** Демиург Лос (исп.)


     Да,  это  -  трудно.  Здесь  -  Беркли,  Аквинат,  Шекспир,  философия,
мифология, история,  Библия, образы, метафоры, скрытые  цитаты,  ассоциации,
реминисценции, многоязычие. И вновь Шекспир: "И тихо влил в преддверия ушей/
наш  фимиам от алтарей священных/ Эрин, смарагд серебряного моря,/  блуждать
во тьме навеки обреченный...". И Сократ, и Платон, и Овидий, и Аристотель, и
Августин, и Оккам, и Аквинат, и Брунетто Лати-ни, и Свифт, и Блейк, и Шелли,
и Гете, и Гримм, и Брандес, и Вилье де Лиль Адан, и  Кольридж, и Малларме, и
Мередит,  и вся  ирландская  культура... И  непреодолимая тяга к  постижению
времени и пространства. И вневременность. И вся культура в своем неразрывном
единстве. И травестия на всю эту культуру...

     В  "поисках  отца" Стивен (а вместе  с  ним и Джойс) перебирает великих
философов, среди них, в первую очередь, пращура и отца схоластики Аристотеля
и Фому Аквинского ("У старца Аквината в школе/ мой дух закалку  получил"; "Я
в  кабаках  и  бардаках/  всегда  с  "Поэтикой"  в  руках"),  главенствующих
соответственно в "Протее" и "Сцилле и Харибде", однако, трудно согласиться с
Йитсом, считавшим, что для Джойса "все уже продумано Фомою Аквинским,  и нам
не о чем беспокоиться". Естественно, для автора  У л и с  -с а и иезуитского
выученика Стагирит и Аквинат -  отцы философии, но трудно согласиться с Мэри
Колем, что  в романе  владычествует  схоластика  - "единственная  философия,
которую Джойс когда-либо признавал". Да, дух схоластики и томизма витает над
Улиссом,  ибо через них неизбежно проходит культура, но Стивен, по признанию
самого прототипа, духовного отца не имеет: черпая у всех, он, как величайший
модернист, ищет собственный путь и в конце концов уходит от Блума.

     Модернизм, по  глубинной сути, демонстрация культуры и пародия на  нее,
осознание культурной "работы в движении", невоз-


206

     можности остановиться, постоянной  смены, обновления парадигм. В Улиссе
владычествует не схоластика, а духовное  движение. Не упущены даже  Духовные
упражнения Лойолы, Фома конкурирует и переплетается с Августином, дополняясь
Бернардом   Клервоским,   сам   роман,  внешне   имитирующий  схоластический
силлогизм, предельно адогматичен и открыт в грядущее...

     Модализм  Савелия,  солипсизм  Беркли,  мощная образная  мистика Блейка
("Нестор" и далее), скептицизм Юма,  близкий и Стивену и еще больше  Блуму -
так  что  проф. Эллманн находит даже, что в  день Блума входит "день  Юма" -
время после трех дня до полуночи  (эп. 10 - 15). А ведь есть еще большой мир
искусства,  где  правят  совершенно  иные боги  -  Шекспир и Свифт,  Ибсен и
Флобер,  а   в  конечным  итоге  только  сам   вседержатель-автор,   который
адогматичен, своеволен и свободен как ветр. И мы поправляем поспешный вывод.
Нет, "Улисс"  -  тоже  Протей,  "Улисс" -  несметнолик  как всякое  истинное
художество, свободный роман  - и ни  в какую  идейную  схему  или  роль  его
никогда  не удастся  полностью  поместить. Солидное  исследование  "Джойс  и
Аквинат",  принадлежащее  перу  ученого  иезуита  Уильяма  Нуна, завершается
выводом, к которому мы не можем не  присоединиться: "Джойс-художник  никогда
не  давал  присяги  на  верность  ни  системе томизма,  ни  любой другой  из
философских систем - Беркли, Фрейда, Вико или кого угодно. Из каждой он брал
то, что было всего нужней ему как художнику".

     Лейтмотив всего третьего эпизода  -  движение мысли, метаморфозы вещей,
эволюция  культуры,  связи  Отца и Сына,  эстафета духа. Художник -  Протей,
заново изобретающий себя, пересоздающий мир.

     Цвета эпизода - зеленый: цвет моря, лунного света, абсента и,  наконец,
что самое важное,  национальный цвет Ирландии. Зеленый  цвет - это и  "цвет"
епифаний, коротких прозаических произведений Стивена, которые  он  собирался
писать на больших зеленых листьях.

     Данный  эпизод  соответствует  четвертой песни  "Одиссеи".  Центральный
образ   -   вечно  изменчивое   море,  что  подводит  читателя  к  пониманию
символа-лейтмотива эпизода - прилива, изменений, метаморфоз. Недаром и живые
существа, и неодушевленные предметы, попадающие в  "поток сознания" Стивена,
подвергаются  непрерывным  метаморфозам.   Собака,   сопровождающая   ловцов
моллюсков, превращается в  зайца, оленя,  медведя, волка,  теленка, пантеру,
леопарда. Тросточка Стивена - то меч, то жезл авгура, то посох пилигрима.

207

     "Меняется"  и Маллиган.  В эпизоде  он упоминается несколько раз  - при
ассоциации  со Свифтом ("длинное лошадиное лицо..."), нашествием викингов, с
утопленником.

     Искусство эпизода -  филология,  что  соответствует  занятиям  Стивена.
Поэтому  очень  важное место  занимают  в  тексте  шекспировские  аллюзии, в
частности, тема Гамлета, восходящая  к одной из основных тем "Улисса" - теме
отца и сына. Цитаты из "Гамлета" постоянно вплетаются во внутренний  монолог
Стивена.

     Часто Стивен  мысленно  обращается к Джонатану Свифту..., хотя  ни разу
прямо не называет его, ограничиваясь многочисленными намеками и аллюзиями...
Обращает  на себя внимание одна фраза эпизода,  "Кузен Стивен, вы никогда не
будете  святым",  которая  становится  понятной лишь  в связи  со Свифтом  и
отсылает  к  словам английского поэта  Джона  Драйдена, обращенным к Свифту:
"Кузен, вы никогда не будете поэтом".

     Через сопоставление Стивена с аббатом-мистиком Иоахимом Флорским ("отче
аббат")  "неистовый  настоятель"   ассоциируется  с  учеными-схоластиками...
Иронические характеристики  даны и другим отцам  церкви и  видным  церковным
деятелям - Аквинат назван "косопузым",  иронически описываются и  "последний
схоласт"  -   итальянский  философ  Джованни  Пико  делла   Мирандола...,  и
"непобедимый доктор" - английский философ и богослов XIV в. Уильям Оккам...

     Все   время   меняется  и   язык  эпизода.   Джойс   широко  использует
средневековые  архаизмы, современный сленг, слова, заимствованные  из других
языков  -  древнегреческого,  латинского,   французского,  немецкого,  -   и
занимается дерзким, но очень оригинальным словотворчеством. - Е. Гениева.

     Осилить Протея - это и есть культура. Улисс - ОТО * литературы.


     * ОТО - общая теория относительности.




КОММЕНТИРУЕТ ФРЭНК БАДЖЕН

     С  открытыми  глазами Стивен  идет  сквозь  пространство.  Вещи  в  нем
расположены nebeneinander  (одна  возле  другой).  Он называет  пространство
непреодолимой  модальностью видимого.  С  закрытыми  глазами он идет  сквозь
пространство во времени. Время - это



208

     непреодолимая  модальность  слышимого.  Одно событие следует за  другим
nacheinander (одно за другим).

     Да,  у  Джойса  нет  отбора,  да,  рациональное  здесь   неотделимо  от
трансцендентного, да, живое перемешано с омертвевшим, да, ассоциации скачут,
блуждают, уводят куда угодно, но не такова ли реальность сознания? не такова
ли жизнь?

     Нет! - отвечают наши, - Нет:

     Из внутренней жизни  Стивена  Дедалуса изгнано рациональное, логическое
мышление;  разум  скомпрометирован в глазах  Джойса  и  близких ему  авторов
философских   систем.  Вместо  плодотворной  работы   мысли  -  демонстрация
учености, почерпнутой главным  образом  из омертвелых  источников  (Шекспир,
Свифт,  Данте?).  Мышление   Стивена  носит  метафизический,  схоластический
характер  (мы -  диалектики!), оно  сковано католическим  воспитанием (мы  -
раскованы марксистским)  и псевдонаучными теориями (Лысенко,  Лепешинская?),
усвоенными  им   впоследствии.   Метафизичность  средневековья,  смыкаясь  с
метафизичностью новейшей ущербной философии, заменяет  ему истинную  картину
мира.

     Нам бы такую метафизику, схоластику и ущербность!..

     Или такая  вот ложь капралов от  литературы: мол, у Толстого внутренний
монолог связывал человека с миром,  а у  Джойса -  изолировал  его от  него.
Почему  "изолировал"?  Почему  должен быть "связан"?  И  почему, собственно,
душевная жизнь должна  идти на поводу у телесной? Откуда такой закон? А быть
может,  изоляция -  и  есть  условие тождественности?  Или психика - "стой",
"смирно", "шагом арш"?

     И еще: нашим не по душе память его героев:

     Герои, то и дело отрываясь от повседневности, уходят  в воспоминания; в
результате  время  как  бы останавливается, создается иллюзия  независимости
человека от действительной жизни.

     Что  верно,  то  верно  -  память  отягощает  нас,   мы  бы  с  большим
удовольствием забыли  ужасы  нашей  великой  и  передовой истории.  Впрочем,
последняя  только  и остается  в  памяти  - документы куда-то  по-кафкиански
исчезают, бесследно. Но что же  поделать с этой распроклятой памятью? С этим
наваждением,  помогающим  освободиться от  власти времени? С  этой гадостью,
мешающей строить "великое будущее"? Наверное, нам и впрямь

209

     необходимо Министерство правды и новояз? Воистину в лоне греха были они
рождены...

     В лоне  греха,  темном, был и я,  сотворен,  не рожден. Ими, мужчиной с
моим  голосом и моими  глазами и  призраком женщины с пеплом в  дыхании. Они
сжимали друг друга и разъединялись, исполняя хотение сочетавшего.  До начала
времен восхотел он меня и теперь, может быть,  не расхочет  меня вовеки. Lex
eterna* пребывает с ним. Может быть, это и есть  та божественная сущность, в
которой отец и сын  единосущны? Где ты,  добрый,  старый Арий, чтобы сделать
выводы? Всю жизнь свою сражался против  единопреображажидо-трамтарарамности.
Злосчастный ересиарх. В греческом отхожем месте испустил он последний вздох:
euthanasia**.  В жемчугами  усыпанной  митре и с  посохом, восседая на своем
троне, вдовец овдовевшей епархии, с торчащим омофором, с замаранным задом.

     * Вечный жид (латин.).
     ** Блаженная смерть (греч.).



     С  "Калипсо" начинаются странствия Одиссея-Блума  - рекламного  агента,
дублинского  еврея. Нимфа Калипсо - картина в спальне и в чем-то  жена Блума
Мэрион, певица, испанка по происхождению. Итака -  Сион, историческая родина
героя, не чувствующего себя хозяином в собственном доме. Гермес - колбасник,
хозяин мясной лавки, еврей Длугач.

     От  царственности Одиссея  у  Блума  осталось  только  имя  - Леопольд,
владыка. Все его атрибуты гротескно снижены:  даже  вместо собаки  Улисса  -
драная кошка.

     Место  действия - дом Блума на Экклз-стрит, 7. Время действия,  как и в
первом эпизоде  со  Стивеном-Телемаком,  -  8  часов  утра.  Орган,  который
символически представляет эпизод, - почка.  "Искусство" - экономика, точнее,
разумное ведение  домашнего  хозяйства. Цвет - оранжевый. Символ-лейтмотив -
нимфа. Действительно  в  пятой песни  "Одиссеи" рассказывается о  пребывании
Одиссея  у  нимфы Калипсо, которая  "насильно  им  овладела"  и  к  тому  же
препятствует его возвращению на родную Итаку. Однако Зевс посылает к Калипсо
Гермеса  с приказом освободить Одиссея, а  ему повелевает вспомнить о  своем
доме и народе. - Е. Гениева.

     Тематический план.  Скупо, но отчетливо в эпизоде обозначены  почти все
нити отношений и чувств, почти все стержневые линии будущего романа: Блум  -
жена


210

     (обожание,  служение, подчиненность), Блум  - дочь (отцовская забота  и
беспокойство), Блум - обидчик Буян ("дерзкий почерк", "извозчик  навеселе"),
Блум - сын Руди, умерший  младенцем (неушедшая боль). Главная ось -  Молли и
Бойлан, предвидимая и неотвратимая измена.  Джойс  мастерски показывает, что
эта  тема - постоянно в мозгу  у  Блума, однако  она  - табу для  него, тема
изгоняемая, не называемая; наибольшее, что допускается, - воспоминание об их
первой встрече на балу.  Напротив, вольно текут палестинские фантазии Блума;
обозначается  и  вообще  его  тяга  ко всевозможным  фантазиям, прожектам  и
планам.

     Дополнительные планы. Начиная с данного эпизода,  Джойсом  утверждается
соответствие с органами тела. Орган для  данного эпизода -  почка. Искусство
эпизода - экономика или домохозяйство, цвет - оранжевый (утреннего солнца, а
также ночного горшка Молли), символ - нимфа. - С. Хоружий.

     Пятый эпизод.  Десять утра. Лотофаги.  Лотофаги Блума - поход  в  баню:
"чистая ванна с водой, прохладная эмаль, теплый,  ласкающий поток.  Сие есть
тело мое".

     "Он видел заранее свое бледное тело, целиком  погруженное туда, нагое в
лоне тепла,  умащенное душистым тающим мылом, мягко омываемое. Он видел свое
туловище  и  члены,  покрытые  струйной  рябью,  невесомо  зависшие,  слегка
увлекаемые вверх, лимонно-желтые;  свой пуп,  завязь  плоти;  и  видел,  как
струятся темные  спутанные  пряди  поросли и струятся  пряди  потока  вокруг
поникшего отца тысяч, вяло колышущегося цветка".

     Эпизод символически  представляет  половые органы.  Ботаника и  химия -
"искусства" эпизода. В  тексте  постоянно  упоминаются различные  цветы. Все
модификации  фамилии Блума имеют в своей основе цветок. Блум  - по-английски
цветок,  цветение;  венгерская фамилия  Вираг также  означает  "цветок",  и,
наконец,  Блум подписывает свои  любовные  письма  Марте - "Генри Флауэр". В
сознании  Блума также  постоянно возникают различные ассоциации, связанные с
цветами. Не меньшую роль в данном эпизоде играют и различные запахи - духов,
цветов, тела, благовоний и т.д. Большое  значение имеет наркотический эффект
запаха  [в  "Одиссее"  Лотофаги  угостили гостей  "сладко-медвяным лотосом",
вкусив который  они  утратили "желанье назад  воротиться"].  Это  становится
особенно ощутимо в церкви, где Блум присутствует при таинственном причастии,
евхаристии,   которая,   в   свою   очередь,  по  замыслу  Джойса,  является
символом-лейтмотивом эпизода. - Е. Гениева.

211

     Тематический  план.  Главная  задача  эпизода  -  создать   настроение,
атмосферу жары  и лени,  бесцельной праздности, безвольного автоматизма... В
достижении такой цели важную роль  играют  форма и  стиль.  Здесь,  пожалуй,
впервые  выступает очень характерный  для  Джойса  способ письма, который он
называл  "миметическим",  т.  е.  подражающим,  изображающим  стилем.  Стиль
подражает описываемому содержанию,  воспринимает  его  качества:  так, лень,
передаваясь  форме,  влечет  безвольные  обрывы   фраз  -  на  предлоге,  на
полуслове. Далее, эпизод делает  более  отчетливой,  объемной  фигуру Блума.
Конечная цель  работы Джойса в романе - разложение  Блума  на  универсальные
элементы,  общечеловеческие и даже  космические; но, прежде чем это сделать,
он   представит   его  полно,  зримо  и  выпукло,   не  хуже   любого  героя
психологического  романа.  Мы  видим,  что  Блум  женолюбив,  но   больше  в
воображении,  в фантазиях; по-настоящему любит музыку, хотя и  не  искушен в
ней; трезвый скептик в делах религии. В последнем Джойс и  его герой идут по
стопам  Карла  Маркса, разрабатывая  известный  тезис: религия  - опиум  для
народа. - С. Хоружий.

     "Он  перешел  через  Уэстморленд-стрит,  когда последнее  И протащилось
мимо. Ровер, ремонт  велосипедов.  Сегодня как раз  гонки. Когда это было? В
тот  год умер Фил Гиллигэн. Мы  жили на Ломбард-стрит  уэст.  Нет,  тогда  я
работал у Тома. Получил место в "Мудрости" Хэли в год  свадьбы.  Шесть  лет.
Десять лет назад: в девяносто четвертом он умер, ну, конечно, большой  пожар
у  Арнотта.  Вэл  Диллон  был  лорд-мэром.  Обед  в Гленкри. Олдермен Роберт
О'Рейли  вылил портвейн в свою тарелку с  супом  и  вылакал  за  собственное
здоровье перед тем как спустили флаг. Не слышно было, что играет оркестр. За
все  ниспосланное ныне  возблагодарим.  Милли  была тогда  совсем крошка. На
Молли  был  тот  слоново-серый  костюм  с  тесьмой.  Английский  с обтяжными
пуговицами. Не любила  его  потому, что  я растянул сухожилие в первый день,
как  она надела. Пикник хора в  Сахарной Голове. Как  будто от того. Цилиндр
старика  Гудвина,  вымазанный  в  чем-то липком. И  для  мух  пикник. Такого
костюма у  нее с тех пор  не было. Сидел  как  перчатка,  обтягивал плечи  и
бедра.  Только-только начала полнеть. В тот день  мы взяли с собой паштет из
кролика. Все оборачивались на нас.

     Счастливое.  Самое  счастливое.  Уютная комнатка с красными  обоями, от
Дакрелла, шиллинг и девять пенсов кусок. Вечера, когда купали Милли...


     Он шел  по краю тротуара. Поток жизни. Как  звали того, поповская рожа,
всегда   косился  в   наши  окна,  проходя  мимо?  Слабое  зрение,  женщина.
Останавливался   у  Цитрона   на  Сент-Кевинс-Пе-рэд.  Пен,  а  дальше  как.
Пенденнис? Память у меня становится. Пен?..

212

     еще бы, столько лет. Верно от  грохота трамваев... Ветренная была ночь,
когда  я зашел за ней. Было собрание  ложи на  счет лотерейных билетов после
концерта  Гудвина в  банкетном  или дубовом зале городской думы.  Мы  с  ним
позади. Ее ноты вырвало у меня из рук, ветром прибило к ограде школы. Хорошо
еще, что не. Могло бы испортить ей все впечатление от вечера".

     Шестой  эпизод.  Одиннадцать  утра.  Гадес. Аид.  Кладбище.  Сатира  на
религию и коммерцию, на духовенство и лавочников. На всеобщее растление.  На
ирландский характер: дом ирландца - его гроб (перепевы Д убл инцев...).

     Похороны  Патрика Дигнэма... Улисс  в  царстве Гадеса...  сам  Гадес  -
смотритель  кладбища Джон  О'Коннэлл.  Его  путь  пересекают  Орион, пасущий
зверей зодиака - погонщик скота, и Цербер - священник. Любовь и смерть стоят
у колыбели человека: брачная постель - смертное ложе, утробное существование
- загробная жизнь, матка -  могила,  пуповина  младенца  - канат, на котором
спускают фоб в  яму.  Бренность  человеческой жизни,  сладострастие  смерти,
подавленные   цивилизацией   извращенные   влечения:   садизм,   некрофилия,
вампиризм.  Мир  предстает в трупном аспекте. Дух Патрика  Дигнэма -  символ
гниющего, покрытого трупными язвами, озверелого человечества.

     Гадес - спуск Одиссея-Блума в физическое и духовное подземелье. Главная
тема  - человеческое  разложение, кладбищенский мотив. "Я есмь воскресение и
жизнь" - обещают все евангелия, а на деле...

     "Можно ручаться  почва тучнеет на славу  от  трупного удобрения, кости,
мясо, ногти. Начинка склепов. Жуть. Делаются зеленые и розовые, разлагаются.
В сырой земле гниют быстро. Тощие старики дольше держатся. Становятся не  то
сальные, не то  творожистые.  Потом чернеют, сочатся черной вонючей патокой.
Потом  высыхают. Мотыльки  смерти. Конечно  клетки или  что  там  есть живут
дольше. Изменяются, но по сути вечные. Нечем кормиться кормятся собой".

     Центральный образ эпизода - сердце, которое упоминается здесь множество
раз в различных значениях.  Искусство - религия. Символические цвета эпизода
- белый и черный. Образ-лейтмотив - гробовщик. - Е. Гениева.

     Тематический   план.  Разумеется,  центральная   тема  -  смерть.  Тема
раскрывается сильно и необычно (хотя отчасти читатель подготовлен: в эп. 4,5
уже видны были

213

     трезвая   приземленность    Блума   и   тяга   Джойса    к   телесному,
физиологическому). Аид Гомера -  мир душ  усопших. Аид  Джойса - мир их тел:
трупов. Вся духовная сторона темы, вся мистика и метафизика смерти отсечены,
но удел тел  развернут с редкою яркостью.  На  поверку это не так далеко  от
католической  традиции,  жуткий   облик   телесной   смерти  -  классическая
средневековая  тема  плясок  смерти,  danse  macabre, -  только в  традиции,
конечно, тема дополнена  и духовною стороною. Отрицание последней - активная
позиция  и  Джойса,  и  Блума. Загробный мир,  "тот свет" в романе - предмет
насмешливой пародии -  он  фигурирует тут как обыгрываемая Блумом опечатка в
письме  Марты (эп. 5). Минорности главной  темы отвечает и то направление, в
котором развивается образ Блума  в "Аиде". Здесь довершается  богатый список
его внутренних проблем, ущербностей и ущемлений:  неверность Молли  и как бы
вытеснение его с места хозяина и главы дома (общий с ситуацией Стивена мотив
захвата, узурпации), смерть Руди и  лишенность  сы