ый
обоз, запряженные  мулами  и  быками  повозки  были  нагружены  панцирями,
оружием и припасами.
   Я радовался, оставив дворец,  оказавшись  вдали  от  Олимпиады.  Чистый
горный воздух, пусть и смешанный с пылью и запахом конского пота,  казался
мне сладким нектаром.
   Я был назначен в охрану Александра и ехал вместе с его Соратниками. Они
добродушно обсудили достоинства Грома  и  даже  сравнивали  моего  коня  с
Александровым Буцефалом, но только когда царевича не было поблизости.
   Александр был из тех молодых людей, которые  поддаются  настроениям.  Я
видел, как он мечется.  Царевич  восхищался  своим  отцом  и  одновременно
ненавидел его. Олимпиада вбила ему в голову, что Филипп не любит его и  не
видит в нем достойного сына и наследника. Александр же мечтал, чтобы  отец
гордился им, и  при  этом  опасался,  что  подобное  желание  мать  сочтет
предательством.
   Молодой, честолюбивый, неуверенный ни в себе самом, ни в  любви  своего
отца, Александр поступал так,  как  нередко  поступают  зеленые  юнцы:  он
обратился к крайностям и хвастал, что истинный отец его - Зевс или  уж  по
меньшей мере  Геракл.  Изображал  юного  Ахиллеса,  который  долгой  жизни
предпочел славу. Ему постоянно приходилось быть  отважнее  и  смелее  всех
остальных, и он часто рисковал.
   _И я должен был оберегать его жизнь!_
   - Александр молод и горяч, - сказал мне Филипп в  тот  день,  когда  мы
выступили на юг. - Его  Соратники  благоговеют  перед  ним,  даже  дочиста
выбриваются, как это делает он. Только прошу тебя, пригляди, чтобы царевич
не сломал свою дурацкую шею.
   Нелегкое дело.
   Пока  конница  прохлаждалась  на  склонах  холмов   Пиерии,   Александр
занимался вербовкой новобранцев. Заезжая вместе  с  Соратниками  в  каждую
ничтожную, крохотную деревеньку, попадавшуюся  на  пути,  он  обращался  к
собравшимся.
   - Мы едем к  славе!  -  кричал  царевич  жиденьким  тенорком  со  спины
Буцефала. - Кто пойдет вместе со мной?!
   Конечно же  кое-кто  из  молодых  селян  делал  шаг  вперед,  в  глазах
храбрецов зажигался огонек, им уже виделась слава и почести...  и  пожива.
Старики немедленно утаскивали безрассудных  обратно  в  толпу.  Или,  хуже
того, это делали матери под общий хохот. Все же Александр сумел собрать по
пути небольшой отряд новичков.
   Мы  приближались  к  Фессалии,  и  отношение  к  нам  сделалось   самым
враждебным. В одном из горных  ущелий  местные  козопасы  даже  попытались
устроить засаду. Должно быть, заметили  только  отряд  безбородых  парней,
ехавших верхом на  лошадях  в  богатых  сбруях.  Эти  кони  стоили  целого
состояния  для  людей,  всю  свою  жизнь  выжимавших  скудный  урожай   из
каменистых холмов.
   Мы должны были обследовать перевал, убедиться в том, что  он  безопасен
для прохода основного войска.  Было  понятно,  что  горсточка  решительных
воинов способна задержать здесь целую армию на дни или  даже  недели,  как
это некогда сделал Леонид в Фермопилах. Филипп намеревался выйти к  Фивам,
прежде чем афиняне успеют привести туда  свое  войско.  И  промедление  на
перевале могло привести к беде.
   Здешние горцы в какой-то мере соблюдали верность Фивам, но  в  основном
их заботили лишь собственные селения. Для них мир  кончался  за  пределами
родных гор и долин. Они ничего не знали о начавшейся войне. И,  заметив  с
полдюжины молодых знатных воинов в одном из ущелий, решили, что боги явили
к ним свою благосклонность. Горцы выбрали удачное место, где скалы едва не
смыкались,  и  всаднику  приходилось  направлять   коня   вокруг   камней,
заваливших проход.
   Как всегда возглавлял отряд Александр, Гефестион держался позади  него.
За ними  цепочкой  ехали  Птолемей,  Неарх  и  Гарпал.  Птолемей  распевал
непристойные песни, наслаждаясь эхом собственного голоса,  гулявшим  среди
скал. Я замыкал цепочку, внимательно обшаривая взглядом зубчатые края скал
над головой. И все же  не  увидел,  какая  опасность  нам  угрожает,  зато
услышал,  как  наверху  загрохотало.  От  края  скалы  по  крутому  склону
отвалился камень, увлекая за собой новые.
   - Осторожно, - возопил я, осаживая коня.
   Александр тоже услышал звук, но лишь послал Буцефала вперед.  Гефестион
последовал за царевичем, остальные повернули назад, подальше от камнепада.
   Камни  грохотали,  разбиваясь  о  дно  ущелья,  поднимая  тучи  пыли  и
разбрасывая осколки. Наши кони пятились и жалобно  ржали.  Гром  бежал  бы
отсюда, и мне с большим трудом удалось удержать его на месте.
   Наверху послышались незнакомые воинственные  клики,  я  увидел  мужчин,
бежавших с вершины утеса. В мою сторону полетело копье. Я смог  проследить
его полет: медленно, колеблясь, древко плыло в воздухе. По обеим  сторонам
от нас вниз спускались люди.
   Александр остался по другую сторону завала.
   Я поднырнул под копье  и  услышал,  как  наконечник  звякнул  о  камни.
Птолемей, Гарпал и Неарх схватились не менее чем с десятком полуобнаженных
разбойников. Но у нападавших были только палки и  дубинки,  и  вооруженные
мечами спутники Александра легко рубили с коней.  Я  послал  своего  Грома
вперед, снеся по дороге несколько голов собственным мечом. Приблизившись к
завалу, я обнаружил, что через него  нельзя  проехать.  Тут  из-за  камней
раздались крики и ругань, донесся предсмертный вопль. Я вскочил  на  спину
Грома, спрыгнул на ближайшую глыбу, потом на следующую.
   Александр и Гефестион стояли  спина  к  спине,  окруженные  горцами,  в
глазах  которых  пылала  жажда  убийства.  Двое  подростков  уводили  коня
Гефестиона вдоль по ущелью. Буцефала нигде не было  видно...  Издав  самый
свирепый рев, какой только  сумел,  я  спрыгнул  с  камня  в  гущу  людей,
обступивших Александра. Хрустнули копья и кости, я сманеврировал  и  почти
надвое раскроил подвернувшегося под руку  горца.  Разбойники  вокруг  меня
шевелились словно во сне. Уклонившись от копья,  я  вонзил  меч  в  чей-то
живот, вырвал его из  раны  и  левой  рукой  перехватил  копье  очередного
нападавшего. Ударом меча я раскроил ему череп, тут другое копье ударило  в
мой кожаный жилет и скользнуло по ребрам. Я не ощущал боли, испытывая лишь
восторг боевой лихорадки. Александр сразил человека, который ударил  меня,
и тут нападавшие побежали.
   - К остальным! - завопил я и полез по камням, которые отделили  нас  от
Птолемея, Гарпала и Неарха.
   Все оставались на конях, хотя на теле лошади Неарха оказалось с десяток
ран. Мы набросились на горцев, рубя  их  и  убивая.  Наконец  они  бежали,
Гарпал пустился преследовать двоих, бежавших в панике по ущелью. Александр
уложил еще одного беглеца, который рванулся к скале, -  царевич  снес  ему
голову одним ударом. Другой горец в  отчаянии  полез  вверх  по  утесу.  Я
мгновенно рассчитал бросок и метнул меч, который  вонзился  между  лопаток
разбойника. Вскрикнув, он свалился к моим ногам, меч торчал из его спины.
   Обернувшись, я заметил, что Гефестион держит за  волосы  последнего  из
оставшихся в живых горцев. Этому было не  больше  тринадцати:  грязный,  в
лохмотьях, стоя на коленях, он, выкатив глаза, следил  за  мечом,  который
уже занес над ним Гефестион. Рот мальчишки был открыт, но  не  издавал  ни
звука, окаменев от страха перед лицом смерти.
   - Подожди, - приказал Александр. - Эти псы  украли  Буцефала.  Я  хочу,
чтобы он отвел нас в деревню.
   Мальчишка исполнил наше приказание. Мы миновали узкое  ущелье,  выехали
на тропу пошире, а потом поднялись по каменистому склону, на котором  овцы
выщипали траву почти до корней. За вторым рядом холмов  чашей  раскинулась
лесистая долинка, где и располагалось разбойничье селение.
   По дороге Александр ярился, тревожась за судьбу Буцефала.
   - Они посмели увести у меня  коня!  Да  я  зажарю  их  живьем,  всех  и
каждого! Они проклянут тот день, когда родились! Если они  не  вернут  мне
Буцефала, я убью их собственными руками!
   Я видел, что руки  царевича  после  битвы  трясутся:  он  едва  избежал
смерти, хотя практически отделался лишь несколькими царапинами, синяками и
испугом.
   Должно быть, мы имели мрачный вид: шестеро окровавленных  воинов,  трое
из которых передвигались пешком. Я отдал Александру своего жеребца.  Неарх
шел возле меня; тонкий  и  невысокий,  темный  как  тень,  он  вел  своего
раненого коня в поводу, держа меч в руке.
   Старейшины  деревни  вышли  встречать  нас  с   явным   трепетом.   Два
полуобнаженных мальчишки, округлив глаза, без всяких  слов  вывели  к  нам
Буцефала и коня Гефестиона.
   Старики стояли в нескольких шагах от нас, тряслись от страха,  опасливо
переглядывались.
   Александр заговорил, пока они набирались смелости:
   - Где ваша молодежь?
   Старейшины замялись.
   - Ну так где? - проговорил Александр.
   Впереди оказался один из них -  собратья  вытолкнули  его  -  полностью
лысый, с белой бородой, спускавшейся почти до половины груди.
   - Наши молодые люди мертвы, господин. Ты убил их.
   Александр фыркнул:
   - Не лги мне, дед! Еще десятеро или более того бежали.  Я  хочу  видеть
их! И немедленно! Иначе я сожгу вашу жалкую деревню до основания, а  детей
и женщин продам в рабство.
   - Но, отважный господин...
   - Немедленно!
   - Господин, они убежали и скрылись в горах, потому что страшатся твоего
гнева.
   - Пошлите за ними мальчишек. А женщины пусть приготовят  нам  еду...  и
немедленно.
   Старейшины повиновались его приказу.  Я  подумал,  что  нас,  шестерых,
легко одолеть всей деревней. Но горцы  уже  были  устрашены  и  не  хотели
рисковать. Мальчишки побежали в сторону гор, женщины отправились к очагам.
Старейшины отвели нас на центральную площадь, где готовили  ужин.  К  ночи
семнадцать молодых людей угрюмо  стояли  перед  Александром.  Свет  костра
мерцал, озаряя их мрачные испуганные лица. У некоторых на руках и на ногах
виднелись окровавленные повязки.
   Мы поужинали отменным жареным ягненком. Местное вино оказалось слабым и
горчило. Александр позаботился, чтобы  каждый  из  нас  ограничился  одной
чашей.
   А теперь он расхаживал перед неудачливыми разбойниками, уперев кулаки в
бока.  Свет  костра  играл  на  украшенной  драгоценными  камнями  рукояти
опущенного в ножны меча. Еда, похоже, смирила гнев царевича, как и то, что
Буцефал был возвращен целым и невредимым.
   Повернувшись к белобородому деревенскому предводителю, Александр строго
спросил:
   - Какого возмещения должен я требовать у людей, которые пытались  убить
меня?
   Старик успел несколько осмелеть.
   - Ты уже убил достаточно наших; теперь деревня будет плакать  до  конца
года, молодой господин.
   - Таков твой ответ?
   Тот склонил голову:
   - Мсти им как хочешь, мой господин.
   - Тогда я возьму этих молодых людей.
   - Ты убьешь их?
   За пляшущими языками огня я заметил, как зашевелились жители деревни.
   - Я не буду убивать их. Они присоединятся к моему войску и будут биться
с моими врагами.
   "Мое войско! Интересно, что бы сказал на это Филипп?"
   - Но, господин, - ответил старик, - если ты  уведешь  юношей  с  собой,
некому будет ходить за  овцами,  защищать  нашу  деревню  от  бандитов  из
соседней долины.
   - Ты предпочитаешь, чтобы я повесил их здесь и сейчас?
   - Лучше вешай меня, - сказал старик, стараясь выпрямиться. - Я -  вождь
этих людей и отвечаю за их преступления.
   Александр посмотрел на белобородого и расплылся в широкой улыбке.
   - Ты прав, старик.  Твоя  деревня  и  так  достаточно  наказана.  -  Он
обернулся к ожидавшим приговора молодым людям: - Ступайте по своим  домам.
И благодарите богов, что старейшина вашей деревни - мужественный человек.
   - Благодарю тебя, отважный господин. Благодарю за милосердие. -  Старик
упал на колени.
   Александр поднял его на ноги.
   - Впрочем, я хочу, чтобы вы кое-что сделали.
   - Что же, господин?
   - Поставьте на этом месте статую в мою честь и смотрите на  нее,  когда
захочется кого-нибудь ограбить.
   - Мы выполним твой приказ, господин. Но я не знаю твоего имени.
   - Александр, царевич Македонии.
   - Сын Филиппа? - разом охнула вся деревня.
   Улыбка Александра исчезла.
   - Сын Зевса, - отвечал он.


   Вернувшись к войску, мы узнали скверные новости: афиняне уже  пришли  к
Фивам и обе армии вместе с союзниками из небольших городов преграждали нам
путь к Афинам и Аттике.
   - Что, если обойти их? - предложил Александр.  -  И  взять  Фивы,  пока
войско будет стоять в поле, ожидая нашего появления с севера.
   Филипп блеснул единственным глазом.
   - Хорошая мысль, сын.
   Мы теснились в шатре царя, склонившись над складным столом, на  котором
была разложена карта здешних мест. Александр стоял  напротив  Филиппа,  по
бокам старого царя находились Парменион  и  Антипатр.  Одноглазый  Антигон
замер возле Александра. Птолемей и другие Соратники теснились позади него.
Я застыл у входа в шатер.
   - Но знаешь ли ты путь, каким это может сделать целое войско,  да  так,
чтобы неприятель ничего не заметил? - спросил Филипп.
   Еще взглянув на карту, Александр ответил:
   - Наше войско велико, нас заметят, какой бы тропой мы ни шли.
   Царь кивнул.
   - Тогда, - продолжил Александр, -  небольшой  полк  и  отряд  всадников
вместе с одной или двумя фалангами гоплитов могут  обойти  армию  врага  и
взять Фивы, пока их войско в поле ожидает нашего приближения.
   - Это безумие! - взорвался  Парменион.  -  Небольшой  отряд  не  сможет
штурмом взять город, ему не по силам даже осадить его!
   - У нас будет преимущество - неожиданность, - парировал Александр.
   - Ты рассчитываешь, что фиванское войско умрет от страха,  едва  увидев
нас перед собой? - продолжал Парменион.
   Никто не усмехнулся. В шатре установилась мертвая тишина.
   Нарушил ее Филипп:
   - Представим себе, что ты сумел взять  город,  это  несомненный  успех.
Однако мы не избавимся от войска, стоящего перед нами.  С  ним  все  равно
придется сражаться.
   - А мы станем слабее, - сказал Антипатр. - Потому  что  лишимся  твоего
ударного отряда, который уйдет от основных сил.
   Александр умолк и  только  пристально  посмотрел  на  карту,  лицо  его
побагровело от гнева.
   - Ну, понял? - мягко спросил Филипп. - Мы должны победить армию в поле.
Взятие Фив ничего не решит.
   - Понял, - напряженно сказал царевич, не поднимая глаз.
   - Тогда вопрос в том, - проговорил Антигон, - где биться с ними.
   - И еще - в том, сколько их там, как они  организованы?  И  кто  у  них
командует? - У Пармениона нашлось множество вопросов.
   - Мы скоро узнаем об этом, - проговорил Филипп.
   - От лазутчиков? - спросил Антипатр.
   Филипп кивнул.
   - Я не верю лазутчикам, - пробурчал Антигон. - Кто знает,  наврали  они
или нет. Я предпочитаю увидеть расположение врага собственными глазами.  -
Он приложил указательный палец к своему здоровому глазу.
   - Быть может, нам с тобой лучше вдвоем поглядеть на врага, -  предложил
Филипп, указывая на свой единственный глаз. - Из нас выйдет  один  хороший
лазутчик.
   Все расхохотались, и царь громче всех.
   - Мы должны выяснить все, - согласился  Парменион.  -  Даже  лучший  из
лазутчиков не имеет головы полководца. Нам следует знать в  точности,  кто
находится перед нами.
   - Тебе не понравится то, что ты там увидишь, - предостерег его  Филипп.
- Союзники заметно превосходят нас числом.
   - А в Священном отряде фиванцев каждый воин  стоит  двух  или  трех,  -
проговорил Антигон.
   - Но нам нужны точные сведения, - настаивал Парменион.
   - Я погляжу, - сказал Александр.
   - Нет. Слишком рискованно. Ты остаешься в лагере.
   - Но я могу это сделать!
   - Могу и я,  -  отвечал  царь,  -  но  я  представляю  слишком  большую
ценность, чтобы рисковать там, где с делом могут справиться другие.
   - В битве меч будет грозить шее каждого из нас.  -  Антипатр  попытался
восстановить мир. - Но зачем рисковать, пока можно этого избежать?
   Александр не стал более возражать, и собрание  решило,  что  Пармениону
следует  выслать  надежных  людей,  чтобы  тщательно  обследовать   лагерь
неприятеля.
   Я последовал вслед за  Александром  и  его  Соратниками  к  шатру,  там
царевич отозвал меня в сторону. Махнув остальным, он повел меня  к  одному
из загонов для коней  возле  небольшой  рощицы.  Я  уже  привык  к  запаху
лошадей, к их нервному  ржанию,  раздававшемуся  из-за  наскоро  сделанных
загородок. Солнце уже садилось, и кони ожидали появления рабов с  охапками
сена.
   - Орион, - проговорил Александр негромким голосом, - дело  в  том,  что
моему отцу и его полководцам необходимо знать побольше о неприятеле.
   - Я уверен...
   Он остановил меня, желая скорее выговориться.
   - Лазутчики Пармениона не сумеют собрать  те  сведения,  в  которых  мы
нуждаемся.
   - У твоего отца есть шпионы в лагере врага. Безусловно, они...
   - Нет-нет! Нужно, чтобы кто-то из нас побывал в неприятельском лагере и
сам выяснил, как стоят отряды, кто поведет их в бой и по какому плану.
   Я решил, что понял намек царевича.
   - Ты хочешь, чтобы я сделал это?
   Александру пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть в мое лицо.
   - Не совсем так, Орион. Я сам намереваюсь сделать это.
   - Ты?! - Я был поражен как громом.
   - Но поскольку моя мать велела, чтобы ты сопровождал  меня  повсюду,  -
невозмутимо продолжал он, - тебе придется идти со мной.
   - Но ты не можешь...
   - Я не могу сказать Гефестиону и остальным: они тоже захотят пойти.
   Возмущенный, я взорвался:
   - Ты не можешь идти в лагерь неприятеля.
   - Почему же?
   - Тебя узнают! Ты будешь убит или взят  в  плен...  За  тебя  потребуют
выкуп. Ты нарушишь все планы отца!
   Александр улыбался, глядя на меня с жалостью.
   - Как мало ты понимаешь, Орион. Смерть пока не грозит  мне;  мое  время
еще не пришло. Моя мать, жрица древних богов,  предсказала,  что  я  умру,
только покорив весь мир.
   - Не все пророчества сбываются.
   - Ты сомневаешься в искусстве моей матери? - холодно сказал он.
   Понимая, к чему может привести спор, я уклонился от ответа.
   - Если ты не будешь убит и просто попадешь в плен, враги будут  держать
тебя заложником, пока отец не заключит с ними мир.
   - Во-первых, Орион, отец мой - Зевс, а не смертный  Филипп.  Во-вторых,
если меня обнаружат, я скорее погибну, чем позволю себя захватить.
   - Но...
   - А поскольку мне не суждено умереть, пока я  не  завоюю  весь  мир,  -
перебил меня Александр, - смерть мне еще не грозит.
   Мне было нечем опровергнуть подобное умозаключение.
   - Ты должен сопровождать меня: так повелела моя мать.
   - Так велит и твой отец, - напомнил я. -  Царь  приказал  мне  защищать
тебя везде и всюду.
   Александр расхохотался и направился к шатру.



        "14"

   Мы дождались, пока ущербная луна опустилась к  зубчатым  вершинам  гор.
Наш лагерь уснул, не дремали одни часовые, которые  кутались  в  плащи  от
ночного холода.
   Я выскользнул из палатки,  постаравшись  не  разбудить  телохранителей,
спавших вокруг  меня,  и,  обернув  ножны  меча  длинной  полоской  ткани,
направился к шатру Александра. Тишина будет нашей союзницей, лязг  металла
не должен известить о нашем  присутствии  ни  врага,  ни  наш  собственный
ночной караул. Поверх хитона я надел темную шерстяную куртку. Ночной холод
не смущал меня: я изменил в своем теле скорость тока  крови  и  мне  стало
тепло.
   Два  телохранителя,  сонно  опиравшиеся  на  копья  у  входа  в   шатер
Александра, не задавая вопросов, пропустили меня к царевичу. Александр  не
ложился и, бурля энергией, расхаживал по шатру, который  был  больше,  чем
наш,  где  мы,  стражники,  умещались  вшестером,  и  обставлен  столь  же
изысканно, как его покои во дворце.
   Едва увидев меня, он молча взял темный недлинный плащ и набросил его на
плечи.
   - Шляпа или капюшон у тебя найдутся, царевич? - спросил  я.  -  Золотые
волосы мгновенно выдадут тебя и врагу и другу.
   Александр кивнул и направился к сундуку, стоявшему в ногах его ло