-  обнаружил  вселенную,  в
которой господствующей расой на Земле стали неандертальцы, а люди вовсе не
появились.
   - Неандертальцы прекрасно  приспособились  к  окружавшему  их  миру,  -
вспомнил я. - У них не было нужды в развитии техники или науки.
   - И эта вселенная вторглась  в  нашу  собственную.  -  Серебристо-серые
глаза Ани затуманились, словно  она  заглянула  в  те  дни.  -  Перекрытие
оказалось весьма основательным, и Атон испугался, что наша вселенная будет
поглощена полностью, а нас поглотит небытие.
   Для  существ,  которые  только-только  обрели  бессмертие,  эта   весть
прогремела, как гром с ясного неба, посеяв в их сердцах  панику  и  страх.
Что толку  в  бессмертии,  если  вся  вселенная  развеется  в  космической
круговерти?
   - Тогда-то мы и стали творцами, - проронила Аня.
   - Золотой сотворил меня.
   - И еще пять сотен человек.
   - Чтобы истребить неандертальцев, - припомнил я.
   - Чтобы сделать вселенную  безопасной  для  человечества,  -  вкрадчиво
поправила Аня.
   Золотой,   непомерно   возгордившись   своей   (моей)    победой    над
неандертальцами,    начал    выявлять     прочие     критические     точки
пространственно-временного вектора, где, по его мнению, следовало изменить
естественное течение событий. И, пользуясь мной в качестве орудия, снова и
снова вторгался в континуум.
   Вскоре Золотой выяснил, к собственному ужасу и гневу остальных творцов,
что стоит однажды вмешаться в ткань пространственно-временного континуума,
и мириады образовывавших ее мировых линий  начинают  расползаться.  И  чем
старательней  пытаешься  связать  свободные  концы  нитей,   тем   сильней
континуум искривляется и видоизменяется. И не остается выбора,  приходится
воздействовать на континуум вновь  и  вновь,  поскольку  нельзя  позволить
линиям снова развернуться вдоль естественных направлений.
   "Да, - зашипел во мне Сетх, -  напыщенный  примат  мечется,  бестолково
суетится, растрачивая энергию зря, легко отвлекаясь  то  на  одно,  то  на
другое, будто болтливая мартышка. Я положу этому конец. Навсегда".
   Я   изо   всех   сил   пытался   сказать   Ане,   что    манипулировать
пространственно-временным вектором могут и другие. Но даже эта малость  не
проскользнула  мимо  бдительного  Сетха.  От  усилий  лоб   мой   покрылся
испариной, на верхней губе крупными каплями выступил пот, но Аня ничего не
замечала.
   - Итак, теперь мы обитаем на этой планете, - промолвила она.
   Мы сидели в энергетической сфере, мчась над синевой  океана,  покрытого
длинными прямыми гребнями  волн,  катившимися  от  одного  края  Земли  до
другого почти в идеальном порядке.
   - И манипулируете континуумом, - отметил я.
   - Вынуждены, - согласилась Аня. -  Теперь  стоит  остановиться,  и  все
рухнет.
   - А это означает...
   - Небытие. Исчезновение. Мы перестанем существовать, а вместе с нами  и
весь род людской.
   - Но ты же сказала, что люди разлетелись по всему космосу!
   - Да, но они родом отсюда. Их линия жизни начинается на Земле, а  затем
уж протягивается в галактику. Но все  равно,  отсеки  хоть  частичку  этой
линии, и она расползется вся.
   Наш легкий экипаж летел к ночной стороне планеты. Мчась быстрее и  выше
птиц над широчайшим океаном Земли, мы нежились в тепле и покое.
   - А вы поддерживаете связь с остальными людьми - с  теми,  кто  ушел  к
звездам?
   - Да,  -  отозвалась  Аня.  -  Они  по-прежнему  присылают  сюда  своих
представителей, чтобы контролировать генетический дрейф своего  населения.
Мы взяли  за  эталон  человека  каменного  века,  перед  самым  появлением
земледелия.  Таков  наш  "нормальный"  генотип,  с  которым   соизмеряются
остальные.
   Мне на память пришли рабы, встреченные в  саду  Сетха,  -  покалеченный
Пирк, коварная Рива и готовый на предательство, трусливый Крааль. И тут же
послышался шипящий смех Сетха. Вот уж действительно нормальные люди!
   Я  погрузился  в  молчание,  а  Аня  последовала  моему   примеру.   Мы
возвращались в город; насколько  я  мог  судить  -  единственный  все  еще
населенный город Земли. Мы не раз проплывали над безмолвными, заброшенными
руинами древних городов, защищенными от сокрушительного  действия  времени
радужными  энергетическими  куполами.  Некоторые  города  были   разрушены
войнами. Другие  просто  пустынны,  словно  все  население  до  последнего
человека в один прекрасный день решило покинуть свои дома. Или вымерло.
   Уровень моря повысился, и немалая часть разросшихся вширь городов  была
затоплена. Силовая сфера  несла  нас  над  залитыми  водой  проспектами  и
широкими площадями, где теперь резвились кальмары  и  рыбешки,  серебристо
поблескивавшие в лучах солнца, пронизывавших прозрачную воду.
   Наше путешествие подходило к концу. Мы приближались к последнему живому
городу Земли, огромному музею-лаборатории, где Золотой и остальные  творцы
бились над сохранением своей вселенной, и  я  наконец  набрался  храбрости
задать Ане самый важный для меня вопрос.
   - Ты... то есть мы... - запинаясь, пролепетал я.
   Посмотрев на меня лучистыми серыми глазами, она улыбнулась.
   - Знаю, Орион. Мы любим друг друга.
   - Ты... ты любишь меня и сейчас?
   - Ну конечно да. Ты разве не знал?
   - Тогда почему ты предала меня?!
   Я выпалил эти слова, прежде чем Сетх успел остановить меня, прежде  чем
до моего собственного сознания дошло, что я собираюсь их произнести.
   - Что?! - поразилась Аня. - Предала тебя? Когда? В чем?
   Все мое  тело  скорчилось  в  судороге  сверхъестественной  муки.  Боль
пронзила огненной иглой каждый нерв.  Я  не  мог  говорить,  не  мог  даже
шелохнуться.
   - Орион! - выдохнула Аня. - Что с тобой?!
   Казалось, я впал в  кататонию  -  одеревенел  и  замер,  как  гранитная
статуя. Я сгорал на медленном огне нестерпимой пытки, но не мог закричать,
не мог даже всхлипнуть.
   Тронув меня за щеку, Аня испуганно отдернула руку,  будто  обожглась  о
бушевавшее во мне пламя. Затем медленно, осторожно снова приложила  ладонь
к моему лицу. Ее прохладное, успокаивающее  прикосновение  словно  умерило
пыл моих страданий.
   - Я люблю тебя, Орион, - негромко, почти шепотом произнесла  Аня.  -  Я
приняла человеческий облик, чтобы быть рядом с  тобой,  потому  что  люблю
тебя. Я люблю в тебе сильного, отважного и стойкого  человека.  Ты  создан
быть охотником, убийцей, но ты превзошел возможности,  заложенные  в  твой
разум Атоном.
   Неукротимая ярость Сетха бушевала во мне, но  боль  понемногу  угасала,
затихала, так как  ему  приходилось  растрачивать  энергию  на  то,  чтобы
удерживать барьер, скрывавший постороннее присутствие  от  проницательного
взора Ани.
   - Милый, мы прожили вместе множество жизней, - говорила моя любимая.  -
Ради тебя я заглядывала в глаза неотвратимой смерти, и ты погибал за меня.
Я ни разу не предала тебя и никогда не предам.
   "Предала! - отчаянно кричал мой мозг. - Предашь! Как я  предам  тебя  и
убью вас всех".
   Но я не сказал ни слова.



        "29"

   - Он в кататонии, - усмехнулся Золотой.
   - Он в чужой власти, - возразила Аня.
   Она доставила меня не в лабораторию Золотого, а в небоскреб,  где  была
моя временная квартира до того, как мы с Аней отправились  в  кругосветное
путешествие.
   Я мог ходить. Мог стоять. Должно быть, ел и пил. Но совершенно  не  мог
говорить. Все тело стало каким-то деревянным, онемевшим.
   Я стоял, как автомат, посреди  просторной  гостиной,  вытянув  руки  по
швам, уставившись неподвижным взглядом в зеркальную стену, где  отражалось
мое пустое лицо и окостеневшее тело.
   На Золотом была туника из светившейся ткани, доходившая ему до колен  и
прекрасно облегавшая его торс.  Уперев  кулаки  в  бока,  он  презрительно
фыркнул.
   - Ты хотела излечить его добротой и лаской, а сама довела до кататонии!
   Аня  после  приезда  переоделась  в  белоснежное  платье  без  рукавов,
перехваченное на талии серебряным поясом.
   - Тот, кто пытал его, управляет его разумом, - дрогнувшим от напряжения
голосом произнесла Аня.
   - Как он попал сюда? - гадал Золотой, разгуливая вокруг  меня  с  видом
человека, осматривавшего борова-медалиста. - Убежал ли он от пыток или его
сюда послали?
   - Я бы сказала, послали.
   - Да, согласен. Но зачем?
   -  Позовите  остальных,  -  услышал  я  собственный  голос,   звучавший
полузадушенно.
   Золотой пристально посмотрел на меня.
   - Позовите остальных. - Голос мой  окреп  и  обрел  звучность,  точнее,
голос Сетха, неподвластный мне.
   - Остальных творцов? - переспросила Аня. - Всех?
   Я ощутил, как моя голова помимо моей воли задергалась вверх-вниз:  раз,
другой, третий.
   - Приведите их. Всех. - После паузы я добавил: - Пожалуйста.
   - Зачем? - настойчиво поинтересовался Золотой.
   - То, что я должен вам сказать, - моими устами изрек  Сетх,  -  следует
сообщить всем творцам одновременно.
   Золотой молча вглядывался в меня.
   - Они должны быть в человеческом облике, - заставил меня уточнить Сетх.
- Я не могу общаться с сияющими шарами. Я должен видеть человеческие лица.
   Золотой прищурил свои желтоватые глаза, но Аня кивнула  ему.  Я  хранил
молчание,  подвластный  телепатической  силе   Сетха,   не   в   состоянии
шевельнуться или добавить хоть слово.
   - Если здесь собрать всех, то ничего толкового не выйдет, кроме  духоты
и сутолоки, - заявил Золотой, и нотки былого презрения снова  зазвучали  в
его голосе.
   - Тогда на главной площади, - предложила Аня. -  Там  места  хватит  на
всех.
   - Итак, на главной площади, - кивнул он.
   Их оказалось всего двадцать. Двадцать  величавых  особ,  взваливших  на
себя  бремя  управления  пространственно-временным  континуумом.  Двадцать
бессмертных, вынужденных трудиться в поте лица, чтобы континуум не  рухнул
им на головы.
   Они поражали взор великолепием.  В  человеческом  облике  они  казались
поистине  богоподобными.  Статные,  крепкие  мужчины  с  ясными   глазами,
стройными,  мускулистыми  руками  и  ногами  -  по  большей  части  гладко
выбритые, хотя встречались и бородатые. Женщины изысканные,  изящные,  как
пантеры или гепарды,  за  хрупкой  внешностью  которых  таилась  мощь.  Их
безупречная кожа сияла, волосы окружал светлый ореол, глаза сверкали  ярче
драгоценных камней.
   Видя их одеяния - блестящие костюмы из металлических волокон, спадающие
мягкими складками хитоны, длинные  развевающиеся  плащи,  даже  филигранно
отделанные латы, - я почувствовал себя  чуть  ли  не  оборванцем  в  своей
простой тунике и шортах.
   Мы  собрались  на  прямоугольной  площади,  гармонично  выдержанной   в
пропорциях золотого сечения. По углам ее возвышались мраморные  колонны  и
обелиски из  нестареющего  золота.  К  длинной  стороне  площади  примыкал
древнегреческий  храм,  настолько  напоминавший   Парфенон   в   дни   его
великолепия, что я не смог решить - то ли творцы скопировали  его,  то  ли
оттранслировали из Акрополя сквозь пространство и время,  чтобы  поставить
здесь.  Напротив  Парфенона  стоял  богато  украшенный  буддистский  храм;
золотой Будда безмятежно взирал через площадь на мраморную Афину с  копьем
и щитом в руках.  С  торцов  площадь  замыкали  круто  взмывавший  в  небо
шумерийский зиккурат и грандиозная пирамида майя; их разительное  сходство
навело меня на мысль, что идея возведения обоих храмов исходила от  одного
и того же лица.
   А над площадью синели бездонные  небеса,  едва  уловимо  переливавшиеся
радужными бликами покрывавшего город силового купола.
   В середине площади покоился на мраморном пьедестале черный  базальтовый
сфинкс. Встав на цыпочки, я едва дотянулся бы макушкой до мощного  черного
плеча. Женское лицо сфинкса казалось навязчиво, тревожно  знакомым,  но  я
все-таки никак не мог определить, кого же оно мне напоминает. Этой женщины
не было среди двадцати творцов, собравшихся на площади.
   Я стоял спиной к сфинксу, запертый внутри энергетического цилиндра,  по
поверхности которого змеились  голубоватые  холодные  молнии.  Золотой  не
решился  испытывать  судьбу,   подозревал,   что   меня   подослал   враг.
Энергетический барьер должен был стать для меня надежной преградой.
   Сетха эта предосторожность позабавила.
   "Глупый  примат,  -  проговорил  он  в  моем  мозгу,   -   он   слишком
переоценивает собственное могущество".
   Озадаченные творцы вовсе не обрадовались внезапно  объявленному  сбору.
Сбившись в группки по двое и по трое, они  переговаривались  вполголоса  -
очевидно дожидаясь прибытия задержавшихся.
   "Они действительно похожи на мартышек, - вдруг осознал я.  -  Постоянно
болтают и жмутся друг к другу в поисках эмоциональной поддержки.  Даже  на
высочайшем пике  своего  развития  они  остаются  верны  своей  обезьяньей
природе".
   Затем белоснежный  ослепительный  шар  чистейшей  энергии  проплыл  над
кровлей Парфенона и медленно опустился; собравшиеся  творцы  расступились,
чтобы дать ему место. Едва коснувшись мраморных плит площади, шар полыхнул
огнем  и  сгустился,  превратившись  в  благородного  мрачного   человека,
которого я называл Зевсом.
   Он предстал перед Аней и Золотым, а остальные творцы сгрудились за  его
спиной. Если Зевс и не их предводитель, то уж  наверняка  его  полномочный
представитель.
   - Зачем ты звал нас, Атон?
   - Да еще потребовал, чтобы мы приняли человеческий  облик,  -  заворчал
рыжеволосый Арес.
   - Вы почти все знакомы с моим творением - Орионом,  -  отвечал  Атон  -
Золотой. - Очевидно, его кто-то отправил сюда, чтобы передать послание для
всех нас.
   - Каково же твое послание, Орион? - обернулся ко мне Зевс.
   Все во мне кричало, требуя предупредить творцов, велеть им бежать,  ибо
я послан сюда уничтожить их самих и все плоды их трудов. И в то же время я
жаждал вырваться из окружившего меня силового поля, чтобы разбить их лица,
в клочья растерзать тела, разорвать их на  мелкие  части.  Я  оцепенел  от
ужаса и наполнившей душу мучительной боли,  а  в  рассудке  моем  бушевало
яростное сражение между  вложенной  в  меня  верностью  творцам  и  острой
ненавистью к ним, исходившей не только от Сетха, но и от меня самого.
   - Орион! - резко приказал Золотой. - Говори нам то, что должен сказать.
Ну!
   Он сам вложил в мой разум покорность, огненным  клеймом  выжег  в  моих
мыслях стремление повиноваться, аршинными  буквами  впечатал  в  мой  мозг
готовность  к  беспрекословному  подчинению.   Но   могучая   воля   Сетха
уравновешивала это, подталкивая меня к убийству. Мозг  мой  превратился  в
поле неистовой битвы; оба яростно пытались подчинить мое тело себе,  отняв
у  меня  возможность  выбора,   лишив   способности   шевельнуться,   даже
заговорить.
   - Твоя игрушка сломалась, Атон, - сардонически усмехнулся  Зевс.  -  Ты
созвал нас напрасно.
   Все  рассмеялись.  Глумливые,  самодовольные,  черствые,   бессердечные
существа, претендовавшие на звание  Богов,  они  хохотали,  совершенно  не
подозревая, что смерть всего в двух шагах от них, совершенно не  тревожась
обо мне и не ощущая разрывавших мою душу мучений. Я терпел адовы пытки.  А
ради чего? Ради них!
   - С ним вечно какие-то проблемы, -  заворчал  расстроенный  Золотой.  -
Пожалуй, надо избавиться от него и сделать другого, получше.
   Аня пришла в уныние, но промолчала.  Потеряв  ко  мне  интерес,  творцы
поворачивались ко мне  спинами  и  расходились.  Многие  еще  смеялись.  Я
ненавидел их всех.
   - Я принес вам послание! - провозгласил я громоподобным голосом Сетха.
   Остановившись, они обернулись и уставились на меня.
   - Я принес посланную вам _смерть_!
   Небо начало темнеть - но не от туч; летняя голубизна  ясных  небес  над
нами быстро сменилась насыщенной синевой, а вслед за тем  и  непроницаемой
чернотой. Я понял, что Сетх добрался  до  генераторов,  питавших  защитный
купол,  сиявший  над  городом,  и  с  помощью  их  энергии  сделал   купол
непрозрачным. Одним махом он обратил город творцов в мышеловку, отрезав их
от источников энергии,  необходимой  для  трансформации  из  человеческого
облика в сферу чистого света.
   Площадь затопило жуткое  багровое  зарево;  абсолютная  чернота  купола
сгустилась, подступая ближе,  стягиваясь,  будто  ловчая  сеть  или  петля
виселицы.
   - Вы в западне! - ревел голос Сетха из  моих  уст.  -  Встречайте  свою
смерть!
   Голубоватое мерцание силового поля вокруг меня вдруг угасло, отдав свою
энергию моему телу, на мгновение пронзив меня раскаленными клинками,  и  я
стал силен, как никогда. И волен - волен уничтожить всех.
   Сойдя с того места, где был заточен, я подступил  к  Золотому,  скрючив
пальцы, как когти хищной рептилии. Он ничуть не испугался,  лишь  чопорно,
высокомерно приподнял одну бровь.
   - Стой, Орион. Я _приказываю_ тебе остановиться!
   Подо мной вдруг словно разверзлись трясины топких, зыбучих песков; шаги
мои замедлились. Я покачнулся,  будто  преодолевая  сопротивление  вязкого
жидкого цемента. И тут же во  мне  забурлила  новая  сила,  всколыхнувшись
жаркой волной, будто адский ветер, дохнувший из  глубин  земли.  Ринувшись
через невидимый барьер, я ухмыльнулся, увидев, как внезапный страх стер  с
лица Золотого чопорное самодовольство.
   Я вошел в сверхбыстрый режим, и все вокруг  замедлилось.  Я  видел  два
ручейка пота, струившихся по широкому гладкому лбу  Золотого,  видел,  как
глаза Зевса округлились от необоримого ужаса, как могучий Арес  неуверенно
пятится от меня, как Афродита и Гера  поворачиваются,  чтобы  броситься  в
бегство, как остальные творцы в отчаянии таращатся на меня.
   Я протянул скрюченные пальцы к горлу Золотого.
   - Орион,  не  надо!  -  закричала  Аня.  В  ритме  моего  сверхбыстрого
восприятия ее  голос  прозвучал  как  долгий,  раскатистый  звон  дальнего
колокола.
   Я повернулся к ней, и Золотой торопливо попятился.
   - Пожалуйста, Орион! - молила Аня. - Пожалуйста!
   Я замер, воззрившись на ее прекрасное, искаженное страданием лицо. В ее
бездонных серебристо-серых глазах не было ни тени страха  передо  мной.  Я
знал, что должен ее убить, убить их  всех.  Я  по-прежнему  любил  ее,  но
память о ее предательстве жгла мою душу каленым  железом.  Неужели  любовь
тоже вложена в меня вместе с остальными инстинктами? Быть может, пользуясь
этим, она управляет мной?
   Я стоял, раздираемый тремя противоречивыми стремлениями: прежде всего я
хотел принести смерть Золотому, моему собственному творцу, обрекшему  меня
на муки и страдания, которые он не осмелился принять сам. Мои  руки  снова
потянулись к его горлу, а Золотой все перебирал ногами, удаляясь  от  меня
медленно, как в кошмаре. Остальные творцы разбежались, хотя площадь теперь
была полностью ограждена энергетическим  экраном,  превращенным  Сетхом  в
непроницаемый черный барьер.
   Аня тянула руки ко мне, простыми словами приковав меня к месту, а  Сетх
все гнал меня вперед, нахлестывая мою душу телепатической плетью.
   Любовь. Ненависть. Послушание. Месть.  Владевшие  мной  силы  разрывали
меня на части. Время застыло. Золотой, с окаменевшим в  гримасе  ярости  и
страха лицом, сфокусировал свой разум на мне,  будто  мощный  луч  лазера,
вкладывая каждый джоуль своей энергии в попытку подчинить меня своей воле.
И чем больше его энергии обрушивалось на меня, тем  больше  свирепой  мощи
вливал в меня Сетх,  высасывая  ее  из  генераторов,  питавших  город.  Он
заставлял меня преодолеть вложенные Золотым рефлексы,  вынуждая  вцепиться
своему творцу в горло и сокрушить его.
   Каждый тянул меня в свою  сторону,  раскалывая  рассудок  на  части.  Я
словно очутился на перекрестье огня двух обезумевших армий или превращался
в кровавые лохмотья на дыбе, растягиваемой двумя маньяками.
   Аня стояла рядом со мной, в глазах ее плескалась мольба,  она  кричала,
но я ее не слышал.
   "Повинуйся мне!" - вспарывал мое сознание приказ Золотого.
   "Повинуйся мне!" - беззвучно грохотал Сетх.
   Оба накачивали в меня все больше и больш