Эльмериха оставалось прежним. Оно запылилось, как и
его одежда,  оно  блестело  от  пота,  и  жесткая  щетина  уже  начинала
показываться, требуя бритвы, однако не изменилось. Ни его выражение,  ни
блеск глаз, ни жестко сжатая прорезь губ. Казалось, это не он  изобличен
в  преступлениях,  за  которые  ему  предстоит  расплатиться  не  только
карьерой и положением в обществе, но и свободой.
   Напротив, Эльмерих был еще больше уверен в себе,  чем  я  привык  его
видеть. Для  него  ничего  не  произошло;  по-прежнему  оставалась  идея
чистоты человеческой расы, во имя которой он работал и жил.
   Не важно, где и как.
   Более того, освободившись от гнета официальной  системы,  избавленный
от необходимости притворяться и  подолгу  обдумывать  каждый  свой  шаг,
Мартин Эльмерих стал гораздо сильнее.
   Я не раз видел, как измененное состояние сознания  наделяет  человека
возможностями, о которых раньше он не мог даже и подумать. И очень редко
меня радовали эти перемены.
   - Если он мечтает о трещине в позвоночнике, - пробормотала  Франсуаз,
- то я ему ее устрою.
   Эльмерих не шевелился. Его лицо  не  дрогнуло  даже  тогда,  когда  я
остановил джип и Франсуаз направила на него дуло своего пистолета.
   - Этот малыш, - произнесла она, - делает в человеке такую дырку,  что
через нее тебя сможет оттрахать гиппопотам.  Ты  избил  священника;  это
плохо. У тебя есть что сказать?
   - Да, - ответил Эльмерих.
   - Тогда говори, - сурово приказала Франсуаз.
   - Комендант Ортега сошел с ума, - произнес Эльмерих. -  Он  свихнулся
на своих крестиках и молитвословах. Он забыл, в чем наша  работа  и  наш
долг.
   - Он подставил тебя - ты это хочешь сказать? - презрительно  уточнила
Франсуаз. - Не трудись, на этот час я уже позлорадствовала вволю.
   - Власть Ортеги велика, - продолжал Эльмерих. - Вы не  верите  в  то,
что я делаю, но Ортега стал врагом и вам, и мне. В горах есть место, где
он, обколовшись наркотиками, молится неизвестно кому. Мне  рассказал  об
этом священник; вот почему я остался, а не бежал на юг, в дикие  джунгли
змеелюдей. Если Ортега выпустит на свободу ту тварь, с которой якшается,
плохо будет всем.
   Франсуаз покачала головой.
   - Ты старался, мальчонка, - произнесла она.  -  За  это  ты  получишь
очко. Но ты меня не убедил. Она сделала жест дулом пистолета.
   - Подойди к машине и получи пару наручников, недоносок.  Или  доставь
мне удовольствие - попытайся сбежать.
   Мартин Эльмерих тихо улыбнулся.
   - Ты - грязная, жестокая тварь, - глухо проговорил он. -  Преисподняя
едва не  подавилась,  когда  выплевывала  тебя.  Но  сегодня  мой  день,
Франсуаз.
   - Вот как? - Девушка приподняла одну бровь. - День твоей смерти?  Или
кастрации?
   Эльмерих  не  терял  уверенности;  это   значило,   что   он   играет
по-крупному.
   А тот, кто крупно играет, обычно крупно проигрывает.
   Я, например, никогда не играю.
   - Не думай, что я не отважусь сам пойти в  горы,  тварь,  -  произнес
Эльмерих. - Я уничтожу сошедшего с ума Ортегу и не позволю ему выпустить
в мир его гадину. Но ты нужна мне как билет в его логово.
   Выстрел разорвал тишину дороги.
   Эльмерих присел, глухо вскрикнув. Его правая ладонь  прикрывала  ухо;
из-под нее текла кровь.
   - Это была только мочка, - предупредила Франсуаз. - Будешь  трепаться
дальше - я отстрелю тебе орешки.
   - Я знаю, что тебе нравится калечить людей, - ответил Эльмерих,  -  и
коверкать их души. Вот почему я подготовился к нашей встрече,  Франсуаз.
Ты можешь убить меня, но потом пожалеешь.
   - Тебе муха залетела в череп? - зло спросила девушка.
   - Когда я бежал через границу, - объяснил Эльмерих, - то прихватил  с
собой немного денег. Я не накопил состояния, когда работал в полиции, но
и не тратил попусту. Комендант Ортега  предал  меня,  но  я  знаю  здесь
достаточно людей, которые что угодно Сделают за деньги.
   На лице бывшего полицейского появилось выражение торжества.
   - Вижу, тебе не понравилось то, что произошло с глупым священником? -
спросил он. - Я так и думал. Падре лишь поплатился за свои  преступления
против людей. Но я думаю, ты не захочешь, чтобы второй  священник  из-за
тебя принял еще более мучительную смерть?
   Франсуаз помрачнела.
   - Я нанял трех подонков, - сообщил Эльмерих. -  Да,  они  подонки,  и
место им в тюрьме, но им удалось от нее отвертеться.  Теперь  они  могут
послужить правому делу. Я отправил их в  деревню,  что  выше  по  склону
горы. Там тоже есть священник...
   - Если они, - проговорила Франсуаз, чеканя слова, - сделали ему  хоть
что-нибудь...
   - Успокойся, - ответил Эльмерих. - Этот падре  жив  и  здоров.  Пока.
Третий гаденыш сидит сейчас на той горе и смотрит на нас.  Если  ты  или
твой приятель с глупой улыбкой попытаетесь хоть что-нибудь предпринять -
даже косо посмотреть в мою сторону, - он просто вернется  в  деревню.  А
потом вы сможете снимать со стен церкви полоски, на которые  мои  ребята
распластают священника.
   Он сделал движение головой, приказывая нам выйти из машины.
   - Так что не упрямьтесь, - сказал он. - Предстоит  долгая  дорога,  и
вынужден вас огорчить - от этого места только пешком.
 
*** 
 
   - Не обижайтесь, что я взял ваше оружие, - сказал Эльмерих. -  Только
не думайте, упаси бог, что я вам не доверяю. Это чтобы... вам было проще
идти.
   - Мне достаточно только один раз  ударить  тебя,  -  тихо  произнесла
Франсуаз, - и ты будешь фонтанировать кровью  минут  сорок,  прежде  чем
умрешь.
   - Ну зачем же? -  ухмыльнулся  Эльмерих.  -  Попробуете  сделать  мне
что-нибудь  -  и  бедный  священник  станет  мучеником..  Может,  ему  и
понравится Как вы считаете?
   Франсуаз наградила его самым злым и самым холодным из своих взглядов;
но это вряд ли  могло  пронять  человека,  который  свыше  двадцати  лет
работал с проститутками.
   Тропинка и вправду уходила в гору, удаляясь от полотна дороги. Мартин
Эльмерих не случайно выбрал именно это место, чтобы заговорить  с  нами.
Отсюда вела кратчайшая дорога к гроту.
   Мартин Эльмерих шел позади нас, немного поодаль; он заложил  за  пояс
большие пальцы рук и любовался окрестностями.
   - Мой человек станет следить за нами, - произнес он, - на  протяжении
всего пути. Поэтому не думайте, что сможете выкинуть  что-то,  когда  мы
отойдем от дороги...
   - Я буду с тобой честной, недоносок, - сказала девушка. - Как  только
мне представится случай, я тебя прикончу.
   - Случай не представится, - заверил ее Эльмерих.  -  Я  не  для  того
приехал сюда, чтобы меня убила какая-то девчонка, пожирающая чужие души.
   Дорога предстояла длинная, и он задумался о другом.
   - Ортега сильно запал на тебя, Франсуаз, - произнес он. - Что ты  ему
сделала?
   - Никогда не слышала о нем раньше, - ответила девушка.
   - А он считает,  что  тебя  давно  пора  прикончить.  Не  пойми  меня
превратно - я с ним согласен; я сам сделал бы  это,  если  бы  не  хотел
использовать тебя  против  него.  Наверное,  тот  демон,  с  которым  он
снюхался, подбросил ему эту идею. Может, он тебя когда-то трахал?
   - Майкл, - произнесла Франсуаз. Я обернулся.
   - Как звали того парня, который следил за нами? - спросил я.
   Голова Эльмериха дернулась, словно от сильной пощечины.
   Высоко над нами раздался душераздирающий крик.  Человек  падал  вниз,
разбросав руки, словно надеялся, что в последний момент они обратятся  в
орлиные крылья.
   Он кричал  что-то  по-харрански  -  то  ли  молился,  то  ли  изрыгал
проклятия
   - Красиво летит, - заметил я.
   Человек перевернулся в воздухе трижды, прежде чем  приземлиться.  Его
тело ударилось о скалы, и кому-то из них двоих предстояло разлететься на
кусочки.
   Я увидел его обезумевшие от страха глаза, парень так и не понял,  что
с ним произошло.
   - Извини, Френки, - пояснил я. - Раньше угол был неудобным.
   Пластиковая пряжка легка в мою руку, и я вернул ее на пояс.
   - Ты говорил, что нанял трех подонков, Мартин? - спросил  я.  -  Один
был здесь, а двое оставались в церкви?
   На лице Эльмериха отразился  испуг.  Он  обернулся  еще  раз,  словно
надеясь, что сейчас откуда-то к нему подоспеет помощь; потом отступил на
пару шагов.
   Стало очевидно, что больше у него нет прикрытия.
   Франсуаз облизнулась с кровожадной улыбкой.
   - Я ведь предупреждала тебя, бедняжка!
   Правая  рука  Эльмериха  молниеносно  нырнула  к  поясу,  туда,   где
находилась кобура его длинноствольного револьвера.
   Франсуаз оказалась быстрее. Она ударила его  ногой,  и  он  закричал,
обхватывая пальцами раздробленную кисть.
   - У меня есть для тебя пара браслетов, - произнесла девушка.
   Эльмерих побежал. У него оставалось еще оружие, но он не мог  даже  и
мечтать о том, чтобы им воспользоваться, с его-то покалеченной рукой.
   Он бежал, согнувшись; через пару десятков футов Эльмерих споткнулся и
упал на четвереньки. Его рот коснулся сухой травы.
   Франсуаз нагнулась и подняла выпавший из руки Эльмериха револьвер.
   - Однажды я оставила тебя в живых, - сказала она. - Но я ошиблась. Ты
едва не убил беспомощного священника и был готов сделать то же самое  со
вторым. Поэтому я приговорю и покараю тебя прямо здесь и сейчас.
   Эльмерих вздрогнул, но не решился подняться
   - Вы не можете, - сказал он. - Есть закон.
   - Закон гласит, что ты выйдешь через три года, - процедила девушка. -
Или раньше. Я сомневаюсь, что за это время ты успеешь исправиться,  и  я
дам тебе времени побольше.
   Она взвела курок. Эльмерих дернулся, но было уже поздно.
   - Получи удовольствие, - бросила Франсуаз.
   Она всадила в него весь барабан; пули уходили в его скрюченное  тело,
и только одна вышла через распахнувшийся рот.
   Франсуаз распрямилась, оставив оружие на теле убитого человека.
   - Пошли, - бросила она. - Мы должны освободить заложника.
 
*** 
 
   - Да что ты без меня можешь! - сердито воскликнула Франсуаз.
   - Не волнуйся, - сказал я. - Я прихвачу самоучитель.
   Франсуаз прислонилась спиной к стволу дерева и издала глухое рычание.
   -  Майкл,  -  сказала  она.  -  Там  двое  людей,  готовые  на  любое
преступление. И ты собрался идти туда один?
   Я бросил взгляд туда, где, выше  по  склону  горы,  виднелись  домики
деревни.
   - Френсис, - сказал я. - Мы не  знаем,  где  они  держат  священника.
Возможно, в церкви, а может быть, в одном из домов. И  мы  не  знаем,  в
каком.
   Девушка нетерпеливо тряхнула волосами, но  она  знала,  что,  если  я
назвал ее "Френсис", возражать не имеет смысла.
   - Но им наверняка известно, - продолжал я, - что Мартин Эльмерих,  их
наниматель, искал  девушку,  не  местную.  Стоит  тебе  появиться  возле
деревни, как они сразу поймут, кто ты.
   - Разве? - неуверенно спросила Франсуаз.
   Я окинул ее взглядом.
   Роскошные каштановые волосы рассыпались по ее плечам, словно она и не
скиталась несколько часов по пыльным  дорогам.  Черная  куртка  блестела
начищенной кожей и металлическими деталями под золото.
   Куртка  была  расстегнута,  ее  полы   разошлись,   обнажая   блузку,
потемневшую от пота и плотно прилипшую к сильному телу  девушки.  Тонкая
материя позволяла проследить за каждым изгибом высоких грудей и даже  не
пыталась скрыть розового цвета сосков.
   Короткие шорты обрывались в самом начале стройных бедер, демонстрируя
длинные  загорелые   ноги.   Высокие   сапоги   из   крокодиловой   кожи
заканчивались острыми, окаймленными металлом носками.
   - На пасторальную пастушку ты не похожа,  -  заключил  я.  -  Поэтому
оставайся здесь и грызи травинку.
   - Больно ты похож, - огрызнулась она.
   - Я аристократ, - пояснил я, - а значит, профессиональный притворщик.
   Я снял с себя пиджак, галстук, закатал  рукава  рубашки  и  растрепал
волосы.
   - Жди меня здесь, - распорядился я. - Можешь сосчитать до десяти; это
тебя надолго займет.
   Не  обращая  внимания  на  взбешенное  шипение  за  своей  спиной,  я
направился вверх по склону.
   Пастух, чье лицо было  украшено  длинными  седыми  у  самых  кончиков
усами, шел мне навстречу, погоняя стадо в десять-пятнадцать животных.
   Я бы назвал их овцами, не  представляй  я  их  раньше  немного  более
крупными, чем щенята.
   Я постарался улыбнуться пастуху, но на всех животных моей  улыбки  не
хватило; не уверен к тому же, что они смогли бы ее оценить.
   Передо мной встал выбор - то ли испачкать в грязи вторую  пару  обуви
за день, то ли позволить грязной скотине вытереть бока о мои брюки.  Мог
бы поклясться, что отчистить их уже не удастся.
   Я выбрал первое, так как не мог сказать с уверенностью, что  овцы  не
испачкают мои туфли чем-нибудь похуже, чем грязь, если  я  дам  им  шанс
приблизиться ко мне.
   - Не любите  овец,  сеньор?  -  с  добродушной  усмешкой  осведомился
пастух.
   - Люблю, - возразил я. - Особенно с  соусом  из  кайенского  перца  и
оливками. Только, сдается мне, эти твари скорее похожи  на  раздобревших
крыс.
   Не знаю, как он бы отреагировал, ответь я ему на его языке.
   Церковь оказалась маленькой, но высокой; мне  пришло  в  голову,  что
из-за недостатка ровного места  на  склоне  горы  находчивый  архитектор
решил компенсировать одно измерение другим.
   Входя под церковные своды, я всегда  ощущаю  благоговейный  трепет  и
некое смирение; думаю, причина в том, что меня трижды пытались женить.
   Я прошел между рядами  деревянных  лавок  туда,  где  свечи  освещали
украшенный золотом алтарь.
   Мой взгляд скользнул  по  темным  сиденьям,  над  полировкой  которых
верующие  истово  трудились  изо  дня  в  день  и   в   особенности   по
воскресеньям.
   Самих людей не было видно; возможно,  они  вели  настолько  праведную
жизнь, что еще не успели согрешить  достаточное  количество  раз,  чтобы
прийти и покаяться.
   Я хотел преклонить колени перед алтарем, но  засомневался,  смогу  ли
сделать это, ничего не напутав; поэтому я решил пропустить эту часть.
   Внутреннее устройство церкви известно мне так же смутно, как  принцип
действия двигателя внутреннего сгорания. Это предоставило  мне  свободу;
не зная, куда идти, я мог выбрать любую дверь.
   Я прошел несколько лестниц, ведущих наверх, и  приготовился  к  тому,
что, выйдя на крышу, окажусь где-то на уровне луны.
   Дверь позади меня распахнулась, и я чуть  не  упал.  За  моей  спиной
появился человек, которому если и было место в  церкви,  то  только  для
иллюстрации выражения "погрязший в пороках".
   Я надеялся, что это не сам священник.
   - Чего надо? - спросил он.
   Я поискал в его словах любезность, но позабыл взять с собой  лупу,  а
без нее обнаружить ее было невозможно.
   - Что ж, - сказал я, - имею честь  видеть  перед  собой  преподобного
отца Морона?
   Имя священника я узнал на окраине деревни у  маленькой  девочки,  это
обошлось мне в две шоколадки.
   Мысль о том, что его  могли  принять  за  служителя  церкви,  привела
громилу в замешательство.
   - Чего надо? - повторил он.
   - Надеюсь, это не единственные слова, которые вы знаете по-харрански,
- ответил я. - Видите ли, дело в том, что священник из соседней  деревни
- падре  Игнасио  -  вы  ведь  знаете  падре  Игнасио,  верно?  Милейший
человек... С падре Игнасио случился несчастный случай, и...
   Громила помотал головой, недоумевая, когда же я успел  просочиться  в
комнату, на пороге которой он стоял.
   - А! - жизнерадостно произнес я, потирая руки. - Вот  и  отец  Морон.
Добрый вечер, святой отец.
   Комнатка была маленькой, и я бы даже отдал третью  шоколадку  за  то,
чтобы узнать, для каких целей служила она в  церкви.  Единственное,  что
пришло мне в голову, это то, что  здесь  довольно  удобно  уединяться  с
любовницей, не отходя  далеко  от  рабочего  места,  но  я  не  стал  бы
держаться за эту гипотезу.
   Падре Морон сидел за столиком, сложив руки  в  молитвенном  жесте;  я
подумал бы,  что  он  молится,  не  будь  его  запястья  связаны  грубой
веревкой.
   А впрочем...
   Второй громила стоял за спиной священника. Я сам бы себе не  поверил,
но физиономия у него оказалась еще более скотской, чем у первого.
   Чтобы быть объективным - священник также красавцем не был.
   Вот почему они здорово смотрелись все втроем.
   - Что это за тип? - глухо осведомился второй громила.
   Я просиял. Мои новые  друзья  делали  большие  успехи  в  разговорном
харранском.
   - Церковная  крыса,  -  проговорил  первый.  -  Пришел  из  соседнего
прихода.
   Я задумался, стоит ли обидеться на него за крысу или же расценить это
как комплимент моему актерскому дарованию.
   Второй  прихожанин  был  скорее  настроен  раздавать   оплеухи,   чем
комплименты. Рассмотрев поближе лицо священника, я понял,  что  тот  уже
получил свою порцию угощения.
   - Я же сказал тебе никого не впускать, - проговорил он  тоном,  каким
разговаривают разве что овощерезки. - Что он здесь делает?
   Я приветствовал его ослепительной улыбкой.
   - Падре Игнасио... - начал я.
   - Говорит, что-то случилось с падре в  соседнем  приходе,  -  пояснил
первый громила. Его боевой товарищ помотал головой.
   - Ничего не понимаю, - сообщил он. Люди всегда реагируют  на  события
подобным образом; им просто лень думать.
   - Свяжи его и посади рядом, - наконец вымолвил  второй  молящийся.  -
Там решим, что с ним делать.
   - Сидеть рядом с ним? - озадаченно спросил я. - Не раньше,  чем  твой
приятель примет ванну.
   Первый из громил начал осматриваться в поисках чего-нибудь, чем можно
связать мне руки. Веревку, которую два прихожанина  столь  добрососедски
предоставили священнику с целью облегчить ему процесс молитвы,  они,  по
всей видимости, принесли с собой.
   Поиски громилы не увенчались успехом. Правда, длились они не так уж и
долго; после того как я ударил его кулаком в лицо,  он  нашел  для  себя
более интересное занятие.
   Второй прихожанин с любопытством наблюдал за  тем,  как  его  товарищ
падает на пол.
   Он хотел мне что-то сказать, но так и нашел подходящих слов. Я ударил
его в подбородок, и он едва не вылетел в противоположное окно.
   К несчастью, оно оказалось очень узкое.
   Я не успел предупредить его,  чтобы  не  двигался,  и  он  попробовал
подняться. Мне пришлось пресечь эти попытки в корне, и он  присоединился
к своему коллеге, принявшись исследовать пол на пригодность для лежания.
   - Надеюсь, падре, - произнес я, - я не оскорбил этим святые стены.
   Я вынул из  кармана  две  тонкие  полоски  пластиковых  наручников  и
использовал их с той целью, для которой они были спроектированы. Затем я
достал нож и принялся перерезать веревки, стягивавшие руки священника.
   Дверь распахнулась - быстро  и  бесшумно,  и  Франсуаз  появилась  на
пороге.  Девушка  наградила  меня  взглядом,  который  получает  пудель,
изгрызший дорогие туфли.
   - Я уж подумала, ты решил перетрахать здесь всех  крестьянок,  -  зло
бросила она.
   Ошеломив тем самым благодушного падре, девушка прислонилась спиной  к
стене и, поджав губы, сложила руки на груди.
   Обычно  Франсуаз  не  позволяет  себе  вольностей  в  разговоре   при
посторонних; это могло значить, что она беспокоилась обо мне.
   Как мило.
   - Прошу прощения за то, что вы оказались участником этих  событий,  -
произнес я, обращаясь к священнику.  -  Вы  скоро  будете  избавлены  от
присутствия этих молодых людей - если, конечно,  перед  арестом  они  не
захотят вам исповедаться. Нет?.. Я так и думал. Эта девушка представляет
здесь официальные власти.
   Поскольку Франсуаз, продолжая злиться на меня, не поймала на лету,  я
подсказал:
   - Покажи святому отцу звезду, Френки...
   Девушка подчинилась, продемонстрировав не только золотой значок, но и
высокие крепкие груди, плотно облепленные намокшей блузкой.
   Надо было прицепить звезду сверху на куртке.
   - Мы еще с тобой поговорим, - бросила она.
   - Сейчас  я  вызову  наряд  полицейских  из  города,  -  произнес  я,
усаживаясь на стол и вынимая антенну мобильного телефона, - и они уберут
в вашем огороде