Роберт ШТИЛЬМАРК

                           НАСЛЕДНИК ИЗ КАЛЬКУТТЫ



                                            Горькая услада воспоминаний...
                                                          Альфред де Мюссе



   Два человека осторожно шли каменистой тропою к небольшой бухте
между скалами. Высокий горбоносый джентльмен в темно-зеленом
плаще и треугольной шляпе шагал впереди. Из-под шляпы блестела
серебром косица парика, туго перехваченная черной лентой, чтобы
не растрепал ветер. Морские сапоги с поднятыми отворотами не
мешали упругой поступи человека. Эту походку вырабатывал не
паркет гостиных, а шаткий настил корабельной палубы.
   Спутник человека в плаще, красивый юноша в кафтане грума, нес за
ним подзорную трубу в черном футляре и охотничье ружье. Ствол
ружья был из лучшей стали - "букетного дамаска"; гладко
отполированный приклад украшали перламутровые инкрустации. Ремня
и даже ременных ушек - антабок - у этого ружья не имелось:
владельцу не было нужды таскать свое охотничье снаряжение на
собственных плечах - он не выходил на охоту без оруженосца.
   Полукружие открытой бухты окаймляли серые гранитные утесы.
Рыбаки прозвали ее бухтой Старого Короля: зубчатая вершина
срединного утеса напоминала корону. Над серо-зеленой, пахнущей
йодом, водой низко носились чайки. Утро выдалось пасмурное,
накрапывал дождь. Летом такая погода была обычной здесь, в
северной Англии, на побережье Ирландского моря.
   Первый выстрел отозвался эхом в пустынных скалах.
Потревоженная стая чаек взмыла ввысь и с пронзительно резкими
криками разлетелась врассыпную. Отдельными маленькими стайками
птицы понеслись к соседним утесам и там, на другой стороне
бухты, вновь стали снижаться. Джентльмен, очевидно, промахнулся:
ни одна подстреленная птица не трепетала на вспененной воде.
   - Ружье перезаряжено, ваша милость! - Молоденький грум
протянул своему хозяину ружье, готовое к новому выстрелу;
стрелок и его спутник уже достигли вершины невысокого утеса и
смотрели вниз. - Птицы сейчас успокоятся и опять слетятся.
   - Охота не бывает для меня удачной, если я промахнулся с
первого выстрела, - отвечал джентльмен. - Пожалуй, наша прогулка
нынче вообще бесполезна: ни одного паруса не видно на горизонте.
Вероятно, и наш "Орион" отстаивается где-нибудь на якоре. Но все
же я побуду здесь, послежу за горизонтом. Оставь ружье у себя,
Антони. Подай подзорную трубу и подожди меня внизу, у лошадей.
   Грум вручил господину футляр с раздвижной трубой и стал
спускаться на тропу. Шорох осыпающихся из-под его ног камешков и
шелест кустарника вскоре стихли внизу. Джентльмен остался на
утесе один.
   Под скалами беспокойно ворочалось море. Туча с океана,
медлительно разрастаясь, кутала изломы побережья. Очертания
дальних мысов и мелких островов постепенно скрывались в полосе
дождя и тумана. Из-под этой низкой пелены возникали ряды бурых
морских валов; берег раскрывал им навстречу каменные объятия
заливов и бухт. Неторопливо взмахивая косматыми гривами, волны
таранили подножие утеса.
   Стоявшему на вершине человеку с подзорной трубой казалось, что
сам утес, словно корабль движется навстречу океанским валам,
рассекая их каменной грудью, как форштевнем судна. Порывы ветра
рассеивали в воздухе тончайшую пыль соленых брызг, и она оседала
на его жестких, курчавых бакенбардах. Не отрываясь глядел он
на прибой и считал "девятые" валы, самые крупные и гривастые.
   Разбившись об утес, волна откатывалась и до тех пор волочила
за собою назад, в море, валуны и гравий, пока новый кипящий вал
не подхватывал эти камни, чтобы опять швырнуть их к подножию
скалы...
   Мысли человека уже далеки от этой бухты, от серых утесов и
чаек с пронзительными голосами; ничего не различает он вокруг,
кроме сердитых косматых гребней. Под ним уже не скала! Ему
вспоминается давно погибший корабль...
   Снова, как встарь, стоит он, широко расставив ноги, у бушприта
накренившегося, словно летящего по волнам судна. Ветер свистит в
снастях, наполняя чуть зарифленные паруса... Воды теплого моря
фосфоресцируют за бортом. Над мачтами, среди глубокой черноты
ночного неба, он видит не трехзвездный пояс Ориона, а мерцающее
золото Южного Креста. Он верил всегда, что среди светил этих
двух красивейших созвездий северного и южного небосвода
находится и его счастливая звезда, звезда его удачи!
   Все дальше и дальше от английских берегов уносит человека
призрачный корабль его воспоминаний...


   ...Третий месяц шхуна находится в плавании. После нескольких
коротких остановок в незначительных портах и укромных бухтах
западного побережья Африки шхуна обогнула мыс Доброй Надежды и,
посетив южную часть Мадагаскара, углубилась в воды Индийского
океана.
   Капитан шхуны, одноглазый испанец Бернардито Луис эль Горра,
набрал добрых молодцов для дальнего рейса. Сорок шесть матросов,
татуированных с ног до головы, понюхавших пороху и знающих толк
в погоде; старик боцман, прозванный за свирепость Бобом Акулой;
помощник капитана Джакомо Грелли, заслуживший в абордажных
схватках кличку Леопард Грелли, и, наконец, сам Бернардито,
Одноглазый Дьявол, - таков был экипаж "Черной стрелы".
   Уже больше двух недель прошло с того раннего утра, когда
скалистое побережье с Игольным мысом [мыс Игольный - самая южная
оконечность Африканского материка], где в голубой
беспредельности вечно спорят друг с другом воды двух океанов,
растаяло на юго-западе за кормой шхуны, но еще ни одно
неохраняемое торговое судно не повстречалось со шхуной в
просторах Индийского океана.
   - Кровь и гром! - ругался на баке Рыжий Пью, отшвырнув на
палубу оловянную кружку. - Какого, спрашивается, дьявола затащил
нас Бернардито на своей посудине в эту акулью преисподнюю?
Испанские дублоны звенят, по-моему, не хуже, чем индийские рупии!
   - Вот уже третий месяц я плаваю с вами, но еще ни один
фартинг не западал за подкладку моих карманов! - подхватил
собеседник Рыжего Пью, тощий верзила с золотой серьгой в ухе,
прозванный командой Джекобом Скелетом. - Где же они, эти веселые
желтые кружочки и красивые радужные бумажки? С чем я появлюсь в
таверне "Соленый пудель", где сам господь бог получает свой пунш
только за наличные? Я спрашиваю, где наша звонкая радость?
   День близился к концу. Солнце стояло еще высоко, но скрывалось
в туманном мареве. С утра капитан уменьшил порции воды и вина,
выдаваемые команде. Томимые жаждой матросы работали вяло и
хмуро. Влажный горячий воздух расслаблял людей. Легкий бриз от
берегов Мадагаскара наполнял паруса, но это дуновение было таким
теплым, что и оно не освежало разгоряченных лиц и тел.
   - Сядем, Джекоб. Здесь, под шлюпкой, прохладнее. Через
полчаса начинается наша вахта, а горло сухое, точно я изжевал и
проглотил библию. Топор и виселица! Когда Черный Вудро был нашим
боцманом, у него всегда находилась для меня лишняя пинта сухого
арагонского.
   - Потише, Пью! Говорят, капитан не любит, когда поминают
Вудро или Джузеппе.
   - Здесь нас никто не слышит.
   - Скажи мне, Пью, верно ли толкуют ребята, что Вудро и
Джузеппе протянули лапу за кожаным мешком Бернардито?
   Рыжий Пью размазал жирной ладонью капли пота на медном лбу.
   - Если бы эти старые волки остались в нашей стае, мы сейчас
не болтались бы в этой индийской лоханке, как сухая пробка, и ни
в чем не терпели бы нужды. Но, Джекоб, насчет кожаного мешка
Бернардито я советую тебе до поры до времени помалкивать. У
Бернардито длинные руки, и он умеет быстро спускать курок...
Я-то больше года хожу на "Стреле" и видел этот мешок своими
глазами, но разрази меня гром, если я сболтну о нем хоть
словечко! А между тем я даже смотрел однажды в окно капитанской
каюты, когда Одноглазый развязывал свой мешок...
   Дуновение ветра качнуло шхуну, и в борт сильнее плеснула
волна. Рыжий Пью умолк и огляделся вокруг.
   - Послушай, Пью, вчера вечером Леопард Грелли, помощник
капитана, подозвал меня потолковать кое о чем, - тихо сказал
Джекоб. - Сдается мне, что и он недолюбливает Одноглазого. Грелли
говорит, что Вудро и Джузеппе были настоящими парнями...
Расскажи-ка мне, Пью, за что Бернардито высадил их на берег?
   - В точности этого не знает никто, но кое-что я тебе открою.
Только смотри держи язык за зубами, не то и Леопард не поможет:
пошлет нас Бернардито на дно к индийскому черту да еще, пожалуй,
рты позашивает! Одноглазый не знает пощады!
   - Пусть мне придется всю жизнь пить козье молоко вместо
джина, если я проболтаюсь!
   - Так вот, Джекоб, перед началом этого рейса наша "Стрела"
угодила в облаву...
   - Об этом я слыхал. Ребята хвастают, будто "Стрела" подралась
чуть ли не с целой эскадрой.
   - Что? Хвастают? Ну, Скелет, ты, видно, еще не знаешь
Одноглазого! Правда, с ним надо всегда держать ухо востро,
потому что он и спит с пальцем на собачке, но уж моряк он-какого
не сыщешь ни в одном королевском флоте, клянусь утробой!
   - Отчего ж вы удрали?
   - Отчего удрали? Хотел бы я посмотреть, как вот такой храбрец
вроде тебя, Джекоб, подрался бы на нашей посудине с британским
фрегатом и французским двухпалубным бригом! Эх, и славное было
дело! Только туман нас тогда и выручил. С дыркой в корме мы
все-таки убрались от француза в узкую каталонскую бухту...
Бернардито славно одурачил всех гончих собак от Крита до
Гибралтара! Две недели они искали нас старательнее, чем трезвый
матрос перед прилавком ищет затерявшийся в карманах пенс, но в
зубах у них Одноглазый оставил только выбранный клок шерсти да
еще напоследок выдержал бой в проклятой бухте со сторожевым
испанским корветом.
   Воспоминания вызвали у Рыжего Пью прилив гордости. Повествуя,
он размахивал руками перед лицом Джекоба. Тот невозмутимо сопел
трубкой. Рассказчик заложил за щеку порцию жевательного табаку с
бетелем [бетель - ост-индское перечное растение; его листья,
пряного вкуса, жуют] и продолжал:
   - Вот тогда капитан и надумал совсем покинуть доброе
Средиземное море и идти сюда, в индийские воды. А штурман
Джузеппе Лорано и боцман Вудро Крейг не соглашались. Бернардито
готовился ночью проскочить Гибралтар, а Вудро и Джузеппе стали
подговаривать команду против него. У нас на шхуне было чем
поживиться! В трюмах лежала неплохая добыча с греческого
судна... И вот, когда "Стрела" бросила якорь в каталонской бухте
и мы начали штопать корму, Бернардито собрал нас всех ночью на
юте и сказал: "Добычу делить не будем!"
   - И с таким капитаном ты ходишь больше года! Сакраменто! Да я
бы...
   - Погоди ты, храбрец! Капитан сказал, что товар нужно продать
в Португалии, на эти деньги подлатать шхуну, купить припасы и
оснастить "Стрелу" в дальний рейс.
   - Ну, а вы что же?
   - Да, видишь, спорить с ним открыто еще никто не пробовал. Но
в ту ночь Джузеппе Лорано и Черный Вудро задумали прикончить его
тайком. А штурвальный Фернандо Диас, которого Бернардито
когда-то спас от виселицы, раскрыл капитану их заговор.
Бернардито хотел зарезать обоих, но ему помешал помощник,
Леопард Грелли. Полночь уже близилась, а главари все еще
бранились в капитанской каюте. Тут-то неожиданно и подкрался
этот испанский сторожевой корвет. Началась жаркая потасовка при
свете факелов...
   - Испанец атаковал вас с кормы?
   - Да, и капитан послал Вудро и Джузеппе в самую кашу,
защищать кормовую брешь; он приказал Фернандо Диасу не спускать
глаз с обоих, а к штурвалу поставил меня вместо Фернандо. Драка
была волчья! Не скоро забудут испанцы "Черную стрелу"!.. Мы
выскочили из бухты, но Вудро оторвало обе ступни, Джузеппе
продырявило бок, а Фернандо заработал две раны. Меня тоже порядком оглушило
залпом картечи.
   - Эх, меня тогда не было с вами!.. Так чем же кончилось дело с
теми двумя?
   - Чем кончилось? Шли мы в темноте. До рассвета осталось
немного, а нужно было еще проскочить форты Гибралтара и
сторожевые суда. На борту было четверо раненых: Вудро, Джузеппе,
Фернандо и еще мулат Энрико Рой. Капитан решил высадить раненых
на берег, потому что на судне они все погибли бы: наш лекарь еще
в прошлом бою достался рыбам. Леопард хотел выделить раненым их
долю добычи, но капитан в этом отказал.
   - Да будь я мертвецом - и то спросил бы с него свою долю!
   - Возможно, с мертвецом он был бы сговорчивее, но живым
отказал. Впрочем, среди раненых в сознании были только Фернандо
и мулат Энрико. Джузеппе Лорано и Вудро Крейг лежали без памяти.
Бернардито велел отнести раненого Фернандо Диаса к себе в каюту,
вон в ту, около рубки, видишь? Ветер приподнял занавеску в окне
каюты, и я видел, как Одноглазый высыпал из мешка алмазы в
замшевых футлярах, выбрал самый большой и один поменьше и дал их
Диасу. Я слышал, как Бернардито сказал: "Вот этот голубой алмаз
с желтым пятнышком отвези в Грецию моей матери, чтобы она не
терпела нужды, если я погибну, а второй камень возьми себе,
Фернандо, и делай с ним, что хочешь!" Потом всех троих снесли в
шлюпку, на весла сел мулат Энрико Рой, у него рана была не
тяжела...
   - Постой! Энрико Рой был, как говорят, дружком Леопарда?
   - Грелли держал его при себе вместо слуги, что ли. Он был
обжора и лентяй, этот Энрико, скажу я тебе. Так вот, Грелли
пошептался с ним, пока Одноглазый толковал с Фернандо, дал
мулату пригоршню монет, и в кромешной тьме шлюпка пошла к
испанскому берегу. Спаслись раненые или погибли, никто не знает.
А нам повезло: утром, в тумане, шхуна проскочила пролив. Потом
мы скрывались у берегов Португалии, чинились на Азорских,
снаряжались в поход на марокканском побережье, где ты перебрался
к нам с турецкой посудины, и вот плаваем третий месяц, а что
толку?
   Стайка летучих рыб пронеслась на круглых, похожих на кружевные
воротнички, крылышках над морской зыбью и с плеском снова
погрузилась в лучину.
   - Гроб и падаль! Смотри, Джекоб: вон его одноглазая светлость
высунулся из каюты. Лихорадка свалила его с ног. Он пожелтел,
как луидор, и сутками валяется на койке, пока мы до крови
натираем себе ладони снастями. Того и гляди, сам дождется
холщового мешка и груза на грудь, а продолжает упрямиться,
дьявол, не хочет уходить из этих проклятых вод, где зной - как в
кузнечном горне... Но что это на горизонте? Ад и дьявол! Да там
пожар!
   В ту же минуту крик дозорного: "Пожар на горизонте, слева по
корме!" - поднял на ноги всю команду. Полуголые, разукрашенные
диковинными татуировками на руках и груди, в невообразимых
головных уборах из обрывков материи, пальмовых листьев и даже из
книжных страниц с библейскими текстами, матросы "Черной стрелы"
высыпали на палубу.
   На командном мостике показался Леопард Грелли с подзорной
трубой. Лишь одного капитана Бернардито тропическая лихорадка
приковала к его висячей койке. Временами, почти теряя сознание
от внутреннего жара, он, захлебываясь, глотал холодную воду, а
через четверть часа содрогался от озноба, выстукивал зубами и с
головой укутывался в шерстяные одеяла.
   Леопард подал команду, и матросы, подгоняемые свистом боцмана,
бросились к снастям. Шхуна, разворачиваясь под парусами,
ложилась на обратный курс. Когда маневр поворота был закончен,
шхуна двинулась короткими галсами к огню на горизонте и вскоре
заметно приблизилась к месту пожара. Между тем над горизонтом
росла черная туча, а столбик барометра в каюте капитана упал так
низко, как Леопарду Грелли еще никогда не случалось видеть.
Ветер стих, и паруса шхуны беспомощно обвисли. В быстро
сгустившихся сумерках отчетливо и зловеще полыхал вдали пожар.
Не один, а целых три гигантских костра поднимали к небу почти
отвесные столбы пламени, искр и дыма. Очевидно, горели корабли
недавно встреченного каравана.
   Вскоре команда "Черной стрелы" отчетливо разглядела на фоне
зарева два корабля, отделившихся, по-видимому, от каравана и
развернувшихся навстречу шхуне. Ближайший из них, небольшая
бригантина, находился от шхуны всего в пяти-шести кабельтовых
[кабельтов - морская мера длины: 185,2 метра].
Другой корабль, с оснасткой военного корвета, виднелся в
полумиле [морская миля - 1852 метра] позади первого.
   Даже издали было заметно, что мачты корвета повреждены в
бою, а паруса бригантины изодраны и потрепаны.
[О типах парусных кораблей, встречающихся в романе, можно найти
сведения в морском словаре Лукашевича. Кратко: бриг -
двухмачтовое судно, торговое или военное; военный бриг вооружен
двадцатью-тридцатью пушками; шхуна - торговое судно с числом
мачт от двух до пяти, с косой парусной оснасткой; фрегат -
быстроходный, обычно трехмачтовый боевой корабль, на один класс
ниже линейных кораблей; корвет - небольшой трехмачтовый
корабль с хорошей маневренностью, служил обычно для крейсерских
целей и связи; каравелла - небольшое судно, тип которого
менялся с развитием парусного флота; бригантина -
объемно двухмачтовое небольшое судно, часто употреблялось
средиземноморскими пиратами.] В тишине вечера
доносился глухой гром артиллерийской канонады. Наступивший
предгрозовой штиль заставил оба пострадавших судна, так же как и
шхуну Бернардито, лечь в мертвый дрейф. Далекое зарево
отбрасывало неподвижные черные тени трех кораблей на поверхность
океана, а на луну уже надвинулась грозовая туча.
   - Леопард чует добычу! - шепнул Пью своему дружку Джекобу. -
Будь я проклят, если он не ухитрится найти поживу и в чужой
драке. Готовься к делу, старый кашалот! Наконец-то мы дождались
настоящей работы!
   Капитан Бернардито Луис эль Горра был опытным, отчаянно
храбрым и беспощадно жестоким в бою пиратом. Быть может, во
времена Кортеса или Писарро он вписал бы свое имя в кровавые
страницы истории завоевания Мексики, Бразилии или Перу, но он
родился в том веке, когда белые пятна на глобусе исчезали с
быстротой тающего весной снега, а ост-индские, южноафриканские и
прочие торговые компании, утвердив свою власть над захваченными
заокеанскими владениями, разбойничали в них под сенью
государственных законов своих стран.
   Бернардито нашел, что превращение крови и пота колониальных
рабов в золото - дело кляузное и не очень почтенное. Прибыльнее
и проще извлекать это золото непосредственно из купеческих
карманов! Его шхуна с горсточкой отчаянных головорезов, которые
никогда не заглядывали в будущее дальше чем на два ближайших
часа, причинила в водах Средиземного и соседних морей такой
ущерб купеческим судам, что за поимку корсара Бернардито
одновременно взялись английские, французские, испанские и
турецкие власти, не считая частных мореходных компаний и
одиночных морских охотников за призами.
   От всех своих многочисленных преследователей, которые,
несомненно, изловили бы смелого пирата, если бы могли
действовать согласно друг с другом, Бернардито ловко ускользал и
теперь, проскочив под самым носом шаривших рядом военных судов,
вел свою шхуну в дальний индийский рейс.
   Но в этот раз боги удачи, казалось, лишили одноглазого
капитана своих милостей. Еще перед началом рейса он впервые за
свою богатую событиями жизнь обнаружил на судне заговор против
себя. Кто-то действовал среди команды осторожно и настойчиво.
Обезвредив заговорщиков, капитан потерял самого преданного
матроса - Фернандо Диаса. Бернардито догадывался, что тайной
пружиной неудавшегося заговора был не кто иной, как его помощник
Леопард Грелли, человек, принятый на борт "Черной стрелы" года
три назад. Теперь, пользуясь болезнью капитана, Джакомо Грелли,
по-видимому, выжидал только удобного случая, чтобы самому стать
главарем шайки и капитаном "Стрелы".
   Очнувшись в своей каюте от тяжелого забытья, Бернардито
приподнялся на локте. В каюте никого не было. За окном виднелась
лишь спина матроса у штурвального колеса.
   Бернардито нажал кнопку в стене. Из открывшегося тайничка он
вынул кожаный мешок и выложил на одеяло более двух десятков
замшевых футляров с драгоценными камнями. Пересчитав их, он
убрал камни в мешок, закрыл тайник и позвал своего слугу. Никто
не откликнулся.
   - Грязные канальи! - пробормотал Бернардито сквозь зубы. -
Педро! Где ты, Педро, сын свиньи и монаха! Ну