Мне все больше кажется, нечистый, что ты перехвалил свой товар.
     Иблис отнял пальцы от раны на животе; расплавленная плоть осталась на его пальцах, словно желе.
     - Мне нужна помощь, - негромко произнес он.
     - Помощь, - согласно кивнул король. - Помнится, ты предлагал мне отдать тебе душу сразу, обещав молодость только потом. Ты еще и обиделся, когда я не поверил тебе на слово, а теперь выясняется, что я был прав.
     Иблису потребовалось глубоко вздохнуть, несколько раз, прежде чем он вновь смог говорить.
     - У меня почти получилось, - произнес он. - Я уже открыл астральную дверь.
     - Тогда что же? - невозмутимо осведомился Гельминт. - Ты твердил, что твари Мрака богато тебя наградят, когда ты откроешь им дорогу в мир Света.
     Он критически осмотрел Иблиса.
     - Что-то не похоже, чтобы эта награда пошла тебе на пользу.
     - Дверь снова закрылась, - произнес демон. - Этому святоше, эльфу, что таскается с Франсуазой, удалось ее затворить. Помоги мне, король. Мне нужна чья-нибудь душа.
     - У тебя есть твоя принцесса, - возразил Гельминт.
     - Я давно выпил бы Найваю, но если она умрет, астральная дверь больше не откроется. Придется начинать все сначала, и дервиш поймет, что мы используем его. Чью-нибудь душу, король.
     Гельминт позвонил в серебряный колокольчик.
     - Я не буду говорить тебе, чтобы ты сгинул, - произнес он. - Я просто вызову стражу. Мне известно, что в этом измерении ты уязвим. Ищи себе души сам. Я помог тебе выкрасть ошейник у дервиша, этого довольно.
     Когда трое стражников вбежали в покои государя, король Гельминт вновь был один в просторной опочивальне. Он передал солдатам разобранные свитки и велел принести новые документы.
     - Ты даруешь мне вечную молодость, Иблис, - пробормотал король, когда двери закрылись за дворцовыми караульными. - А свою душу я оставлю при себе.

18

     Франсуаз потянулась, подставляя солнцу полуобнаженное тело.
     - Ненавижу тяжелые платья, - сообщила она. Девушка отстегнула ножны от седла, к которому они были приторочены.
     - Похоже, Седрик не пойдет с нами, - произнес я. - Странно, что дервиш вдруг начал нам доверять. Франсуаз скептически изогнула губы.
     - Он не хочет оставлять Найваю одну, - сказала она. - Боится нападения. И он прав.
     Демонесса вскочила на лошадь, и мы направились к воротам минарета.
     Франсуаз оглядывалась с таким мрачным удовлетворением, словно ее собирались поместить в закрытый религиозный интернат, где учат готовить, сервировать стол и заготавливать впрок овощи, но в последний момент ей удалось укусить директрису и спастись бегством.
     - Зачем ты тыкал меня пальцем? - спросила девушка. - Ты бы еще штаны с меня снял.
     Я обернулся, желая убедиться, что любопытные уши не стелятся по уличной мостовой.
     - Не стоило говорить дервишу, где мы нашли ошейник, - произнес я.
     - И ты не нашел другого способа сказать об этом. Но откуда такая скрытность? Дервиш не умеет себя вести, но видно, что он хороший человек.
     Я не стал вдаваться в подробности, кто именно не обучен манерам.
     Франсуаз глубоко уверена, что она душка.
     - Ни к чему обременять хороших людей проблемами, - сказал я. - Кто, по-твоему, украл у него ошейник?
     Франсуаз хмуро взглянула на меня.
     - Я не стал заострять на этом внимание, иначе дервиш мог догадаться. Но вспомни, что он говорил об ожерелье.
     - Он увидел его в сокровищнице, Майкл. Бриллианты должны были быть в казне - король же их украл.
     - Да, - согласился я. - Дервиш увидел их в тот же день, когда был похищен ошейник. Пока Седрик подготавливал Найваю к обряду очищения, король пригласил святого учителя во дворец. Он обещал показать ему сокровищницу, и дервиш ухватился за это предложение, так как надеялся найти там магические предметы. Вот как воры смогли проникнуть в минарет.
     Франсуаз недоверчиво посмотрела на меня.
     - Когда ты это рассказываешь, - произнесла она, - звучит вполне убедительно. Но если подумать...
     - Не старайся, - предупредил я. - Это не твой конек.
     Гнедая неторопливо шла по запруженной людьми улице.
     Франсуаз, привыкшая к большой скорости, не могла без раздражения смотреть на неповоротливые повозки и на людей, которые, как ей казалось, вышли из домов специально для того, чтобы заступать другим дорогу.
     Она покачивалась в седле, взирая на городскую толпу сверху вниз, словно ее лошадь шла по колено в отбросах.
     Мне приходилось сдерживать поводья верхового дракона, ему тоже не удавалось развернуться на узких улочках Курземе, но пусть Франсуаз думает, что это она задерживает меня.
     - Дервиш все же послал за нами следить, - негромко произнесла девушка, не поворачивая ко мне головы.
     - Не думаю, что он знается с такими проходимцами, - отвечал я. - Скорее это кто-то, с кем ты училась.
     Намек на ее происхождение наполнил Франсуаз кротостью и миролюбием. Жертвой, на которую предстояло излиться этим чувствам, оказался один из соглядатаев.
     Франсуаз вдруг пустила гнедую вскачь, заставив ее перепрыгнуть через высокую арбу. Несколько человек испуганно присели, не понимая, как не лишились голов.
     Подковы ударили о булыжник мостовой, кончик меча девушки уперся в тощую шею одного из прохожих.
     Он как раз держал в руках бурдюк. Когда темная тень мелькнула перед его глазами, а шея ощутила холодное жало меча, человек выпустил свою ношу, и дешевое вино разлилось по его шароварам.
     - Я еще не задала вопрос, - сказала Франсуаз, - а ты уже испачкал штаны. Зачем ты следишь за нами?
     Специалисты по риторике утверждают - если человек хочет произносить слова громко и внятно, его горло ничто не должно стеснять. Лезвие меча, приставленное к шее соглядатая, успешно доказало обратное.
     - Меня послали, - сообщил он. - Мне заплатили.
     Франсуаз взглянула на человека так, что он сам понял свою ошибку.
     - Королевские лучники, - проговорил он. - Я служу страже.
     Франсуаз в бешенстве обернулась.
     Люди вокруг прибавили ходу. Они вдруг вспомнили, что у них есть и более важные дела, чем делать узкие улочки города еще более узкими.
     Франсуаз пнула человека сапогом в голову, и он надолго отправился в царство Морфея.
     Или же, если череп у него оказался не настолько крепок, туда, откуда ему вряд ли позволят вернуться, даже за самое хорошее поведение.
     Франсуаз провернула меч перед лицом, ее гнедая загарцевала на месте.
     Из всех разбойников, которые делают опасными путешествия по Бербере, самыми беспринципными являются королевские лучники.
     Правитель этой страны знает, как подбирать слуг себе под стать, а сиятельный штандарт наполняет бандитов ощущением неуязвимости.
     Я пустил верхового дракона в небо, желая осмотреться. Поблизости стражников не наблюдалось, но это не слишком обнадеживало.
     В пестрой толпе, что обтекала нас подобно речному потоку, огибающему пороги, могли оказаться десятки соглядатаев.
     Говорят, что порок кладет печать на лицо человека. В какой-то степени это так. Но такое клеймо носила чуть ли не половина жителей города.
     Вселенская Церковь учит, что все люди грешны от рождения.
     Франсуаз ударила сапогами по бокам лошади. Гнедая заржала, и широкие белые крылья начали вырастать у нее из спины.
     Франсуаз - демон, поэтому ни один пегас, уважающий себя и свое стойло, не позволит девушке на себя вскарабкаться. Но гнедая под седлом девушки была необычной лошадью.
     Пара сильных крыльев, отливающих белоснежными перьями, расправилась по обе стороны прекрасной всадницы. Франсуаз тронула поводья, и гнедая оторвалась от земли.
     - Давай, лягушка, - поторопил я. - Нечего красоваться перед толпой.
     Нельзя сказать, что Франсуаз боится летать.
     Моя партнерша не боится почти ничего. Это делает ее либо очень приятным спутником, либо абсолютно невозможным - в зависимости от ситуации.
     Но Франсуаз терпеть не может, когда она от кого-то зависит, даже от своей лошади.
     Гнедая имеет крылья, а Франсуаз - нет, и это заставляет девушку относиться к полету с некоторым уважением.
     - Когда я только познакомился с тобой, - произнес я, - меня очень удивило, что сама ты не летаешь. Я считал, что все суккубы имеют огромные перепончатые крылья.
     Франсуаз обиделась.
     - Найди себе летучую мышь, - посоветовала она.
     - А еще, - продолжал я, - я думал, что ты романтическая особа. А ты считаешь, что свечи на столах нужны для садомазохизма.
     Убедившись, что я не дал-таки Франсуаз возгордиться, несмотря на крылатую лошадь, я позволил дракону взмыть высоко вверх и мог теперь коснуться крыши самого величественного из минаретов.
     - Знаешь, Френки, - произнес я, - посмотрим, кто быстрее.
     Франсуаз посмотрела на меня так, словно точно знала, что я опять сжульничаю.
     Однако внезапный крик, раздавшийся на одной из площадей, заставил меня отказаться от пари.

19

     Человек стоял возле огромной статуи, что изображала Согдана-освободителя, легендарного героя, прилетевшего в Курземе на трехголовом коне и спасшего город от иноземных захватчиков.
     На самом деле каменный истукан являл взору пузатого человечка с физиономией, свидетельствовавшей либо о хроническом пьянстве, либо о врожденном дебилизме.
     Толстяк растопыривал руки, то ли желая проверить, усидит ли таким образом на лошади, то ли возомнив себя, в парах алкогольного бреда, птицей.
     То, что находилось под ним, скорее напоминала корову, у которой уши были заткнуты двумя охапками сена.
     Скульптор и сам признавался, что боковые головы вышли не так удачно, но, уверял он, "не могу же я каждый день создавать шедевры".
     Никто не помнил дня, когда он создал хотя бы один шедевр, но, надо полагать, ему еще надлежало наступить.
     Рассказывают, что сам Согдан-освободитель, увидев себя в камне, плюнул на городскую мостовую и горько пожалел, что спас когда-то этот жалкий городишко.
     Статуя была препоганая, и одно это могло заставить прохожего, узревшего ее впервые, остановиться, запрокинуть голову и завопить.
     Однако старичок, стоящий возле каменного толстяка на корове, имел и еще один, столь же убедительный повод.
     Лезвие кривого ножа упиралось ему в горло, и тот, кто стоял за спиной бедняги, мало походил на брадобрея.
     - Проклятье, - пробормотал я. - Я думал, такое бывает только в книгах.
     - Спускайтесь! - громко закричал человек.
     Поскольку в воздухе вокруг него не парили сотни грифонов, он не стал утруждать себя уточнением, к кому обращается.
     - Или я перережу горло вашему приятелю.
     Я с радостью обнаружил, что старичок на площади вовсе не был моим приятелем. Это позволило бы мне отпустить поводья дракона и продолжить путь.
     Франсуаз выругалась так, что если бы каменная статуя могла ее расслышать, то тут же рассыпалась бы в песок.
     Жители Курземе были бы за это ей благодарны.
     Гнедая Франсуаз ринулась вниз стремительней, чем падает настроение у человека, понявшего, что если жизнь и вертоград, то он угодил прямо в бадью с удобрениями.
     Я последовал за девушкой, хотя и не вступал в общество спасения старичков от кривых ножей.
     Только что я спрашивал себя - кто из людей, что украшали Курземе своими немытыми физиономиями, может быть королевским шпионом. Теперь я мог получить ответ на этот вопрос.
     Прохожие разбежались. Перспектива попасть на кинжал городскому стражнику нравилась им ничуть не больше, чем черные щупальца, высовывавшиеся из астральной щели.
     На площади стояли только восьмеро человек. Все они смотрели в небо, и ни один не был синоптиком.
     Четверо из лучников поднимали свое оружие, направляя длинные стрелы в нашу сторону.
     В старичке, который так не вовремя оказался возле городского стражника, я узнал торговца магическими кувшинами.
     Либо у бедняги не осталось больше ни одного джинна, либо те были столь же непригодны для использования, как и бритва из чешуи зеркального окуня.
     Лучники следили за тем, как мы спускаемся. Это мало бы меня взволновало, если бы их стрелы не делали то же самое.
     Двое из королевских шпионов держали в руках кандалы. Возможно, они захватили их с собой случайно, так как по дороге собирались зайти к кузнецу.
     - Бросайте оружие, - приказал один из лучников. - Иначе мы убьем старого придурка.
     Эпитет, которым соглядатай наградил неудачливого торговца, весьма к нему подходил. Я сам бы расписался под этими словами, не будь мои руки заняты поводьями.
     - Думаешь, нас ищут из-за кражи в королевском дворце? - спросил я. - Или потому, что мы помогаем дервишу?
     Франсуаз пожала плечами, не понимая, какой смысл в любознательности.
     Ветер свистел, разрубаемый мощными крыльями дракона.
     - Предупреждаю вас, - прокричал королевский шпион.
     Дрожащая звезда сюрикена вонзилась ему в горло. Это прервало нить его речи; а вместе с ней и несколько артерий. Человек поднес руку к шее и выдернул сюрикен. Не знаю, зачем ему это понадобилось. Возможно, от природы он был любознателен.
     Ему не удалось как следует рассмотреть звездочку. Струя крови, хлынувшая из разрубленного горла, окатила его пальцы. К тому времени когда кровь в нем закончилась, любознательность тоже прошла.
     Четыре лучника отпустили тетиву.
     Королевская армия Берберы славится своими стрелками. Они составляют ее ядро и пользуются большим уважением, чем пехотинцы или наездники боевых слонов.
     Все четыре стрелы должны были попасть в цель, и только очень рискованный маневр мог спасти от их черного жала.
     Оперенные древки сломались в воздухе, перебитые метательными звездочками.
     Королевские лучники не дожидались, пока долетят их стрелы. Они уже потянулись к колчанам, и новые смертоносные стебли выросли на стволах их луков.
     Сапфировая звезда вонзилась в лоб капитану их отряда, а через мгновение такие же зажглись в головах трех его солдат.
     Это не привело их к просветлению, как можно было ожидать. Или истина, которая им открылась, оказалась слишком глубокой.
     Все четверо умерли, и, уверен, хотя бы один из них перед смертью пожалел, что не пошел в наездники боевых слонов.
     Франсуаз носит на поясе тринадцать сюрикенов и может швырнуть их одновременно.
     Это не так уж сложно, но необходимо много тренироваться, чтобы каждая из звезд попала в ту цель, которая ей предназначена.
     Франсуаз предпочитает для тренировок живые мишени.
     Старичок-торговец вжал голову в плечи, когда сюрикены прочертили над ним строки смертного приговора. Королевский лучник, который угрожал горшечнику ножом, откинулся навзничь.
     Сапфировые звезды написали на его лбу кровавые иероглифы.
     Заговоренные подковы гнедой звякнули о булыжник улицы. Франсуаз соскочила с лошади, мрачно рассматривая валяющиеся на площади трупы.
     - Неужели, - пробормотала она, - они думали, что я послушаюсь?
     - Френки, - проговорил я, - посмотри, что ты наделала.
     Один из сюрикенов дрожал в голове Согдана-освободителя.
     - По-моему, - ответила девушка, - так лучше. Франсуаз коснулась застежки на своем поясе, и все тринадцать сюрикенов, вращаясь, вернулись на кожаный
     ремень.
     Старичок-торговец присел еще в тот момент, когда сапфировые звезды едва не подправили ему прическу.
     Он так и не смог принять ровного положения, поэтому Франсуаз, ухватив горшечника за шиворот, выпрямила его сама.
     Ноги человечка взболтнули воздух.
     - Ты второй раз вляпываешься в неприятности, - произнесла Франсуаз.
     Она оправила старичку одежду и сделала это так энергично, что едва не выбила из бедняги дух вместе с жизнью.
     Торговец согласно закивал, хотя, могу держать пари, он не понял ни слова.
     Он просто был рад, что ему еще есть чем кивать.
     Демонесса подтолкнула его в спину; это напомнило старичку, что пора идти.
     Едва не потеряв свой пыльный тюрбан, который наполовину развязался и грозил упасть с головы, он поспешил прочь с городской площади.
     Франсуаз вернула меч в ножны. Ей даже не пришлось обагрить клинок кровью королевских лучников.
     - Поехали, - отрывисто сказала она. - Надо вернуться в минарет.
     Стук копыт прогремел над площадью. Вороная лошадь захрапела, осаженная на полном скаку.
     Гордый скакун остановился напротив Франсуаз. Человек с холодными глазами восседал на нем, положив правую руку на рукоять меча.

20

     - Ты сменила прическу, Франсуаза, - произнес всадник.
     Его голос вибрировал от скрытой ненависти, крепкие зубы были обнажены, и слова с трудом пробирались сквозь них.
     Этот человек очень легко впадал в бешенство, но почти никогда не давал своей ярости возобладать над собой.
     - Доррос, - сказала Франсуаз. Девушка вскочила в седло, и гнедая загарцевала под ней.
     - Понравилось в Коканде? - спросила девушка. Вороной конь всхрапнул.
     - Ты заплатишь за каждый день, что я провел в рабстве, - прорычал Доррос Бланко. - Я верну тебе каждый удар кнута, который получил от надсмотрщиков.
     - Вот как? - Франсуаз издевательски усмехнулась. - А ты, помнится, говорил, что любишь путешествовать.
     Я сложил руки на груди.
     Бланко пришпорил коня, удерживая его на месте. Он хотел разъярить вороного перед бешеной скачкой.
     - За твою голову я получу пятьдесят тысяч золотых, - проговорил он. - Но знай, Франсуаза, я убью тебя с удовольствием.
     - Когда ты говорил это в прошлый раз, - произнесла девушка, - то сидел в яме, по пояс в грязной воде, вместе с другими рабами. Как ты выбрался, Доррос? Оказался слишком вонюч даже для них?
     Франсуаз сорвала с пояса кожаную плеть, и тринадцать сюрикенов запели в воздухе.
     Каждый из них летел быстрее, чем зентарийский шмель; и все они были направлены в Дорроса Бланко.
     Наемник выхватил меч. Прямое лезвие кривилось двумя шипами у гарды. Закаленный клинок, проворачиваемый умелой рукой, раскрыл радугу перед лицом охотника за головами.
     Все тринадцать сапфировых звезд зазвенели о мостовую, отбитые молниеносными ударами. Доррос Бланко поднял меч, салютуя своей противнице.
     Франсуаз в бешенстве зарычала. Никогда-то она не пытается сдерживать свою ярость.
     Демонесса выхватила меч из заплечных ножен, и гнедая стремительно понеслась навстречу вороному коню и его всаднику.
     Гнев Дорроса был столь же сокрушителен, но наемник держал его на прочной узде.
     Исторгнув глухое проклятие на своем родном каталонском наречии, Бланко погнал своего коня вперед, навстречу Франсуазе.
     Клинки встретились.
     Облако золотых искр поднялось над съехавшимися всадниками. Так взвешенные частички воды создают радугу над водопадом.
     Долю секунды враги смотрели в лицо друг другу; потом горячие скакуны развели их, несясь в противоположные углы площади.
     Бланко не ожидал, что удар демонессы окажется таким сильным. На пять или шесть секунд его кисть онемела. Доррос выронил бы свое оружие, если бы долгие годы выучки не заставили пальцы смыкаться тугим капканом.
     Наемник понял, что недооценил свою прекрасную противницу. Ненависть, которую он испытывал к ней, притупила его бойцовские навыки. Но звон скрещенных мечей вновь сделал его самим собой.
     Франсуаз засмеялась.
     Удар Дорроса Бланко тоже был силен, гораздо сильнее, чем мог он себе представить.
     Но прекрасное лицо демонессы выразило лишь насмешливое презрение, и Дорросу подумалось, что она даже не почувствовала его меча.
     Лошади развернулись.
     Всадники вновь понеслись навстречу друг другу. Доррос Бланко испытывал бешеную злобу, Франсуаз наслаждалась.
     Скрещенные клинки вновь запели литаврами битвы.
     Доррос Бланко вложил всю силу в свой удар: месяцы, которые он провел в кокандском рабстве. Непосильный труд на плантациях сахарного тростника и рассыпчатой маниоки. Кнут надсмотрщика, который опускался на каждого, кто был виноват перед господином, и дважды на того, кто не провинился. Вонючая яма, полная грязи, в которой ему приходилось проводить ночи.
     Меч Франсуаз, выбитый из ее руки, звякнул о