кого  мира  нужно  не   одно
тысячелетие, чтобы сточить все углы и выступы массивных  каменных  здании,
доведя их до нынешних обтекаемых форм. Новое здание  не  попалось  мне  на
глаза ни разу; с виду все дома казались невероятно древними.
   О нашем приходе не  возвещало  пение  фанфар;  делегации  старейшин  не
выходили нам навстречу.  Но  всякий  раз  при  нашем  приближении  уже  на
подступах к городу вдоль дороги выстраивались толпы горожан. Та же картина
ждала нас и  на  городских  улицах.  Когда  мы  проезжали  мимо,  горожане
кланялись, продолжая молча глазеть на нас. На главной  площади  собиралась
громадная толпа; здесь же нас неизменно встречали отцы города.
   И все происходило в полнейшем молчании. Жутковато.  Жители  Шайтана  не
разговаривали и не производили ни малейшего шума -  ни  аплодисментов,  ни
щелчков пальцами, даже не постукивали когтями. Просто смотрели в полнейшем
молчании, как мы останавливаемся на главной площади и  спешиваемся.  Порой
какая-нибудь рептилия указывала на  меня  когтем.  Раз  или  два  до  меня
донеслось что-то вроде шипения - быть может, смех. Все в том же  безмолвии
нас вели в самое большое здание на площади.  Тишину  не  нарушал  ни  один
звук, кроме вечного заунывного воя жестокого ветра. За мной  молча  шагали
четверо стражников, а я ковылял, устало приволакивая ноги, вслед за Сетхом
и отцами города, вышедшими поприветствовать его.
   Все они - и свита Сетха, и жители всех без исключения городов  казались
миниатюрными копиями его самого. Прищурившись, я  всматривался  в  пыльный
сумрак, считавшийся здесь ярким  полднем,  и  начал  замечать  у  рептилий
небольшие отличия. Тут чешуя у горожан оливково-зеленая, там  -  отдает  в
лиловый. А в одном городе они казались облаченными в шотландку.
   Однако в каждом отдельном городе все жители до последнего были одного и
того же цвета - будто носили военную форму. Вот  только  цвет  этой  формы
задавала природная пигментация  их  чешуи.  Насыщенность  цвета  несколько
менялась - чем мельче рептилия, тем светлее окраска.
   "Может, величина и цвет говорят о возрасте? - ломал я голову. - Или они
показывают положение индивидуума на иерархической лестнице?"
   На эти безмолвные вопросы Сетх ответа не давал.
   Но в каждом городе, независимо от того, какого цвета были  его  жители,
нас вводили в самое большое здание на площади, как только мы  спешивались.
Обтекаемые купола зданий имелись лишь на незначительной части города и  не
позволяли судить  о  его  реальной  протяженности.  Большинство  помещений
находилось  под  землей,  соединяясь  между  собой  широкими  туннелями  и
сводчатыми галереями.
   Затем нас приводили в просторный продолговатый  зал,  в  дальнем  конце
которого на возвышении сидел  ящер  ростом  с  самого  Сетха  -  очевидно,
местный патриарх. Затем  зал  аудиенций  наполнялся  горожанами  помельче,
посветлее, помладше и пониже рангом - так мне казалось.
   Подведя меня к патриарху, Сетх останавливался перед ним. Я вынужден был
оставаться на ногах, из-за  сильного  тяготения  чувствуя  себя  слабым  и
измученным. Не раз я, не выдержав, падал на пол; мой мучитель  не  обращал
на это внимания, позволяя мне лежать; я  же  не  пренебрегал  возможностью
немного  отдохнуть.  Для  Сетха,   разумеется,   это   являлось   отличной
демонстрацией слабости аборигенов Земли и явным аргументом  в  пользу  его
плана.
   Залы эти освещались ничуть не лучше, чем  все  остальные  помещения,  -
искусственными источниками инфракрасного света, от  которого  делалось  не
светлей, а жарче. От зноя, приятного для рептилий, у меня все плыло  перед
глазами, несмотря на усилия держать внутреннюю температуру под контролем.
   Время от времени Сетх позволял  мне  смотреть  глазами  кого-нибудь  из
свиты. Подобных мгновений я дожидался с нетерпением. Тогда  моему  взгляду
открывался превосходный  зал  аудиенций;  величественные  стены  покрывали
красочные росписи, изображавшие сцены из  древней  истории  и  родословную
сидевшего перед нами патриарха. Но, упиваясь окружавшим меня великолепием,
я торопливо копался в приютившем меня разуме, стараясь  узнать  как  можно
больше, не насторожив ни его владельца, ни Сетха.
   Иногда наша аудиенция длилась не больше пяти  минут,  но  гораздо  чаще
Сетх часами простаивал перед троном  патриарха,  ведя  безмолвные  беседы,
неподвижный, как каменное изваяние.  Я  служил  ему  доказательством,  что
народ Шайтана может безнаказанно переселиться на Землю. Впрочем, не  знаю,
сопутствовал ли ему в переговорах успех. Что  означали  краткие  беседы  -
быстрое  согласие  или  непреклонный  отказ?  А  во   время   многочасовых
разговоров Сетх  мог  предаваться  ожесточенным  спорам  с  хозяином  или,
наоборот, радостному обсуждению мельчайших подробностей плана  колонизации
Земли.
   Мало-помалу отрывочные сведения, позаимствованные из сознаний спутников
Сетха, начали складываться  для  меня  в  единое  целое,  рисуя  несколько
упрощенную картину здешней  цивилизации.  Во  время  наших  странствий  по
иссушенным просторам Шайтана из города в город я постепенно начал понимать
истинную природу населения планеты.
   Несмотря на иссушавшую меня физическую слабость, ум мой не оставался  в
бездействии. Более того, мне почти нечем было себя занять, и  я  стремился
постичь как можно больше, по крохам собирая сведения о моем мучителе и его
мире. Это помогало забыть о пытке вечным голодом  и  безжалостным  ветром.
Тело мое пребывало под контролем Сетха, но  разум  оставался  свободен.  Я
заглядывал в сознание рептилий при любой возможности. Я наблюдал и вникал.
Я постигал.
   Разумеется, отправным пунктом для меня стало то, что они рептилии - или
шайтанский  эквивалент  земных  рептилий.  Они  не  способны  регулировать
температуру собственного тела, хотя умеют удерживать  тепло  и  оставаться
активными даже во время ночного холода.
   Вначале они размножались, откладывая  яйца.  Подобно  рептилиям  Земли,
практически все существа на Шайтане покидали отложенные яйца и никогда  не
возвращались, чтобы увидеть собственный выводок.
   Из этих яиц на свет появлялись миниатюрные копии взрослых  рептилий,  с
полным комплектом зубов, когтей и наследственных инстинктов - словом, едва
вылупившиеся  ящеры  отличались  от  родителей  лишь  размерами.  Наиболее
преуспевшие особи, дожившие до зрелости, достигали крупных  размеров  -  и
чем старше особь, тем она больше и темнее по цвету. Рост  здешних  существ
ограничивается лишь пределом прочности костей и способностью  мышц  носить
все возраставший вес.
   Это  означало,  что  Сетх  и  прочие   патриархи   значительно   старше
окружающих. В таком случае, сколько  же  прожил  на  свете  мой  мучитель?
Наверняка не один век. Быть может, тысячелетие.
   Только  что  вылупившийся   шайтанианин   наследовал   все   физические
характеристики родителей - в том числе  и  способность  к  телепатическому
общению. Много эпох назад этот дар возник  в  виде  случайной  мутации,  а
затем начал передаваться из поколения в поколение. Телепаты жили дольше  и
оставляли больше  потомков,  тоже  наделенных  телепатией.  Век  за  веком
телепаты вытесняли менее одаренных собратьев - наверно, насильственно, как
творцы некогда поступили с неандертальцами.
   Телепатическое общение открыло путь разуму. Еще откладывая  яйца,  мать
наделяла своих  невылупившихся  отпрысков  всем  своим  жизненным  опытом.
Каждое поколение рептилий-телепатов передавало следующему все знания  всех
предыдущих поколений. А постигнув еще в скорлупе яйца весь  опыт  предков,
вылупившийся ящер был не только готов постоять за  себя  физически,  но  и
развит интеллектуально.
   Созданная разумными рептилиями цивилизация просуществовала  на  Шайтане
миллионы земных  лет.  Общинами  руководили  старейшины,  возраст  которых
исчислялся тысячелетиями. У  существ,  способных  полностью  открыть  свой
разум друг  для  друга,  о  взаимном  недоверии  не  могло  быть  и  речи.
Разногласия  между  отдельными  личностями  всегда  разрешал  патриарх   -
несомненно, в этом и заключались его обязанности.
   Каждый индивидуум неустанно и самозабвенно трудился  на  благо  общины,
словно муравей в муравейнике или пчела в улье.  Войн  не  было,  поскольку
общины размещались в пределах, определяемых природными  условиями.  Короче
говоря, дети Шайтана жили в полнейшей гармонии.
   Пока вдруг не осознали, что их собственное светило  -  Шеол  -  однажды
погибнет.
   Патриархи  держали  совет,   дабы   решить,   как   встретить   суровое
предначертание. Почти  все  старейшины  не  сомневались  в  неотвратимости
гибели и потому считали, что остается лишь смириться  с  судьбой.  Кое-кто
даже  предлагал  прибегнуть  к  самоубийству,  ибо  достойнее  умереть  по
собственному  выбору,  нежели  дожидаться,  когда  произойдет   неминуемый
катаклизм.
   Но  тяга  к  жизни  оказалась  все-таки  сильнее.  Они   начали   вести
строительство, углубляясь в землю в надежде,  что  кора  планеты  задержит
жесткую радиацию, когда Шеол изольет ее на Шайтан. Впрочем, они  прекрасно
понимали, что радиация - всего-навсего первый  этап  предсмертных  судорог
светила. В конце концов звезда взорвется, испепелив в гибельном сполохе  и
свою единственную планету.
   Из всех патриархов Шайтана один  лишь  Сетх  на  советах  воспротивился
решению смиренно принять судьбу. Он один искал  способ  отвести  грозившую
Шайтану гибель. Он один решил  без  посторонней  помощи  отыскать  путь  к
спасению своего народа. Остальные  патриархи  поначалу  сочли  его  то  ли
безумцем, то ли невероятным глупцом, вознамерившимся потратить оставленные
судьбой столетия  на  попытку  отвратить  неотвратимое.  Сетх  не  обращал
внимания ни на кого.
   И вот теперь, более  века  спустя,  он  демонстрировал  меня  собратьям
патриархам в качестве доказательства, что они могут переселиться на  Землю
и начать  жизнь  заново  под  теплым,  стабильным,  несущим  жизнь  желтым
светилом.
   Не знаю, сколько времени провели мы в пути,  перебираясь  из  города  в
город. Здесь невозможно было вести счет  дням;  времена  года  на  Шайтане
сменялись незаметно, если таковые вообще имелись. При  всякой  возможности
заглянуть в сознание какой-нибудь рептилии я пытался извлечь информацию об
этом, но никак не мог понять, каким образом они отмеряют время.
   Вскоре  я  обнаружил,  что  телепатические  способности  шайтаниан   не
безграничны - иначе разве пришлось бы Сетху тратить время и силы на  столь
долгое  путешествие?  Почему  бы  ему  не  расположиться  с  удобствами  в
собственном городе, общаясь с другими патриархами телепатически? А раз  он
считает  необходимым  продемонстрировать  меня   во   плоти   каждому   из
патриархов, то телепатическое  общение  не  дает  такой  возможности.  Они
должны увидеть меня воочию.
   Как  бы  то  ни  было,  отсюда   следовало,   что   даже   значительные
телепатические способности Сетха  имеют  предел.  Я  решил,  что  это  моя
единственная надежда.
   За время странствий я  изредка  ощущал  что-то  вроде  дрожания  почвы.
Неоднократно до моего слуха долетал тяжелый рокот, подобный эху отдаленных
раскатов грома. Ни Сетх, ни его слуги никак на это  не  реагировали,  хотя
наши  верховые  животные  приостанавливались  и  принимались  встревоженно
нюхать воздух.
   А во  время  одной  из  аудиенций  случилось  настоящее  землетрясение.
Каменный пол вдруг вздыбился, опрокинув меня на колени. По стене за троном
патриарха  пробежала  извилистая  трещина.   Сам   патриарх   вцепился   в
подлокотники, издав испуганное шипение; такого я еще ни  разу  не  слышал.
Даже Сетх пошатнулся. Оглянувшись, я заметил, что  зрители,  выстроившиеся
вдоль стен просторного зала, цепляются друг за друга, тревожно озираясь по
сторонам.
   И  я  впервые  услышал  ясные,  незаглушенные   телепатические   голоса
множества шайтаниан:
   "Почва снова содрогается!"
   "Наше время истекает".
   "Шеол тянет к нам свои руки!"
   Меня молнией пронзила мысль, что яростные катаклизмы, сотрясавшие самое
сердце звезды Шеол, отзываются колебаниями ядра планеты Шайтан.
   "Наше время истекает", - мысленно вскрикнул один из гуманоидов.
   Но если Сетх и патриарх были с ними согласны, то внешне ничем этого  не
выдали. Как только поднятая подземным толчком пыль улеглась, мой  мучитель
бесцеремонно вздернул меня на ноги  и  возобновил  безмолвный  разговор  с
оливковым патриархом.
   Но я уже успел узнать, каким поистине ужасным чудовищем является  Сетх.
Для меня одновременно открылось столько разумов, пусть всего на  несколько
секунд, что я узнал о том,  как  Сетх  и  его  собратья  патриархи  правят
меньшими  соплеменниками   железной   рукой.   Беспощадный   деспотизм   и
безжалостная тирания являлись  неискоренимыми  элементами  сущности  этого
племени, вплетенными в саму наследственность народа.
   Ослепительная вспышка от  проникновения  во  множества  сознаний  вдруг
озарила для меня все известное прежде, я понял, что  почти  все  сказанное
Сетхом - намеренное извращение и искажение истины. Сетх - король лжецов.
   Я уже давно ломал голову, почему среди горожан всех виденных мной общин
нет  ни  одного,  размерами  равного  Сетху  и  патриархам.  Поначалу  мне
казалось, что причиной тому их молодость.  Но  почему  среди  них  нет  ни
одного ровесника моего мучителя?  Ведь  в  его  поколении  наверняка  было
столько же особей, сколько и во всех последующих. Так что же  случилось  с
его одногодками? Неужели они все погибли?
   Мимолетный взгляд в разумы множества шайтаниан, которым  я  был  обязан
подземному толчку, принес мне ужасающий ответ на этот вопрос. Сетх  и  его
приятели патриархи выиграли опустошительную войну,  едва  не  уничтожившую
весь Шайтан за тысячи лет до того, как  стало  известно  о  скорой  гибели
Шеола. И не кто иной, как лично Сетх  открыл  способ  клонировать  клетки,
создавая  собственные  копии,  таким  образом  устранив  необходимость   в
размножении, в откладывании  яиц,  дабы  совершенно  избавиться  от  самок
собственного племени.
   Хуже того,  он  научился  формировать  свои  клонированные  репродукции
согласно собственным нуждам - ограничивать  их  интеллект,  чтобы  они  не
могли бросить ему вызов; ограничивать время их жизни, чтобы они никогда не
дожили до его возраста, набравшись опыта.
   Далее  Сетх  с  холодным  бессердечием   сплотил   вокруг   себя   ядро
жестокосердных ровесников-самцов, предложив  им  безраздельное  господство
над  миром  на   бессчетные   тысячелетия.   Они   развязали   беспощадную
истребительную войну против собственных соплеменников - в  первую  очередь
против самок, клонируя орды воинов по мере необходимости,  искореняя  всех
противников  без  разбора.  Два  столетия  бушевала   по   всему   Шайтану
непримиримая  война.  Когда  же  она  подошла  к  концу,  Сетх  и  горстка
патриархов уже правили миром покорных клонов.  Только  самцов.  Все  самки
были методично вырезаны. Все сохранившиеся яйца до последнего были найдены
и разбиты.
   Целые века ушли на то, чтобы возместить экологический урон,  нанесенный
ими собственному миру. Но время для них ничего не значило - они знали, что
их ждут многие тысячелетия господства. Когда же придет смертный час, можно
будет вручить бразды правления  своим  точным  копиям.  А  телепатия  даст
возможность переслать в клон точную копию собственной личности, тем  самым
добившись бессмертия.
   Разумеется, подобное общество и должно функционировать со  слаженностью
муравейника. Разумеется, мысль о войне даже не приходила им в голову. Сетх
и равные ему патриархи правили миром клонов, способных лишь к  послушанию.
Но он желал большего - он жаждал поклонения.
   И тогда, словно воздаяние за грехи, пришло знание, что  Шеол  неминуемо
взорвется и уничтожит всю планету.
   Космическая справедливость. Во всяком  случае,  космическая  ирония.  Я
даже мысленно  усмехнулся,  узнав,  что  Сетх,  вопреки  своим  выспренним
разглагольствованиям  о  приспособленности  рептилий   и   их   заботливом
отношении  к  окружающей  среде,  в  душе  остался  безжалостным   убийцей
миллионов,  маниакальным  истребителем  собственного  народа,  поставившим
власть и смерть превыше природы и жизни.
   "Ты считаешь меня ханжой, безволосый примат?" -  поинтересовался  он  в
один сумрачный день, ничем не отличавшийся от прочих. Вокруг нас  бушевала
песчаная буря, ветер болезненно хлестал меня по коже.  Сетх,  как  обычно,
ехал впереди, повернув ко мне свою широкую спину.
   - Я считаю тебя безжалостным убийцей, никак не менее, - откликнулся  я.
Совершенно не важно, слышал ли он мои слова - ему достаточно было  уловить
оформившуюся у меня в сознании мысль.
   "Я  спас  Шайтан  от  той  крайности,  до  которой  довели   бы   Землю
млекопитающие. Без жесткого контроля мой  народ  постепенно  уничтожил  бы
свой мир".
   - И потому ты уничтожил народ.
   "Если бы я  не  вмешался,  они  уничтожили  бы  и  себя,  и  всю  среду
обитания".
   - Это лишь измышления для самооправдания. Ты захватил власть для себя и
своих собратьев патриархов. Ты правишь без любви.
   "Какой еще любви? - неподдельно  удивился  Сетх.  -  Ты  подразумеваешь
половое влечение?"
   - Я подразумеваю любовь, заботу  о  себе  подобных.  Дружбу,  настолько
глубокую, что ты готов отдать жизнь ради защиты... - Слова застряли у меня
в горле. Я вдруг вспомнил об Ане, и память о ее предательстве опалила меня
горькой желчью. Меня едва не вырвало.
   "Верность и самопожертвование. - От разума Сетха  исходило  насмешливое
презрение. - Идеи млекопитающих.  Признак  вашей  слабости.  Равно  как  и
концепция так называемой любви.  Любовь  -  изобретение  приматов,  способ
оправдания вашей одержимости размножением.  Половое  влечение  никогда  не
играло для моего племени столь важной роли, как для  вашего,  теплокровная
обезьяна!"
   Я нашел в себе силы для ответа:
   - Зато вы одержимы властью, не так ли?
   "Я очистил мир, дабы принести в него новую жизнь - лучших из лучших".
   - Выведенных искусственно. Ущербных и телесно, и  духовно,  вынужденных
повиноваться тебе, хотят они этого или нет.
   "Как и ты, Орион! - раскатился у меня в рассудке его шипящий смех. - Ты
- способная приспосабливаться к  неординарным  условиям  обезьяна,  однако
ущербная и умственно, и телесно, созданная более совершенными  существами,
дабы служить им, хочешь ты того или нет".
   Жаркая ярость вспыхнула в моей груди, потому что он был прав.
   "Естественно, тебе  ненавистен  и  я,  и  содеянное  мной.  -  Холодная
насмешка Сетха облила меня, как талые ледниковые воды. - Ты понимаешь, что
именно так поступили с тобой творцы, и ненавидишь их за это".



        "26"

   Наконец, проведя в пути не один месяц - а может,  не  один  год,  -  мы
вернулись в собственный город Сетха.
   Он почти ничем не отличался от прочих  городов.  Над  землей  -  группа
приземистых древних построек, источенных  тысячелетними  трудами  ветра  и
шершавой, как наждак,  пыли.  Под  землей  -  хитросплетение  коридоров  и
галерей, ярус за ярусом спускавшихся все глубже и глубже.
   Здешние горожане, окрашенные в разнообразнейшие оттенки  красного,  все
без  остатка  вышли  на   главную   улицу,   чтобы   молчаливо,   смиренно
поприветствовать вернувшегося господина в свойственной рептилиям манере.
   Три красно-оранжевых охранника отвели меня глубоко под землю - в жаркую
келью. Там царил такой мрак, что  мне  пришлось  на  ощупь  определять  ее
размеры. Темница оказалась примерно квадратной и тесной: стоя посредине, я
почти дотягивался руками до обжигавших жаром стен. Конечно, никаких  окон.
Ни  малейшего  проблеска  света.  И  нестерпимо  жарко,  словно   медленно
поджариваешься в микроволновой духовке.
   Стены  и  пол  обжигали  при   малейшем   прикосновении.   Мне   смутно
припомнилось, что на Земле медведей учили плясать, загоняя их на  нагретый
пол, чтобы