ханслоу? - спросил гость слабым,
старческим голосом.
   Миссис Бингль видела, как старик вошел в комнату ее жильца, с
трудом таща за собою два небольших ящика и клетку, прикрытую
цветным платком. Уже через несколько минут жилец миссис Бингль
выпустил своего второго гостя из комнаты. Уходя, тот задержался
в дверях и сказал с порога:
   - Микси любит орехи и фрукты, но ест также молоко и белый
хлеб. В холод одевайте ее в шерстяную курточку, она привыкла к
здешней зиме. А за моим плащом и шляпой пришлите мальчика, я
живу недалеко. Но это совсем старые, поношенные вещи, мистер
Ханслоу!
   Снедаемая любопытством, миссис Бингль приникла к замочной
скважине в дверях жильца. То, что она увидела, окончательно
поразило ее.
   Вместо солидного мистера Ханслоу, всегда носившего парик с
косицей, высокую шляпу и два теплых жилета, на стуле перед
зеркалом сидел красивый молодой человек, чернобровый, с косыми
баками и волнистыми, коротко подстриженными волосами.
Расстегнутый воротник рубашки обнажал сильную, загорелую шею.
Перед ним стояли на столе две миски с какими-то жидкостями и
целая коробка с мазями, красками, волосами и бородами. В руке он
держал тоненькую палочку и сидел, как художник перед мольбертом,
всматриваясь в зеркало и чуть прикасаясь палочкой к своему лицу.
При этих манипуляциях миссис Бингль впервые заметила, что на
левой руке ее жильца нет четвертого пальца.
   Новые толчки в дверь заставили миссис Бингль покинуть свой
наблюдательный пост. Если бы она не сделала этого, то ей
пришлось бы пережить сильный испуг, так как мистер Ханслоу
немедленно подскочил к окну, проверил, открывается ли оно, сунул
за пояс нож, подхватил под мышку плащ и стал у подоконника,
держа в каждой руке по пистолету.
   Но приготовлений этих миссис Бингль не видела, а сам жилец,
услышав в комнате хозяйки веселый голос Бингля-младшего, отложил
боевые доспехи и, усевшись опять перед зеркалом, возобновил свои
занятия с кисточкой.
   - Томас, - крикнул он мальчику, сунув ему в дверную щель
записку, - сбегай-ка по этому адресу и принеси мне плащ и шляпу.
   Не прошло и получаса, как мальчик вернулся со свертком,
Ханслоу все еще сидел у зеркала. Голову и лицо он прикрывал
полотенцем, так что мальчик видел одни глаза постояльца.
   - Послушай, Томас, - заговорил Ханслоу, - хотел бы ты недельку
отдохнуть от своих школьных занятий, если это разрешат мама и
мистер Чейзвик?
   - Да, мистер Ханслоу, очень хотел бы.
   - Так вот, я хочу предложить тебе нетрудную интересную работу
на одну или две недели.
   - Ах, работу... Такую же, как на верфи Паттерсона, или
полегче?
   - Что? Ты знаешь, какие работы производятся на верфи? Разве
ты бывал там?
   - Конечно, знаю. На этой верфи я работал целый месяц, а сейчас
мой брат Джордж учится и работает там в конторе.
   - Да ты просто находка для меня, Томас! Нет, твоя работа
будет, наверно, совсем не похожей на все, что ты в своей жизни
делал. Скажи, ты когда-нибудь видел шарманку?
   - Ну, конечно, видел. Дядюшка Поттер, тот самый старик, от
которого я сейчас принес вещи, ходил раньше с шарманкой по
дворам, а мы бегали за ним. Какая у него была умная обезьяна! Ее
звали Микси... Раньше с ним ходил один мальчишка, Томми Вуд, но
он поступил юнгой на корабль, и с тех пор дядюшка Поттер сидит
дома. Ему одному не под силу таскать шарманку по дворам.
   - Так вот, одну или две недели ты будешь делать то же, что
когда-то делал Томми Вуд. Если я останусь доволен тобою, то дам
тебе двадцать шиллингов, большой перочинный нож, и, главное, ты
получишь в полную собственность музыкальный ящик старого Поттера
и обезьянку Микси. Что ж ты молчишь? Не веришь? Тогда
посмотри-ка сюда! - И Фернандо сдернул с клетки покрывавший ее
цветной платок.
   Глаза у Томаса стали круглыми, как пуговицы на его курточке.
От безграничного изумления он забыл даже обрадоваться. Потом он
бросился на колени перед клеткой и пытался сквозь прутья
погладить маленькую мартышку в зеленом платьице, печально
сгорбившуюся в глубине клетки.
   - Дай ей конфету, - сказал Фернандо, вынимая из кармана
лакомство.
   Мартышка протянула мальчику маленькую коричневую ручку, так
похожую на человеческую, что Фернандо испытал какое-то чувство
неловкости перед этим разумным существом, посаженным в клетку.
Однако зверек потянулся к Томасу не за конфеткой: вид
обрадованного, взволнованного мальчика, по-видимому, возбудил в
обезьянке какие-то сильные ответные чувства. Она заметалась по
клетке и закричала. Томас открыл дверцу. Зверек сразу вскочил
мальчику на плечо и с человеческой нежностью обнял своего
освободителя за шею. Том не выдержал; он обхватил обезьянку
обеими руками и, прижавшись к ней лицом, засмеялся и заплакал от
сладкой радости, жалости и волнения.
   - Я вижу, что ты доволен, Том, и я сам рад доставить тебе
удовольствие, - снова заговорил Фернандо, и голос чуть-чуть
изменил ему. - Я потом все объясню: как себя держать, о чем
разговаривать с людьми и чего им не надо говорить. Если тебя
спросят, давно ли ты меня знаешь, ты скажешь, что очень давно.
Скажи, как вы называли дедушку Поттера?
   - Томми Вуд и все ребята говорили ему "дядюшка Метью".
   - Дядюшка Метью! Очень хорошо. Меня, видишь ли, тоже зовут
Метью, поэтому на улице ты и меня будешь звать дядюшкой Метью.
Теперь посмотри-ка на меня!
   Перед мальчиком как живой стоял старый дядюшка Поттер с его
насупленными бровями, седыми баками и сгорбленной фигурой, в
зеленом выцветшем плаще и черной шляпе.
   От удивления мальчик разинул рот. Обезьянка соскочила на пол и
перепрыгнула на кровать. Мальчик бросился ловить зверька и ловко
надел ему ошейник и курточку. Привлеченная шумом, в комнату
вошла миссис Бингль.
   - До свиданья, мама! - крикнул Томас. - Мы сейчас уходим на
бультонскую дорогу с дядюшкой Метью!
   Миссис Бингль, онемев от изумления, смотрела, как старик
взвалил шарманку на спину; мальчик взял под мышку клетку,
укутанную платком, и "ящик с сюрпризами". Уходя, мистер Ханслоу,
превращенный в старого Метью Поттера, сказал хозяйке:
   - Миссис Бингль, все, что вы сегодня видели, возможно,
несколько удивляет вас, но я очень прошу не придавать этому
никакого значения и никому об этом не рассказывать.
   Когда жилец и его помощник удалились, миссис Бингль осталась
стоять со скрещенными на животе руками перед захлопнувшейся
дверью; честная женщина разрывалась от жестокой борьбы между
тягостным обетом молчания и страстным желанием поделиться с
соседками своими удивительными открытиями.


   Ранним утром 1 февраля на бультонском шоссе шагал старый
шарманщик, сопровождаемый мальчиком с обезьянкой. Они не
заходили ни в один из дворов и шли по обочине почтового тракта.
   Скупое февральское солнце перед полуднем стало чуть пригревать
землю. Снег на дороге почернел; в колеях, оставленных
дилижансами, стояла вода.
   - Том, все, что я рассказал тебе сейчас про пирата Бернардито
Луиса, не пересказывай никому, - сказал шарманщик своему юному
спутнику.
   - Что вы, дядюшка Метью, никто не услышит от меня ни
словечка! Скажите, сколько же теперь лет сыну Бернардито?
   - Ему пятый год. Я совсем недавно его видел.
   - Да ну? Каков же он собой?
   - Обыкновенный мальчик... Умеешь ли ты писать, а?
   - Конечно, умею. И считать и решать задачи про купцов и
встречные дилижансы.
   - Молодец! А что делает на верфи твой брат Джордж?
   - Он работает рисовальщиком и чертежником. Только знаешь что, дядюшка
Метью? Джордж очень умный, он читает запрещенные книги и хочет стать "сыном
свободы".
   - Вот как! Я в его годы подумывал о другом!.. Так слушай, Том, я
скажу тебе адрес сына и матери капитана Бернардито. Но если ты кому-нибудь
проболтаешься, то ночью сам Бернардито придет за тобой и зашьет тебе рот,
слышишь?
   - Слышу, - ответил мальчик упавшим голосом.
   - Если мы с тобой расстанемся и ты услышишь, что я погиб, то
напиши синьоре Эстрелле и маленькому Диего письмо. Запоминай
адрес: "Греция, порт Пирей, предместье, дом купца Георгия
Каридаса". Напиши им, что их друг из Толедо умер. А теперь скажи
мне, какие поместья встречаются на этой дороге?
   - Вон та нарядная дача - это усадьба леди Стенфорд. Ей
принадлежит дом, где мы живем. Дальше будет Ченсфильд, потом
поместье, которое называется Уольвсвуд, а дальше я не знаю.
   - Так вот, кто бы тебя ни спросил, куда ты идешь, говори - в
Уольвсвуд, понял?
   - Ладно. Но по дороге хорошо бы заглянуть в Ченсфильд! Вон
за парком уже видны две башенки на большом доме. Там живет одна
очень красивая и добрая леди. Дядюшка Метью, давайте покажем ей
нашу Микси!
   - Как, Том, ты, оказывается, знаешь и эту леди? - воскликнул
шарманщик. - Да ты какой-то всезнайка! К ней-то мы и идем, потому
что нам нужно вручить ей маленький сверток. Ей ты можешь сыграть
хоть все четыре песенки, что играет наша шарманка... Но там, в
Ченсфильде, эта прекрасная леди живет не одна! Там, в том же
старом доме, есть темная щель кровожадного паука, чью хитрейшую
паутину я должен разорвать... если сам не запутаюсь в ней, -
добавил он вполголоса.
   Усталый мальчик замолчал, недоверчиво и испуганно косясь на
приближающийся парк и дом, где в глухой щели будто бы прячется
от солнца и плетет свою сеть неведомый сказочно страшный паук...
   День уже перевалил на вторую половину, когда оба путника, не
передохнув в Ченсфильде, уже брели в обратный путь.
   - Нам чертовски не повезло, мой мальчик, - бормотал шарманщик.
- Паук затащил нашу прекрасную леди в индийские воды на своем
проклятом корабле! Боюсь, что она может не вернуться из этого
плавания... Что ж, придется нам еще сегодня добраться до конторы
старого мистера Томпсона и оставить ему сверток, адресованный
леди Райленд. Нам с тобой, Том, слишком опасно держать этот
сверток при себе, ибо он стоит дороже, чем любой дом по этому
унылому шоссе...
   По дороге в Бультон ехал какой-то добродушный фермер. Он
сперва обдал наших путников грязью из-под колес своей легкой
повозки, а затем сжалился над ними, уныло бредущими, мокрыми от
дождя. Под вечер возница высадил голодных и полузамерзших
странников перед высокой дверью дома, где помещалась юридическая
контора "Томпсон и сын".



                          7. КЛИНОК И КОЛЬЧУГА

   В субботу, первый день февраля, на бультонском внешнем рейде
раздался пушечный выстрел, оповестивший портовых чиновников о
прибытии судна.
   Выпавший с утра снег таял, но сырой, холодный ветер нагонял с
моря новые тучи. Прибой ревел у портового мола, и даже в гавани
волны сильно качали две шлюпки с прибывшего американского
корабля. Борясь с волной, они приближались к причалу.
   На первой из них среди других пассажиров сидел высокий
путешественник в индейской куртке, расшитой красными узорами.
Из-под войлочной шляпы с загнутыми полями выбилась на его лоб
седоватая прядь, прикрывшая косой шрам над переносицей. На поясе
висел нож в узорчатых ножнах и два крупнокалиберных пистолета.
Путешественник не спускал глаз с двух кожаных мешков, обшитых
ременными полосками. Они лежали на дне шлюпки вместе с большим
черным саквояжем пассажира. На мешках сидели два его спутника в
матросских плащах.
   Группа встречающих на берегу ждала прихода шлюпок. В стороне,
заложив руки в карманы, стояли с видом глубочайшего безразличия
двое портовых зевак. Когда гребцы первой шлюпки пришвартовались
к причалу, эта парочка удалилась за штабель ящиков.
   Оба субъекта стали наблюдать из-за прикрытия за высадкой
пассажиров.
   Таможенный чиновник пригласил прибывших в длинное серое здание
на берегу. Он грубо толкнул одного из матросов, вытаскивавших на
берег тяжелые мешки, но путешественник в индейской куртке отвел
чиновника в сторону и сказал ему вполголоса несколько слов,
упомянув имя сэра Фредрика Райленда. Лицо чиновника расплылось в
улыбке. Он почтительно похлопал рукой увесистые мешки и
удалился, оставив путешественника, матросов и их груз на
опустевшем пирсе.
   На зевак, укрывшихся за штабелем, слова путешественника оказали
магическое действие. Один из них с поклоном подошел к приезжим,
другой побежал за извозчиком. Очень скоро багаж был погружен в
коляску, приезжий занял место на сиденье, а его матросы стали на
подножках экипажа. Оба неожиданных помощника остались следить за
высадкой пассажиров второй шлюпки.
   На улице Портового Маяка экипаж остановился перед каменной
аркой двухэтажного дома. Над аркой красовалась вывеска с
изображением очень бурного моря и тупомордого кита в продольном
разрезе, позволявшем созерцать внутренности животного. В области
его желудка бесстрашный живописец поместил стол с бутылками и
двух пирующих матросов.
   Дым от десятков трубок синими полосами вился под низким
потолком таверны. На столиках гремели кости, звякали монеты.
Кружки с элем [эль - крепкое английское пив