е собственной  энергии,  словно
два мощнейших лазера, сфокусированных на беспомощной, беззащитной мишени.
   - Воспользуйся их энергией! - наконец услышал я голос Ани. - Поглоти их
энергию и воспользуйся ею _сам_!
   Из глубочайших тайников души эхом откликнулся ей пробужденный  голос  -
полный боли, отчаяния, искаженный страданием.
   "А как же я? - кричал он. - Как же я, Орион? Я, сам. Должен ли  я  быть
орудием преднамеренного геноцида? Должен ли до скончания веков  оставаться
марионеткой,  за  ниточки  которой  дергают  то  мой  создатель,  то   его
непримиримый  враг?  Когда  же  Орион  будет   свободен,   когда   заживет
человеческой жизнью?"
   - НИКОГДА! - взревел я.
   И ощутил  изумление  Сетха,  шок  Золотого,  каким-то  шестым  чувством
уловил, что Аня, затаив дыхание, ждет, что будет дальше.
   Вся их энергия вливалась в меня. Вся их мощь - и  ослепительное  сияние
Золотого, и адское пламя ярости Сетха. И сияние глаз Ани.
   - Никогда! - снова выкрикнул я. - Больше  никогда  не  подчинюсь  я  ни
одному из вас! Я избавляюсь от вас обоих! Сейчас же!
   И раскинул руки, словно разрывая сковывавшие меня цепи,  отшвыривая  их
прочь.
   - Я свободен от вас обоих! - зарычал я на  них:  на  застывшего  передо
мной Золотого, на неистовствовавшего  в  моем  мозгу  Сетха.  -  Вы,  оба,
ступайте в преисподнюю!
   Ошеломленный Золотой  разинул  рот.  Выражение  ожидания  на  лице  Ани
сменилось улыбкой, она шагнула ко мне...
   Но я еще слышал яростный голос Сетха:
   "Нет, вероломный примат! В преисподнюю отправишься ты один!"



        "30"

   Меня вдруг закрутило, понесло, я обрушился в вакуум,  звезды  огненными
росчерками закружились вокруг меня. Площадь, город, Земля -  все  пропало,
как не было. Я  остался  один  в  ужасном  холоде  и  пустоте  межзвездных
пространств.
   Нет,  не  совсем  один.  Я  по-прежнему  ощущал  буйство   исступленной
ненависти Сетха, хотя он больше не правил мной изнутри.
   И в черноте вакуума я разразился беззвучным  хохотом,  мысленно  бросив
Сетху:
   "Ты можешь терзать мое тело, но больше не сможешь им повелевать! Можешь
послать меня в свой ад, но не сумеешь заставить подчиниться себе!"
   Он взвыл от гнева,  и  даже  звезды  содрогнулись  от  неистовства  его
ярости.
   "Орион!" - мысленно окликнула меня Аня,  и  ее  зов  прозвенел,  словно
серебряный колокольчик в чаще леса,  словно  прохладный  чистый  родник  в
жаркий июльский полдень.
   Я открыл свое сознание ей навстречу, в  единой  миллисекундной  вспышке
озарения передав все, что испытал, все, что узнал о Сетхе и его  замыслах.
Я ощутил, что она  приняла  информацию,  видел  своим  внутренним  взором,
насколько она потрясена мыслью, что гибель была так близка.
   - Ты спас нас!
   - Тебя, - поправил я. - До остальных мне дела нет.
   - Но все же ты... ты считал, что я предала тебя.
   - Ты предала меня.
   - И все равно спас?
   - Я люблю тебя, - просто ответил я, ибо это была  чистейшая  правда.  Я
любил и люблю  ее,  безоговорочно  и  навечно.  Теперь  я  знал,  что  это
свободный выбор моего сердца, а не впечатанный Золотым безусловный рефлекс
и не рычаг воздействия, встроенный в мое сознание  Аней.  Я  избавился  от
всех рычагов и ниточек, и все равно любил ее, несмотря ни на что.
   - Орион, мы пытаемся вытащить тебя обратно.
   - Пытаетесь спасти меня?
   - Да!
   Я  едва  не  рассмеялся,  растворяясь  в  абсолютном  холоде   мирового
пространства. Звезды по-прежнему вертелись вокруг, словно я вдруг очутился
в  центре  грандиозного   калейдоскопа.   Но   теперь   я   заметил,   что
одна-единственная звезда  не  участвует  в  огненном  хороводе,  оставаясь
недвижимым,  идеальным  центром  моей  кружившейся  вселенной.  Имя   этой
кровавой звезде - Шеол. Бурля и кипя, она тянула меня к себе.
   Ну  конечно!  Сетхова  преисподняя.  Он  швырнул  меня  в  центр  своей
умиравшей звезды, чтобы уничтожить меня окончательно и бесповоротно, чтобы
не уцелел ни единый атом моего существа.
   Аня постигла его замысел одновременно со мной.
   - Мы стараемся изо всех сил, -  с  лихорадочной  поспешностью  сообщила
она.
   - Нет! - приказал я. - Пошлите меня прямо в звезду. Влейте в  меня  всю
энергию, которая есть в вашем распоряжении, и вонзите меня прямо в  тухлое
сердце Шеола.
   В этот жуткий момент, летя в бесконечности, где застывает само время, я
вдруг осознал, как мне следует поступить. Я сделал выбор,  не  понуждаемый
никем - сам, по доброй воле.
   Моя связь с Аней была двухсторонней. Что знала она,  то  знал  и  я.  Я
понял, что  она  любит  меня  всем  сердцем,  истинной  любовью  богини  к
смертному. Но это было не все. Я понял, как можно уничтожить  и  Сетха,  и
всю его  планету,  и  даже  его  звезду,  тем  самым  устранив  опасность,
угрожавшую Ане и остальным творцам. Пусть  мне  нет  до  них  дела,  пусть
неприязнь к самозванцу Золотому не угасла, но я раз и навсегда  покончу  с
Сетхом, который стремится убить Аню. Чего бы мне это ни стоило.
   Она поняла, что я хочу сделать.
   - Нет! Ты погибнешь! Мы не сможем восстановить тебя!
   - Какая разница?! _Выполняйте!_
   Любовь и ненависть -  чувства-близнецы,  две  силы,  приводящие  в  ход
вечный двигатель человеческих страстей, присущи лишь созданиям  с  горячей
кровью. Я любил Аню, любил, несмотря на ее предательство. Знал, что так не
может продолжаться;  хотя  нам  и  удалось  похитить  несколько  мгновений
счастья, быть вместе вечно нам не дано. Лучше  уж  положить  всему  конец,
навек покончив с болью и страданиями жизни, а взамен принести моей любимой
в дар жизнь вечную.
   А еще я ненавидел Сетха. Он унизил меня, истерзал мое тело и мою  Душу,
низвел до роли послушного автомата. Будучи человеком, я ненавидел  его  со
всей непримиримой яростью, на которую способно наше племя. Моя ненависть к
нему простиралась сквозь все эпохи, сквозь бездонные пропасти, разделявшие
наши миры и наши племена, сквозь все пространства и  времена.  Моя  смерть
бесповоротно развеет его  надежды;  пылкая,  кипевшая  в  крови  ненависть
подсказывала мне, что моя смерть - ничтожно малая цена за уничтожение  его
и его народа.
   Усилием воли  я  остановил  вращение  тела  и  стрелой  послал  себя  к
бурлившему багряному Шеолу.
   "Гибель ждет не только меня, - думал я. - Гибель ждет не только Сетха и
его мерзостное отродье - погибнет и его планета, и даже ее светило. И  эту
погибель принесу я".
   Сетх слишком поздно понял, что утратил контроль  над  моим  телом.  Его
охватило изумление, смешивавшееся с отчаянием и паникой.
   "Все твои речи от начала и до конца были ложью,  -  мысленно  сказал  я
ему. - Теперь я поведаю тебе одну окончательную истину. Твоему миру конец.
Вот!"
   Вея энергия, которую творцы могли взять у  тысяч  звезд  на  протяжении
всех веков континуума,  была  сконцентрирована  на  мне.  Мое  тело  стало
средоточием сил, способных развеять в пыль целые планеты, взорвать звезды,
даже вспороть саму ткань пространственно-временного континуума.
   Разгоняясь, я мчался сквозь пространство к кроваво-красному Шеолу - уже
не человеком, а ослепительной  молнией  безумного  накала,  целя  прямо  в
гнилое сердце умиравшей звезды. Щупальца  бушевавшей  плазмы  тянулись  ко
мне. Сиявшие ионизированным газом протуберанцы вздымались над поверхностью
звезды, выгибались арками, будто врата печей для сожжения живых  душ.  Уже
лишившись тела, я все еще видел клокотавшую поверхность звезды, булькавшую
и пенившуюся, будто колоссальный ведьмин котел. Меня пронизывали магнитные
поля, способные без труда мять несокрушимую сталь,  будто  воск.  Огненные
фонтаны обрушивали на меня целые потоки смертельной радиации, словно  Шеол
пытался защититься от меня.
   Напрасно.
   Я низринулся в коловращение бушевавшей плазмы, отыскивая плотное  ядро,
где атомы сливаются вместе, порождая  гигантскую  энергию,  поддерживавшую
горение звезды. С мрачным удовлетворением я убедился, что Шеол уже умирает
сам  по  себе,  что  его  ядерная  топка   горит   неровными   всполохами,
потрясавшими звезду, балансировавшую на тонкой  грани  между  угасанием  и
взрывом.
   - Я помогу тебе умереть, - провозгласил я,  обращаясь  к  звезде.  -  Я
положу конец твоим мучениям.
   Все глубже и глубже уходил я сквозь слои сгущавшейся  плазмы,  прямо  к
сердцу Шеол а, где элементарные частицы сжаты настолько плотно, что  алмаз
по сравнению с ними мягок, как глина. Все глубже и глубже  в  бездны  ада,
где  невероятное  тяготение  раздавливало  даже  атомы,  и  дальше  вглубь
пробивал я путь сквозь потоки  жесточайшего  гамма-излучения  и  нейтрино,
глубже, к страшному ядру звезды, где тяжелые атомные  ядра  создают  такие
температуры и давления, что не выдерживают их сами.
   И там я дал выход всей  заключавшейся  во  мне  энергии,  будто  вонзил
клинок в сердце непримиримого, заклятого врага. Словно  прекратил  мучения
безнадежно больного.
   Шеол взорвался. Я умер.



        "31"

   Наступил момент полнейшей,  окончательной  гибели.  Звезда  взорвалась,
извергая энергию, направленную мной в ее сердце,  и  я  вдруг  понял,  что
творцам известно куда больше, чем мне.
   Я умирал. В неистовой, невообразимой круговерти мое тело разлетелось на
мельчайшие части; даже атомы, составлявшие некогда мое естество,  даже  их
ядра  разлетелись  странными,  эфемерными   частицами,   вспыхнувшими   на
неуловимую долю секунды, а затем обратились в призрачную чистую энергию.
   Но мое сознание не исчезло. Меня терзали все муки ада - Шеол  взорвался
не один раз; он взрывался снова и снова.
   Само время разорвалось вокруг меня. Я завис в  бесконечности,  сохранив
лишь сознание, а планеты закружились вокруг  Солнца  в  бешеном  хороводе,
превратившись  в  метеоры,  дуги,  круги   света,   разноцветные   обручи,
отражавшие золотое великолепие центрального светила.
   Миллионы лет проносились перед моим ставшим богоравным взором. Лишенная
телесной оболочки, та сущность разума, которая  и  есть  я,  в  мельчайших
подробностях пронаблюдала, к чему привела гибель Шеола.
   Не без изумления осознал я, что уничтожил звезду не полностью. Она была
слишком мала, чтобы в единой вспышке стать сверхновой, пережить катаклизм,
после которого не остается ничего, кроме крохотного  пульсара.  Нет,  Шеол
потрясла куда менее  сокрушительная  катастрофа,  которую  позднее  земные
астрономы назовут вспышкой новой.
   Но все-таки сокрушительная.
   Первый взрыв сорвал со звезды внешнюю оболочку.  Шеол  вдруг  засверкал
ослепительно ярко; сияние его стало видно за тысячи световых лет.  Газовая
оболочка  звезды  расширилась,   охватив   единственную   планету   Шайтан
испепеляющими объятьями смерти.
   Небо над этой сумрачной, пыльной планетой вдруг засветилось ярче тысячи
солнц. Все, что могло гореть  на  ее  поверхности,  мгновенно  запылало  -
деревья, кусты, травы, животные вспыхнули  факелами.  Но  пламя  мгновенно
угасло, как только испарилась сама атмосфера Шайтана, сметенная  в  космос
немыслимым жаром. Ничтожные капли воды, имевшейся на поверхности  планеты,
мгновенно выкипели.
   Жгучий жар ворвался в подземные  города  шайтаниан.  Миллионы  рептилий
окончили свою жизнь в муках, хрипя  иссушенными,  выжженными  легкими.  За
считанные секунды весь воздух улетучился, и спасшиеся от огня задохнулись;
легкие  их  лопались,  глаза  вылезали  из  орбит.  Старейшие,  крупнейшие
патриархи издыхали, шипя и визжа от боли, разделив участь ничтожнейших  из
своих клонов.
   Скалы на  поверхности  Шайтана  плавились,  горы  растекались  огненной
лавой, стремительно застывая громадными стеклянными полями.  Сама  планета
стонала и содрогалась  от  потрясавших  Шеол  катаклизмов.  Ее  каменистая
пыльная поверхность совершенно очистилась от  всего  живого.  В  подземных
городах остались лишь обугленные  мумии,  на  века  защищенные  от  тления
идеальным вакуумом, уничтожившим все микроорганизмы на Шайтане.
   Но то был результат лишь первого взрыва Шеола.
   Тысячелетия пролетали в одно мгновение.  Миллионы  лет  проносились  за
одно биение пульса. Нет, у меня не было ни глаз, ни сердца, но целые эпохи
проносились  передо  мной,  как   кадры   киноленты,   прокручиваемой   на
невероятной скорости, а я взирал  на  них  с  божественной  высоты  своего
положения в пространственно-временном континууме.
   Шеол взорвался снова. И снова. Творцы не могли  позволить  этой  звезде
уцелеть. Энергия молниями била из межзвездной  бездны,  вонзаясь  в  самое
сердце  Шеола,  раздирая  его,  как   стервятник,   выклевывавший   печень
прикованной к скале жертвы.
   Каждый взрыв порождал импульс гравитации,  ударявший  по  Шайтану,  как
гигантский молот. Я видел землетрясения, прокатывавшиеся от одного  полюса
мертвой  безвоздушной  планеты  до  другого,  раскалывая  ее   поверхность
грандиозными трещинами.
   И наконец Шайтан распался. Когда Шеол сотряс очередной  взрыв,  планета
беззвучно разлетелась на куски в гробовой тишине безграничного вакуума - в
той тишине, которую так упорно хранили населявшие ее рептилии.
   Внезапно Солнечную систему заполнили осколки,  разлетавшиеся  в  разные
стороны. Одни были размером с малую  планету,  другие  -  всего-навсего  с
гору. С изумлением и ужасом взирал я на  то,  как  они  рушились  один  на
другой, взрывались, разлетались в щебень, отскакивали друг от друга, чтобы
столкнуться снова. Рушились они и на другие планеты,  бомбардируя  красный
Марс, голубую Землю и бледный, рябой лик Луны.
   Продолговатая скальная громада пробила тонкую кору Марса.  Растопленная
титаническим  соударением  мантия  извергла  целые  океаны  горячей  лавы,
разлившиеся по лику мертвой планеты, воспламенила огромные вулканы,  а  те
выбросили пепел, огонь и камни, усеявшие  половину  планеты.  Потоки  лавы
пробили  глубокие   русла   тысячемильной   длины.   Извергаясь,   вулканы
выбрасывали лаву и облака пепла выше тонкой марсианской атмосферы.
   Я обратил свое внимание к Земле.
   Сами взрывы Шеола почти не сказались на ней. С  каждой  новой  вспышкой
умиравшей звезды земные небеса озарялись по ночам  северными  сияниями  от
полюсов до самого экватора, когда плазменный ветер Шеола  наталкивался  на
защищавшее Землю магнитное  поле  и  будоражил  ионосферу.  Гравитационные
импульсы, расколовшие Шайтан, не тревожили Землю - четыре  миллиона  миль,
отделявшие погибшую планету от Земли, сводили гравитационные скачки  почти
на нет.
   Но осколки Шайтана едва не убили на Земле все живое.
   Целый миллион лет осколки Шайтана выпадали в земных небесах метеоритным
дождем. Чаще  это  были  крохотные  камешки,  сгоравшие  в  верхних  слоях
атмосферы и опускавшиеся на Землю невидимыми клубами  тончайшей  пыли.  Но
время от времени в сферу притяжения Земли попадали более крупные  осколки,
устремлявшиеся к ее поверхности, в падении воспламеняя целые континенты.
   Снова и снова истерзанную атмосферу  с  воем  пронзали  куски  камня  и
металла, будто полчища посланцев ада, потрясая Землю  страшными  взрывами.
Словно миллионы водородных бомб, взорванных разом, каждый из  колоссальных
метеоритов ударял планету с такой силой, что сбивал ее с оси.
   Упав на сушу, они поднимали облака пыли,  покрывавшие  целые  материки,
вздымавшиеся выше стратосферы и бросавшие тень на половину мира,  погружая
его во мрак, отрезая от солнечного света на долгие месяцы.
   А  если  они  рушились  в  море,  то  пробивали  тонкую  скальную  кору
океанического дна, добираясь до расплавленной  мантии.  На  месте  падения
глыб веками вздымались фонтаны пара, заслоняя  солнце  даже  плотнее,  чем
облака пыли от взрывов на суше.
   Климат планеты претерпел существенные изменения.  Некогда  теплую  воду
морей на полюсах сковал лед. Уровень вод упал по всей планете, и  обширные
неглубокие внутренние моря пересохли вовсе. Жившие на мелководье  существа
погибли; вымерли  и  нежные  водоросли,  и  могучие  утконосые  динозавры,
лишившиеся естественной среды обитания.
   А осколки Шайтана все сыпались на Землю, пробивая базальт коры, вызывая
обширные  землетрясения,  углубляя   трещины,   пересекавшие   поверхность
планеты.  С  ревом  вырастали  вулканические  цепи,  раскалывались   целые
материки. У меня на глазах родился и вырос Атлантический океан,  оттолкнув
Евразию и Африку от Америки.
   Гладкие равнины вспучивались горными  хребтами,  континентальные  плиты
материков сдвигались к наклонялись, климат неузнаваемо  изменился,  словно
планета пришла в неистовство. На месте залитых водой низменностей и  болот
поднимались высокие плато, окончательно истребляя многие виды  животных  и
растений, и без того  пострадавшие  от  непрестанных  ударов  из  космоса,
терзавших всю планету.
   Новые горные цепи преграждали путь воздушным потокам;  становилось  все
холоднее, на месте болот и внутренних морей образовались пустыни. Менялись
и океанские течения, огибавшие новые тектонические плиты,  выползавшие  из
трещин, расколовших половину планеты; старые же плиты втягивались обратно,
в жаркие объятия мантии, содрогаясь и вызывая  всеохватные  землетрясения,
уничтожавшие все больше мест на Земле, где теплилась жизнь.
   Будь у меня глаза,  я  бы  рыдал.  Тысячи  тысяч  видов  живых  существ
вымирали один за другим, безжалостно вычеркнутые из бытия  благодаря  мне,
благодаря именно моим деяниям. Уничтожив Шеол, развеяв Шайтан  в  прах,  я
стер с лица всей Земли  тварь  большую  и  малую,  зверя  земного  и  рыбу
морскую, животное и растение.
   От полюса до полюса уходили  в  небытие  целые  роды  микроскопического
планктона,  целые  семейства  растений  оказывались  на  грани  полнейшего
исчезновения. Элегантные аммониты, сто миллионов лет назад сумевшие выжить
в истребительной  оргии  Сетха,  вымерли  и  навсегда  исчезли  из  списка
живущих.
   И динозавры - все  до  последнего.  Неистовые  гиганты  тираннозавры  и
кроткие гадрозавры, тяжеловесные трицератопсы и птицевидные стенонихозавры
- все ушли, ушли невозвратно, ушли навек.
   Я не хотел их истреблять - и все-таки ощущал за собой неискупимую вину.
Это мой гнев на Сетха и его соплеменников  повлек  за  собой  неисчислимые
страдания, неисчислимые смерти. За мою личную месть Сетху Земля  заплатила
непомерную цену.
   Я опять окинул взглядом новую Землю.  На  полюсах  заискрились  ледяные
шапки.  Рваные  очертания  материков  обрели   знакомый   вид,   хотя   их
расположение пока не совпало с  привычным.  Атлантический  океан  все  еще
разрастался, от Исландии  до  Антарктиды  разверзся  разлом,  вспыхивавший
огоньками цепи вулканов. Северная и Южная Америки еще не сомкнулись, а  на
месте будущего Средиземного моря колыхались травы обширной равнины.
   И вот уже я увидел стройный, высокий лиственный лес под ясными голубыми
небесами. Бомбардировка обломками Шайтана наконец-то завершилась.
   По лесу текла тихая речушка. Деревья подступали к  самым  берегам.  Дул
ветерок, и цветы будто в  ответ  кивали  красными,  желтыми  и  оранжевыми
головками, а пчелы деловито собирали мед.  Черепахи  с  плеском  ныряли  в
воду, пугая сидевших неподалеку лягушек; те  поспешно  убегали  в  заросли
камыша.
   В небе кружили пышно оперенные птицы. А на высокой ветке сидел мохнатый
зверек, смахивавший на крысу, тревожно поблескивая бусинками глаз и поводя
носом.
   "Вот и все, что  осталось  от  земной  жизни,  -  подумал  я.  -  После
устроенной мной катастрофы все придется начинать сначала".
   До меня вдруг дошло, что я непреднамеренно пропустил  Землю  сквозь  ад
кромешный, очистив ее для собственного племени, как прежде Сетх вычищал ее
для своих рептилий. Эта  похожая  на  крысу  тварь  -  млекопитающее,  мой
предок, предок всего человечества, праотец самих творцов.
   И снова я понял, что творцы воспользовались мной в своих целях. Я отдал
свое тело, свою жизнь не  только  ради  уничтожения  Шайтана,  но  и  ради
очистки Земли и подготовки ее к распространению  млекопит