ия и пехоты. Он
сдетонировал от взрыва.
   Губы Франсуаз презрительно скривились.
   - Какой же кретин придумал встроить бензобак в задние дверцы?
   - Не знаю, - ответил я. - Это асгардская модель.
 
*** 
 
   ... Свет пришел в мир; но люди более  возлюбили  тьму,  нежели  свет,
потому что дела их были злы
   Евангелие от Иоанна. Гл. 3, ст. 19
 
   Солнце, багровое, зловещее, опускалось за горы Василисков. Высоко над
головами  людей  тревожно  светились  облака.  Казалось,  этот  закат  -
последний.
   Для кого-то так оно и будет.
   Каменная пустыня  быстро  остывала,  в  воздухе  уже  повеяло  ночным
холодом.
   Цепь тяжелых боевых машин с  глухим  рокотом  двигалась  по  пустыне,
отражая  металлическими  боками  последние  солнечные  лучи.   Вот   они
замедлили ход и стали разворачиваться, направляя короткие пушки на  одну
общую цель.
   Люди,   одетые   в   темно-зеленую   форму,   занимали   позиции   за
бронированными бортами.  Одни  из  них  становились  за  транспортерами,
используя их в  качестве  прикрытия,  другие  спрятались  между  острыми
камнями, алыми в лучах заходящего солнца.
   Тяжелые вертолеты повисли в воздухе, словно хищные птицы,  вылетевшие
из своих гнезд на  снежных  вершинах  гор  Василисков.  Они  были  почти
неподвижны, и даже черные лопасти винтов, сливаясь в единый круг, словно
замерли в окровавленном воздухе.
   Вертолеты ждали, ждали, как ждут стервятники, кружась над полем  боя.
Однако этот бой еще не начался.
   Военные автомобили остановились за линией бронетранспортеров. Солдаты
повыпрыгивали  на  землю,  повинуясь  отрывистым   командам,   и   стали
растягиваться в цепь, перемещаясь короткими перебежками.
   Невысокий человек в форме  генерала  застыл  неподвижно,  приложив  к
голове наушники военной рации. Два офицера, стоя в нескольких  шагах  от
него, что-то ему докладывали,  сверяясь  со  своими  записями.  Кажется,
каждый из них говорит о своем, но генерал успевает расслышать и  принять
к сведению все.
   Или только делает вид.
   Маленький человечек пристроился недалеко от  военных.  Он  смотрел  в
одну сторону и ни к кому не поворачивал головы. Впрочем, никто к нему  и
не обращался.
   Этот человек выглядел маленьким, хотя  на  самом  деле  был  среднего
роста; просто он так старался делать  вид,  будто  его  здесь  нет,  что
словно уменьшился в размерах.
   Человечек не отрывал взгляда  от  той  точки,  которую  выбрал  после
долгих поисков. В первый  момент  сложно  было  определить,  что  именно
привлекло его внимание.
   Ни тяжелые, неторопливые черепахи-бронетранспортеры, ни металлические
стрекозы, ни в спешке разворачивавшиеся  отряды  солдат  не  приковывали
взгляда маленького человечка.
   Напротив, он выбрал ту единственную точку на  каменной  равнине,  где
ничего не происходило.
   Он не хотел быть здесь и не хотел, чтобы здесь вообще что-либо было.
   Это был сенатор Густаво Матиас, глава сенатской комиссии  по  надзору
за федеральными тюрьмами.
   Генерал вернул наушники на металлический корпус рации, но лицо его не
изменило своего выражения. Было неясно даже, слушал  ли  он  или  просто
терся ухом о прорезиненную поверхность.
   Людей вокруг было  так  много,  и  все  они  находились  в  движении;
казалось, никто не в состоянии руководить таким количеством солдат.
   Что-то большое и темное возвышалось  в  центре  суживавшегося  кольца
военных. Словно каменный нарост в центре  пустыни.  Корпуса  со  слепыми
окнами, сторожевые вышки.
   Солнце  садилось  все  ниже,  и  серые  здания  купались  в  кровавых
солнечных лучах.
   Пока что в солнечных лучах.
   Тюрьма Сокорро, исправительное  учреждение  специального  назначения.
Еще вчера она находилась под особым  патронажем  ведомства  национальной
безопасности.
   Сегодня  правительство  бросило  батальон  сухопутных  войск,   чтобы
стереть ее с лица земли.
   Моя партнерша Франсуаз  Дюпон  шагнула  из  джипа  и,  приложив  руку
козырьком к глазам, окинула пустыню неодобрительным взглядом.
   - Они хотят штурмовать тюрьму? - спросила она. - Глупцы.
   Я захлопнул за ней дверцу.
   На мгновение я задержался возле автомобиля.
   Меня беспокоили два вопроса. Стоит ли  снимать  солнцезащитные  очки,
если спускаются сумерки, и можно ли оставить наш джип там, где так много
незнакомых людей.
   Что, если они его угонят?
   Франсуаз решительно направилась вперед, перешагивая  через  камни,  в
твердой уверенности, что стоит ей  обернуться,  как  я  тут  же  окажусь
рядом.
   Люди  перемещались  вокруг  с  такой  суетливой  целеустремленностью,
словно приехали сюда из военной базы  на  берегу  Рио-Браво  дель  Норте
только затем, чтобы не стоять на месте.
   Наверное, так должен выглядеть изнутри горящий  муравейник,  если  бы
кто-нибудь вывернул его наизнанку.
   Человек с нашивками заместителя  командира  батальона  приблизился  к
моей  партнерше,  что-то  говоря;  девушка  нетерпеливо  отмахнулась,  и
человек кубарем отлетел, словно от крепкой пощечины.
   Франсуаз умеет разговаривать с людьми.
   Генерал Бретон  стоял,  неестественно  высоко  подняв  плечи,  словно
боясь, что стоит их опустить,  как  звезды  с  его  черно-зеленых  погон
посыпятся на землю.
   И где-то он был прав.
   Я мало что понимаю в  том,  как  проводить  крупномасштабные  военные
операции. Зато я твердо знаю, что гораздо лучше не проводить их вовсе.
   Согнать вместе тысячи людей и дать им  в  руки  оружие  -  это  самый
простой способ убить и покалечить эти тысячи людей.
   Но есть те, кому массовые бойни доставляют удовольствие; это странно,
но гораздо удивительнее то,  что  еще  больше  найдется  людей,  которые
готовы участвовать в таких бойнях в роли пушечного мяса.
   Обычно они даже не знают, за что воюют.
   Генерал Бретон взглянул на нас так, как  военные  всегда  смотрят  на
штатских - с чувством ненависти.
   Военные считают, что единственное место гражданских - в графе "потери
среди населения".
   Если бы в мире были одни штатские, не существовало бы войн; может  ли
военный перенести такую ужасную перспективу?
   Бретон открыл рот, чтобы приветствовать нас; что бы он  ни  собирался
произнести, эти слова умерли одновременно с его добрыми к нам чувствами.
   Если таковые были.
   - Что это за балаган? - резко спросила Франсуаз.
   Генерал Бретон ощутил себя сперва полковником, потом  майором,  затем
капитаном и наконец полковым поваром.
   Когда человека срывают с нагретого кресла в военной  базе  и  бросают
через сотни миль каменной пустыни, чтобы штурмовать и любыми  средствами
захватить объект, охраняемый не хуже любого форта, - при таком  раскладе
служака рассчитывает, что хотя бы будет командиром своим солдатам.
   Однако Франсуаз полагает, что везде, где она ни появится,  руководить
должна она.
   Бретон не нашелся что ответить; он  не  мог  позволить  себе  послать
Франсуаз к дьяволу, хотя, видит бог, именно этого он и хотел.
   Но он еще не был готов и  унизиться  настолько,  чтобы  давать  отчет
штатским. Тем более жителям другой страны.
   Чутко почувствовав слабину, Франсуаз перешла в наступление.
   -  Сенатская  комиссия  выдала  ордер  на  задержание  Ортеги  Илоры,
коменданта этой тюрьмы, - отчеканила она. - Почему вы не арестовали его,
когда он находился в городе? Какой недоносок позволил  ему  окопаться  в
собственной тюрьме, которую он превратил в крепость?
   Генерал Бретон положил руку на пояс.
   То ли ему срочно потребовалось подтянуть штаны, то ли он был близок к
тому, чтобы выхватить пистолет и застрелиться.
   Маленький человечек, стоявший в стороне,  задергался,  закрутился  на
одном месте. Острое нежелание вмешиваться боролось в нем  с  болезненным
чувством  политика,  привыкшего  спускать  на  тормозах  любой  конфликт
прежде, чем его самого спустят в мусоропровод.
   - Никто не мог предположип что так получится,  мадемуазель  Дюпон,  -
проговорил он, хватая себя за пальцы. - Кто мог предположить...
   - Тот, у кого в голове мозги, а не овсяная каша. - отрезала девушка.
   Она склонилась над картой, не обращая внимания на  то,  что  едва  не
сбила Матиаса с ног своими крепкими ягодицами.
   - Здесь неверно, - бросила она. Девушка вынула из внутреннего кармана
карандаш и короткими движениями  стала  наносить  исправления.  Один  из
помощников генерала с вниманием следил за ее действиями.
   Я остановился в нескольких шагах от генерала и, сняв солнечные  очки,
не без сожаления отправил их в карман.
   - Никто не мог предполагать, мистер Амбрустер,  -  продолжал  сенатор
Матиас.
   Я испугался, что он начнет цепляться за лацканы моего пиджака,  но  у
него хватило мужества удержаться.
   - Это было всего только служебное  расследование,  ничего  больше.  А
комендант Ортега повел себя так-так, словно он какой-то хунтист.
   - Правительство никогда не видит  опасность,  -  заметил  я.  -  Пока
половина страны не взлетит на воздух.
 
Часть IV 
ЦЕРКВИ НА ХОЛМАХ 
 
   Иисус сказал ему в ответ: видишь сии великие здания?  все  это  будет
разрушено, так что не останется здесь камня на камне
   Евангелие от Марка. Гл. 13, ст. 2
 
 
   - Вас удивляет, что вампиры верят в  христианского  бога?  -  спросил
священник.
   - Нет, - ответил я. - Скорее я нахожу странным то, что в  него  верят
люди.
   Апельсиновая роща шепталась вокруг нас,  покорная  ласковым  касаниям
ветра. На свежих зеленых листьях, налитых соком, подрагивали капли воды.
   Я прикоснулся к шершавой поверхности зреющего плода. На губах святого
отца появилась улыбка.
   - Вера необходима каждому, - сказал он, - и двери церкви тоже открыты
для всех.
   И  все  же  тени  здесь  не  было;  апельсиновые  деревья,   дышавшие
прохладой, стояли слишком далеко друг от  друга,  их  зеленые  кроны  не
поднимались высоко.
   Созданная для того, чтобы выращивать фрукты, роща не  дарила  уюта  и
тишины; здесь, в окружении колеблющихся листьев, человек ощущал себя еще
более покинутым, чем в сердце каменистой пустыни.
   Еще более ненужным.
   Каждое  дерево  радовалось  жизни;  его   короткие   ветви,   бережно
обрезанные садовником, купались в океане света, а богатая почва  обильно
кормила запеленутые в кору стволы.
   Но ничто из этого чудесного пира,  ни  единая  капля  не  могла  быть
уделена другому:  ни  проходящему  рядом  человеку,  ни  даже  соседнему
дереву. Все они росли словно каждое в своей отдельной клетке, и им  дела
не было до окружающего мира.
   - Те, кого вы называете вампирами, - продолжал священник, - такие  же
люди, как и все остальные. Господь создал людей разными,  и  всех  своих
детей он любит одинаково.
   - Далеко не все придерживаются такого мнения, - проговорил я. -  Вашу
церковь поджигали дважды?
   - Дважды за этот год, -  кивнул  священник  и  улыбнулся.  -  Но  она
каменная и поэтому не может сгореть.
   - Только поэтому? - спросила Франсуаз.
   - Вера людей прочнее, чем каменные стены, - сказал я назидательно.  -
Вот почему церковь нельзя уничтожить.
   Священник улыбнулся снова. Ему тоже было жарко, как и нам, и  знойный
ветер так же ворошил его короткие волосы.
   Но он любил свой край; любил его таким, каков он есть.
   - Стены церкви на самом деле сложены из камня, -  произнес  он  почти
виновато; ему  было  неловко  приземлять  возвышенную  аллегорию.  -  Но
деревянные скамьи пришлось менять почти полностью. К счастью, во  второй
раз огонь потушили быстро.
   Я посмотрел себе под ноги, прежде чем произнести следующую фразу.
   - Я не хочу обидеть вас, святой отец, - сказал я,  -  но  это  всегда
казалось мне странным. Вы говорите о Господе, вы проповедуете  любовь  и
всепрощение, вы помогаете всем людям в своей округе,  вы  утешаете  тех,
кто отчаялся, и всегда  готовы  протянуть  руку  тем,  кто  нуждается  в
помощи.
   - И в то же время, - негромко продолжал за меня священник,  -  другие
люди тоже говорят о Господе, но их поступки проникнуты ненавистью вместо
любви. Это вы хотели сказать?
   - Один из них чуть не размазал нас по пустыне, - произнес  я.  -  При
помощи неуправляемой ракеты. И наверняка собирался сделать это во  славу
Господа.
   Священник ответил:
   - Я вижу, что пистолет вы носите слева. Я приподнял брови:
   - Этот костюм сшит по  заказу,  святой  отец;  он  должен  скрадывать
кобуру.
   Священник развел руками, вновь почти виновато.
   - Я бы хотел сказать, что могу читать в людских сердцах, но на  самом
деле это не более чем наблюдательность.  В  наших  краях  не  надо  быть
священником, чтобы узнавать человека с оружием, даже если на нем костюм.
   -  Пистолет,  -  произнеся.  -  Вы  хотите  сказать,  что  им   могут
пользоваться и преступники, и полицейские?
   - Важно не орудие, - отвечал священник, - а то, как оно используется.
   - Странное сравнение, если говорить о Господе.
   - Не более, чем все христианские притчи; Христос говорил о  птицах  и
земледельцах. Сейчас иное время и иные сравнения.
   - И все же Господь - это не палка, которую можно повернуть в  ту  или
иную сторону.
   - Господь - нет, но имя Господне - да; я увижу дерево  и  назову  его
волом, кто сможет мне запретить?
   - И если человек делает зло, то так же он  может  делать  это  именем
Божьим?
   - Люди всегда слышат голоса, - произнес священник.
   Теперь уже он  смотрел  себе  под  ноги,  заложив  руки  за  спину  и
неторопливо шагая между деревьев
   - Это голоса людей, которые окружают его;  голоса  книг,  которые  он
читает. Говорят о "голосе народа" или "общественного мнения" - это  тоже
один из голосов. Слышит человек и  Господа,  и  ангелов,  и  демонов,  и
Сатану, и еще многих других; но только от него самого зависит, к кому он
станет прислушиваться.
   - Значит ли это, что зло  говорит  с  человеком,  прикрываясь  именем
Господа? - спросил я.
   - Нет, - ответил священник. - Именем  Господа  прикрывается  человек,
когда разговаривает со злом.
   День клонился к закату.
   Мартин Эльмерих сунул в  рот  тонкую  дешевую  сигарету  и  попытался
нащупать в кармане зажигалку
   Ее не было.
   Черт, неужели он где-то ее забыл?
   Грузовичок, в котором они ехали, был старым; обычно в нем  перевозили
свиней. Человек, который его вел, тоже был маленький и  побитый  жизнью.
Волос на его щеках было почти столько же, сколько и на смуглых руках.
   - У тебя есть огонь? - спросил Эльмерих.
   Тот ответил по-харрански; Мартин  взял  из  рук  аспониканца  коробок
спичек и закурил.
   Ветер,  ворвавшийся  в  разбитое  окно   грузовичка,   заставил   его
поперхнуться дымом. Мартин закашлялся
   Все прошло не так уж плохо.
   Поступая в полицию, Мартин давал клятву защищать людей, и то, что его
лишили значка, ничего не меняло
   Он продолжит свою работу в Аспонике.
   Мартин знал, что сейчас происходит в  этой  стране.  Когда-то  в  ней
господствовал порядок, но теперь вампиры и прочие нелюди стали  говорить
о своих правах, а горлопаны из Высокого анклава вторят им.
   Сегодня,  видите  ли,  их  надо  называть  не  выродками,  а   просто
"другими".
   Мартин видел, как такое произошло с гомосексуалистами. Еще  вчера  их
презирали и ненавидели, а сегодня они плюют на честных людей.
   Педик может даже подать на тебя в суд только за то,  что  ты  скажешь
ему, кто он есть.
   Может быть, в Аспонике он, Мартин, нужен даже больше.
   Грузовик остановился; перед  глазами  Эльмериха  появилась  невысокая
ограда. Металлическая сетка, выкрашенная в белый цвет.
   Аспониканская граница.
   -  Приехали,  сеньор  Эльмерих,  -   сказал   аспониканец.   -   Пора
расплатиться.
   Водитель нервничал, и Мартина это насторожило.
   Он слишком спешил.
   Мартин вышел из грузовичка, разминая ноги.
   - Эй, mano, - сказал аспониканец. - Мне нужны деньги, mano.
   Мартин вынул кусачки с резиновыми рукоятками. Опустившись на  колени,
он стал прорезать проход в ограждении.
   - Мы договаривались, что я не  поеду  дальше,  -  произнес  шофер.  -
Только до границы. Мартин не отвечал. Аспониканец выскочил из машины.
   - Эй, mano.
   - Ты получишь деньги, когда  я  встречусь  с  проводником,  -  сказал
Мартин. - Если проводник опоздает, ты меня отведешь.
   Аспониканец выругался.
   Мартин выпрямился и направил на водителя дуло своего пистолета.
   - Говори, - приказал он.
   - Комендант Ортега. Он не хочет, чтобы вы оказались в Аспонике.
   - Почему? Мартин знал ответ.
   - Сеньор Эльмерих, - взмолился аспониканец, - я не виноват. Я  должен
был довести вас сюда, как договорились. И тут же уехать.
   - Ты это сделал, - сказал Эльмерих.
   Он спустил курок, и аспониканец упал.
   Мартин не стал проверять, жив ли он; он знал, что попал в сердце.
   Он раздвинул металлическую сетку и перебрался на другую сторону.  Уже
выпрямившись, он пожалел, что вернул аспониканцу коробок спичек.  Теперь
нечем будет закурить.
   Но возвращаться к телу он не стал.
   Мартин зашагал вперед, не выпуская из правой руки  оружия.  Возможно,
ему следовало сначала отвернуть глушитель. Тогда  он  смог  бы  стрелять
точнее.
   Или не стоит?
   В любом случае, тратить на это время нельзя.
   Кусты здесь были высокими, но  какими-то  сухими,  странными.  Мартин
оказался вне своего мира, вне города. Здесь он был чужим.
   - Здесь они  и  работают?  -  спросил  я,  указывая  на  ровные  ряды
фруктовых деревьев.
   - Они отдают этому всю душу, -  отвечал  священник.  -  Нигде  вы  не
увидите сада, за которым ухаживали бы лучше.
   - Но, полагаю, они не так уж много получают, - произнес я.  -  Взамен
своей души.
   - Труд батраков никогда не оплачивался высоко... Но это позволяет  им
прокормить свои семьи. За ту же самую работу в Аризоне или  Нью-Аспонико
платят во много раз меньше.
   - Это надбавка за эльфийский воздух, - хмуро пояснил я.
   -  Мы  хотим  подробнее  узнать,  что  здесь  происходит,  -  сказала
Франсуаз. - Я заметила, что военные растут здесь быстрее, чем лишайники.
   - Эта земля всегда была  необычной,  -  ответил  священник.  -  Здесь
селились люди-вампиры, приезжавшие из  разных  сел  Аспоники,  порой  за
тысячи миль. Многих это пугает.
   - Что сделало ваш край таким привлекательным для них? - спросил я.
   - Паренек по имени Сальвадор, - сказала Франсуаз. - Он был  одним  из
сельскохозяйственных рабочих. Это он назвал  нам  ваше  имя.  Он  смутно
помнит, как покинул это место, и пришел в себя только в тюрьме Сокорро.
   - Сальвадор был хорошим мальчуганом, - кивнул священник. - И  я  рад,
что он в безопасности.
   Ортега Илора взглянул на человека в темно-синем костюме и  улыбнулся.
Он улыбался редко.
   - Как обстоят наши дела? - спросил он.
   Служащий еще больше поджал ноги под стул, на котором сидел. Ему  было
неудобно, но так он меньше волновался.
   Правда, не очень намного.
   - Люди в штате взволнованы,  комендант,  -  сказал  он.  -  Нападения
вампиров  участились.  Все  хотят,  чтобы  губернатором  стал   сильный,
решительный человек. Способный навести порядок в стране.
   - Это хорошо, - сказал Ортега. - Как чувствует себя мой соперник?
   -  После  того  как  жители  трех  деревень,  возле  самого   города,
превратились  в  вампиров,  почти  все  землевладельцы  отвернулись   от
губернатора. Никто не хочет, чтобы его выбрали на второй срок.
   День клонился к закату.
   Франсуаз громко  постучала  в  дверь  и  распахнула  ее  прежде,  чем
кто-либо мог успеть с ответом.
   Легкая   деревянная   постройка   служила   для   хранения    садовых
инструментов. Мужчина в  рубашке  с  закатанными  рукавами  стоял  возле
точильного станка.
   - Что вам нужно? - спросил он, не оборачиваясь.  Франсуаз  скользнула
взглядом по стенам,  рассматривая  тяпки,  лопаты  и  ножи  для  обрезки
деревьев.
   - Все, что мне нужно, - ответила она, - здесь уже есть.
   Мужчина оторвался  от  своей  работы,  и  точильный  камень  перестал
бросать искры на обитый металлом верстак.
   - Я здесь главный садовник, -  сказал  он.  -  И  тут