ди тулонский маяк. Вершина
Монфарона [Монфарон - гора, у подошвы которой лежит город Тулон]
уже сливалась с небом. Море успокоилось, "Эльмиону"
чуть-чуть покачивало. На мачтах горели сигнальные огни.
   Поздним вечером матрос Ханс Таумель, сдав вахту, сидел в
каморке стюарда. Хозяин вздремнул. Прислушиваясь к звукам в
коридоре, чтобы не прозевать вызова в какую-нибудь из кают,
матрос различил скрип открываемой двери. Пассажир второй каюты
от салона вышел в тесный коридор. Там горели две свечи, и
длинная тень человека легла на половицы. Ханс Вилли Таумель
осторожно наклонил голову к оконцу для выдачи посуды и краем
глаза разглядел характерный профиль Луиджи Гринелли. Пассажир на
цыпочках подошел к первой от салона каюте, занимаемой мистером
Кремпфлоу, склонился к замочной скважине и очень тихо
постучался. Дверь открылась и впустила Луиджи. Изнутри дважды
щелкнул замок.
   Матрос Ханс Вилли Таумель подкрался к двери. Сквозь крошечную
скважину замка он увидел огонек свечи, горевшей на столе. Луиджи
стоял посреди каюты, Кремпфлоу слушал его, полулежа на койке.
   Дрожащим от волнения голосом, заикаясь, пришелец говорил на
дурном английском языке, заменяя неизвестные ему выражения
французскими или итальянскими словами.
   - Сударь, я простой флорентийский купец. Меня зовут Микель
Альбанти. В дальний путь я отправился впервые. Господь сподобил
меня заметить, что нам обоим, сударь, мне и вам, грозит страшная
опасность. Ваш носильщик, тот проклятый немец, которого вы
привели на корабль, сговорился со стюардом убить вас и меня.
   Вопроса мистера Кремпфлоу матрос не разобрал. "Флорентийский
купец" отвечал собеседнику:
   - Клянусь вам, синьор, это не ложные страхи! Матрос и стюард
давно следят за нами. Они проведали, что у вас и у меня есть с
собою деньги. Сегодня ночью, перед прибытием в Марсель, они
хотят ограбить нас.
   - Однако это наглость! - пробормотал "проклятый немец".
   Он едва успел проскользнуть в каморку стюарда, как в дверях
каюты снова щелкнул замок, и синьор Гринелли,
только что назвавший себя купцом Микелем Альбанти, вернулся к
себе. По прошествии пяти минут он перенес свой небольшой багаж в
каюту мистера Кремпфлоу, и оба джентльмена вместе заняли оборону
против ожидаемого нападения.
   Ханс Вилли Таумель подождал, пока в коридоре все утихнет.
Условным стуком он вызвал на палубу Дика Милльса. Далеко на
горизонте уже виднелся отблеск огней Марсельского порта. Палуба
была пустой.
   - Затевается неладное, Дик. Похоже, что иезуит кое-что
заподозрил и намерен от меня избавиться. Он решил, что
корабельный стюард - мой сообщник.
   - Томми, в Марселе ты должен сразу исчезнуть с корабля, чтобы
тебе здесь не вырыли яму. С подложными бумагами ты в опасности.
Постарайся улизнуть с первой шлюпкой. Я прослежу за Кремпфлоу,
Антони и Джордж не выпустят из виду иезуита.
   - Будьте и вы осторожны, чтобы этот Луиджи ничего не
распознал раньше времени. На берегу я укроюсь в домике рыбака
Александра Каридаса, марсельского родственника старика Георгия.
Там я буду ожидать вестей от вас.
   Матросу пора было возвращаться на свою койку в кубрике. Боцман
неодобрительно относился к дружбе "немца" со стюардом. Ханс
разбудил разоспавшегося буфетчика, спустился в кубрик и залег
под одеяло.
   Вскоре рассвело, и впереди по курсу корабля показались холмы,
подковой окружающие Марсель.
   Джордж Бингль, Антони Ченни и Дик Милльс прислушивались из
своей каюты к звукам, доносившимся из коридора. Они различили,
как Луиджи Гринелли тихо покинул каюту мистера Кремпфлоу и
тяжелой походкой поднялся на палубу. Он имел при себе дорожный
мешок.
   Капитан уже приказал поднять на ноги всю команду. Судну
предстояли сложные маневры при неблагоприятном ветре.
   Матрос Ханс Таумель подошел к боцману:
   - Маат, разреши мне съездить на берег и узнать, не здесь ли
еще моя "Альтона".
   - Проваливай, только без бумаг. Они останутся на корабле, -
отвечал боцман.
   К "Эльмионе" подошел катер. Таможенные чиновники
освидетельствовали грузы и просмотрели список пассажиров. По
окончании формальностей катер пошел к берегу. На нем отправился
и матрос Ханс-Вилли Таумель. Боцман выразительно помахал линьком
вслед катеру, напутствуя веселого матроса:
   - Чтоб через три часа снова быть на борту, или ты заорешь у
меня такой "майн готт", что в Германии слышно будет!
   Вскоре от борта "Эльмионы" отошла и шлюпка с пассажирами. На
ней находилось несколько богомольцев, два-три французских
негоцианта, унылый ливорнский пассажир с одним из своих слуг и
"флорентийский купец Микель Альбанти". Пассажиры благополучно
миновали все таможенные строгости и покинули набережную. "Унылый
пассажир" шепнул своему "слуге":
   - Синьор Ченни, вы лучше меня знаете итальянский, поэтому
берите под наблюдение иезуита. Я здесь дождусь новостей от Дика.
Нужно непременно сообщить ему, куда направится из Марселя
крючконосая иезуитская змея Луиджи, этот "флорентийский купец
Альбанти".
   Тем временем "купец" подозвал носильщика с осликом. Он
отчетливо произнес адрес гостиницы и зашагал следом за
длинноухим осликом, не спуская глаз с увесистого мешка,
навьюченного на спину животного.
   - По крайней мере я теперь знаю, где тебя не нужно будет
разыскивать! - пробормотал Антони. - Мальчик, - позвал он
черноглазого вертлявого подростка, торговавшего каштанами, - я
куплю весь твой товар и дам тебе еще пару франков, если ты
быстро принесешь мне адрес вон того купца, что шагает вслед за
осликом. Ты найдешь меня в домике Александра Каридаса, в
рыбачьем предместье.
   И, сунув мальчишке деньги, Антони забрал у него весь ящик с
лежалыми каштанами. Не торопясь, он отправился к предместью и
встретил радушный прием в маленьком домике, где Томас Бингль уже
восседал, как важный гость, на самом почетном месте, ибо в этом
доме отлично помнили "пирейского мальчика с обезьяной"...
   После обеда в переулке застучали колеса фиакра. Джордж Бингль
и Дик Милльс, весьма озабоченные и встревоженные, вошли в дворик
Александра Каридаса.
   - Томми, - заговорил Бингль-старший, - тебя разыскивает вся
марсельская полиция. Алекс Кремпфлоу найден зарезанным в своей
каюте, и на ручке ножа вырезаны буквы "Х.В.Т." - Ханс Вилли
Таумель.
   - Марсельская полиция может искать сколько угодно этого
интересного немца, - отвечал Том весьма хладнокровно. - Они могут
отыскать только синьора Маттео Вельмонтеса, но и этот испанский
синьор остережется от излишних встреч с полицией. Итак,
отцы-йезуиты перерезали Алексу Кремпфлоу горло? Видимо, они
здорово озабочены, чтобы наследники графа д'Эльяно не были
обнаружены. Однако у этого патера Фульвио верные слуги, а добрый
доктор Буотти ходит по очень тоненькой дощечке, не ведая, что
под нею бездна.
   - Нужно проследить за убийцей, - сказал Дик. - Вероятно, Луиджи
Гринелли отправится из Марселя назад в Венецию. Свое дело он
сделал и спрятал концы. Чисты работа!
   В этот миг во двор заглянула смуглая востроглазая рожица.
Мальчишка сунулся к окну и... разглядел на стенном гвозде
матросскую шапочку Томаса с "Эльмионы". Антони Ченни наклонился
к своему "посланцу", и тот торопливо зашептал:
   - Дядя, адрес того купца - гостиница "Голубая Рона". Только
он уже нанял верховых лошадей и провожатого на Север. Давайте
мне мои франки, а сами вы... - Тут мальчишка еще понизил голос,
притянул голову Антони к себе и, скосив глаза на шапочку,
прошептал на ухо своему "заказчику": - Сами вы мажьте пятки
салом! Портовая полиция искала в таверне "Три апаша" матроса с
"Эльмионы", который ночью зарезал богатого англичанина...
   Томас Бингль тоже подошел к окну и слышал слова мальчугана. Он
добродушно ущипнул паренька за ухо:
   - У твоей матери есть один чертовски смышленый ребенок! И
если он скажет нам, где можно побыстрее достать четырех добрых
лошадей...
   - Лошадьми торгует старый папаша Ридо, барышник. Это за две
улицы отсюда... Слушай, дядя, тот флорентинец, купец, наверно,
поедет по авиньонской дороге...
   Снабдив мальчишку поощрительным подзатыльником вместе с
дополнительной монетой, Томас Бингль предложил Джорджу, Дику и
Антони, не теряя ни минуты, отправиться к барышнику за
лошадьми...
   ...Ночью около деревянного креста на большой дороге между
Марселем и Авиньоном четверо мужчин в полувоенных костюмах,
треуголках и при шпагах, с нетерпением ждали восхода луны. Но
тучи заволокли небо, и дорога была темна, точно она шла в
подземелье. Чтобы оставаться незамеченными с дороги, не нужно
было даже прятаться в кустах.
   - Придется останавливать всех проезжих подряд, ребята, -
шепнул Томас Бингль. - Хорошо, что вы достали фонарь со
щитком. Кто-то едет, друзья!
   К придорожному кресту приближался экипаж. Среди путешествующих
в нем господ оказался один чиновник, который довольно
подозрительно отнесся к "проверке документов": французский язык
Антони Ченни, а тем более обоих братьев Бингль был далек от
совершенства, и только один Дик, обязанный своим произношением
миссис Милльс, урожденной Камилле Леблан, мог с грехом пополам
сойти за француза.
   Следующая группа путешественников ехала верхом. Их было двое.
Первый из опрошенных оказался марсельским крестьянином Жаком
Перше, второй - купцом из Флоренции Микелем Альбанти.
   "Офицер" в треуголке, Антони Ченни, ухватился за повод лошади,
на которой сидел купец.
   - Именем закона я арестую вас по подозрению в убийстве!
   Купцу Микелю Альбанти осталось только покорно слезть с лошади;
однако при этом он довольно громко выражал свое возмущение по
поводу произвола местных властей.
   "Полицейские" связали купцу руки и разрешили ему снова сесть
на лошадь. "Патруль" повел задержанного купца и его провожатого
по дороге в сторону Марселя. Один из патрульных держал в поводу
четырех коней, принадлежавших "полицейским". Голос этого
"патрульного" показался купцу подозрительно знакомым.
   Во мраке, на расстоянии половины лье [старинная французская
мера длины, равна 4,5 километра] впереди, уже замелькал
фонарь придорожного трактира, когда луна проглянула сквозь
просвет в облаках, позволив арестованному купцу отчетливо
разглядеть физиономию матроса Ханса Вилли Таумеля.
   Друзьям осталось неизвестным, узнал ли путешественник
остальных соседей по "Эльмионе" или вид одного Ханса Вилли
вызвал у "купца" роковой прилив решимости, только все
последующие события произошли почти мгновенно и заняли не больше
полминуты.
   "Флорентийский купец" сумел освободить на ходу свои скрученные
руки и достать из переметной сумы запасной пистолет. Он
выпрямился в седле, с силой пришпорил коня и дернул его в
сторону. Добрая лошадь взвилась на дыбы, вырвала повод из рук
Антони Ченни, перемахнула через придорожную канаву и сломала
изгородь чьего-то виноградника. Оттуда грянул пистолетный
выстрел, и Антони Ченни, охнув, стал клониться к земле. Дик
Милльс, державший наготове пистолет с граненым стволом, наугад
выстрелил в кусты и услышал впереди шум падения тела с лошади.
   Тем временем Джордж Бингль стащил с коня второго всадника,
Жака Перше. Тот не делал видимых попыток к бегству и был сильно
напуган. Антони Ченни, раненный в ногу, лежал поперек дороги.
Дик Милльс, вышел из виноградника на дорогу.
   - Кто из вас ранен? - спросил он, но уже сам различил
распростертого на дороге Антони. - Нужно быстрее убираться.
   Друзья перенесли Антони в кусты, помогли пленнику, у которого
руки были связаны, перешагнуть канаву и спрятали коней в
нескольких шагах от дороги.
   - Что с тем? - спросил Том.
   - Убит, - отвечал Дик.
   Том и Дик осветили фонарем тело Луиджи Гринелли. На груди
убитого оказалась сумка. В ней лежал запечатанный пакет,
обернутый в тряпицу.
   Не тронув печатей, друзья спрятали пакет. Усадив в седло
раненого Антони и ведя пленного за собой, Дик Милльс и братья
Бингль свернули с дороги и добрались до заброшенной каменоломни.
Наступила очередь решить судьбу второго пленника, который,
окончательно оробев, только шумно вздыхал и отдувался.
   - Назови нам свое настоящее имя, - приказал Джордж Бингль.
   - Сударь, меня решили назвать Жаком еще в мою бытность во
чреве матери, а фамилия моя и моих отцов испокон веков была
Перше.
   - Кто ты?
   - Крестьянин из пригорода Марселя, ваша милость. Пощадите
меня, государи мои, я человек семейный, небогатый...
   - Давно ли ты знаешь Луиджи Гринелли?
   - Первый раз слышу это имя, сударь.
   - Не хитри перед лицом смерти, Жак Перше, ибо за единое слово
лжи я тебя убью! - грозно вмешался Томас Бингль.
   - Разрази меня гром, сударь, если я хоть раз слышал это имя!
   - С каких пор ты знаешь флорентийского купца Микеля Альбанти?
   - Лет... шесть, государи мои, если не дольше.
   - Часто ты совершал с ним такие ночные прогулки?
   - Я сопровождаю его в третий раз.
   - И всякий раз по лионской дороге?
   - Это истинно так, ваша милость. Оба раза я провожал месье
Альбанти до порта Кале.
   - Когда вы совершали с ним такую поездку в последний раз?
   - Около месяца назад, синьоры.
   - Месяца? Ты лжешь, этого не может быть, Жак!
   - Убей меня господь, если я лгу! Месяц назад мы доехали до
Кале; он сел на корабль, а я остался ждать его. Через десять
дней он воротился из Англии, и мы вернулись в Марсель. Мне еще в
жизни не приходилось так спешить. Мы загнали четырех лошадей, но
он хорошо заплатил.
   - А что он обещал тебе теперь?
   - Теперь он снова подрядился со мной до Кале и обещал
заплатить еще лучше. Я в год не зарабатываю столько своим
хозяйством, сколько мне платил синьор Микель Альбанти за одну
такую поездку.
   Джордж Бингль задумался. Несколько минут все молчали. Джордж
положил крестьянину руку на плечо:
   - Слушай, Жак Перше! Мы не грабители и убили не честного
флорентийского купца, а хитрую иезуитскую змею, переодетого
попа, слугу аристократов... Мы обезвредили паука, но нужно еще
разорвать паутину. Если ты поможешь нам - сделаешь доброе дело
для хороших людей и заработаешь еще больше, чем платил тебе
иезуит... Согласен, Жак?
   Крестьянин переминался с ноги на ногу, мял в руках свою
суконную шапочку и недоверчиво отмалчивался. Он еще не отделался
от испуга и теперь опасался угодить "из огня да в полымя".
   - Не трусь, Жак! Получишь всех наших коней и еще сотню
франков золотом, - продолжал уговаривать его Джордж.
   - Что же я должен за это сделать, господа?
   - Мы не господа, мы такие же люди труда, как и ты... А может,
ты сам тайный иезуит, Жак?
   Хотя тон вопроса был шутливым, Жак сбросил с плеча руку
Джорджа:
   - Иезуит? Всей деревней мы топили их, проклятых, в
монастырском пруду... Если бы я знал, что этот Микель Альбанти -
переодетый поп, спихнул бы его по дороге в Рону!.. Чего же вам
от меня надо, граждане?
   - Жак, ты должен проводить до порта Кале... синьора Микеля
Альбанти и его слугу.
   - Что-то я в толк не возьму, государи мои... Он же мертв,
этот Альбанти?
   - Он жив, здоров и стоит перед тобой. Альбанти - это я. А
вот этот человек - мой слуга. Понял ты мои слова, Жак Перше?
   - Понял, сударь. Вы - синьор Микель Альбанти, и никто вас
нынче не убивал. А вот этот, синьор Дик, - ваш слуга.
   - Ты, кажется неглупый парень, Жак. Пиши теперь письмо своей
жене и вели ей приютить двух человек, Тома и Антони, пока
старший из них не поправит свое здоровье. Если что-нибудь
случится в твоем доме - получишь пулю, Жак, а от твоего
хозяйства останутся одни головешки.
   Марселец оказался человеком сообразительным. Ему дали перо,
чернила и бумагу. Пока он, морща лоб и кряхтя, трудился над
двумя строками письма к своей дочери, Мадлене Перше, Джордж
Бингль рассматривал пакет, извлеченный из нагрудной сумки
убитого.
   - Попробую-ка я вскрыть это письмо, друзья, но так, чтобы не
оставить следов... Разведите огонь и согрейте воды, пока я
достану из мешка мой шпатель.
   По прошествии получаса худые, узловатые пальцы Джорджа Бингля
извлекли из вскрытого пакета исписанный листок. Письмо патера
Фульвио ди Граччиолани было быстро скопировано, а затем Джордж
восстановил первоначальный вид пакета столь искусно, что Дик и
Томас ахнули от изумления.
   - Вот это ловко! - воскликнул восхищенный Дик Милльс. - Но
каков святой отец, а? Послушай, Антони, вот что венецианский
иезуит Фульвио ди Граччиолани пишет патеру Бенедикту Морсини в
Бультон:

   "Если брату Луджи не удастся устранить в пути агента наших
врагов, англичанина Кремпфлоу, примите все меры, чтобы
воспрепятствовать его встрече с Джакомо. Опасность
возрастает. Буотти с помощью Кремпфлоу уже на грани
раскрытия тайны Джакомо. Предосторожность требует, чтобы
дочь Джакомо покинула отцовский дом бесследно. Будьте все
время настороже, оберегайте тайну Джакомо. Без колебаний
любыми средствами пресекайте все попытки врагов проникнуть в
нее.
   В случае успеха своего предприятия с Кремпфлоу, Луиджи
вручит вам все деньги, которые обнаружит у англичанина.
Сумма равна двум с половиной тысячам скуди. Ваш ответ
незамедлительно вручите брату Луиджи.
   Благословляю вас на труды и подвиги во имя общего дела.
                                                                   Ф.д.Г."

   Томас Бингль вопрошающе взглянул на брита:
   - Для чего ты намерен ехать в Кале, Джордж?.. Ведь не
собираешься же ты переправиться в Англию и явиться с этим
письмом к патеру Бенедикту вместо Луиджи Гринелли?
   - Именно это я собираюсь сделать, друзья! Ростом и цветом
волос я похож на Луиджи, а в остальном положусь на счастье! В
Бультоне мне, конечно, придется работать осторожно... при
дневном свете Морсини, разумеется, сразу обнаружил бы обман,
значит, днем мне нельзя будет попадаться на глаза ни патеру, ни
бультонским тюремщикам... Попытаюсь действовать ночью... Если
удастся разведать планы патера Морсини, все карты отцов-иезуитов
будут нам окончательно ясны.
   Томас Бингль с сомнением покачал головой. Антони, морщась от
боли в ноге, перебирал документы убитого. Ему попалась записная
книжка. Джордж пристально вгляделся в характерные буквы чужого
почерка.
   - Стой! Смотрите, вот почерк Гринелли. Патер Морсини
несомненно знает эту руку!.. Это сильно облегчает нам задачу,
друзья!..
   ...За двое суток Джордж Бингль и Дик Милльс доскакали до
Лиона, но здесь их постигла неудача, случайно их опознал на
улице тот самый чиновник, которого мнимый "патруль" остановил на
лионской дороге близ Марселя. Друзья с трудом избежали ареста.
Добродушный Жак Перше помог им бежать из Франции в Савойское
герцогство, откуда они, длинным кружным путем, лишь через
полтора месяца добрались до Дюнкерка. Переправившись в Дувр,
"купец Микель Альбанти" и его "слуга" прибыли наконец лондонским
дилижансом в Бультон.


   Хельга Лунд, прежняя кормилица и нянька Изабеллы, убирала
комнату своей молодой госпожи. Мисс Изабелла отправилась на
верховую прогулку.
   Из-под столика наследницы Ченсфильда Хельга извлекла плетеную
соломенную корзинку, наполовину засыпанную обрывками бумаг,
лоскутами шелковых ленточек, сломанными пуговицами, шпильками и
прочим невинным хламом.
   Хельга укоризненно покачала головой, вытряхнула содержимое
корзинки прямо на пол и отправилась вниз за совком и ведерком.
   Именно этой минутой удачно воспользовался духовный пастырь и
наставник Изабеллы. Отец Бенедикт Морсини никогда не упускал
случая "ненароком" заглянуть в девическую келью Изабеллы, когда
хозяйка покидала ее.
   Патер, войдя в пустую комнату, немедленно наклонился над
кучкой мусора на полу и перебрал два-три смятых конверта.
Расправив один из них, он не узнал почерка отправителя, притом
почерка, по всем признакам, мужского. Это заинтересовало патера,
ибо он достаточно подробно изучил руку всех корреспондентов
Изабеллы. Тут же, среди мусора, патер заметил клочки бумаги,
исписанные тем же почерком. Отец Морсини стал торопливо
извлекать эти клочки из маленькой груды, что было нетрудно, так
как рука, нервно разорвавшая письмо, столь же нервно скомкала
клочки и швырнула их в корзину.
   Когда Хельга Лунд