след за умирающим телом Сильвии, и
пока он пытался освободить клинок, Ру ударил.  Его  злость  уже  прошла,  он
ослабел от раны, но Дункан был открыт и на миг  потерял  равновесие.  Кончик
шпаги Ру вошел ему прямо в горло.
   Глаза Дункана внезапно расширились, и на лице его обозначилось  такое  же
удивление, как у Сильвии. Он навзничь упал на кровать,  головой  на  подушку
его любовницы, и руки его потянулись к горлу. Из  раны,  изо  рта,  из  носа
текла кровь, и он булькал, пытаясь остановить поток руками.
   Ру стоял над ним, сам еле дыша от  боли,  усталости  и  потери  крови,  и
смотрел, как кровь его кузена заливает атласные  простыни  и  пышно  взбитые
подушки. Через несколько мгновений руки Дункана опустились, голова упала  на
левое плечо, как будто он смотрел на Ру и Сильвию,  и  жизнь  в  его  глазах
потухла.
   Ру посмотрел на Сильвию, лежащую у него в ногах, и увидел, что  глаза  ее
так же пусты, как и у Дункана. В дверь били уже чем-то тяжелым, и Ру  понял,
что они использовали в качестве тарана какое-то бревно.
   Он подошел к двери и прокричал:
   - Отойдите назад!
   Ру отодвинул железный засов  и  увидел  за  дверью  трех  слуг:  Сэмюэля,
конюшего, имя которого Ру не мог вспомнить, и  повара.  Повар  был  вооружен
кухонным тесаком, а два других человека держали в руках шпаги.
   Ру смерил их взглядом и сказал:
   - Отойдите в сторону, если вам не надоела жизнь.
   Взглянув на кровавую картину за спиной у маленького человека со шпагой  в
руке, слуги попятились. Ру шагнул в коридор.
   Позади этих троих толпились другие слуги, горничные, повара, садовники  и
прочая челядь. Ру сказал им:
   - Сильвия мертва.
   Одна из девиц ахнула, а другая улыбнулась с заметным удовлетворением.
   - Сюда движется вражеская армия, - сказал Ру.  -  Завтра  она  уже  будет
здесь. Хватайте свои пожитки и бегите на восток. Если вы этого не  сделаете,
то завтра ночью вас изнасилуют и убьют  или  обратят  в  рабство.  А  теперь
отойдите в сторону!
   Никто не посмел ему перечить. Все развернулись и бросились бежать вниз по
лестнице.
   Ру еле-еле спустился во двор и увидел, что прислуга уже выносит  из  дома
все ценное. Он подумал, не вернуться ли в кабинет Джекоба и убить предателя,
но он был слишком  утомлен.  Ему  потребуются  все  оставшиеся  силы,  чтобы
вернуться домой. Рана его  была  не  такой  уж  страшной,  но,  если  ее  не
перевязать, могла причинить немало неприятностей.
   Спотыкаясь, он прошел по двору и нашел свою лошадь на том месте,  где  он
сам ее привязал. Сунув шпагу в ножны, он из последних сил взобрался в  седло
и, дав лошади шпоры, галопом поскакал домой.

***

   Луи перевязывал Ру плечо, а Карли суетилась рядом, держа в руках тазик  с
водой.
   - Не так уж плохо, - сказал Луи. - Кость оголена, но в конце  концов  это
всего лишь лопатка. - Он зашил рану шелковой ниткой  и  иголкой  из  швейных
принадлежностей Карли. - Очень неприятная, но  ничего  непоправимого.  -  Ру
дернулся, и Луи прибавил:
   - Хотя, конечно, болит просто адски.
   Ру, бледный от боли и потери крови, сказал:
   - Да уж.
   - Хорошо, что артерия не задета, а то был бы ты уже покойником,  так  что
считай, тебе повезло. - Он сделал последний стежок  и  потянулся  за  куском
ткани, чтобы обтереть рану. -  Будем  менять  повязку  два  раза  в  день  и
следить, чтобы рана была чистая. Если она нагноится, ты сильно намаешься.
   Оба они умели перевязывать ран, так что Ру знал, что он в надежных руках.
Элен Джекоби сказала:
   - Мне так жаль Дункана.
   Ру сказал им, что на них с Дунканом напали бандиты. Он посмотрел на Карли
и решил, что скажет ей правду, когда все будет кончено, когда семья будет  в
безопасности и он сможет просить у нее  прощения.  Он  никогда  не  смог  бы
полюбить свою жену, но теперь он знал, что их отношения намного прочнее  той
иллюзорной любви, которую он питал к Сильвии.
   Всю дорогу домой он клял себя за глупость. Как он мог подумать,  что  она
его любит? Его никто никогда не любил, разве что Эрик и другие его товарищи,
с которыми он служил за морем, но это была братская любовь.  Он  никогда  не
знал любви женщин, только их объятия.
   Дважды по лицу его скатились слезы, когда он  вспомнил,  сколько  раз  он
мечтал, чтобы эта чудовищная сука была матерью его детей, и в его душе росла
злость на себя самого.
   И Дункану он доверял... Как можно  быть  настолько  слепым?  Он  позволил
легкому обаянию и родственным чувствам ввести себя в заблуждение.  На  самом
же деле Дункан был ленив, корыстен и  развратен.  Он  был  истинным  Эйвери,
решил Ру.
   Выпив кружку воды, которую дала ему Элен, Ру сказал:
   - Луи, если со мной  что-нибудь  случится,  я  хочу,  чтобы  ты  управлял
"Эйвери и сыном" у Карли.
   В глазах Карли заблестели слезы.
   - Нет! - Она встала на колени перед мужем и произнесла как заклинание:
   - С тобой ничего не случится! - Она была в отчаянии  при  одной  мысли  о
потере Ру.
   Ру улыбнулся.
   - Кое-что почти случилась этой ночью. Я не собираюсь  в  ближайшее  время
покидать этот мир, но я видел достаточно войн,  чтобы  знать,  что  человека
никто не спрашивает, когда ему лучше умереть. - Он поставил пустую кружку  и
схватил жену за руки. - Я говорю просто "на всякий случай", не более того.
   - Я понимаю.
   Тогда он посмотрел на Элен и сказал:
   - Я бы хотел, чтобы вы остались с нами на некоторое время. Я имею в виду,
когда все закончится. Мы все будем вынуждены заново строить свой быт, и  чем
больше друзей будет вокруг, тем лучше для всех.
   Она улыбнулась и сказала:
   - Конечно. Вы были так добры ко мне и детям. Они относятся к вам,  как  к
родному отцу, и я просто не знаю, как вас благодарить за все, что вы для нас
сделали.
   Ру встал.
   - Я боюсь, что обе наши компании к концу войны окончательно обанкротятся.
   Элен кивнула и сказала:
   - Мы выживем. А потом мы все восстановим.
   Ру улыбнулся и посмотрел на жену, у которой до  сих  пор  был  испуганный
вид.
   - Вам обеим нужно немного поспать. Мы уезжаем через несколько часов, а до
этого нам с Луи надо многое обсудить.
   - Ты же ранен, - сказала Карли. - Тебе необходим отдых.
   - Я отдохну в карете, обещаю тебе. Пару дней я не буду садиться в седло.
   - Очень хорошо, - сказала она, - махнув Элен, чтобы та шла наверх.
   Обе женщины проснулись, когда Ру вернулся, и на них были  длинные  ночные
рубашки. Когда они поднимались по лестнице, Луи не сводил с Элен взгляда,  а
потом сказал:
   - Она настоящая женщина.
   Ру восхитился тому, как изящно  ткань  ночной  рубашки  обняла  изгиб  ее
бедра, когда она поднималась по ступенькам, и сказал:
   - Я всегда так думал.
   - Так что произошло на самом деле? - спросил его друг.
   Ру посмотрел на Луи.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я знаю, как выглядит рана, нанесенная кинжалом. Я  могу  даже  сказать,
что тебя ударили сбоку и сзади.  Если  бы  такой  удар  нанес  действительно
бандит, ты бы здесь не сидел. - Он сел напротив Ру. - И бандиты не  нападают
на вооруженных людей, у которых с собой нет ничего ценного.
   - Я ездил к Эстербруку.
   Луи кивнул.
   - Ты застал Дункана с Сильвией.
   - Ты знал?
   Воин снова кивнул.
   - Конечно, я все знал. Я же не слепой и не идиот.
   - Мне сейчас кажется, что я был слепым идиотом.
   - Большинство мужчин дуреют, когда начинают думать вот этим. -  Он  ткнул
пальцем в пах Ру. - Дункан больше года спал с этой потаскухой.
   - И ты ничего мне не сказал! Почему?
   Луи вздохнул.
   -  Когда-то  именно  из-за  женщины  мне  пришлось  с  позором   покинуть
родезийский двор. Меня сделала дураком жена одного нотабля. Я ранил  его  на
поединке. К тому времени, когда я добрался до Крондора  и  был  схвачен,  он
умер, и меня должны были повесить за убийство. Вот тогда-то  мы  с  тобой  и
оказались в одной камере. - Он кивнул своим воспоминаниям. - Я знаю,  каково
быть влюбленным, ослепленным красотой, знаю, как легко лишает разума  нежное
прикосновение и теплый аромат. Я знаю,  что  леди,  которая  искалечила  мне
жизнь, была расчетливой сукой, что после того, как я покинул ее  постель,  я
был ей нужен не больше, чем слуга, который начистил башмаки, но даже  теперь
мысль о ее теле при свечах пробуждает во мне желание. - Он закрыл глаза. - Я
не могу утверждать, что, явись она сейчас, и позови меня снова разделить  ее
ложе, мне хватило бы мудрости  сказать  "нет".  Некоторые  люди  никогда  не
учатся, а другие успевают поумнеть прежде,  чем  станет  слишком  поздно.  К
каким из них можно отнести тебя?
   - Я больше не хочу быть таким идиотом, - ответил Ру.
   - И тем не менее ты пялишься на Элен Джекоби и думаешь, как чудно было бы
найти покой в ее объятиях, склонив голову на ее пышную грудь.
   Ру пристально взглянул в глаза Луи.
   - Что ты мелешь?
   Луи пожал плечами.
   - Я говорю, что любой здоровый мужчина  при  взгляде  на  нее  испытывает
такие желания, ведь Элен  красивая  женщина,  от  которой  веет  теплотой  и
лаской. Лично я думаю обо всех таких женщинах, хоть и держу свои  мысли  при
себе. Но еще я говорю о том, что Руперт Эйвери ищет  чего-то,  чего  ему  не
хватает для счастья.
   - Чего же?
   - Я не знаю, мой друг, - сказал Луи, поднимаясь с места. - Но этого ты не
найдешь в объятиях женщины, будь то твоя жена или Сильвия  Эстербрук.  -  Он
дотронулся до головы Ру. - Это надо найти здесь, -  Потом  он  коснулся  его
груди. - И здесь.
   Ру вздохнул.
   - Возможно, ты прав.
   - Я знаю, что я прав, - сказал Луи. - Кроме того, Элен  по-своему  опасна
не меньше Сильвии.
   - Почему? - спросил Ру. - Сильвия предавала меня, она  хотела  с  помощью
Дункана убить Карли и  выйти  замуж  за  меня,  чтобы  затем  убить  меня  и
завладеть моим состоянием. - Он бросил на Луи недобрый взгляд. - Не  думаешь
же ты, что Элен такая.
   - Нет, - со вздохом сказал Луи, - она  опасна  иначе.  Она  действительно
тебя любит. - Повернувшись к двери, он сказал:
   - Когда эта война  закончится,  тебе  лучше  будет  отослать  ее.  Можешь
продолжать о ней заботиться, но дай ей уйти, Ру. А теперь я должен  пойти  к
фургонам. Ты отдохни.
   Ру сидел один и чувствовал себя совершенно разбитым. Сил его едва хватило
на то, чтобы подняться, перейти на диван в нескольких шагах от кресла и лечь
ничком,  чтобы  не  задевать  плечо.  Элен  в  него  влюблена?  Это   просто
невозможно. Он ей нравится, да. Она благодарна ему за  заботу  о  ней  и  ее
детях, да. Но чтобы она его любила? Этого не может быть.
   Потом Ру захлестнула волна гнева,  боли  и  одиночества.  Он  никогда  не
чувствовал себя таким глупым, никчемным и ненужным. Два человека, о  которых
он думал, что они его любят, хотели его убить и были теперь мертвы.
   Луи сказал ему, что женщина, которой он восхищался, влюблена в него, и он
должен ее отослать. Он лежал, испытывая жалость к  самому  себе  и  гнев  на
судьбу. Непрошеные слезы навернулись на глаза, но вскоре он  заснул,  а  уже
через несколько  мгновений  его  разбудил  Луи,  сказав,  что  пришло  время
уезжать.
   Ру поднялся на нетвердые ноги и позволил Луи отвести себя под руку  туда,
где стояли фургоны. Ру протер глаза и обнаружил, что Карли, Элен  и  детишки
уже сидят в карете.
   - Я дал тебе поспать до последней минуты, - сказал Луи, подталкивая Ру  к
карете.
   Ру поглядел на запад и увидел восход.
   - Мы должны были выехать час назад, - сказал он.
   Луи пожал плечами.
   - У нас было много дел и мало времени. Лишний час нас не спасет, - сказал
он, указав в сторону города.
   При сером свете восходящего солнца Ру увидел вдали  столбы  дыма.  Горели
дома. На северо-западе тоже были видны пожары.
   - Они близко, - сказал он.
   - Да, - сказал Луи. - Пора отправляться.
   Ру вошел в карету и потеснил Карли на сиденье. С другой  стороны  от  нее
сидел Гельмут, а Элен сидела между своими детьми. Абигайль  сидела  на  полу
между ногами Карли и напевала кукле песенку.  Ру  положил  голову  на  плечо
своей супруги и закрыл глаза.
   Дорога была вся в ухабах, и вряд ли ему удалось бы заснуть, но  он  решил
просто посидеть некоторое время с закрытыми глазами. Уже проваливаясь в сон,
Ру вдруг подумал о том,  преуспел  ли  Джекоб  Эстербрук  на  переговорах  с
захватчиками.

***

   Джекоб Эстербрук спокойно сидел за столом. Он знал, что все решит  первая
минута встречи с завоевателями. Если он обнаружит свой страх или какой бы то
ни было намек на неуверенность или враждебность, ему конец. Но если он будет
спокоен и просто попросит переговорить с кем-нибудь из  командиров,  которые
могли бы передать его предложения Изумрудной Королеве, его не тронут.
   Он испытал на удивление сильную скорбь, обнаружив, что его дочь убита. Он
никогда особенно не любил ее, но она умела быть ему полезной, как и ее мать.
   Джекоб терялся в догадках, почему некоторые люди так беспокоятся о  своих
детях, но так и не понял.
   Топот копыт под окном заставил Джекоба сосредоточиться. Он продумал,  что
будет говорить. В коридоре послышались шаги, и двери с шумом распахнулись.
   В кабинет вошли два странно одетых воина, один с мечом и щитом, второй  с
луком. Волосы у них  были  обильно  смазаны  жиром,  а  подбородки  украшали
длинные полукруглые бороды. На  щеках  у  них  были  шрамы,  как  показалось
Джекобу - ритуальные, а не заработанные в бою.
   Джекоб поднял обе руки вверх, показывая, что  он  безоружен,  а  в  левом
кулаке у него была зажата верительная грамота.  Он  полагал,  что  обитатели
далекого континента говорят на диалекте кешийского  языка,  который  некогда
был в ходу у пиратов Горького Моря, похожем на языки Квега и Джайбона.
   - Приветствую вас, - медленно произнес Джекоб. - Я хотел бы поговорить  с
вашим командиром. У меня есть послание от Императора Великого Кеша.
   Воины переглянулись. Лучник что-то спросил у своего  товарища  на  языке,
который не был похож ни на один известный Джекобу язык, а  тот,  что  был  с
мечом, кивнул. Стрелок поднял свое  оружие  и  выпустил  стрелу,  пригвоздив
Джекоба к спинке его кресла.
   Прежде чем свет окончательно померк в глазах Джекоба, он увидел, как  два
человека достают из-за пояса ножи.
   Тем же утром капитан одного из многих наемных отрядов Изумрудной Королевы
подъехал  к  имению  Эстербруков  с  командой  в   двадцать   человек.   Они
разделились, и пока десять солдат  окружали  усадьбу,  восемь  других  вошли
внутрь, оставив двоих присматривать за лошадьми. Все  как  один  умирали  от
голода, и ничего, кроме пищи, их пока не интересовало.
   Через некоторое время один из воинов вышел из дома с выражением глубокого
отвращения на лице.
   - В чем дело? - спросил капитан.
   - Да эти проклятые джиканджийские каннибалы. Они там кого-то едят.
   Капитан покачал головой.
   - Я сейчас испытываю большой соблазн к ним присоединиться. - Он  поглядел
по сторонам. - Где Канхтук? Он  говорит  на  их  варварском  наречии.  Пусть
прикажет им спуститься к дороге и поискать какой-нибудь нормальной  еды  для
всех.
   Вернулись остальные, и один из наемников сказал:
   - Мы нашли кое-какую живность: цыплят, собаку и несколько лошадей!
   Другой всадник крикнул:
   - В поле пасется скотина, капитан!
   Капитан с радостным смехом слез с коня.
   - Лошади нам пригодятся. Режьте цыплят. Подожгите дом.
   Солдаты  поспешили  исполнить  приказание.  Капитан  знал,  что  говядину
придется отправить интенданту Королевы, но сначала  он  и  его  люди  поедят
курятинки. При мысли о горячем цыпленке у него свело  живот.  Он  никогда  в
жизни не был так голоден.
   Когда его люди начали забивать цыплят, капитан крикнул:
   - И собаку тоже зарежьте!
   Какое счастье, что они нашли продовольствие.  Как  в  стране,  казавшейся
такой изобильной, могло быть настолько полное отсутствие какой бы то ни было
еды, оставалось для него загадкой. Они находили золото и драгоценные  камни,
прекрасные ткани и веши редкой красоты, словом, все, что обычно скрывают,  и
никакой еды. Всю жизнь беженцы уносили с собой золото  и  драгоценности,  но
они никогда не забирали зерно, муку, овощи и домашнюю  птицу.  Даже  дичи  в
лесах было мало, будто ее  специально  отогнали  подальше.  Казалось,  враги
отступали, забирая с собой все съедобное. Это же бессмыслица.
   Капитан наемников сел, взяв у одного из солдат найденную в  доме  бутылку
вина.  Он  пил  и  рассеянно  спрашивал  себя,  долго  ли  еще   он   сможет
противостоять искушению присоединиться к пиру джиканджийцев.
   Вытирая губы тыльной стороной ладони, он подумал, что  еще  на  несколько
дней можно будет забыть о голоде. В  отдалении  с  коротким  визгом  умолкла
собака и послышался пронзительный писк цыплят.

ГЛАВА 18
ЗАДЕРЖКА

   Раздался грохот.
   - Ты что, собираешься взорвать весь город, Джимми? - спросил Лайл.
   Джеймс обвел взглядом всех, собравшихся  в  темноте  склада,  и  спокойно
сказал:
   - Возможно.
   Он посмотрел на брата при тусклом свете единственного фонаря.  В  течение
двух дней его солдаты делали вылазки в коллекторы, собирая сведения, отмечая
продвижение боев наверху и координируя  оборону  города.  Джеймс  знал,  что
магия демона  скорее  всего  приведет  к  скорому  вторжению  захватчиков  в
Крондор. И вместо того чтобы всю защиту  сосредоточить  у  стен  города,  не
оставив никого внутри, он пожертвовал  жизнями  сотен  солдат,  чтобы  враг,
ворвавшись в Крондор после продолжительных  боев,  обнаружил,  что  сражение
только началось. В перерывах между управлением обороной из своего подземного
штаба и краткими моментами  сна  или  приема  пищи  он  получил  возможность
получше узнать брата. С  грустью  думал  он  о  том,  что,  дожив  почти  до
семидесяти лет, провел со своим братом всего несколько часов. Он  знал,  что
Лайл - убийца, профессиональный вор, контрабандист  и  сводник,  повинный  в
стольких преступлениях, сколько мух слетается на навозную кучу, но  в  Лайле
он видел самого себя, каким он стал бы, не сведи его случай много лет  назад
с принцем Арутой. Он рассказал Лайлу о той встрече, когда он  увидел  принца
на улице, спасаясь от тайной полиции Джоко Рэдбурна, и о том, как  позже  он
спас Аруте жизнь. Это событие привело к тому, что Джимми-Рука, юный воришка,
стал  сквайром  Джеймсом,  а  впоследствии,  спустя  почти  пятьдесят   лет,
Джеймсом, герцогом Крондорским.
   Джеймс вздохнул.
   - Если б я знал, что тебе можно доверять, я бы за эти  годы  уже  не  раз
воспользовался твоей помощью.
   Лайл рассмеялся:
   - Джимми, за то короткое время, что я тебя знаю - сколько? три визита  за
сорок лет? - я полюбил тебя как брата, коим ты и являешься,  но  говорить  о
доверии? Ты шутишь.
   Джеймс тоже рассмеялся.
   - Я уж вижу. Будь у тебя возможность, ты бы повесил меня за измену и  сам
стал герцогом Крондорским.
   - Это вряд ли. У меня никогда не было таких устремлений.
   Послышался новый удар, и один из гвардейцев сказал:
   - Это, должно быть, заброшенный склад в районе мельницы, ниже по реке.  У
нас там было две сотни бочек.
   Еще до начала осады люди Джеймса прошли  по  всему  городу,  оставляя  на
стратегически важных участках бочонки с квегийским огненным маслом.
   - Видели бы вы защиту Арменгара, - сказал Джеймс гвардейцу. - Этот  город
был мечтой защитника и  кошмаром  завоевателя.  -  Он  сделал  волнообразное
движение рукой, как будто по траве ползет змея. - Не было  ни  одной  улицы,
длиннее полета стрелы, без изгиба. У всех домов нет окон  на  уровне  улицы,
везде тяжелые дубовые двери, которые запираются только изнутри, и все  крыши
плоские.
   Солдаты улыбнулись и закивали, а один сказал:
   - Платформы для лучников.
   - Совершенно верно, - сказал Джеймс, - так что защитники могли переходить
с крыши на крышу по длинным доскам, которые они за собой убирали, а те,  кто
находился внизу, были постоянно  под  обстрелом.  Когда  Мурмандамус  и  его
отряды вошли в город. Гай дю Бас-Тайра  поджег  двадцать  пять  т