вздох.  Члены
старика вытянулись. Его грудь больше не поднималась в тяжелом дыхании.
   - Вы убили его, - воскликнул шериф.
   - Почти.
   Франсуаз жестко усмехнулась, выпрямляясь во весь рост.
   - Я замедлила работу его сердца, передавив несколько нервов.
   Она отряхнула руки.
   - Это остановит внутреннее кровотечение до того, как приедет  скорая.
Машина достаточно оснащена?
   Получив утвердительный ответ, Франсуаз сделала вид, что удовлетворена
им. Однако на самом  деле  беспокойство  девушки  за  судьбу  священника
немного улеглось лишь после того, как она помогла парамедикам  погрузить
его в машину.
   На смуглом лице шерифа не появилось счастливого озарения, и я  понял,
что он не уверовал в медицинские способности моей партнерши. Но Франсуаз
всегда выглядит такой уверенной, что перечить ей трудно.
   - Никто еще не поднимал руки на священника, - произнес шериф.
   - Если не считать коменданта Ортегу. - Я наклонился, чтобы приподнять
четки, выпавшие из пальцев святого отца.
   Я вложил их ему в руки.
   - После того как его отец покончил  с  собой,  Ортега  пытался  убить
местного священника, отца Карлоса. Он винил во всем его.  Вижу,  вам  не
были известны эти подробности из его биографии?
   Шериф стал холоден, как сосулька.
   - По-вашему, комендант федеральной тюрьмы ответствен за нападение  на
священника?
   - Не он.
   Я прислонился к перилам лестницы и посмотрел в небо.
   - Здесь есть звонарь или ризничий... какой-нибудь помощник падре?
   - Звонарь Чучо, - подсказал лавочник. - Старая Мерседес послала его в
горы за травами.
   - Пусть придет к нам, когда закончит, - распорядился  я.  -  И  пусть
заканчивает побыстрее.
   - Чучо ничего не знает, - с сомнением возразил лавочник. - Он  был  в
деревне вместе со мной, когда это произошло.
   - Он знает, - заверил я торговца. - А если что-то забыл, один  взгляд
на падре дарует ему просветление.
   Лавочник заторопился вниз по тропе, ведшей в деревню.
   - Он не на шутку переживает из-за священника, - хмыкнул я.  -  Видно,
его здесь любили.
   - Падре был хорошим человеком, - подтвердил шериф.
   - Надеюсь, он им останется. И все же на его  совести,  пожалуй,  есть
одно темное пятно. Шериф, вы наверняка получили сведения о  человеке  по
имени Мартин Эльмерих, который разыскивается властями страны Эльфов?
   - Полицейские ищут его в каждом городе.
   -  Пусть  будут  осторожны  -  тот,  кто   не   посовестился   избить
беззащитного священника, сам уже не остановится. Бывшие подельники  тоже
хотят его прикончить, поэтому он вдвойне осторожен. Только вы не найдете
его ни в одном городе, шериф.
   Ледяные глаза шерифа сузились и стали походить на щели для монет.
   - Вижу, вам известно много больше,  чем  вы  рассказали  мне,  мистер
Амбру стер, - сказал он. - Думаю, нам будет о чем поговорить в участке.
   - Вам известно столько же, сколько и мне, - невозмутимо ответил я.  -
И даже больше. Это ведь  ваши  люди  должны  были  следить  за  Мартином
Эльмерихом в Аспонике, а нашли только тело мертвого контрабандиста.
   - Мои люди тоже совершают ошибки,  -  ответил  шериф.  -  Но  я  могу
поклясться, что вокруг церкви нет ни одного доказательства того, что  на
священника напал именно Эльмерих.
   - Они перед вами, - ответил я. - Только вы их не видите.
   Шериф сухо спросил:
   - Может быть, вы мне их покажете? Я пожал плечами и кивнул в  сторону
неподвижного тела святого отца.
   - Вы только что слышали, что его избивали так, как принято на  улицах
большого города. Люди разного происхождения ведут себя по-разному, в том
числе и дерутся. Это работа городского, причем, скорее всего, из Дроу, а
не из Аспоники.
   - Эльмерих - не единственный, кто бежал сюда из страны  Эльфов  через
границу.
   - Но только он сделал это несколько часов назад. К тому же  есть  две
причины, по которым это вряд ли был кто-то, кто живет здесь давно.
   - И каковы же эти причины?
   - Во-первых,  мотив.  У  Эльмериха  он  был,  и  очень  веский.  Если
нападавший -  не  он,  тогда  нам  придется  предположить  существование
второго человека, столь же лишенного совести, прожившего долгие  годы  в
стране Эльфов, и которому понадобилось напасть на священника  в  тот  же
день и час, когда Эльмерих перешел границу. Почему не вчера, не  завтра?
Маловероятно, что это просто совпадение.
   -  Не  совпадение,  -  возразил  шериф.  -  Причина  всего   -   ваше
расследование. Из-за него Эльмериху пришлось бежать из страны Эльфов,  а
его местные сообщники  запугивают  свидетелей.  Вы  сами  говорили,  что
боитесь за жизнь тех, кого  арестовали  мои  люди.  Возможно,  священник
многое знал.
   Я покачал головой.
   - Вы знали его лучше, шериф, но даже я понял, что он не из тех,  кого
напугают побои. Не такой он был человек. Или я не прав?
   - Пожалуй.
   - Будь он кому-то опасен, его бы убили сразу. Но главное  не  это,  и
здесь вторая причина, по которой сложно подозревать человека из местных.
   - Какая? - спросил шериф.
   - Его били так, чтобы причинить боль, - произнес я. -  И  это  заняло
гораздо больше времени, чем надо, чтобы  напугать.  На  него  напали  не
затем, чтобы  заставить  замолчать.  Негодяй  хотел  обратного  -  чтобы
священник говорил.
   - Говорил?
   - Да. Аспониканские сообщники решили избавиться  от  Эльмериха.  Того
разыскивает полиция, он стал опасен. Это наиболее вероятная причина,  по
которой он мог  убить  своего  проводника.  Спустя  несколько  часов  мы
узнаем, что кто-то пытал местного священника.
   - Священник знал нечто, что поможет Эльмериху вывернуться?
   - И, скорее всего, не очень хорошее, раз святой  отец  держал  это  в
тайне... Я надеюсь,  этот  достойный  сеньор,  что  ковыляет  сейчас  по
тропинке, звонарь, поможет нам в этом разобраться.
 
*** 
 
   - Звонарь определенно что-то знает, - сказал я, выходя из  автомобиля
перед полицейским участком. - Не стоило позволять ему уезжать.
   - Он хочет побыть со святым отцом, - возразила Франсуаз.  -  Помощник
шерифа проводит его до больницы и проследит, чтобы  он  не  потерялся  в
бачке с использованной бумагой.
   Шериф приблизился к нам. Свою машину он поставил у самого входа.
   - Мне не нравится то, что происходит, - сказал  он.  -  И  я  еще  не
разобрался, не из-за вас ли вся эта заварушка.
   - Может ли лгать человек, - спросил я, - с таким открытым  и  честным
лицом, как я? Шериф мрачно направился к двери.
   - С той минуты, как я тебя знаю, - заметила Франсуаз,  -  не  было  и
дня, чтобы ты не солгал хотя бы трижды.
   - Тебе я никогда не лгал, - возразил я. Франсуаз засмеялась:
   - Это потому, что ты мне доверяешь, бейби.
   Шериф не произнес ни звука, и  все  же  я  почувствовал,  что  что-то
произошло.
   Я вынул из кобуры свой пистолет и медленно взошел по ступеням.
   Франсуаз покачала головой, давая понять, что  это  не  лучший  способ
заходить в полицейский участок.
   Я толкнул дверь.
   Шериф стоял на одном колене, наклонившись  над  тем,  что  лежало  на
полу. Когда сноп света, хлынувший из открытой двери, коснулся его шляпы,
он резко повернулся, в руках его был пистолет.
   - Тише, шериф, - прошептал я. - Это всего лишь мы.
   Он поднялся, его глаза вновь смотрели вниз.
   Я подошел к нему.
   Пыльно-зеленая форма, представшая нашему  взору,  могла  принадлежать
только одному  из  помощников  шерифа.  Правая  согнутая  рука  человека
застыла на расстегнутой кобуре.
   Он так и не успел вынуть свое оружие.
   Ноги убитого были поджаты.
   Так  бывает,  когда  человек  слышит  что-то  за  своей  спиной.   Он
инстинктивно  нагибается,  чтобы  не  получить   удар   по   голове,   и
разворачивается.  А  что  произойдет  с  ним  потом,  зависит  от  того,
насколько быстро он это сделает.
   - Черт, - произнесла Франсуаз, подходя к телу.
   - Метко подмечено, - ответил я.
   Я знал, что передо мной лежит один из помощников шерифа. Однако  даже
его начальник вряд ли смог бы сразу определить, кто именно.
   У парня не осталось лица.
   Человеческий череп, оскалившийся в предсмертном крике, высовывался из
ошметков шеи. Белые позвонки уходили в посиневшие ткани.
   На верхней части черепа еще оставались лоскутки кожи, но я не смог бы
определить цвет спутанных волос.
   То, что осталось от головы несчастного, покрывала светло-синяя слизь.
В том месте, где открывалась шея, слизь  успела  смешаться  с  кровью  и
теперь впитывалась в тело.
   - Проклятье, - прошептал шериф.
   Он произнес имя убитого - значит, все-таки его узнал.
   Слизь покрывала форму убитого мелкими каплями застывавших струек. Она
блестела  на  полу,  и  в  ее  прозрачной  поверхности  отражалась  тень
движущегося вентилятора.
   - Мозговой полип, - произнесла  девушка.  -  Он  высосал  ему  только
голову, значит, успел насытиться раньше.
   Я взглянул на пистолет в своей руке. Помощник шерифа не успел  вынуть
своего оружия. Или же решил, что оно ему не поможет.
   - Проклятье, - вполголоса повторил шериф.
   - В тюрьме Сокорро  содержатся  четверо  полипов,  -  произнес  я.  -
По-видимому, господин Ортега выпускает их подкормиться.
   Шериф крепче сжал в ладони рукоятку револьвера.
   - Альварес! - закричал он. - Альварес!
   Я услышал, как ровно бьется мое сердце.
   В помещении имелись две внутренние  двери.  Одна  вела  в  камеры,  в
которых держали преступников до того, как переправить их  в  тюрьму.  За
второй находились помещения для допросов.
   Только от нас зависело, какую из них выбрать.
   Шериф взял свой револьвер за дуло.  Рукоятка  у  него  была  тяжелой,
ребристой, с двумя дополнительными пластинами по бокам.
   Единственный способ убить мозгового полипа - раздавить его крохотный,
не больше грецкого ореха, мозг, перекатывающийся в студенистом теле.
   - Направо, - вполголоса бросил я. - С камер для заключенных он начал.
   Франсуаз распахнула дверь, и я вкатился в нее так быстро, как  только
мог. У меня имелись только четыре  секунды,  чтобы  определить,  что  на
потолке не сидит никто, кроме ленивых мух.
   Мух было восемь.
   Я встал во весь рост, настороженно оглядываясь.
   Франсуаз настороженно вошла следом за мной.
   Человек полулежал, прислонившись к стене. Его руки  сжимались  вокруг
выкрашенных белым прутьев решетки. Сквозь них, на вымощенный  булыжником
двор, смотрели пустые глазницы обсосанного черепа.
   Я наклонился над  телом  и  перевернул  его.  Когда-то  он  тоже  был
помощником федерального шерифа; теперь его даже не смогут  похоронить  в
открытом гробу.
   - У этой твари сегодня не разгрузочный день, - произнесла Франсуаз. Я
выпрямился.
   - Думаешь, ее научили возвращаться к хозяину по свистку? - спросил я.
Франсуаз фыркнула.
   - Скорее, я поверю, что ты меня разлюбил.
   - Значит,  она  по-прежнему  где-то  здесь...  Франсуаз  презрительно
скривила губы.
   - А я думала, ты скажешь что-нибудь дельное.
   - Я осмотрел  комнаты.  -  В  дверях  появилась  фигура  федерального
шерифа.
   Я заметил, что он начал сутулиться.
   - В них никого нет.
   Он запнулся, когда взгляд его темных глаз  остановился  на  человеке,
лежавшем у зарешеченного окна.
   - Боже, - прошептал он. - Нет.
   Он быстро прошел через комнату. Если он не побежал, то только потому,
что привык сохранять достоинство и не мог отбросить  эту  привычку  даже
теперь, когда она уже была ему не нужна.
   - Нет, - повторил он.
   Его колени подогнулись сами собой.
   - Этого не должно было случиться, - произнес шериф. - Сегодня не  его
смена.
   Франсуаз коснулась моей руки и вернулась в центральное помещение.
   - Что? - резко спросила девушка.
   - Ничего, - ответил я. - Мы подождем, пока  шериф  немного  придет  в
себя, и продолжим поиски. Его не стоит оставлять одного.
   Франсуаз наградила меня взглядом столь тяжелым, что у человека  менее
уверенного в себе сломался бы хребет.
   - Нет, я не расстроена, - резко сказала она. - Во всяком  случае,  не
так, как он ждет от меня.
   Я бросил взгляд на дверь,  за  которой  федеральный  шериф  беззвучно
склонился над телом своего убитого помощника.
   - Погибли трое полицейских, - произнес я.  -  Трое,  ибо  охранник  у
камер тоже наверняка мертв. Конечно, тебе их жаль; но не потому, что они
были хорошими людьми.
   Глаза Франсуаз стали холодными и жестокими.
   - Комендант Ортега - преступник, которого можно разоблачить и предать
суду. Но эти люди - они виноваты, как  и  он,  хотя  формально  защищали
закон.
   - Защищали закон, - подтвердил я. - Но не людей.
   - Я вспоминаю деревню, которую они уничтожили, - сказала Франсуаз.  -
Людей они закопали  в  пустыне  и  проложили  поверх  могил  асфальтовую
дорогу. Я уверена, что почти всех их можно было  бы  вылечить,  если  бы
кто-нибудь захотел это сделать.
   Она встряхнула каштановыми волосами.
   - Ты прав, Майкл, мне не жаль их. Я взял ее за руку и слегка сжал ее.
   - Так и должно быть, - тихо сказал я. В  глубине  ее  глаз  мелькнула
искра.
   - Мы осмотрели все, кроме камер для заключенных, - отрывисто произнес
федеральный шериф.
   Могло показаться, что  этот  сильный  человек  уже  сумел  перебороть
эмоциональное  потрясение,  которое  испытал,  увидев  своих   товарищей
мертвыми. Его глаза приобрели прежнюю твердость,  плечи  выпрямились,  а
голос звучал уверенно.
   Но я видел, что в глазах его стынет тоска.
   - Должно быть, тварь выбралась на улицу, - сказал он.
   - Сомневаюсь, - бросил я.
   - Почему?
   - Мы бы нашли трупы на тротуаре.
   Франсуаз молчала, на ее губах застыла ухмылка.
   То, что происходило с шерифом, ее радовало, но вовсе не  потому,  что
он страдал.
   Франсуаз увидела в нем сплав мужества и убежденности, встречающийся в
людях столь же редко, сколь часто он достается не тем, кому надо бы  его
иметь.
   Однако шериф посвятил свою жизнь не тому,  во  что  верил.  И  только
мучительные уроки, на которые человек частенько сам напрашивается, могли
позволить ему познать самого себя.
   Шериф вступил в коридор, по обе стороны  которого  вырастали  решетки
камер.
   Он  сделал  это  быстро,  но  недостаточно  быстро  для  того,  чтобы
сохранить себе жизнь.
   Если бы перетекающая тварь грязно-голубоватого цвета  сидела  сейчас,
прилепившись к потолку слоем клейкой, резко пахнущей слизи, спустя  пару
мгновений  от  лица  федерального  шерифа  остались  бы   лишь   влажные
обсосанные кости.
   Но коридор был пуст; шериф выпрямился, поднимая свой пистолет.
   - Альварес, - прошептал он.
   Франсуаз осуждающе покачала головой.
   Рожденная для убийства, она всегда расстраивается при виде того,  как
чувства притупляют человеческие инстинкты.
   Я решил, что теперь буду идти  первым.  Надо  подождать,  пока  шериф
придет в себя. Возможно, это произойдет лет через двадцать.
   Третий помощник шерифа сидел на деревянном стуле, отделенный  от  нас
низким столом с грудой бумаг на нем.
   Его тело было изожрано гораздо сильнее, нежели останки тех,  кого  мы
видели в остальных комнатах. Полип еще не успел  достаточно  насытиться,
когда напал на караульного.
   На убитом уже не было серо-зеленой форменной рубашки. Ядовитая  слизь
растворила ее вместе  с  тканями  тела.  Белые  ребра  кривились  вокруг
сгорбленного  позвоночника;  кое-где  на  них  еще  оставались  лохмотья
внутренних органов. С забрызганных кровью брюк к полу свешивались кишки.
   - Альварес, - вновь повторил шериф.
   В его голосе более не было того  ошеломления,  которое  он  испытывал
прежде. Он понял, что охранник убит, когда увидел первое тело,  и  успел
немного подготовиться к тому, что увидел.
   - Он был первый, на кого напал мозговой полип.  Я  зашел  за  стол  и
наклонился над зарешеченным окном.
   - Вот как он проник в  здание;  я  вижу  слизь  между  металлическими
прутьями.
   - Другие окна чистые, - бросила Франсуаз. - Это значит,  что  он  еще
здесь.
   - Или нашел себе другую дорогу.
   Камер было восемь, только четыре из них оказались заняты.
   Вернее, теперь они тоже освободились.
   Франсуаз обследовала металлические клетки одну за другой.
   - Единственное, что здесь может нам повредить, - сказала она,  -  так
это запах.
   - Кем были двое других заключенных? - спросил я.
   - Один перевозил наркотики, -  ответил  шериф.  -  Мы  взяли  его  на
границе с двумя фунтами неочищенного кокаина. Второй сидел за драку.
   Франсуаз дотронулась кончиком сапога до белого скелета,  лежавшего  в
луже булькающей слизи.
   - Не стоило бедняжке распускать руки, - констатировала она.
   У людей, запертых за холодными  решетками  камер,  не  оставалось  ни
единого шанса  на  спасение,  когда  слизистая  масса  перетекала  через
прутья, пожирая их одного за другим.
   У тех, кого мы нашли первыми,  была  высосана  только  голова;  таким
путем полип добирался до человеческого мозга.
   В начале своей трапезы он не был столь привередлив.
   - Я думала, у арестованных отнимают пояса, чтобы они не повесились, -
заметила Франсуаз, кивая на металлическую пряжку, лежавшую среди костей.
   - Им уже это не грозит, - сказал я.
   Франсуаз недобро взглянула на федерального шерифа.
   Человек стоял в центре коридора и потерянно смотрел вокруг.
   - Я должен был прислушаться к вашим словам, - прошептал он.
   - Вот как, - сказала Франсуаз. - Тогда ответьте мне на  один  вопрос,
шериф. Он поднял глаза. Голос девушки стал безжалостным.
   -  Четыре  человека,  шериф,  -  сказала  она.  -  Сильных,  здоровых
человека.  Тварь  напала  на  охранника  сзади,  он  не   успел   ничего
предпринять. Но заключенные.
   Один из скелетов повис на прутьях решетки,  словно  все  еще  пытался
звать на помощь распахнутыми челюстями.
   Франсуаз пнула его ногой так, что он рассыпался.
   - По-вашему, они не звали на помощь? Они не могли умереть все  сразу,
одновременно. Нет, они кричали и трясли двери - вот так.
   Пальцы девушки сомкнулись на прутьях,  и  Франсуаз  тряхнула  решетку
так, что едва не выворотила ее из петель.
   Я  поморщился  от  громкого  лязгающего  звука,  который  можно  было
расслышать, наверное, миль за сто.
   - Заключенные кричат и зовут на помощь, - сказала девушка. -  А  двое
полицейских за дверьми схватились за пушки, только когда им  не  хватило
времени даже обделаться. Почему они не обратили внимание на крики?
   Лицо шерифа было бледным, как у клоуна, обсыпанного пудрой.
   И оно столь же мало вызывало смех.
   - Я объясню, - процедила Франсуаз.  -  У  вас  здесь  принято,  чтобы
заключенные кричали и звали на помощь. Вы бьете арестованных, я права?
   Мускулы на лице шерифа напряглись, когда он отвечал.
   - Мы здесь затем, чтобы следить за порядком, мисс  Дюпон.  И  его  не
всегда удается добиться разговорами.
   - Вы даже не пытались, - отрезала девушка.
   - Не вам меня учить, - глухо ответил он.
   Я осмотрел помещения камер. В них негде было спрятаться  даже  дурным
помыслам.
   - Мы должны идти дальше, - сказал я.
   - Нет, - возразил шериф.
   Глаза  Франсуаз  вспыхнули  яростью,  как  бывает  всегда,  когда  ей
перечат.
   Звенящая связка ключей,  которыми  моя  партнерша  открывала  камеры,
теперь вновь была в руках  федерального  шерифа.  Быстрым  движением  он
шагнул к дверце камеры, в которой находились мы с девушкой, и  захлопнул
ее.
   - Не делайте глупостей, шериф, - предупредил я.
   Замок щелкнул.
   Франсуаз медленно выдохнула через стиснутые зубы.
   Шериф распрямился, пряча в карман связку ключей. Его лицо блестело от
мелких капелек пота; и не сгустившаяся к вечеру жара была тому причиной.
   Его глаза блестели, когда он заговорил:
   - Мне не нравится то, что здесь происходит. И я еще не знаю, не вы ли
тому причиной. Франсуаз усмехнулась.
   - Скоро вы узнаете, шериф, - бросила она. - Но сможете рассказать  об
этом разве что могильным червям.
   В правой руке шерифа тускло блеснуло оружие.
   - Не вздумайте напасть на меня, - произнес он. - Я умею обращаться  с
этим.
   - Вы  с