лицо, жесткие волосы и белый шрам, наискось
пересекающий лоб этого моряка.
   Наконец Грелли заговорил:
   - Видишь ли, Паттерсон не из нашего теста, но он тоже делец.
Со временем он привыкнет. Сейчас я тащу его с собой, чтобы он
просто пригляделся к делу. Может быть, его верфь войдет
когда-нибудь в мою компанию, но пока мне это не нужно. Дело в
том, что в своей игре он поставил на меня, и, черт побери, на
моем номере он должен выиграть. Мне нужны союзники! Посмотрел бы
ты, как он отстегал этого молокососа Томпсона!
   Сообщники помолчали. Паттерсон боялся вздохнуть и
пошевелиться.
   - Послушай, Джакомо, меня не было в Бультоне, когда Фернандо
обстриг Мак-Райля. Как случилось, что твои люди проглядели это?
   - Я понадеялся на Вудро Крейга. Но Фернандо ловко
маскировался и не попался на глаза ни одному шпиону Вудро.
Сначала Фернандо снимал номер в "Белом медведе" с каким-то
проповедником Элиотом Меджерсоном. Потом он поселился в частном
доме под именем Роджерса. Овладев алмазом, он ускользнул...
Скажи, Джузеппе, а ты знал, что камень находится у Мака?
   - Вудро говорил, что он по дешевке сбыл камень Мак-Райлю, но
я не очень-то верил...
   - Почему большой камень достался тогда Вудро, а не тебе? -
помолчав, спросил Грелли.
   - Когда Бернардито нас высадил, мы с Вудро никуда не
годились. Я очнулся уже на берегу. Утром всех нас приютил один
рыбак. Вудро был совсем плох, у него картечью перебило кости на
обеих ногах. Кое-как мы дотащились до какой-то бухты, где стояло
французское судно. Ночью, на берегу, мы втроем - Вудро, Рой и я
- решили покончить с Фернандо Диасом. Вудро притворился, что
потерял сознание, а мы с Роем прикинулись спящими. Фернандо все
время держался настороже, но тут задремал. Вудро стал его
душить, Рой помогал. Фернандо уже хрипел, но тут Вудро нащупал у
него на груди мешочек с двумя камнями и сорвал его. Пока мы
рассматривали камни, Фернандо очнулся. Завязалась драка.
Фернандо оглушил Роя, а мне рассек лоб ножом. Я выстрелил из
пистолета почти в упор, пуля сорвала ему палец на левой руке, но
преследовать его мы не смогли, Фернандо ушел живым. Утром
французское судно приняло нас на борт, и корабельный врач
отрезал Вудро обе ступни. На корабле мы бросили жребий: голубой
алмаз достался пополам Вудро и Рою, а малый алмаз - мне. Вудро
напоил Роя, и тот уступил ему свою половину "голубого камня" за
несколько старинных испанских дублонов. Расстались мы в
Марселе... Свой камень я продал и долечивался в Италии. А потом
ты, Джакомо, начал собирать нас в Бультон. Первым обосновался
там Вудро...
   - Да, я встретил его в Плимуте, когда прибыл на "Крестоносце"
в Англию, и тогда же посоветовал ему держаться поближе ко мне. В
Бультоне он купил таверну, и мы с ним начали разыскивать своих:
Мак-Райля, тебя, мой Джузеппе, Роя... Этот еще в Марселе попал в
тюрьму, пришлось его выручать...
   - Послушай, но как же Фернандо разнюхал, что Вудро продал
камень Маку?
   - Это меня и встревожило! Я стал опасаться, что Фернандо
нащупал след всей партии камней, которую мы тогда решили продать
голландским ростовщикам. Но, как видишь, все обошлось: ты
благополучно сбыл партию. Однако Диас что-то знает... Какая-то
бестия предала нас... Я подозреваю, что контора Томпсона ведет
двойную игру со мной. Вудро, например, божится, что "Роджерс",
то есть переодетый Фернандо, дважды посещал квартиру старого
Томпсона.
   - Зачем же ты взял его сына с собой в это плавание?
   - Мне удобнее наблюдать за ним на борту. Юрист в экспедиции
нужен, притом юрист с хорошей репутацией. Не беспокойся, он
станет у меня ручным, как собачонка, или же никогда не вернется
в Бультон. С его помощью мне будет легче разделаться с Эмили и с
тем, на острове, если...
   Грелли понизил голос до шепота, и Паттерсон не смог разобрать
конца фразы. Ему стало страшно. Словно в ответ на его невеселые
мысли, где-то совсем близко завыла и захохотала, захлебываясь
бабьим, истерическим рыданием, полосатая гиена.
   Владелец бультонской верфи ощупью добрался до каюты и,
заткнув уши, съежился в плетеной качалке.


   На рассвете "Глория" оказалась в нескольких милях от места
стоянки "Доротеи". Ветер усилился, и еще до наступления полудня
обе шхуны, некогда выстроенные в одном доке, снова стали борт о
борт в экзотических водах Куарры.
   Грелли, Паттерсон, капитан Вильсон и Джозеф Лорн отправились
завтракать к капитану "Доротеи". Долговязый, болезненного вида
капитан Хетчинсон сообщил гостям последние новости:
   - Все идет хорошо, господа. Вы прибыли в самый раз. Наш
сиятельный черномазый клиент Эзомо-Ишан с нетерпением ожидает
оружия. Вчера от него были посланцы. Партия черного товара
должна спуститься вниз по Куарре на трех больших плотах. Как
обстоит дело с обещанным ему оружием?
   - Оно находится в трюме "Глории". Одновременно с погрузкой
негров на борт обеих шхун мы перенесем оружие на плоты и
передадим их нашему почтенному Эзомо-Ишану перед тем, как шхуна
выйдет в открытое море... Сколько на каждом плоту... штук?
   - Около двухсот. "Глория" примет триста пятьдесят, а
"Доротея" - двести пятьдесят. Дополнительно можем принять еще
штук двести. Будет тесновато, но создавать комфорт этим
пассажирам компания не обязывалась! - Мистер Хетчинсон хихикнул.
   Лицо Грелли светилось торжеством:
   - Когда первый выстрел попадает в цель, охота всегда бывает
удачной! Покамест шестьсот штук... Из них дойдут до Америки штук
пятьсот. За вычетом расходов я считаю обеспеченными десять -
двенадцать, даже пятнадцать тысяч фунтов выручки чистоганом!
Мистер Хетчинсон, когда вы ожидаете прибытия плотов сюда, к
месту стоянки "Доротеи"?
   - Ждем через неделю, но готовы к погрузке хоть завтра. О'Хири
с ребятами сам поднялся вверх по реке и принимал партию в
Локодже, за триста или четыреста миль отсюда. Сейчас они,
вероятно, уже в пути, в сопровождении наших ребят на шлюпках.
Идти, конечно, им приходится с осторожностью, главным образом
ночью. Впрочем, ближе к устью река достаточно широка, груз не
бросается в глаза с берегов.
   - Превосходно, джентльмены! Мистер Паттерсон, нам придется
поработать, чтобы довести операцию до конца. Бенинских воинов
оббы, слава богу, не видно, Эзомо-Ишан провел нас сюда весьма
осмотрительно. Обстановка благоприятна, но действовать нужно не
медля ни минуты - не забывайте, где мы находимся! Вильсон,
сейчас же приготовьте шлюпку! Мы с мистером Паттерсоном и Лорном
выйдем на ней навстречу плотам. До заката успеем отдохнуть.
   Вечером два сенегальских негра снесли в большую шлюпку ружья,
снаряжение и припасы. Экипаж обеих шхун, собравшийся на корме
"Глории" и "Доротеи", провожал охотников.
   Оставляя на реке, озаренной последними лучами заката, две
длинные расходящиеся борозды, шлюпка быстро пошла вверх по
течению. Следы ее долго держались на оранжевой зеркально-тихой
глади реки.
   В царившем кругом безмолвии было слышно, как мелкая волна,
поднятая четырьмя парами весел, заплескалась у бортов "Глории" и
достигла наконец берега, где, чуть потревоженные ею, качнулись и
зашелестели листья царственно прекрасных белых лотосов.
   В шлюпке было восемь человек. Грелли, в высоких сапогах и
просторной блузе, заправленной в шаровары, стоял на носу, уперев
руки в бока. Двуствольный штуцер крупного калибра, работы
славного лондонского оружейника, лежал перед ним на носовой
банке. Пара пистолетов торчала из-за пояса.
   Упираясь коленями в шлюпочный борт, юный Антони готовил заряды
для своего господина. На подостланном куске парусины Антони
разложил полые медные трубки диаметром около полудюйма и длиною
дюйма в три. Юноша набирал порох небольшой меркой и пересыпал
его в одну половину трубки. Заткнув отверстие толстым
промасленным пыжом из верблюжьей шерсти, он в другую половинку
трубки всыпал дробь или вкладывал пулю и тоже забивал пыжом.
Таким образом снаряженный патрон вставлялся в гнездо кожаного
пояса.
   На охоте Антони с изумительной быстротой успевал перезаряжать
хозяйское ружье, и Грелли поэтому решил взять юношу в эту
поездку.
   На корме сидел мистер Паттерсон, в плаще и широкополой шляпе,
купленной им еще в Марокко. В руках он держал ружье и полагал,
что имеет весьма воинственный вид.
   Рядом с ним, высоко подняв колени, правил рулем и курил трубку
сумрачный Джозеф Лорн. Приглядевшись к нему пристальнее,
Паттерсон убедился, что мистер Лорн - конечно, не "Джозеф", а
Джузеппе: черные глаза, смуглая кожа, чуть курчавые, сильно
поседевшие жесткие волосы выдавали в этом человеке южанина,
итальянца.
   Сидя в затылок друг другу, четыре гребца наклонялись и
двигались как один человек. На передних банках гребли два
матроса-европейца. Позади них, орудуя веслами с такой легкостью,
точно они были сделаны из тростника, сидели два
негра-сенегальца, принятые на борт "Ориона" в Марокко, - существа
неутомимые, молчаливые и свирепые. Когда коричневые от загара
шеи матросов уже покрылись испариной и дыхание их участилось,
кожа негров оставалась такой же матово лоснящейся, какой была в
начале пути.
   Первую ночь экспедиция двигалась почти безостановочно. Только
в самые жаркие часы следующего дня Грелли разрешил короткий
отдых в мангровых зарослях у берега. Лодка шла то у самого
берега, маскируясь кустами, то пересекала фарватер, сокращая
расстояние на перекатах. К концу первых суток между шхунами и
шлюпкой легло уже двадцать пять - тридцать миль.
   Пришлось позаботиться о первом ночлеге на берегу. По знаку
Грелли гребцы подвели шлюпку к песчаной косе. С этого места
открывался широкий вид на верхнее течение реки. Однако шесть
длинных, неподвижно вытянувшихся на песке крокодилов не проявили
никакого желания потесниться или уступить свое место
путешественникам.
   Грелли прицелился в ближайшего из пистолета, но один из негров
испустил предостерегающий крик и, бросив весла, вцепился руками
в борта. Паттерсону тоже показалось не особенно желательным
тревожить этих животных, и он попросил выбрать другое место для
стоянки. Пришлось подняться еще на одну милю выше, где в пределы
суши вдавалась небольшая заводь, заросшая водяными растениями и
окруженная причудливым мангровым лесом. За мангровыми деревьями,
уходившими корнями в воду, простиралась зеленая, поросшая
папоротниками болотистая поляна, которая, сужаясь, переходила в
едва заметную тропу.
   Местность здесь была слегка холмистой, на горизонте виднелись
невысокие горы, до самых вершин покрытые лесом. С ближайших к
воде деревьев можно было обозревать реку на милю вверх и вниз по
течению.
   Лодка вошла в заводь и едва не застряла среди гигантских
плоских листьев водяных растений, способных выдерживать на себе
тяжесть пятилетнего ребенка. Края этих листьев загибались вверх,
образуя как бы гофрированный борт вокруг всего листа. Ближе к
берегу, среди высоких тростников и осоки, покачивались на
потревоженной воде цветы белых лилий. Наконец путники добрались
до вязкого берега, согнав с него десяток змей, убравшихся в
густую осоку.
   Поодаль, словно лесной царь, виднелось исполинское дерево
бомбакс [дерево типа баобаба]. Оно разрослось на невысоком холме и
вместе со своими побегами издали казалось целой фантастической рощей.
   Когда путешественники вышли на сушу, они разглядели на
болотистой почве поляны и вдоль илистого русла пересохшего
ручейка много следов животных - кабанов, коз и буйволов. Лодка,
по-видимому, пристала к месту водопоя диких обитателей чащи.
   Для ночлега Грелли выбрал исполинский бомбакс. Это дерево
оказалось толщиною в четыре обхвата, возвышаясь метров на
двадцать над землей. Ветви толщиною с человеческое тело
простирались во все стороны, образуя шатер тени на сорок метров
в поперечнике. К стволу и побегам ветвей тянулись с земли лианы,
покрытые нежными, маленькими цветами. Казалось, что огромное
дерево, подобно многорукому лесному старцу, опирается на множество
узловатых палок.
   Паттерсон, вконец измученный бессонной предыдущей ночью, жарой
и путешествием в шлюпке, едва ступив на траву, бросил на нее
плащ и одеяло и, растянувшись на них, мгновенно заснул, пока
остальные хлопотали над устройством лагеря.
   Взобравшись с топором на дерево, матросы устроили для Грелли и
Паттерсона небольшой помост. Всем остальным они приготовили
места для ночлега на нижних ветвях дерева, в сплетениях лиан.
   Окончив приготовление воздушной спальной, Грелли и матросы
спрятали шлюпку в зарослях, перенесли из нее припасы и оружие на
дерево и затем безуспешно попытались разбудить разоспавшегося
Паттерсона. Он промычал что-то невнятное и, укрыв плащом голову
от москитов, перевернулся на другой бок.
   В стороне, у песчаного подножия холма, затрещал костер. Вскоре
ужин поспел, но и запахи, распространяемые кухней, не смогли
разбудить Паттерсона. Наконец, оставив Антони караулить лагерь и
спящего джентльмена, Грелли, Лорн, оба сенегальца и матросы
взяли ружья и отправились на охоту.
   Солнце стояло уже низко над рекой и лесами. Воздух загудел от
мириадов насекомых. Становилось очень сыро. Измученный Паттерсон
спал с открытым ртом и раскинутыми руками. Антони защитил его
сеткой от москитов и оглянулся.
   Никогда еще он не был в таком лесу. Среди густо разросшихся
хвощей высились пальмы раффии, похожие на огромные папоротники.
Дальше от реки вздымались из лесных зарослей прямые, как мачты,
тонкие и гладкие, будто отшлифованные, стволы красного и
копалового деревьев. Их драгоценная Древесина, твердая, как
камень, по-видимому, шла на поделки туземцев, потому что ближе к
воде виднелось несколько свежих пней.
   В глубине леса могучие кроны деревьев переплетались между
собою. Ни одного сучка не было на стволах этих деревьев до самой
вершины. Лес казался ненастоящим и населенным такими же
сказочными животными, какими были эти сказочные деревья.
   Становилось все холоднее. Юноша уже начал было дремать, но изо
всех сил боролся со сном, помня наставления Грелли.
   Чтобы стряхнуть дремоту, Антони решил изготовить смоляной
факел, как советовал ему хозяин. Намотав на палку пучок пакли,
он густо напитал его смолой из бадьи, найденной в шлюпочной
корме; она предназначалась для осмолки бортов. Готовый факел
Антони положил на ветвь дерева, выбранную им для ночлега; затем
он пошевелил костер и подбросил в огонь свежих ветвей.
   Больше делать было решительно нечего, и Антони уселся около
спящего, обхватив колени руками. Глаза слипались, мысли текли
медленнее, повторялись и расплывались. Наконец голова юноши
склонилась, и дремота одолела его. Теперь на поляне у заводи
спало уже два человека.
   Так прошло больше часа. Выпала сильная роса, лесную чащу
окутал мрак, и только красные угли костра, чуть потрескивая,
тлели в темноте да по черным обгорелым головешкам перебегали
синие язычки.
   Внезапно Антони вздрогнул и сразу отрезвел от сна. Далеко, не
ближе чем в двух милях, послышался глухой выстрел, затем треск,
будто сломалось и упало дерево. В полной темноте юноша взвел
курок и ощупал замок своего ружья.
   По какому-то необъяснимому предчувствию опасности Паттерсон,
которого не могли до того разбудить ни толчки, ни окрики, тоже
мгновенно пробудился и сел, озираясь вокруг. В тот же момент до
него и Антони донесся сильный треск ветвей и сучьев. Где-то
близко со свистом ломались и падали стволы мелких деревьев,
чавкала вода в болотцах. Земля загудела от грозного топота, и на
поляну вылетело какое-то громадное животное.
   В отуманенном сознании Паттерсона этот миг ярко запечатлелся
на всю его жизнь. Прямо перед ним в мерцающем свете костра
возникла из расступившейся чащи леса тупая, опущенная к земле
уродливая морда с крошечными, широко расставленными глазами и
торчащим на носу рогом. В следующий миг рядом с Паттерсоном
сверкнул длинный язык огня и ухнул выстрел. Это Антони почти в
упор послал заряд в голову носорога. Огромный зверь взметнулся
на бегу вверх, вскинул голову и свалился на бок, не добежав до
берега. Земля дрогнула от падения тяжелого тела, а юный стрелок,
охваченный страхом и не успев даже разобрать результата своего
удачного выстрела, уронил ружье и опрометью бросился бежать к
лесу.
   Навстречу ему по звериной тропе, тяжело дыша, шел Грелли и
остальные охотники. Когда они приблизились к туше убитого
носорога, Паттерсон, шатаясь, встал на ноги и с чувством пожал
руку шестнадцатилетнему груму из Ченсфильда.
   Охотники осмотрели носорога. Голова его, вся в складках и
буграх, была залита кровью, пуля юноши разворотила зверю мозг.
Два рога на морде были тверды, как слоновая кость, и походили на
уродливые лишаи или наросты на дереве. Толстая складчатая кожа
была почти непроницаема для пуль. Выстрел Антони оказался
необычайно удачным: промедли он еще мгновение - и Паттерсон был
бы неминуемо раздавлен грузным животным.
   Узкий серп ущербной луны показался над рекой. На воде
задрожала длинная серебряная дорога. Тишина объяла леса и воды.
Одни цикады неумолчно звенели.
   Грелли, обняв юношу за плечи, повел его к дереву. Охотники
взобрались на помост, и лишь теперь Паттерсон смог оценить эту
предосторожность.
   Влажный туман и ядовитые испарения поднимались от прибрежных
тростников и гигантских папоротников. Трава у берега шелестела,
и казалось, что она кишит змеями. В свете луны туша носорога
отчетливо выделялась на земле.
   Внезапно из зарослей вылетели на поляну легкие серые тени.
Трудно было представить себе, что этих животных носят ноги, а не
крылья, так воздушно легка была их скользящая, крадущаяся
поступь. Издав короткий, захлебывающийся вой, они в одно
мгновение пронеслись по поляне и скрылись подобно привидениям:
это были шакалы, зачуявшие добычу. Вскоре их вой и плач
раздались с двух сторон, и уже две стаи этих трусливых хищников
появились из леса. Они подняли грызню у тела носорога, и через
полчаса их было десятка два на поляне.
   Еще две крадущиеся, более крупные тени вышли из чащи. Они
плелись к туше носорога с низко опущенными головами, поджимая
куцые хвосты.
   Паттерсон, сидя на помосте рядом с Грелли, наблюдал с
содроганием, как оба хищника принялись раздирать внутренности
убитого зверя. Это были полосатые гиены. Их отвратительные
головы со злыми круглыми, близко посаженными глазами походили и
на собачьи и на свиные. Подняв измазанную в крови морду, одна из
гиен потянула воздух. Шерсть поднялась у нее на загривке. Шакалы
тоже насторожились и вдруг стремительно пустились наутек. За
ними последовали и гиены.
   В следующее мгновение хриплое мяуканье раздалось в лесной чаще.
   Какое-то длинное гибкое тело скользнуло с ближайшего дерева к
туше, и Паттерсон отчетливо разглядел крупного леопарда,
вскочившего на спину носорога. Хвост пятнистого хищника
извивался и бил по коже носорога, как хлыст. Леопард поднял
голову и зарычал. Грелли положил ствол своего тяжелого ружья на
сплетение ветвей, прицелился и выстрелил.
   Сноп огня ослепил Паттерсона. Помост сильно тряхнуло,
послышался отчаянный крик. В тот же миг вспыхнул смоляной факел
Антони, и Паттерсон, нагнувшись, разглядел под деревом
извивающееся тело леопарда; зверь терзал на земле, под деревом,
одного из сенегальцев. Оказалось, что леопард, раненный пулей
Грелли, метнулся после выстрела к дереву с людьми. Прыгнув на
негра, который устроился на одной из нижних ветвей, леопард не
удержался и падая, увлек свою жертву вниз.
   Антони, низко наклонившись со своей ветви, размахивал горящим
факелом. Грелли выстрелил из второго ствола, но промахнулся.
Антони, не ожидавший выстрела, вздрогнул, сделал неверное
движение и, сорвавшись с ветви, упал к корням дерева, рядом с
хищником. Факел покатился в сторону, горящая смола потекла по
земле.
   Бросив истерзанного негра, леопард отпрянул в сторону от
полыхающего огня. Залитый кровью негр вскочил на ноги и побежал.
Едва лишь Антони успел приподняться, хищник ринулся на юношу и
повалил его.
   Грелли мгновенно спрыгнул с помоста. В руке у него сверкнул
кинжал. Он нанес удар прямо под лопатку з