синьора Паоло
д'Эльяно. Оказывается, Алекс Кремпфлоу заказал Бинглю копию с
этой эмали.

   Значит, миниатюра побывала у Алекса? Может быть, он предатель,
твой Алекс Кремпфлоу? А, Вудро?
   - Ну нет, хозяин, за него я ручаюсь головой. Нас он предать
не может, он связан. Если миниатюра и была у него, он просто не
знал, чье это изображение... Только странно, уехал-то он как раз
в Италию.
   - Кремпфлоу дурак, - вмешался Лорн, - но с нами он честен. Еще
на корабле он говорил мне, что едет в Италию на розыски сына
какой-то синьоры... Уж не тебя ли он там разысгивает, Джакомо?..
Впрочем, сейчас об этом толковать поздно! Ясно одно - картинка
уже попала в руки прокурора и, вероятно, он не хуже нас знает,
кто на ней нарисован. Вудро прав: игра проиграна. Вчера был шах,
завтра ожидай мата!
   - Не каркай, ворон! Еще рано сдавать партию, - сказал
лорд-адмирал и скрипнул зубами. - Все, что прокурор нащупал, он
может знать только от пленников. Если мы одним ударом раздавим и
комиссию и арестантов, все концы опять уйдут в воду. Лишь бы
кто-нибудь из комиссии не застрял в Бультоне! Тогда у нас
действительно останется только... "Адмирал". За этот взрыв они
послали бы на виселицу самого принца Уэльского!
   - Тише! - прошипел Лорн. - Топот! Едут из Бультона...
   Стояла тихая, чуть морозная ночь. Гром железных шин по
мостовой слышался отчетливо, хотя экипажи были еще за целую милю
от Терпин-бриджа. Четыре ночных джентльмена исчезли с дороги,
будто их сдуло ветром. Они затаились на своих постах, и лесная
дача Терпин-бридж с горбатым каменным мостиком в овраге вновь
обрела пустынный и безлюдный вид.
   Вот на дороге показались всадники и кареты... Кучера обеих
упряжек перевели лошадей на шаг и начали неторопливо съезжать к
мостику. Спуск был пологим и не особенно скользким.
   - Милорд Голенштедт предостерегал против этого места, -
сказал передний всадник своему соседу.
   Голос принадлежал коменданту бультонской тюрьмы майору
Древверсу. Колеса кареты уже погромыхивали по мосту. Кучер
причмокнул и подернул вожжами. Лошади, миновав мостовой настил,
ступили на землю. Задний возок въехал на мостик...
   Внезапно мост, лес, земля вокруг и даже само звездное небо
словно раскололись надвое от громового раската. На полмили
кругом озарились лесные кроны с галочьими гнездами и снежными
подушками на ветвях. Выше деревьев леса вымахнула со дна оврага
пышная огненная роза, будто извергнутая кратером вулкана.
Черно-серая туча едкого дыма, клубясь, заполнила весь овраг.
Клочковатые облака этой тучи замутили бледное зимнее небо,
заволокли деревья, звезды, дорогу...
   Когда свет луны и звезд пробился сквозь дымную мглу, на обоих
откосах дороги возникли три крадущиеся человеческие фигуры. Они
осторожно подобрались к месту катастрофы. Там, где пять минут
назад двигались по мосту всадники и кареты, теперь громоздились
груды развороченных камней и осыпи щебня. Пыль и прах далеко
кругом загрязнили снег. Одна лошадь билась на дороге, и человек
без шляпы лежал ничком в придорожной канаве. Лорд Ченсфильд -
Леопард Грелли - повернул за волосы голову убитого и узнал
майора Древверса.
   - Все ли целы, волки? - Голос Грелли звучал хрипло. - Где
Вудро? Он славно сделал свое дело. Эй, Черный!
   Но Черный Вудро, пиратский боцман, не отозвался. Проволока к
мине оказалась коротка: обломок камня размозжил череп владельцу
гостиницы "Белый медведь". Три уцелевших друга вытащили его тело
на дорогу, Грелли вздохнул:
   - Старику чертовски не повезло! Он стал короче на целую
голову!
   С этой краткой эпитафией Вудро Крейг остался лежать на снегу.
Три хищника подошли к развалинам моста, где постепенно
разгорался маленький пожар. Горели остатки дилижанса,
развороченного вдребезги. Тела кучера и кондуктора валялись
впереди мертвых лошадей. Рядом лежал наполовину засыпанный
щебнем начальник конвоя. Два истерзанных тела были зажаты между
погнутыми железными перекладинами кузовной рамы дилижанса.
Грелли осмотрел их и не без труда узнал по мундиру коменданта
гарнизона полковника Бартольда, а по знакомому меховому плащу -
городского мэра. Других тел среди обломков дилижанса не было.
   Грелли, хромая, спустился на самое дно оврага, где
перевернутый набок, лежал тюремный возок. Упряжных лошадей
разорвало на куски, но сам кузов, обшитый железом, не
рассыпался. Он лежал на боку, без рессор и колес, придавив двух
солдат-конвоиров. Задняя дверца вылетела; в тесной кабине лежали
друг на друге тела двух стражников. Джеффри Мак-Райль вскрыл
ломом вторую, внутреннюю, дверь и осветил горящей головней
арестантскую камеру возка. Она была... совершенно пустой!
   - Что за черт? - услышал Грелли картавый говор Мак-Райля. -
Где же узники?

   Джозеф Лорн, стоявший рядом, сорвал с себя полумаску и захохотал
со злобной издевкой:
   - Ну, Леопард, кажется, нас порядком обошли на гандикапе!
Поздравляю, ваше лордство! Вам дьявольски помогает ваш Орион!
   Грелли еще держал в руках заряженные пистолеты. Охваченный
слепой яростью, он вскинул руку и, не целясь, выстрелил Лорну в
лицо. Без единого стона Джузеппе Лорано рухнул под ноги Леопарду
Грелли.
   Лисица Мак бросил головню. Он схватился за пистолет, но расчет
Грелли был мгновенен: там, где погибли два соучастника, уже не
стоило оставлять третьего!.. Джеффри не успел вскинуть оружие,
Грелли выстрелил раньше...
   Отдышавшись, Грелли постоял на дороге и прислушался. Кругом
была тишина, только огонь потрескивал на обломках. Весь овраг
был теперь залит зеленоватым лунным сиянием. Что-то бесшумное,
черное мелькнуло на снегу... Убийца вздрогнул и пробормотал
проклятие: его испугало... движение собственной тени!
   - Волки, - бормотал он, нагибаясь над телами Лорна и Мака, -
эх, волки! Леопарду стало тесно на одной дорожке с вами. Но,
черт побери, вы можете сослужить мне еще и посмертную службу!
Пусть ваша гибель окончательно запутает все следы. Если при
взрыве погибли ближайшие друзья милорда Ченсфильда, значит, он
сам безгрешен в этом деле, как овечка! Пожалуй, теперь лучше
повременить с бегством на "Адмирале": команда фрегата велика и
не слишком надежна; едва ли удастся мне одному, без Джузеппе и
Вудро, взять весь экипаж в железную узду! А на самый крайний
случай у меня остается... ченсфильдское подземелье! Тридцать
бочек отборного пороху... Уж коли наступит и мой черед выходить
из игры, я уйду, громко хлопнув дверью, каррамба!
   Рассуждая вполголоса с самим собою, Леопард Грелли выбрался
из развалин в чащу, перезарядил оба пистолета, подтянул
отпущенную подпругу своего коня и вывел его на тракт. Не
оборачиваясь назад, он поскакал в сторону Ченсфильда. Он летел
карьером, точно фурии нахлестывали сзади его коня. Лишь
достигнув пределов собственного владения, всадник перевел коня
на рысь.
   Миновав ферму одного из арендаторов, Грелли подьехал к боковой
калитке мортоновской усадьбы. С большой осторожностью он повел
коня в конюшню, тихо отодвинул щеколду и поставил лошадь в
пустующее стойло. Через минуту он уже чуть слышно стучался в
окошко старого Томаса Мортона.


   Старик выглянул в окно и увидел в свете заходящей луны темную
фигуру сэра Фредрика в плаще и шляпе. Мистер Мортон надел туфли
и халат и со свечой в руке пошел навстречу гостю. По ступенькам
задней лестницы, хромая, поднимался владелец Ченсфильда. Вид его
был таков, что старик в ужасе выпустил ручку двери и отшатнулся
назад.
   - Мортон, - услышал он хриплый голос, - помогите мне
раздеться и дайте надеть что-нибудь домашнее. Приготовьте воды,
мне надо умыться. Я нахожусь у вас со вчерашнего вечера, вы
поняли меня, Мортон? Ни вы, ни я с вечера не выходили из вашей
комнаты. Найдите какого-нибудь расторопного слугу, который все
время видел нас вместе, вот здесь, в этом самом кабинете!..
Поторопитесь, надо затопить камин, чтобы сжечь всю мою одежду.


   Северный ветер напрягал паруса небольшого судна. Пенная
дорожка тянулась за кормой от бухты Старого Короля. Позади
громоздились береговые утесы с пятнами снега в ложбинах; луна
озаряла их зеленоватым светом. Впереди, на островах Ирландского
моря, мерцали огни маяков. Со скоростью в восемнадцать узлов
судно шло на юг, к открытому океану. На мостике рядом с
капитаном стояли, обнявшись, три молодых человека. Колесо
штурвала держал четвертый моряк, красивый итальянец с живыми
черными глазами. Все эти люди часто оглядывались назад, на
очертания безлюдного скалистого берега.
   Вскоре после полуночи в небе над побережьем полыхнула дальняя
зарница. В глубине холмов и лесов, миль за двадцать от корабля,
расцвела и мгновенно исчезла огненная роза. Капитан
перекрестился, пробормотал что-то вроде: "Суд божий!" - и
приказал поставить все дополнительные паруса. Попутный ветер
усиливался, и судно "Толоса" достигло к утру наивысшего хода -
двадцати узлов. На рассвете оно миновало Дублин, а в сумерках
покинуло воды Соединенного Королевства.
   Капитан, отстоявший почти бессменно три вахты подряд, оглядел
горизонт, где уже не виднелось ни островка, ни паруса, и передал
управление кораблем одному из своих трех молодцеватых
помощников. Это был смуглый, стройный, молодой человек. Ветер
выхватил из-под берета непокорную прядь его волос, и она, будто
черная ленточка, билась и трепетала у виска. Лицом и фигурой
молодой человек очень походил на самаго капитана. Старик сказал
ему несколько слов по-испански и сошел с мостика.
   Когда капитан, сгибаясь под дверной притолокой, вошел в тесную
кают-компанию, до отказа набитую людьми, его встретил неистовый
гром приветствий, оглушительное "ура" и восторженный свист.
   - Довольно, довольно, товарищи! - просил капитан, но тишина
водворилась далеко не сразу. - Джентльменов из "лондонской
комиссии" и узников бультонской тюрьмы прошу ко мне в каюту.
Остальным, кто свободен от вахты, отдыхать!
   В капитанской каюте набралось столько гостей, что размещаться
им пришлось не только на письменном столе, но даже под ним. Там
расположился веснушчатый "синьор Маттео Вельмонтес" - Томас
Бингль. Капитан одной рукой обнял за плечи счастливого Чарльза -
"дона Алонзо" - и другой притянул к себе Антони Ченни, только
что смененного Диком Милльсом у штурвала "Толосы". Только Диего
Луиса не было в каюте - капитанский мостик яхты был сейчас
доверен ему. В продолжение последних тревожных недель Диего и
Антони провели не одну бессонную ночь на этом мостике!
   - Капитан Брентлей, - обратился старый моряк к своему
потрясенному коллеге и ровеснику, - узнаете ли вы меня, синьор?
Или вы еще не успели догадаться, кто сыграл эту небольшую
комедию с вашим бывшим патроном Джакомо Грелли?
   - Сударь, - отвечал Гай-Брентлей, - я еще не в силах
опомниться. Это слишком похоже на сон. И строить догадки о том,
кто вы такой, я не берусь. Согласитесь, синьор, что не часто
случается говорить с человеком, чью могилу вы сами забрасывали
землей. А кроме того, отличительной чертой знаменитого корсара
Бернардито Луиса было отсутствие одного глаза.
   - Прошу простить мне, синьор Брентлей, не совсем деликатный
способ, избранный нами для вашего спасения. Что касается второго
глаза, то это произведение негритянского искусства служит мне
уже тринадцать лет... Итак, вы действительно видите перед собою
Бернардито Луиса, который, с вашего позволения, не только не
думал ложиться в землю пятнадцать лет назад, но весьма желал бы
избежать этой постели еще и на будущие пятнадцать лет.
   Старый капитан обратился к другому спасенному:
   - А вы, мистер Джордж Бингль, не в обиде ли за ночлег в
карцере и путешествие в кандалах?


   - Капитан, по странной случайности имя ваше стояло на клинке,
подаренном мне Леопардом Грелли. Я много расспрашивал о вас
бывшего трактирщика Вудро Крейга и моряков из его таверны. В
тюрьме я не раз вспоминал этот клинок с вашим именем, ибо хотел
бы обладать вашей непреклонностью и силой. Только... цели борьбы
у нас с вами разные, синьор Бернардито.
   - Позвольте спросить, какую же цель вы поставили себе в
жизни, мистер Бингль? В чем различие, о котором вы говорите?
   - Синьор, все силы вашего характера были отданы единому
помышлению о расплате с многочисленными врагами. Вы платили злом
за зло, причиненное вам, но этим лишь множили несчастия в нашем
несправедливо устроенном мире.
   - А вы, мистер Джордж Бингль, разве придумали иной способ,
чтобы устранять несправедливости? Не думаете ли вы, что зло,
насытясь своими жертвами, свернется, как удав, и уснет? Разве
лев, убивающий леопарда, не делает благого дела и для кроликов?
   - Тогда кролики пойдут в пищу не леопарду, а льву.
   - Чем же вы хотите помочь кроликам? Неужто вы верите, что
леопарда можно сделать постником одними проповедями?
   - Нет, синьор, я знаю, что против леопарда помогает только
добрая пуля. Но люди должны быть людьми, а не леопардами и
кроликами. В тюрьме я годами читал сочинения мудрецов. Они учат,
как люди должны жить между собой; они показывают путь к Солнцу
для обездоленных и страдальцев. Этим путем я мечтаю идти; за это
я готов бороться с леопардами, и для этого я хотел бы обладать
силой вашего характера, капитан Бернардито.
   - Благодарю вас, мистер Бингль! Я вижу по глазам Чарльза -
нашего "синьора Алонзо", - что ваши помыслы уже успели повлиять и
на него... Ну, мой мальчик, дорого мог бы обойтись вам этот ваш
самостоятельный рейс на "Трех идальго"! Грелли поймал вас, как
пескарей на простую муху! Я думал, что после моей школы вы
окажетесь осмотрительнее. Не разгадать такой бесхитростной
ловушки!.. Теперь расскажи мне, мой маленький Ли, какие
впечатления ты вынес о добром старом Бультоне?
   - Отец, самое сильное из моих тамошних впечатлений - это
синьорита Изабелла Райленд.
   Капитан Бернардито потупился и сурово сдвинул брови. Томас
Бингль - "синьор Маттео Вельмонтес" - в смущении отвернулся.
Антони Ченни смотрел на Чарльза с тревогой и состраданием... В
каюте сделалось очень тихо.
   - Чарльз, - заговорил наконец Бернардито, - настал час, чтобы
посвятить тебя в важную тайну. Когда я выпускал вас - троих моих
любимых сынов, Диего, Томми и тебя, - в море, чтобы подстеречь
работорговые суда Джакомо Грелли, то ни я, ни Антони, которого я
послал с вами как более зрелого вашего товарища, не могли
предполагать, что судьба сведет тебя лицом к лицу с самим
владельцем этих судов... Скажи мне, мальчик, довелось ли тебе в
эти дни увидеть Джакомо Грелли или говорить с ним?
   - Мельком я видел его перед дверью нашего каземата. Сперва я
взглянул сквозь дверной глазок на Грелли, а потом Грелли, через
тот же глазок, разглядывал нас.
   - И оба вы, глядя друг на друга, не ведали, не подозревали,
что в ваших жилах течет одна кровь... Мы, твоя мать и я, долго
утаивали истину, но пришла пора раскрыть ее перед тобою, потому
что с каждым днем приближается последняя схватка с Леопардом.
Знай же, что ты - не мой родной сын. Джакомо Грелли, ненасытный
паук, работорговец и кровопийца, - вот кто твой родной отец!
   На бледном лице Чарльза выразилась такая мука, и голова его
так низко склонилась, что старый капитан с отеческой нежностью
обнял молодого человека. Бернардито гладил его опущенные плечи и
длинные завитки шелковистых кудрей и старался заглянуть в глаза
своему питомцу.
   - Лучше мне было умереть, ничего не зная об этом, - произнес
юноша с усилием. - Это хуже, чем быть просто сиротою... Не хочу
даже в мыслях называть Леопарда словом _о_т_е_ц_...
   Бернардито поцеловал юношу в лоб. Чарльз прижал к сердцу руку
старика:
   - Всю жизнь ты звал меня сыном и воистину был мне отцом.
Скажи, позволишь ли ты по-прежнему называть тебя этим именем?
   - Мальчик, пусть сам всевышний слышит мои слова. Нет в моем
сердце различия между тобою и Диего! Твоя мать стала моей женой.
Ты достался мне трехлетним младенцем, скрасил мою старость и не
расставался со мною дольше чем на несколько недель. Могу ли я не
видеть в тебе родного сына?
   Капитан отпустил Чарльза и протянул руку Томасу Бинглю:


   - Не хмурься и ты, мой ревнивый идальго Маттео Вельмонтес!
Подойди ко мне, Томми, я обниму тебя! Разве я могу забыть, чем
обязан тебе Диего, мой кровный сын? В годы его малолетства ты
спасал его жизнь от злодейских рук. Теперь и для нас с Диего и
Антони пришел черед спешить на выручку синьору Вельмонтесу!..
Друзья мои, судьба была милостива ко мне: на старости лет она
послала мне не одного, а трех сыновей - Диего, Чарли и Томаса,
моих благородных "трех идальго"!
   - Братья! - воскликнул Томас. - Прочь печаль! Мы снова
вместе, снова на свободе. И попробуйте-ка представить себе,
какое сейчас выражение у Леопарда Грелли!
   Вымолвив эти слова, Том осекся и в смущении взглядул на
Чарльза Райленда. Тот уловил его взгляд, выпрямился и, тряхнув
кудрями, сказал решительно и твердо:
   - Мой отец - вот он, здесь со мной. Леопард, обесчестивший мою
мать, остается для меня таким же ненавистным врагом, как и для
всех честных людей. Я не намерен опускать шпагу, друзья!
   - Хорошо сказано, сын! Голос чести должен быть громче голоса
крови. Но не забывай этого второго голоса по отношению к твоей
сестре Изабелле. Эту гордую, прекрасную синьориту ждут тяжелые
испытания, но, теряя отца, она должна обрести любящего, нежного
брата.
А... нежного рыцаря она как будто уже обрелась Наш кавалер де
Кресси что-то слишком часто оглядывается на английские берега!
   Молодому кавалеру пришлось смутиться и покраснеть. Чарльз
порывисто обнял юношу, а капитан Брентлей, глядя на "старшего
офицера" комиссии, силился припомнить, чьи же знакомые черты
повторены в молодом привлекательном лице кавалера... Он как
будто похож на... островитянина Мюррея! Только лицо его еще
юношески нежное, лицо человека, не закаленного в упорной
жизненной борьбе...
   Однако размышления Брентлея были прерваны Бернардито Луисом.
   - Теперь, господа Брентлей и Джордж Бингль, извольте поближе
познакомиться с двумя важными джентльменами - милордом
королевским прокурором и чиновником при первом лорде
адмиралтейства... С этой минуты оба "милорда" слагают с себя
свои государственные полномочия, но сам Джакомо Грелли едва ли
станет отрицать, что мои ученики сыграли свои роли не хуже, чем
это сделали бы актеры театра Друри-Лейн! Итак, разрешите просить
вас, мистер Брентлей, более пристально взглянуть на милорда
прокурора, в котором даже вы до сих пор не смогли узнать своего
старого друга!..
   В глубине полутемной каютки поднялся из кресла почтенного вида
джентльмен в пышном парике с огромными буклями; щетинистые баки
и седые брови придавали ему суровый вид. Под слоем пудры и румян
лицо его было малоподвижным. Золотые очки украшали переносицу
джентльмена, а на пуговице камзола висел еще и лорнет...
Брентлею хорошо запомнился взгляд прокурора в следственной
камере через этот лорнет... Ко в данную минуту обладатель
золотого лорнета отвесил капитану Брентлею церемонный поклон, а
затем стал неторопливо стирать с лица толстый слой пудры и
румяк, которыми обычно пользовались франтоватые старики... Под
пудрой и румянами обнажилась загорелая кожа щек, еще отнюдь не
старческих... Вот с лица исчезли очки, бакы, седые брови...
Сверкнула знакомая улыбка... Отброшен в сторону пышный парик...
   - Матерь божия, да это... мистер Эдуард Уэнт! Эдди, мой
помощник с "Ориона", начинал у меня мичманом... Вот это
встреча!..
   Ошеломленный старик еще не успел освободиться из дружеских
объятий своего бывшего помощника, как Бернардито Луис подвел к
ним и "чиновника адмиралтейства".
   - Ну, капитан Брентлей, второй деятель нашей "комиссии" вам
неизвестен. Это Джемс Кольгрев. Во всем этом предприятии он
сперва оказал нам важные услуги как первоклассный гравер и
каллиграф, а затем недурно справился с ролью мистера Бленнерда.
Шестнадцать лет назад Кольгрев стал матросом капера
"Окрыленный", но при захвате мною этого корабля осенью 1779 года
бедный парень пережил сильный испуг и, как видите, совсем
поседел. Наружность Кольгрева настолько измснилас