прекословно, и то хорошо.
   Нох настаивал на необходимости сложить пирамидку у входа  в  котловину,
дабы умилостивить вещающего бога. Я считал это суеверием и вздором, но все
равно помог им сложить небольшую кучу камней.
   - Ты испытываешь нас, Орион, правда? - изрек Нох, с пыхтением укладывая
камень на вершину небольшой, по грудь, пирамидки.
   - Как испытываю?
   Остальные мужчины собрались вокруг. Их тут было восемь, считая Крона  и
другого юношу. Теперь, когда работа была закончена, их больше  интересовал
наш разговор.
   - Ты ведь сам бог. Наш бог.
   - Нет, - покачал я головой. - Я всего-навсего человек.
   - Ни один человек не мог бы убить дракона,  охранявшего  нас,  -  подал
голос Ворн, в черной бороде которого уже серебрились  седые  пряди,  а  на
голове намечалась плешь.
   - Дракон едва не прикончил меня. Если бы не помощь Ани, он бы победил.
   - Ты зрелый мужчина,  а  у  тебя  не  растет  борода,  -  веско,  будто
высказывая весьма серьезный аргумент, заявил Нох.
   - Просто борода у меня растет очень медленно, - развел я руками. -  Это
не делает меня богом, уж поверьте.
   - Ты вернул нас в Рай. Только одному...
   - Я не Бог! - непререкаемым тоном сказал я. - А ты  -  вы  все  -  сами
вернулись в Рай. Вы пришли сюда так  же,  как  и  я.  В  этом  нет  ничего
божественного.
   - И все-таки, - не мог угомониться Нох, - боги _есть_!
   Тут  мне  ответить  было  нечего.  Я  знал,  что  в  собственном  мире,
отделенном от нас тысячелетиями, существуют мужчины и женщины,  наделенные
божественным могуществом - и вместе с тем болезненным эгоцентризмом.
   Все смотрели на меня, дожидаясь ответа. В конце концов я сказал:
   - Есть много вещей, которые мы не понимаем. Но я лишь человек, а голос,
отражавшийся от скалы, - просто звук.
   Нох с многозначительной улыбкой на губах взглянул на товарищей. Что  бы
я им не втолковывал, эти дети каменного века не  сомневались,  что  узнают
бога с первого же взгляда.
   Если они и боялись меня, как бога, или опасались эха - вещающего  бога,
через  два-три  дня  их   страхи   бесследно   развеялись,   чему   весьма
способствовала спокойная, сытая жизнь, которую мы вели.  Пещеры  оказались
сухими и просторными, непуганая дичь в изобилии водилась в окрестностях, и
добывать ее было довольно легко.  Люди  повеселели.  Мужчины  охотились  и
ловили в реке рыбу, женщины собирали фрукты, съедобные коренья и орехи.
   Аня научила их находить зерна злаков; показала, как, рассыпав зерно  на
плоском камне, растирать его сверху другим камнем,  а  затем  подбрасывать
искрошенную массу в воздух, чтобы отвеять мякину. К исходу недели  женщины
начали печь грубые плоские хлебцы, а я обучил мужчин делать луки и стрелы.
   Крон вместе  с  другим  юношей  стали  страстными  приверженцами  ловли
пернатой дичи при помощи сплетенных из лиан сетей. Так что у нас не только
появилось новое вкусное блюдо, но и материал для оперения стрел.
   Однажды ночью, когда мы с Аней  лежали  в  своей  отдельной  пещере,  я
похвалил ее познания.
   - Я научилась всему этому  еще  несколько  жизней  назад,  перед  самым
наводнением, которое настигло нас возле горы Арарат. Ты разве не помнишь?
   Смутные образы зароились  в  моем  сознании.  Охотничье  племя,  весьма
схожее с тем, которое я опекал сейчас.  Наводнение,  вызванное  злобным  и
опасным врагом. На миг я будто вновь пережил смертную муку,  захлебнувшись
в кипящих водах потопа.
   - Ариман, - проронил я скорее для себя, нежели для Ани.
   - Ты вспоминаешь все больше и больше!
   В пещере было темно: огня мы не разводили.  Но  даже  при  свете  звезд
стало заметно, что  Аня  вдруг  оживилась.  Приподнявшись  на  локте,  она
настойчиво спросила:
   - Орион, а ты не пытался вступить в контакт с творцами?
   - Нет. Уж если ты не смогла, то я и подавно не сумею.
   - Твоя мощь значительно выросла с той поры,  как  ты  был  сотворен,  -
торопливо, возбужденно заговорила она. - Сетх  блокирует  меня,  но,  быть
может, ты сумеешь пробиться!
   - Не понимаю, каким образом...
   - Попытайся! Я буду работать, помогать тебе. Возможно, вместе мы сумеем
преодолеть силу, которую он пустил в ход, чтобы заблокировать меня.
   Кивнув, я повернулся и лег навзничь. Каменный пол пещеры еще  не  остыл
от дневного тепла. Как и все остальные, мы устроили себе постель из  веток
и мха в глубине пещеры. Я покрыл ее шкурой убитого  мной  оленя  -  самого
крупного зверя, которого нам удалось добыть в окружавшем нас щедром  лесу.
Я знал, что здесь водятся волки - по ночам мы слышали их вой. Но  к  нашим
пещерам, расположенным на крутом склоне и  огражденным  пламенем  костров,
волки не приближались.
   - Так ты попробуешь? - с мольбой повторила Аня.
   - Да. Конечно.
   Но внутренне я противился этому. Мне _было по сердцу_  это  место,  это
время, моя жизнь с Аней. Все в моей душе восставало  против  возобновления
контакта с творцами, которые непременно вынудят нас вернуться к выполнению
миссии, взваленной ими на нас. Меня мутило от  их  нескончаемых  махинаций
при управлении континуумом, от их мелочных склок между собой,  приводивших
к кровавым распрям вроде тех, что разгорелись под стенами Иерихона и Трои.
Как только мы с ними свяжемся, нашей райской жизни придет конец.
   И тут я вспомнил о неуемной злобе Сетха, увидел его дьявольский  лик  и
пылающие глаза, услышал его злорадный  голос:  "Я  уничтожу  вас  всех  до
единого, и женщину, которую ты  любишь,  эту  самозваную  богиню,  с  вами
заодно. Ее ждет мучительнейшая из смертей".
   Сжав ладонь Ани, я закрыл глаза. Лежа рядом, мы вместе сосредоточились,
объединив усилия в попытке мысленно связаться с творцами.
   Увидев свечение, я на мгновение подумал, что нам удалось пробиться. Но,
в отличие от золотистой ауры далекого пространства и времени творцов,  это
свечение было тускло-красным,  как  мрачное  пламя  геенны  огненной,  как
недреманное зловещее око кроваво рдевшей  звезды,  загоравшейся  над  нами
каждую ночь.
   Свечение сгустилось,  обретая  четкие  контуры,  словно  изображение  в
наведенном на резкость телескопе, и Сетх устремил  на  меня  безжалостный,
полный ненависти взор.
   "Скоро, Орион.  Теперь  весьма  скоро.  Я  знаю,  где  вы,  и  ниспошлю
обещанную кару. Погибель  твоя  будет  медленной  и  мучительной,  гнусный
примат!"
   Я рывком сел.
   - Что было? - спросила Аня, тоже садясь. - Что ты видел?
   - Сетха. Он знает, где мы. По-моему, мы обнаружили себя, пытаясь  войти
в мысленный контакт с творцами. Мы попали в расставленную им западню.



        "6"

   Остаток ночи мы с Аней решали, что делать дальше.  Увы,  выбирать  было
почти не из чего.  Можно  остаться  здесь,  хоть  Сетх  и  знает,  где  мы
находимся. Можно попытаться бежать дальше в леса в надежде, что он нас  не
отыщет. При любой попытке войти в контакт с творцами поток нашей мысленной
энергии оповестит Сетха о том, куда мы ушли, словно  яркий  луч  лазера  в
ночной тьме. А если нам не удастся  связаться  с  творцами,  мы  останемся
практически  беспомощны  перед  противостоящим   нам   чудовищем   и   его
грандиозным могуществом.
   Мы так и не приняли никакого решения. Куда бы  мы  ни  устремили  взор,
повсюду  маячил  мрачный,   гибельный   призрак.   Наконец,   когда   свет
зарождавшегося дня тронул край небес, Аня  устало  вытянулась  на  оленьей
шкуре, закрыла глаза и погрузилась в тревожный сон.
   А я сел у входа в пещеру,  привалившись  спиной  к  жесткому  камню,  и
принялся осматривать поросшее растительностью, загроможденное валунами дно
котловины. С того места, где я сидел, была видна  река,  которая  неспешно
несла свои воды к югу, и небольшой участок берега по  другую  ее  сторону.
Отсюда любого врага можно увидеть как на ладони.  И  даже  малейший  шорох
будет подхвачен и усилен природным рупором котловины.
   Несмотря на сияние солнца, тлевшая головешка кирпично-красной звезды не
сходила с утреннего небосклона. Один лишь ее  вид  леденил  кровь  в  моих
жилах; ее там быть  не  должно.  Чуждая  этим  небесам  звезда  словно  бы
возвещала весть, что все идет не так, как следует.
   Потом я увидел, что Нох и прочие выбираются из пещер. Старик явно окреп
и  набрался  силенок.  Его  грудная   клетка   стала   шире,   под   кожей
перекатывались тугие узлы мышц. Даже худосочная Рива чуточку располнела  и
стала привлекательнее. Рубцы на ее спине поджили, остались лишь постепенно
бледневшие лиловые синяки.
   Спустившись по крутому склону на дно котловины, я догнал Ноха по пути к
реке. Его макушка едва доставала до моего плеча, при разговоре со мной ему
приходилось  щуриться  из-за  яркого  света  восходившего  солнца,  но  от
прежнего униженного вида не осталось и следа.
   Бок о бок мы подошли к реке и справили  нужду  на  глинистом  берегу  -
равны хотя бы в этом.
   - Пойдем сегодня охотиться? - осведомился Нох.
   - А как по-твоему? Надо ли? - вопросом на вопрос ответил я.
   - У нас осталось много мяса от добытой вчера  козы,  -  проговорил  он,
дергая себя за клочковатую бороду, - но по пути домой в  грязи  на  берегу
реки я видел отпечатки лап большущего зверя. Таких мы раньше не встречали.
   Он отвел меня к тому месту, где заметил отпечатки, оказавшиеся  следами
медведя, и притом  крупного.  Мне  казалось,  что  разумнее  держаться  от
подобного зверя подальше. Судя по величине отпечатков, если этот  пещерный
медведь встанет на дыбы, то окажется не менее семи футов росту.  Массивные
лапы, оставившие такие следы,  легко  могут  перебить  человеку  хребет  с
одного удара. Я описал Ноху облик медведя, его неистовый нрав и рассказал,
насколько он опасен в схватке.
   К моему изумлению, рассказ Ноха не  обескуражил,  а,  напротив,  только
раззадорил. Теперь ему не терпелось выследить медведя.
   - Мы можем его убить! -  твердил  он.  -  Если  все  мужчины  соберутся
вместе. Мы можем выследить его и прикончить.
   - Но чего ради? - недоумевал я. - К чему подвергать себя опасности?
   Нох снова подергал себя за бороду, подыскивая  разумное  объяснение.  Я
догадывался, что у него на уме. Ему хотелось убить медведя, чтобы доказать
себе, а заодно и женщинам, что он могучий охотник. Король леса.
   Но вместо этого он заявил:
   - Если зверь настолько опасен, как ты говоришь, Орион, то он ведь может
ночью заявиться к нам в пещеры и напасть на нас! Куда опаснее  не  убивать
его, чем охотиться на него.
   Я  ухмыльнулся.  Нох  наконец-то  начал   проявлять   самостоятельность
мышления; рабская покорность уступила место неукротимости охотника.  Может
быть, он еще станет вождем.
   И тут мне в голову пришла новая мысль.  А  что,  если  этот  медведь  -
орудие Сетха? Огромный пещерный медведь  может  перебить  половину  нашего
маленького племени, если ночью внезапно набросится на нас.
   - Ты прав, - сказал я. - Собирай мужчин, и пойдем по следу медведя.
   Со мной отправились все восемь мужчин племени. Каждый взял с  собой  по
два грубо сработанных копья. У меня через  плечо  висел  лук  и  полдюжины
стрел, связанных пучком. У некоторых охотников имелись примитивные ножи  -
серповидные обломки кремня, которые удобно было держать в руках. Аня  тоже
хотела пойти, но я умолил ее остаться  с  женщинами,  чтобы  не  разрушить
едва-едва установившееся и пока шаткое разделение труда.
   - Очень хорошо, - она с неудовольствием вздернула подбородок, - я  буду
сидеть при женщинах, а все удовольствие достанется тебе.
   - Организуй пристальное наблюдение за окрестностями, - предупредил я. -
Не исключено, что этого медведя подослал Сетх - просто  для  отвода  глаз,
чтобы увести мужчин подальше от пещер.
   День выдался долгий и тяжелый, а мне  еще  приходилось  постоянно  быть
начеку. Если этот пещерный медведь не забрел в здешний  лес  случайно,  то
могут появиться и другие. Но, несмотря на усердные поиски, мы нашли  следы
лишь одного животного.
   Цепочка следов тянулась вдоль реки. Мы брели по берегу  под  лиственным
навесом обступивших поток деревьев. Пестрые пичуги щебетали среди  ветвей,
а насекомые мелькали перед глазами, словно обезумевшие от послеполуденного
зноя солнечные зайчики.
   Крон взобрался на высокую покосившуюся сосну и оттуда крикнул:
   - Река круто заворачивает  вправо,  а  потом  делается  очень  широкой.
Будто... А-а-а!
   Его внезапный вопль напугал нас. Юноша яростно молотил ладонями  воздух
вокруг  головы  и  одновременно  пытался  сползти   со   своего   насеста.
Приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что его окружила  туча  злобных
пчел.
   Я опрометью кинулся к дереву. Соскользнув, Крон  сорвался  и  обрушился
вниз, по пути ломая нижние ветки. Одолев  последний  десяток  футов  одним
прыжком, я подставил руки, на  мгновение  задержал  его  и  вместе  с  ним
грохнулся на землю, неподобающе шлепнувшись плашмя.  От  удара  я  лишился
дыхания, а мои руки пронзила такая боль, будто их  выдернули  из  плечевых
суставов.
   Пчелы, злобно жужжа, устремились вслед за парнишкой.
   - В реку! - скомандовал я.
   Все вместе мы изо всех сил устремились к реке, словно за  нами  гнались
демоны, и, забыв о достоинстве, плюхнулись в холодную воду, а  разъяренные
пчелы зависли в воздухе свирепым облаком, сулившим жгучую боль. Ни один из
моих спутников не  умел  плавать,  но  все  тотчас  же  последовали  моему
примеру, когда я нырнул с головой.
   Затем из воды высунулись девять голов. Все фыркали,  пуская  фонтанчики
изо рта - мокрые волосы  залепили  глаза,  -  и  отчаянно  махали  руками,
отбиваясь от крошечных истязателей. Но мы зашли в реку достаточно  далеко,
и рой завис в нескольких ярдах от нас, все  еще  заявляя  о  своих  правах
жужжанием, но больше не преследуя нас.
   Минут пять мы простояли в реке, погрузив ноги в ил и едва выглядывая из
воды. Наконец недовольные пчелы вернулись к своему улью, расположенному  у
верхушки кроны дерева.
   - Все еще думаешь, что я бог? - спросил я у Ноха, снимая со своего носа
мокрый стебель кувшинки.
   Тут все расхохотались. Старик покатывался со смеху, указывая на  Крона.
Лицо юноши распухло от укусов и стало пламенно-пунцовым. Конечно,  это  не
повод для смеха,  но  мы  истерически  хохотали  до  колик  -  все,  кроме
несчастного подростка.
   Мы еще ярдов сто брели по течению, пока не решились выползти на  берег.
Крон явно страдал от боли. Я  усадил  его  на  бревно,  сфокусировал  свое
зрение таким образом, чтобы видеть крохотные жала,  застрявшие  в  опухшем
лице и плечах юноши, и принялся их вытаскивать, пользуясь  вместо  пинцета
собственными ногтями. Он всякий раз охал и дергался, но в конце  концов  я
извлек все жала до единого, после чего намазал ему лицо мокрой глиной.
   - Ну, как ты чувствуешь себя теперь?
   - Лучше, - жалобным голосом вымолвил он. - Грязь холодит.
   Нох и остальные все  еще  хихикали.  Лицо  Крона  было  замазано  таким
толстым слоем глины, что остались видны лишь глаза да рот.
   Солнце уже склонялось к западу. Я сомневался, что мы успеем  при  свете
дня отыскать медведя, не говоря уж о том, чтобы  убить  его.  Однако  меня
заинтересовало данное Кроном описание реки за излучиной.
   Поэтому мы пошли прямиком через лес, покинув  берег.  Идти  здесь  было
нелегко из-за густого подлеска. Нашу незащищенную кожу  ранили  колючки  и
обжигала крапива. Мы продирались сквозь кусты около получаса,  прежде  чем
снова увидели реку - широко разлившуюся и превратившуюся в озеро.
   А на полянке  у  воды  сидел  наш  медведь,  пристально  вглядываясь  в
подернутую легкой рябью воду. Мы застыли, почти не  дыша,  под  прикрытием
густых кустов ежевики. С реки веял  ветерок,  унося  наш  запах  прочь  от
чуткого нюха зверя, который не подозревал, что мы рядом.
   Огромный медведь размерами и бурым  цветом  шерсти  напоминал  барибала
[млекопитающее семейства медведей; обитает в лесах Северной Америки]. Если
б мы поставили Крона на плечи Ноха, стоявший на задних лапах  медведь  все
равно оказался бы выше. Мне бросилось в глаза, что  ледяное  прикосновение
реальности остудило пыл моих охотников. Сзади кто-то громко сглотнул.
   Такой же точно  медведь  однажды,  в  другом  тысячелетии,  убил  меня.
Неожиданное воспоминание заставило меня поежиться.
   Не замечая нас, медведь встал, осторожно зашел в  воду  и  застыл,  как
статуя, устремив взгляд в глубину. Несколько секунд  он  хранил  полнейшую
неподвижность, потом вдруг одной лапой молниеносно ударил  по  воде,  и  в
воздух взмыла большая серебристая  рыбина.  Солнечные  блики  заиграли  на
чешуе и разлетевшихся брызгах, потом рыбина  шлепнулась  на  траву,  забив
хвостом и отчаянно разевая рот.
   - Ты еще не раздумал завалить медведя? - прошептал я на ухо Ноху.
   Тот прикусил нижнюю губу,  со  страхом  глядя  на  зверя,  но  все-таки
энергично затряс  головой.  Мы  потратили  слишком  много  времени,  чтобы
вернуться с пустыми руками, предъявив женщинам лишь  укусы  на  измазанном
глиной лице Крона.
   Не нарушая молчания, я жестами заставил людей выстроиться полукругом  и
припасть к земле. Потом медленно, чтобы не привлечь внимания  поглощенного
рыбалкой медведя, снял лук с плеча и развязал пучок стрел.  Дав  остальным
знак не шевелиться, я тихо, осторожно пополз вперед -  хотя  передвигаться
подобным способом пристало скорее змее, чем опытному охотнику.
   Я понимал, что такими стрелами не попадешь даже в  огромного  пещерного
медведя, если не подобраться к нему вплотную. Я полз, не обращая  внимания
на впивавшиеся в тело шипы и колючки. В небе не  прекращали  свою  веселую
перекличку птицы, да  сварливо  стрекотала  белка  среди  ветвей  могучего
дерева.
   Один раз медведь вскинул голову и оглянулся. Я распластался  на  земле.
Он невозмутимо вернулся к рыбалке. Второй молниеносный удар - и  еще  одна
великолепная форель сверкнула в воздухе, приземлившись рядом с первой.
   Я медленно встал  на  одно  колено,  прицелился  и  натянул  тетиву  до
предела. Громадный медведь был так близко,  что  промахнуться  я  не  мог.
Тетива зазвенела. Стрела вонзилась между ребрами медведя, пронзив  толстую
шкуру.
   Зверь рявкнул - легкая рана лишь рассердила  его  -  и  развернулся.  Я
вскочил на ноги и пустил еще одну стрелу.  Медведь  поднялся  и  встал  на
дыбы, став чуть ли не выше меня. Я целился ему в глотку, но стрела, будучи
кривой, в полете отклонилась,  попав  зверю  в  плечо.  Должно  быть,  она
наткнулась на кость, потому что срикошетировала, как пуля от брони.
   Вот теперь зверь разъярился по-настоящему. С громким ревом, от которого
закладывало уши, он опустился на все четыре лапы  и  ринулся  на  меня.  Я
развернулся и побежал, надеясь, что у моих охотников  достанет  отваги  не
броситься врассыпную и атаковать медведя с двух сторон, когда он промчится
между ними.
   Они меня не подвели. Следом за мной зверь вломился в  кусты,  и  восемь
перепуганных, взвинченных мужчин с воплями вогнали свои копья в его  бока.
Медведь взревел и повернулся к новым врагам.
   Дело обернулось для нас  скверно  -  копья  сломались,  разлетевшись  в
щепки. Хлынула кровь. Рев зверя заглушал крики ярости, издаваемые  людьми.
Мы кололи бедное животное, пока оно не превратилось в окровавленную  груду
меха, содрогавшуюся на покрасневшей,  скользкой  земле.  Я  прекратил  его
мучения ударом кинжала - лишь  тогда  пещерный  медведь  наконец  перестал
биться и умолк.
   Все мы просто повалились на землю  и  несколько  секунд  не  двигались,
дрожа  от  изнеможения  и  мало-помалу  приходя  в  себя.  Мы  тоже   были
окровавлены с головы до ног, но,  похоже,  то  была  кровь  нашей  жертвы.
Пострадал только один из нас - охотник по имени  Пирк  сломал  предплечье.
Невзирая на его вопли, я вправил кость, а затем наложил  лубки  из  ствола
молодого деревца и сделал из лиан перевязь для руки.
   - Аня умеет делать лечебные припарки, - сообщил я Пирку. -  Скоро  твоя
рука заживет.
   Он кивнул. От боли лицо его было белее мела, а бескровные губы