оть  раз
опровергнуть ее, и  Фрейде  пришлось  бы  искать  доказательства,  чтобы  не
прослыть сутяжницей и лгуньей. Но таинственный  странствующий  монах  как  в
воду канул, а других свидетелей не было. А так Фрейда спокойно  трудилась  в
трактире, а мальчик вырос и стал помощником кузнеца.
   В том, что барон - отец Эрика, не сомневался  никто:  чтобы  убедиться  в
этом, достаточно было один раз увидеть их рядом. Но  дальше  мнения  горожан
разделялись. Одни считали, что история с браком - просто хитрая  выдумка,  и
восторгались добротой барона, который  не  хочет  осложнять  жизнь  женщине,
публично называя ее обманщицей. Другие, наоборот, обвиняли его  в  трусости,
говоря, что он одинаково боится как солгать, утверждая, что Эрик не от него,
так и признать  правду,  опасаясь  гнева  жены  и  сложностей,  связанных  с
появлением еще одного претендента на наследство. Но как бы то ни было, вызов
Фрейды раз за  разом  оставался  без  ответа  и,  таким  образом,  Эрик  мог
именовать себя фон Даркмуром, поскольку барон никогда не отрицал  его  права
на это имя.
   Они медленно шли по улице, возвращаясь в  трактир.  Ру,  который  не  мог
помолчать двух минут, спросил:
   - Эрик, какие планы на вечер?
   Эрик знал, на что он намекает: визит барона был  поводом  для  праздника,
конечно,  не  таким  серьезным,  как  традиционные  торжества,   но   вполне
достаточным, чтобы трактир "Шилохвость" был набит битком, чтобы мужчины  всю
ночь пили и играли, а девушки собирались у фонтана,  в  надежде,  что  юноши
наберутся храбрости для серьезного знакомства. Что касается  Эрика,  то  для
него праздник означал в основном работу. Он так и сказал Ру.
   - А они мамочкины сынишки, тут и сомневаться нечего, - заметил Ру, бросив
через плечо взгляд на площадь, где возле  экипажа  стояли  отпрыски  барона,
по-прежнему глядя вслед Эрику и его матери.  Ру  остановился:  его  одолевал
соблазн сделать им  непристойный  жест,  но  он  удержался.  Даже  на  таком
расстоянии на их лицах  ясно  читалась  неприкрытая  враждебность  и  черная
злоба. Ру повернулся и заторопился в сторону  постоялого  двора  -  догонять
ушедшего вперед Эрика.

***

   С наступлением сумерек жизнь в  городе  начала  замирать  повсюду,  кроме
трактира "Шилохвость", куда стекались, чтобы пропустить кружку вина или эля,
те, кому  не  хватило  влияния  получить  приглашение  на  обед  в  Собрании
Виноградарей и Виноделов. В трактире царила громкая болтовня, мужчины играли
по маленькой в карты и кости или соревновались в метании дротиков.
   Эрик помогал на кухне, как часто делал при большом  наплыве  посетителей.
Хотя Фрейда и была всего лишь простой служанкой, Мило признавал за ней право
быть старшей на кухне, признавал  исключительно  потому,  что  Фрейда  имела
привычку указывать каждому,  что  тот  должен  делать.  И  такое  отношение,
разумеется, вызывало естественное раздражение у остальных,  несмотря  на  то
что в своих указаниях Фрейда почти никогда не ошибалась. Прислуга в трактире
то и дело менялась, и каждый считал  своим  долгом  объяснить  Мило  причины
своего ухода. А тот всегда отвечал одно и то же: она - моя старая подруга, а
вы - нет.
   По сути, если говорить серьезно, они были просто семьей, Фрейда  и  Эрик,
Мило и Розалина: муж и жена, брат и сестра. И хотя ночью Мило спал  в  своей
комнате, Розалина - в своей, Фрейда - на чердаке над кухней,  а  Эрик  -  на
соломенном тюфяке в амбаре,  с  рассвета  и  до  заката  все  они  абсолютно
естественно  играли  роли  членов  дружного  семейства.   Фрейда   управляла
трактиром так, как словно она здесь хозяйка, а  Мило  не  возражал,  главным
образом потому, что она делала это с большим толком;  кроме  того,  он,  как
никто иной, понимал ту  боль,  с  которой  всю  жизнь  прожила  Фрейда.  Она
по-прежнему любила барона, хотя не призналась бы в этом никому,  и  Мило  не
сомневался, что требование признать ее сына было искаженным отражением  этой
любви, отчаянной попыткой утвердить какой-нибудь  символ  того,  что,  пусть
недолго, она любила по-настоящему и была любима.
   Распахнув дверь в гостиную,  Эрик  вкатил  за  стойку  очередной  бочонок
дешевого вина и поставил его у ног Мило.  Старик  снял  с  подставки  пустой
бочонок, и Эрик с легкостью водрузил новый на  его  место.  Мило  деревянной
колотушкой вогнал кран, выбив затычку, и нацедил себе  стаканчик  на  пробу.
Потом, поморщившись, вопросил:
   - Ну почему среди лучшего в мире вина мы пьем именно это?
   Эрик рассмеялся:
   - Потому что это все, что мы можем себе позволить.
   Мило передернул плечом:
   - У тебя невыносимая привычка быть честным. - И с улыбкой добавил:
   - Ну да ладно, действуют-то они все одинаково,  не  так  ли?  Три  кружки
развяжут язык и свалят с ног точно так же, как три кружки лучшего баронского
вина, а?
   При упоминании о бароне веселое выражение слетело с лица Эрика.
   - Откуда мне знать, - буркнул он, отвернувшись.
   Мило положил руку ему на плечо:
   - Извини, парнишка.
   Эрик пожал плечами:
   - Пустяки, Мило, - о чем говорить.
   - Отдохни-ка ты, пожалуй, - сказал трактирщик. - Я чувствую, веселье идет
на спад.
   Эрик усмехнулся, услышав такое заявление: шум в гостиной,  сплетенный  из
хохота, громких разговоров и азартных криков был оглушающим.
   - Ну, если ты так чувствуешь... Эрик обогнул стойку  и,  протолкавшись  к
выходу, у самой двери поймал осуждающий взгляд Розалины.
   - Я скоро вернусь, - раздельно прокричал он,  и  Розалина,  в  притворном
раздражении подняв глаза к потолку, пошла  к  стойке,  по  пути  собирая  со
столов пустые кружки.
   Вечер выдался зябким, и в любую  минуту  с  вершин  Даркмурских  гор  мог
потечь еще более холодный воздух. Хотя  высотой  они  уступали  Каластийским
горам на западе или хребтам Мировых Клыков на севере, на вершинах их  лежали
снежные шапки, и внезапные заморозки причиняли фермерам много хлопот. Только
летом погода здесь была постоянно теплой.
   Эрик пошел к фонтану перед Собранием. Как он и думал, на парапете фонтана
Виноградарей и Виноделов еще сидели несколько парней с девушками. Ру  шептал
что-то  рыжеволосой  зеленоглазой  красотке,  которая  умудрялась  смеяться,
одновременно сохраняя на лице кислое выражение.  Красотку  звали  Гвен;  она
считалась одной из самых хорошеньких девушек города.  Руки  ее  были  заняты
успешным пресечением настойчивых попыток  Ру  получше  изучить  строение  ее
тела.
   - Вечер добрый, Ру, вечер добрый, Гвен, - поздоровался Эрик.
   Увидев Эрика, девушка просияла. Она уже не раз,  хотя  и  безрезультатно,
пыталась привлечь его внимание.
   - О Эрик! - воскликнула она, с удвоенной силой отталкивая руки Ру. Тот на
время прекратил атаку и спросил у Эрика:
   - Ну, как там в трактире? Закончил?
   Эрик покачал головой:
   - Небольшая передышка. Через пару минут я должен вернуться. Просто  хотел
глотнуть воздуха. Там так накурено, да и шум...
   Гвен хотела что-то сказать, но странное выражение на лице Ру заставило ее
обернуться. Эрик тоже посмотрел в ту сторону.
   В круге света от факелов,  установленных  вокруг  фонтана,  возникли  два
богато одетых человека с рапирами у поясов.
   Гвен вскочила на  ноги  и  сделала  неуклюжий  реверанс.  Остальные  тоже
зашевелились - только Эрик стоял как вкопанный и Ру остался  сидеть,  открыв
рот от неожиданности.
   Стефан и  Манфред  фон  Даркмуры  разглядывали  равенсбургских  парней  и
девушек. Манерами и  одеждой  братья  среди  них  напоминали  двух  лебедей,
случайно залетевших на пруд с гусями и утками. По тому,  как  тщательно  они
старались сохранить равновесие, было видно, что они немало выпили.
   Стефан уперся взглядом в Эрика и побагровел. Манфред быстро  схватил  его
за руку и что-то зашептал ему на  ухо.  Наконец  Стефан  неохотно  кивнул  и
выдавил из себя холодную улыбку. Подчеркнуто не обращая внимания на Эрика  и
Ру, он слегка поклонился в сторону Гвен:
   - Барышня, похоже, мой  отец  и  ваши  бюргеры  столь  глубоко  увязли  в
вопросах виноградарства и  виноделия,  что  это  выходит  за  пределы  моего
понимания и терпения. Не желаете  ли  вы  познакомить  нас  с  какими-нибудь
более.., интересными развлечениями ?
   Гвен зарделась и бросила взгляд на Эрика. Тот нахмурился  и  отрицательно
качнул головой. Но, словно отказывая ему в праве советовать  ей,  она  легко
спрыгнула с парапета и сказала:
   - Буду счастлива, сэр. - И повернулась к девушке, сидевшей рядом:
   - Катрин, присоединяйся!
   Стефан протянул ей руку, и она взяла ее, как заправская придворная  дама.
Манфред подхватил Катрин, и все четверо медленно пошли прочь от фонтана.  На
ходу Гвен весьма выразительно покачивала бедрами.
   - Пожалуй, нам лучше пойти за ними, -  сказал  Эрик,  когда  обе  парочки
растаяли в темноте.
   Ру встал прямо перед ним:
   - По драке соскучился?
   - Нет, но эти двое никого и спрашивать не станут, а девчонки...
   Ру крепко уперся рукой Эрику в грудь, не давая пройти.
   - ..знают, во что вляпываются с этими дворянскими сынками, - закончил он.
- Гвен не ребенок. И Стефан будет не первым, кто  задерет  ей  юбку.  А  ты,
похоже, единственный парень  в  городе,  который  не  валялся  с  Катрин  на
сеновале. - Проследив взглядом направление, в котором скрылась эта четверка,
он добавил:
   - Хотя я думал, что у этих девиц вкус  получше.  -  Внезапно  Ру  понизил
голос, и его тон приобрел столь знакомую Эрику жесткость.  Ру  говорил  так,
только когда был серьезно обеспокоен. - Эрик, наступит день, и тебе придется
столкнуться с твоим проклятым братцем. И тогда, вероятно, тебе придется  его
убить. - Эрик нахмурился: ему не понравились ни слова Ру,  ни  тон,  которым
они были сказаны. - Но не сегодня. И не из-за Гвен. И  вообще,  не  пора  ли
тебе возвращаться в трактир?
   Эрик кивнул и, мягко убрав руку Ру со своей груди, на мгновение застыл  в
неподвижности, пытаясь осознать то, что только что сказал  его  друг.  Потом
тряхнул головой, повернулся и пошел обратно в трактир.

Глава 2

СМЕРТИ

   Тиндаль умер.
   Он умер два месяца назад, и Эрик до сих пор не мог в это поверить. Каждый
раз, входя в кузницу, он думал, что сейчас увидит кузнеца спящим на тюфяке в
дальнем углу или за работой. Веселость Тиндаля, когда он был под мухой,  его
угрюмость, когда он бывал трезв, казалось, навеки поселились здесь,  в  этой
кузнице, где Эрик в течение шести лет постигал премудрости своего ремесла.
   Он пошевелил оставшиеся с вечера угли,  прикидывая,  сколько  потребуется
дров, чтобы разогреть горн. Со вчерашнего дня во дворе стояла, накренившись,
повозка мельника со сломанной осью, и работы с ней хватит до  темноты.  Эрик
никак не мог свыкнуться с мыслью, что Тиндаля больше нет.
   Два месяца назад Эрик спустился с чердака. Было обычное утро. Но когда он
взглянул туда, где всегда спал Тиндаль,  волосы  у  него  на  голове  встали
дыбом.  Раньше  он  никогда  не  видел  покойников,  но  на  дохлых   зверей
насмотрелся. В позе неподвижно лежащего кузнеца было нечто до жути знакомое.
Эрик потрогал Тиндаля и, ощутив под пальцами смертный холод, отдернул  руку,
как от огня.
   Местный жрец богини Килианы, который по совместительству  служил  лекарем
для городской бедноты, быстро подтвердил, что  Тиндаль  действительно  испил
свою последнюю чашу вина. Поскольку семьи у него не было, похоронами занялся
Мило и организовал поспешное огненное погребение с большущим костром.  Пепел
был развеян по ветру, а жрец  Певицы  Зеленой  Тишины  вознес  своей  богине
молитву, хотя покровителем кузнецов правильнее было бы  считать  Тит-Онанки,
бога войны. Впрочем, Эрик надеялся,  что  Килиана,  богиня  лесов  и  полей,
позаботится о душе умершего: за те шесть лет, что  Эрик  провел  в  кузнице,
Тиндаль выковал, быть может, всего один меч,  зато  плугов,  мотыг  и  иного
сельскохозяйственного инвентаря - бессчетное количество.
   Ушей Эрика коснулся отдаленный шум. Это по  западной  дороге  из  столицы
Княжества, Крондора, подъезжал полуденный дилижанс. Эрик знал, что им скорее
всего  правит  Перси  из  Риммертона,  который  не  преминет   завернуть   в
"Шилохвость", чтобы дать  лошадям  возможность  отдохнуть,  а  пассажирам  -
подкрепиться. Перси, тощий  как  жердь  и  с  ненасытным  аппетитом,  обожал
стряпню Фрейды.
   Эрик не ошибся: грохот железных ободьев и стук копыт стали громче, и  вот
уже дилижанс вкатил во двор. Зычным "Тпру!" Перси остановил  свою  четверку.
Регулярное сообщение между Саладором и Крондором открылось пять лет назад  и
приносило Джейкобу Эстербруку, богатому торговцу из Крондора, придумавшему и
осуществившему это новшество, немалый доход;  поговаривали,  что  теперь  он
собирается открыть еще одну  линию  между  Саладором  и  Бас-Тайрой.  Каждый
дилижанс представлял собой обычную крытую повозку с откидным бортиком сзади,
который в открытом состоянии превращался в ступеньку. Незамысловатые сиденья
в виде пары досок вдоль бортов и грубые  рессоры  лишали  пассажиров  всяких
надежд на комфорт, зато дилижанс в отличие от караванов передвигался быстро,
почти со скоростью верхового, что для людей,  лишенных  возможности  держать
собственных лошадей, было немаловажно.
   - Привет, Перси, - произнес Эрик.
   -  Эрик!  -  жизнерадостно  откликнулся  Перси.  На  его  длинной   тощей
физиономии красовалась неизменная ухмылка, обрамленная узорчиком из дорожной
пыли. Он повернулся к двум своим пассажирам: один из них был с претензией на
роскошь, а другой - малость попроще. - Равенсбург, господа.
   Мужчина, одетый попроще, кивнул и встал, собираясь  сойти.  Эрик  любезно
помог Перси откинуть бортик и спросил:
   - Вы здесь задержитесь?
   - Нет, - ответил Перси. - Второй джентльмен направляется в Волвертон; там
конец пути. - Волвертон лежал в часе езды по направлению к Даркмуру, и  Эрик
понимал, что пассажир вряд ли захочет останавливаться на обед в  двух  шагах
от места назначения. - Оттуда я порожняком  поеду  в  Даркмур,  -  продолжал
Перси. - Времени будет полно, спешить не надо. Скажи матери, что через  пару
дней я, с божьего дозволения, вернусь и уж тогда пусть ее прекрасные  пироги
с мясом поберегутся. - Перси плотоядно погладил себя по тощему животу, и его
ухмылка стала еще шире.
   Эрик кивнул. Перси закрыл бортик, развернул  упряжку  и,  пустив  лошадей
рысью, выехал со двора. Эрик повернулся к мужчине,  сошедшему  с  дилижанса,
чтобы узнать, не требуется ли ему комната,  но  тот  уже  скрылся  за  углом
амбара.
   - Сэр! - окликнул его Эрик и поспешил вслед. Он обогнул амбар и подошел к
кузнице как раз, когда  незнакомец,  поставив  свой  мешок  на  пол,  снимал
дорожный плащ. Мужчина был так же широк в плечах и так же крепок, как  Эрик,
хотя и на целую голову  ниже.  На  голове  у  него  была  небольшая  лысина,
окаймленная длинными седыми  волосами,  которая  придавала  ему  задумчивый,
почти ученый вид. Брови у него были густыми и черными, хотя щетина, за время
пути проступившая на его чисто выбритом лице, оказалась почти белой.
   И он очень внимательно осматривался. А потом,  повернувшись  к  Эрику,  в
изумлении застывшему у него за спиной, неожиданно сказал:
   - Ты, должно быть, ученик. Кузница у тебя в порядке, юнец. Это хорошо.
   Голос у  него  был  со  слабой  гнусавинкой,  характерной  для  уроженцев
Дальнего Берега или Закатных островов.
   - Кто вы? - спросил Эрик.
   - Мое имя Натан. Я новый кузнец, направленный сюда из Крондора.
   - Из Крондора? Новый кузнец? - Эрик был в замешательстве, и на  его  лице
оно, вероятно, отразилось, потому что приезжий,  вешая  плащ  на  колышек  в
стене, пожал плечами и пояснил:
   - В гильдии спросили, хочу ли я получить эту кузницу. Я  сказал  "да",  и
вот я здесь.
   - Но это моя кузница, - сказал Эрик.
   - Таково предписание барона, парень, - ответил  Натан,  и  в  голосе  его
появилась твердость. - Ты можешь уметь многое - и даже обладать талантом,  -
но в военное время тебе придется  чинить  оружие  и  ухаживать  за  лошадьми
кавалеристов, а также за рабочими лошадьми фермеров.
   - Война! - воскликнул Эрик. - Войны не было  в  Даркмуре  со  времен  его
завоевания!
   Натан быстро шагнул вперед и, положив руку Эрику  на  плечо,  крепко  его
стиснул.
   - Я понимаю твои чувства. Но закон есть закон. Для  гильдии  ты  -  всего
лишь ученик...
   - Нет.
   Кузнец нахмурился.
   - Нет? Твой мастер не зарегистрировал тебя в гильдии?
   Эрик, в душе которого  боролись  два  чувства  -  раздражение  и  ирония,
сказал:
   - Мой бывший мастер почти все время был пьян. С десяти лет я делал  здесь
практически всю работу. Много раз он обещал съездить в Крондор или  Рилланон
и оформить мое ученичество. Первые три года я просил его послать уведомление
королевской почтой, а потом... Потом я был слишком занят,  чтобы  все  время
напоминать. Он умер два месяца назад, и до сих пор никто не жаловался, что я
не справляюсь с работой.
   Кузнец потер подбородок и покачал головой:
   - Н-да, юнец, незадача. Ты на три года старше  большинства  из  тех,  кто
только начинает учиться...
   - Начинает! - воскликнул Эрик. Раздражение в нем постепенно  стало  брать
верх. - Я могу потягаться с любым кузнецом из гильдии...
   Натан побагровел.
   - Не в этом дело! - проревел он, и  гнев  придал  его  голосу  достаточно
мощи, чтобы заставить Эрика замолчать. - Не в этом дело, - повторил он тише,
увидев, что Эрик слушает. - Ты можешь быть лучшим  кузнецом  в  Королевстве,
даже во всей Мидкемии, но в гильдии об этом никому не известно. Ты не внесен
в список учеников, и  ни  один  человек,  имеющий  звание  гильдмастера,  не
поручится за тебя. Поэтому ты должен начать...
   - Я не собираюсь  учиться  еще  семь  лет!  -  сказал  Эрик,  раздражение
которого достигло предела.
   - Если ты еще раз перебьешь меня, парень, мне  придется  дать  тебе  урок
вежливости, - сказал Натан.
   По виду Эрика было заметно, что он ничуть не чувствует себя виноватым, но
все же он промолчал.
   Натан продолжал:
   - Ты можешь отправиться в Крондор или Рилланон и  обратиться  в  гильдию.
Тебе устроят экзамен.  Если  ты  проявишь  хорошие  знания  и  навыки,  тебя
допустят к ученичеству,  и,  быть  может,  даже  сразу  дадут  тебе  степень
подмастерья, хотя лично я в этом сомневаюсь. Будь ты даже лучшим кузнецом  в
мире, существуют неписаные  правила.  Добрячков,  которые  осчастливят  тебя
следующей степенью, не заставив заработать ее горбом, мало.  И  кроме  того,
всегда есть опасность, что тебя без всякого экзамена  назовут  самонадеянным
невеждой и вышвырнут на улицу. - Последние слова были сказаны таким  жестким
тоном, что Эрик вдруг осознал - чтобы заработать свой значок  мастера,  этот
человек провел по меньшей мере лет семь в учениках,  а  потом,  быть  может,
вдвое больше в подмастерьях, и для него  слова  Эрика  звучали  как  детское
хныканье. - А еще ты можешь пройти ученичество здесь, в своем родном городе,
где у тебя есть семья и друзья, - только надо набраться терпения. Если ты  и
впрямь такой умелый, как говоришь, я выдам тебе поручительство при первой же
возможности, и ты получишь право просить собственную кузницу.
   Эрик опять хотел возразить, что у него уже есть  кузница,  но  промолчал.
Натан продолжал:
   - И последний вариант. Ты можешь  сегодня  же  убраться  отсюда  и  стать
независимым кузнецом, на свой собственный страх и риск.  Если  у  тебя  есть
способности, с голоду ты не  помрешь.  Но  без  значка  ты  сможешь  открыть
кузницу  только  в  самой  глухой  деревушке,  если,  конечно,  не  захочешь
поселиться у самой границы. Ни один нобиль никогда не доверит своих  лошадей
и оружие никому, кроме гильдмастера. А обычные богатей не станут иметь  дело
ни с кем, кроме гильдейского подмастерья. Это значит, что как бы даровит  ты
ни был, ты навсегда останешься  не  более  чем  простым  жестянщиком.  -  Он
замолчал. Эрик тоже не говорил ни слова, и через мгновение На