нутые с обратной стороны пуговицы.
     - У тебя штаны падают?
     - Достоинство этой пуговицы... Ага. В том, что на ней изображен самарийский герб... Вот так. Если отогнуть манжеты...
     Я вновь сунул руку за пояс.
     - И вправить пуговицу в этот открытый медальон, у нас получится милый амулет, с имперской печатью... Прекрасный пропуск.
     - Тебя пустят только потому, что ты покажешь пуговицу?
     - Нет, конечно. Кириллий меня ждет.

***

     Я пустил верхового дракона над самой поверхностью дороги. Два легионера стояли у входа в лагерь, их короткие мечи были обнажены. Из-за частокола раздавались звуки команд. В ожидании приказа Кириллий занимал своих солдат тренировками.
     Мой дракон завис в воздухе на уровне лиц обоих стражников. Я вынул из-за пояса небольшой округлый амулет и показал его стражникам. Узнав императорскую корону Самарии, оба они отдали честь и расступились, пропуская меня.
     Верховой дракон влетел в укрепленный лагерь. Несколько сотен солдат занимались упражнениями, оттачивая приемы владения мечом и пикой, двумя основными типами оружия в самарийской армии.
     Кириллий вышел мне навстречу, сопровождаемый тремя младшими офицерами. У него было широкое лицо и короткая светлая борода, раскрывавшаяся на подбородке широким веером.
     Я спрыгнул с дракона и хмуро осмотрелся, стягивая черные перчатки.
     - Много шума от ваших людей, Кириллий, - произнес я. - Я услышал их задолго до того, как увидел укрепления.
     Я лгал, но Кириллий не мог об этом знать.
     Полководец вскинул руку, подзывая к себе одного из командиров отрядов.
     - Пусть солдаты перестанут горланить, - приказал он. - У нас здесь особая миссия, вам не надо об этом напоминать.
     Командир отдал честь и вернулся к своим людям. Вокруг сразу стало гораздо тише, и мне это понравилось.
     - Уже лучше, - произнес я.
     Я проигнорировал руку, которую протянул мне полководец, и, не дожидаясь приглашения, направился в его шатер.
     - Грантий предупредил вас о моем приходе? - спросил я.
     - Да, - отвечал Кириллий. - Он прислал донесение.
     - Хорошо.
     Я поднял одну из подушек, что устилали пол его шатра. Сбив с ее помощью грязь, которая могла оказаться на одном из возвышений, я уселся на него и, сложив ладони, поднес их к лицу.
     Кириллий вопросительно посмотрел на меня. Он ждал, когда я начну говорить. Я перевел взгляд на офицеров, вошедших в шатер следом за полководцем. Он поднял руку и нетерпеливым жестом велел им оставить нас.
     - Мне очень досадно, - произнес Кириллий, вышагивая по просторному шатру, - что император не доверяет мне. Он лично поручил мне возглавить операцию. И я не ожидал, что потом он пришлет советника проверять меня.
     - А уж как мне досадно, - ответил я. - Бросить столицу и лететь к границам империи - это забава для дуболомов вроде вас. Не для меня.
     Лицо Кириллия побледнело от гнева, но он не посмел возражать.
     - И ручкаться с кочевыми орками я тоже не хочу, - продолжал я, - У вас есть... что-нибудь?
     Он подошел к подносу, стоявшему прямо на полу шатра, и протянул мне кувшин.
     - Ну и дрянь, - сообщил я, заглядывая в горлышко. - Запах в точности как от тех потных бугаев, что прыгают снаружи. Впрочем, наверное, из-за этого вам и нравится.
     По гримасе, исказившей лицо Кириллия, невозможно было определить, так это или нет, поэтому я решил остаться при первоначальном мнении.
     Я повертел в руках императорский амулет и протянул его Кириллию.
     - Внимательно рассмотрите его. Чтобы потом узнали печать.
     Для того чтобы рассмотреть амулет, Кириллию пришлось склониться передо мной, но я не собирался облегчать ему несение службы.
     Дав полководцу на полминуты меньше, чем он намеревался посвятить изучению амулета, я спрятал его.
     - Император не хочет, чтобы кто-нибудь совершил ошибку, - произнес я. - Есть у него этакая странная слабость... Вы ведь помните, что произошло с генералом Таллием, когда тот проиграл Маракандскую кампанию?

***

     - Ты лжешь, - уверенно заявила Франсуаз.
     - Может быть, он и не стал падать на колени и заламывать рук, - согласился я, - но упоминание о Таллии произвело на него впечатление.
     - Таллия распяли на кресте, - произнесла девушка.
     - Не совсем, - поправил ее я. - Если быть точным, вначале с него заживо содрали кожу, а потом посыпали порошком, который...
     Демонесса обожгла меня взглядом, давая понять, что ее не интересуют подробности. Но я - то знаю, что только это ее и интересует.
     - Знаешь, что мне говорила моя младшая сестра? - спросила она.
     - Моя стыдливость вряд ли вынесет такое знание. Девушка продолжала:
     - Она говорила... - Франсуаз закатила глаза и сложила руки в жесте молящейся монашки, из-за чего ежеминутно рисковала свалиться с лошади. - "Френки. Мне жаль парня, который в тебя влюбится".
     - Мне тоже, - подтвердил я. - А дальше? Франсуаз ткнула меня в плечо и вновь вернулась в образ проповедующей монашки.
     - "Если только ты не найдешь кого-то, более чокнутого, чем ты сама". Думаю, именно тебя она и имела в виду.
     - Давно я не получал таких странных комплиментов.
     - Это не комплимент.

17

     - Франсуаз!
     Колтон выбежал нам навстречу. За его спиной стояли ополченцы, более молчаливые и обеспокоенные, чем обычно.
     - Что произошло? - спросила девушка, осадив лошадь.
     Колтон был невысок, а с высоты лошади выглядел маленьким. К тому же он разводил руками.
     - Друиды, Франсуаз, - произнес Колтон. - Они умирают.
     Роща друидов засыхала, хвоя осыпалась, вся земля была усыпана ею.
     Девушка тихо выругалась.
     Живой храм жрецов леса более не был живым. Стены святилища уже не были сплошными. От них сохранился только скелет, и заходящее солнце просвечивало сквозь остовы погибающих кедров.
     Мириэль стояла у стен храма, заглядывая сквозь них. Ее одну не коснулся недуг, поразивший остальных друидов. Жрецы леса лежали на желтеющей траве, и их просторные одеяния были единственными островками зеленого цвета, что оставались еще в этом лесу.
     Франсуаз соскочила с лошади и ступила под сень святилища. Опустившись на одно колено, девушка приподняла первого из друидов и дотронулась до его шеи. Я спешился. Мириэль обернулась ко мне, ее расширенные глаза были полны ненависти и отвращения.
     Не знаю почему - оттого ли, что ее собратья умирали на ее глазах, или потому, что я ее отверг.
     Людей никогда не поймешь до конца.
     Франсуаз выпрямилась и позвала меня взглядом.
     - Я не понимаю, Майкл, - произнесла она, отряхивая руки. - Эти люди здоровы, их тела в полном порядке.
     - У людей есть еще и душа, - негромко ответил я. - Ты демон и должна знать.
     - Заткнись. Что с ними?
     Я опустился на корточки и заглянул в лицо одному из друидов.
     - Мириэль говорит, что ненависть отравила лес, - произнес я. - Ты заставила их создавать орудия смерти. Это их убило.
     - Глупости, - фыркнула Франсуаз. - Магия и силы астрала созданы для того, чтобы убивать и калечить. Еще ни у одного колдуна кишки это не выворотило.
     - Речь идет не о магии. - Я выпрямился, но не стал отряхивать рук, так как ни к чему не прикасался. - Это образ жизни и мыслей. Человек - это то, что он делает. Ты заставила этих людей сделать то, что противоречило не просто их мировоззрению - противоречило им самим. И теперь они умирают.
     - Им можно помочь? - обеспокоенно спросила Франсуаз.
     - Если человек болен, его можно попытаться лечить, - сказал я. - Если проклят, проклятие можно снять. Но они совершили то, что было им ненавистно. И перед ними встал выбор - жить с этим или умереть.
     Я посмотрел на Франсуаз:
     - Они сделали свой выбор. Лицо девушки стало жестким.
     - Отлично, - произнесла она, повышая голос. - Мы знали, что многим придется умереть в этой войне. Друиды оказались первыми. Сделаем все, чтобы их смерть не была напрасной.
     Демонесса выхватила клинок, и гиберийские ополченцы подхватили ее боевой клич.

***

     - Я хотел поговорить с тобой. Если ты не против.
     - О чем?
     Франсуаз обернулась. Лицо ее было непроницаемо, во всяком случае радости на нем не было.
     - О том, - неуверенно начал Колтон, - о том, что должно произойти.
     - Тогда садись, - сказала Франсуаз.
     Колтон повиновался:
     - Я никогда не делал того, что... То, что собираюсь сделать.
     - Не задавал вопросов?
     В голосе девушки не было ни насмешки, ни осуждения. Колтон воспринял ее слова как своеобразное одобрение, дружеское и в то же время без задевающей его достоинство снисходительности.
     - Я говорю об орках.
     - Ты никогда никого не убивал? - спросила девушка. - Я могу понять.
     - Дело не в этом. Я лесничий, мне приходилось убивать. Медведей, оленей, лосей. Мне было их жаль, очень. Орки для меня - гораздо хуже, чем те звери, которых я убивал. Я не буду расстраиваться из-за этого.
     - Странная философия, - усмехнулась Франсуаз. - Но пока тебе лучше ее не менять. Ее глаза сверкнули новой мыслью.
     - А как же друиды? Разве то, что с ними происходит, не из-за готовящихся убийств?
     - Нет. - Колтон опустил голову. - Друиды помогали нам охотиться. Они создавали ловушки, волчьи ямы. То, что они выстроили в степи, всего лишь большой капкан. Они и раньше такие делали.
     - Постой-ка.
     Лицо девушки оживилось.
     - Ты говоришь, что друиды всегда помогали вам проливать кровь. Но почему только сейчас им стало плохо от капканов?
     - Ты не понимаешь, Франсуаз.
     Колтон говорил теперь с мягкостью и доброжелательностью, которая очень напоминала Мириэль. Франсуаз была готова свернуть ему шею за этот тон.
     - Когда мы убиваем лесных животных, мы не ненавидим их. Мы делаем это ради их пользы.
     - Что?
     То, что услышала девушка, показалось ей диким. Она понимала, что человек лишает жизни животных ради собственных целей, но ей еще никогда не приходилось слышать, чтобы кого-то убивали затем, дабы доставить тому удовольствие.
     - Конечно, - подтвердил Колтон. - Нам больно это делать, ведь мы не нуждаемся ни в мясе, ни в шкурах. Для этого у нас есть домашний скот. Но таков порядок природы, Франсуаз.
     Он обвел рукой лес, окружавший их, и вновь это движение напомнило демонессе русоволосую друиду.
     - Одни умирают, чтобы дать жизнь другим, - говорил бывший лесничий. - Так живет лес, а мы его часть. Мы - люди, мы разводим овец и коз, и поэтому частью выпали из этого круговорота. Но животные леса не простили бы нам, если бы мы перестали на них охотиться. Ведь таков закон леса.
     Франсуаз мотнула головой.
     - У вас еще более странная философия, чем я думала, - резюмировала она. - Так почему стало плохо друидам? И что смущает тебя? Разве убить орков - не такой же закон природы?
     - Нет, - ответил Колтон.
     Франсуаз почувствовала, как ее охватывает бешенство, но она взяла себя в руки.
     - Почему? - спокойно спросила она.
     - Нельзя убивать орков, - сказал Колтон. - Вернее, так считают друиды. Вот почему я так сильно обеспокоен, Франсуаз.
     - Но почему?
     - Как - почему?
     На лице Колтона изобразилось такое глубокое удивление, что демонессу едва не разорвало от ярости. Ход мысли Колтона был таков: он говорит такие очевидные, такие понятные вещи, почему же эта прекрасная девушка, такая сильная, такая храбрая, не может понять?

***

     - Орки сильнее, - сказал Колтон. - Это они должны нас убивать.
     Франсуаз потрясение уставилась на Колтона.
     - Я говорил про закон леса, - продолжал Колтон, - и ты ответила, что поняла. Сильные побеждают слабых. Это естественно. Мы должны убивать животных, потому что мы сильнее их. Но перед орками мы слабее. Мы не можем сражаться с ними. Так нас учили, с самого рождения.
     - Но Колтон, - девушка попыталась улыбнуться, - в природе все совсем не так. Кролик не идет к лисе на обед. Он защищается от нее, прячется.
     Колтон покачал головой.
     - Прячется, - сказал он, - но не защищается. Видела ли ты, чтобы кролик, оскалив зубы, прыгал на волка? Чтобы зяблик клевал змею? Слабейший должен убегать, и мы поступали так веками, когда уходили в леса. Теперь мы не можем этого сделать. Но я не уверен, можем ли мы сражаться. Имеем ли право.
     - Значит, - произнесла Франсуаз, - друиды лежат там... - Она быстро отказалась от слова "вповалку", - не потому, что создали капканы? Причина в том, что они не хотят убивать - более сильного?
     - Да, - ответил Колтон. - Можно изменять законы, которые написаны людьми. И мы собирались. Это сделать, когда хотели отказаться платить налоги Самарии. Но законы природы нарушать нельзя.
     - Я знаю многих стариков, - пробормотала Франсуаз себе под нос, - которые только этим и занимаются.
     - Ты знаешь главную мудрость, которой учат друиды? - спросил Колтон.
     - Река не должна выходить из берегов.
     - Не из берегов - за свои пределы. Я видел, как ты сражаешься, Франсуаз. Я видел, как ты убиваешь орков. И в те мгновения я действительно верил, что и мы тоже способны на это. Но потом... Если река покинет свои пределы, она погибнет. Растечется, и вода уйдет в землю. Так и мы. Я боюсь, что то, что делаешь ты - не для нас. Это выше наших возможностей.
     Франсуаз помедлила раздумывая. Наконец заговорила:
     - Колтон, ты веришь в законы леса, верно? И в то, что человек должен жить по ним?
     - Да.
     - Тогда послушай. Ты говорил о волке. Но разве волк рождается сразу волком? Сильным, большим, с крепкими зубами?
     - Нет, - неуверенно ответил бывший лесничий, еще не понимая, к чему клонит девушка. - Сперва это щенок.
     - И щенок нуждается в защите? Если щенок встретит хищника, он станет нападать или прятаться?
     - Он спрячется. Но что ты хочешь этим сказать?
     - Колтон, волчонок не навсегда остается волчонком. Однажды он вырастает и перестает прятаться. Он должен учиться нападать сам.
     - И ты имеешь в виду, что когда-нибудь мы тоже станем волками?
     Колтон никогда еще не задумывался над этим.
     - Ты хочешь сказать... то есть...
     - Вы не кролики, - сказала Франсуаз. - И не птички. Раньше вы были слабы, но теперь выросли. И вам не нужно больше прятаться.

18

     Верховой дракон сделал широкий круг над строем ополченцев, и только после этого я позволил ему снизиться.
     - Хорошо, - отрывисто похвалила Франсуаз. - Ничто не ободряет пехоту так, как летящий перед ней дракон.
     - Если это их дракон, - уточнил я спешиваясь. Колтон стоял рядом с девушкой, немного сзади и сбоку, как и положено второму офицеру.
     - Что орки? - спросила Франсуаз.
     - Пытались меня сбить. - Я отцепил от левого рукава обломок стрелы, застрявший в материи. - Их больше чем полторы тысячи. Я насчитал тридцать сотен, а степь позади них еще дымилась от пыли. Правда, орки не выстраиваются в ряды, как легионеры, поэтому трудно сказать с точностью.
     - Если ты говоришь тридцать сотен, значит, так и есть. Как они движутся?
     Франсуаз не пришлось бы задавать этого вопроса, если бы она не перебила меня:
     - Так, как и было намечено.
     - Отлично.
     Девушка повернулась к командиру ополченцев:
     - Колтон, пусть люди приготовятся. Выполнив приказ, он обратился к демонессе:
     - Ты сказала, что орки идут как намечено. Звучит так, будто бы ты сама ими руководишь.
     - Плохой полководец командует только своими войсками, - усмехнулась Франсуаз, поднося к глазам увеличительную трубу. - Хороший командует противником.
     Колтон закивал головой. Я мог не сомневаться, что каждый новобранец, который встанет под его знамена когда-либо в будущем, не раз услышит от бывшего лесничего эту мудрость.
     Бедные новобранцы!
     - Но почему мы не можем просто залить степь маслом, как сделали это в прошлый раз? - спросил Колтон.
     - Масло - слишком сильное оружие. Мы не сможем его контролировать, если используем в большом количестве. Степной пожар не остановишь. Поверь мне - я знаю, о чем говорю.
     Колтон и не собирался спорить. В уме он уже записывал еще одну мудрость - сколько он уже там их успел запомнить?
     - Они идут, - произнесла Франсуаз.

***

     Конные орки появились на горизонте, словно огромная грозовая туча. Мохнатые лапы их восьминогих пауков поднимали с земли облака пыли, и они клубились вокруг всадников, так что невозможно было разглядеть ни отдельных кочевников, ни их пауков.
     Строй ополченцев, стоявших на пути несущейся армады, выглядел жалким. Люди были пешими, они находились далеко друг от друга, и клинки в их руках казались беспомощными перед лицом скачущей кавалерии.
     Конница орков выглядела особенно страшно, ибо никто не мог различить в ней отдельных всадников. Лица орков, оскаленные в гримасе ярости, то на миг появлялись из клубов пыли, то вновь пропадали.
     Чудилось, что горстке людей противостоят не такие же, как они, существа, пусть даже лучше вооруженные и подготовленные. Серое облако, рождающееся на горизонте, казалось видевшим его чем-то чудовищным, каким-то сверхъестественным существом, которое и больше, и сильнее, чем даже тысячи тысяч людей, собранных вместе.
     Никто бы не удивился, если бы маленькая армия ополченцев запаниковала и бросилась врассыпную перед лицом столь грозной опасности. Не раз оркские всадники одерживали победу благодаря одному виду своей армии, даже не вступив в столкновение с защитниками города.
     Но ни один человек из тех, что стояли в озаренной закатными лучами степи, не дрогнул. Все они смотрели на орков с верой, которая граничила с религиозной. Нет, это даже было нечто большее.
     Люди верили, что победа будет за ними. За ними, несмотря ни на что.
     Ни слова, ни боевые кличи, ни присяга знамени - ничто не смогло бы зародить в их сердцах ту веру, что была способна опровергать очевидное. Даже выступи против конницы орков легионы Самарии - тяжеловооруженная пехота, закованные в броню всадники и арбалетчики - даже тогда битва была бы долгой и упорной, и только боги войны знали бы, на чьей стороне окажется победа.
     Ополченцы были прикрыты лишь кожаными доспехами. Ни один из них никогда раньше не держал в руках боевого меча. Но один взгляд на Франсуаз делал их отважнее самого опытного из самаринских легионеров.
     Генерал Грантий, все ускоряя шаг, шел мимо строя людей. Он направлялся к Франсуаз. Пальцы военачальника, сомкнутые на рукояти меча, были крепко сжаты. Глубокие морщины озабоченности пролегли на его лице. Из-под насупленных бровей бросал он взгляды туда, где в тучах пыли приближалась к людям конница орков.
     - Где мои люди, Франсуаза? - спросил он. Не получив ответа немедленно, он продолжал:
     - У меня было пять десятков человек. Где они?
     - Твои люди под замком, - ответила девушка. - Гиберийцам решать, что с ними будет.
     Генерал Грантий обернулся и увидел, что все ополченцы смотрят на него. Правая рука военачальника дрогнула, готовая выхватить меч из поясных ножен.
     Франсуаз ударила Грантия в лицо, сбив его с ног. Полководцу даже не представилось возможности защититься. Его затылок только коснулся земли, а к его горлу уже были приставлены несколько наконечников пик.
     - Что это значит? - в гневе закричал Грантий.
     Этот человек пытался держаться так, как подобало старшему офицеру самарийской армии. Но, развернутый на девяносто градусов относительно обычного своего положения, он уже не мог выглядеть столь же внушительно, как обычно.
     - Это значит, что одного врага мы уже победили, - ответила Франсуаз. - Тебя.
     Грантий заревел, как ревет бычок, заваленный набок руками мясника и чувствующий, что ему вот-вот перережут горло.
     - Надо было давно избавиться от вас! - закричал он. - Впрочем, это и так произойдет. Он обратился к ополченцам.
     - Глупые люди! - говорил он. - Разве вы не видите, что происходит? Только взгляните на север. Конница орков приближается, и ничто вас не спасет.
     - Нам нет нужды спасаться, - спокойно сказала Франсуаз.
     В увеличительную трубу девушка следила за тем, как подходит вр