е  не  перестрадавший  свое
горе человек. И этот человек полностью понимал, как мне самому нелегко.
     - Я все знаю об Андре, - сказала Жанна. - Каждый день  я  слушаю  его
голос - его прощание со мной и Олегом перед тем нападением головоглазов...
И я знаю, что вы сделали все возможное, чтоб вызволить  его  или  хотя  бы
отыскать его следы. Я знаю даже, что он кричал "Эли!", а не "Жанна!" перед
гибелью.
     - Перед исчезновением, Жанна. Андре не погиб. Оттого он и звал  меня,
а не тебя, - он попал в беду, но смерть ему не грозила, он и не  собирался
в тот миг прощаться с жизнью.
     - Почему ты так думаешь? Он ведь в руках врагов.
     Я видел, что она не верит мне. Никто, кроме меня, не верил, что Андре
жив. С другими я мог не считаться, но ее должен был убедить.
     - Именно поэтому, Жанна. Он был жив, когда они полностью овладели им,
- Ромеро, очевидно, говорил тебе, что мы слышали его призывы, не видя  уже
его?
     - Да, говорил. Ромеро считает, что Андре мертв.
     - Послушай теперь меня, а не Ромеро. Если бы они  хотели  убить  его,
они  убили  бы  сразу,  а  не  боролись  с  ним,  чтоб  взять  живьем.  Он
единственный представитель их новых, самых  могущественных  в  их  истории
врагов, - да они трястись должны над ним, а не уничтожать его! Что им даст
уничтожение  одного  человека?  Я  уверен,   за   здоровьем   его   следят
внимательнее, чем ты сама следила бы за ним на Земле.
     - Вы уничтожили четыре вражеских крейсера. Андре мог быть на любом из
них.
     - Он не мог быть ни на одном из них. Хоть разрушители  и  были  тогда
самоуверенны,  они  бы  не   подвергли   единственного   своего   пленника
превратностям боя. Они могли рассчитывать на победу, но не на то,  что  не
будет потерь. И они, разумеется,  упрятали  Андре  в  спокойное  местечко,
подальше от сражения.
     - Ты говоришь так, словно видел своими глазами, как они действуют.
     - Просто сам бы я поступил так на их  месте.  У  меня  нет  оснований
считать, что наши враги глупее меня.
     Она раздумывала, колеблясь. Я заронил  в  нее  надежду,  она  уже  не
хотела расставаться с ней и страшилась, что надежда напрасна.
     Внезапно она сказала:
     - А разве о гибели Андре не говорит то, что разрушители ничего  не...
Ты меня понимаешь, Эли? Ромеро считает, что враги могли выпытать  от  него
все тайны, но наших тайн они так и не узнали, - это ведь правда?
     Мной овладела ярость. Я схватил испуганную Жанну за  плечи,  заглянул
ей в глаза.
     - Ты любила Андре, - сказал я шепотом.  -  Ты  была  ему  ближе  нас,
Жанна! Как же ты смеешь так говорить о нем?  Неужели  ты  так  слепа,  что
собственного мужа не разглядела? Ромеро должен  услышать  от  тебя,  каков
Андре, а не ты прислушиваться к Ромеро!
     Она снова громко заплакала. Я в волнении ходил по комнате. Я не мог и
не хотел ее утешать: это было бы подтверждением того, _ч_т_о_  она  думала
об Андре. Мне самому хотелось заплакать. Я ловил себя на том же, скрытом в
глубине души, чувстве страха за слабость Андре. Я не знал,  насколько  мы,
его друзья, способны на муки, но что он меньше всех нас способен на них, я
знал.
     Справившись со слезами, Жанна сказала:
     - Все так перепутано во мне, Эли. Если бы не Олег, я не справилась бы
с таким несчастьем. Я ведь серьезно думала, стоит ли мне самой жить, когда
узнала о смерти Андре.
     - Исчезновении, Жанна!
     - Да, исчезновении. Разве я  сказала  по-другому?  Но  если,  как  ты
говоришь, он исчез, а не погиб, то есть ли какой-либо шанс  вызволить  его
из плена? Подготовлен Галактический флот,  предстоят  новые  экспедиции  в
Персей - ты серьезно думаешь, что Андре удастся спасти?
     -  Во  всяком  случае,  будем  пытаться.  Одно  могу   утверждать   с
уверенностью: когда придет время возвращаться в скопления Персея, не будет
там ни одной планетки, которую бы мы не обшарили на поверхности и внутри.
     Она поднялась.
     - Нам с Олегом пора домой. Спасибо тебе, Эли! Спасибо! Ты всегда  был
верным другом Андре, я даже ревновала его к тебе иногда. Но сейчас,  после
его гибели...
     - Исчезновения, - сказал я с тихой яростью. - Исчезновения, Жанна!
     Она минуту глядела на меня с испугом.
     - Я не узнаю тебя, Эли. Я подумала было, что это  результат  ранений,
но ты стал другим. Временами я тебя боюсь.
     Я через силу улыбнулся.
     - Тебе-то, во всяком случае, нечего меня бояться.



                                    8

     После ухода гостей мы остались с Верой одни. Я сидел  в  ее  комнате,
Вера ходила от двери к окну, это ее  обычный  маршрут  -  долгие,  часами,
блуждания и повороты, взад-вперед, взад-вперед.
     Иногда она останавливалась у окна,  запрокидывая  голову,  забрасывая
руки на затылок, и молчаливо смотрела на город. Все  это  я  видел  тысячи
раз. Все осталось по-старому.
     Все стало иным. Иной была  Вера,  иным  был  я.  Она  была  такой  же
красивой, может, еще красивей, но ее красота была непохожа на прежнюю. Три
года назад я с удивлением открыл, что сестра моя вовсе не пожилая женщина,
какой всегда мне воображалась, а совсем молодая,  ненамного  старше  меня.
Ныне я видел, что Вера достигла переломного возраста женщины,  -  расцвета
перед увяданием.
     Нелегко ей далась эти годы.
     - Вера, - сказал я. - Вы не помирились с Павлом?
     - Мы и не ссорились - просто обнаружили, что чужие друг другу...
     - Он не хотел разрыва, насколько я помню...
     - Разве я хотела? Разрыв произошел независимо от желаний.
     - Тебе это тяжело, Вера?
     - Мне было бы тяжелее, если  бы  я  поддерживала  отношения,  ставшие
лживыми.
     - А Павел? Чувства его не изменились?
     - Чувства, чувства, Эли! Гордость - вот  главное  из  чувств  Ромеро.
Думаю, его больше терзает унижение отвергнутого поклонника,  чем  разбитая
любовь.
     - Что ж, на него похоже - он горд...
     - Поговорим лучше о другом, - сказала Вера. - Большая так  разъяснила
твой план:  раньше  надо  превратить  Землю  в  исполинскую  станцию  волн
пространства, а потом лишь ввязываться в серьезные баталии.
     - Совершенно верно.
     - Мы построили Большой Галактический флот, - задумчиво сказала  Вера.
- Ты видел корабли на Плутоне - каждый сильнее целой флотилии "Пожирателей
пространства"... И есть уже решение двинуть этот флот в Персей. Теперь,  с
осуществлением твоего проекта, экспедиция будет задержана.
     - Не задержана, а  как  следует  подготовлена.  Предстоят  гигантские
сражения, масштабы их  даже  мы,  еле  вырвавшиеся  из  Персея,  не  можем
полностью себе представить. Не забывай, что  противники  наши  ныне  знают
наше могущество - и они не теряют даром времени, Вера!
     - Поэтому все так горячо и поддержали тебя, -  заметила  Вера.  -  Ты
очень хорошо спланировал войну. Остается спланировать мир.
     - Это одно и то же, Вера. Война завершается победой, победа  начинает
мир.
     - Это не одно и то же, брат.
     - Объяснись - темно...
     - Видишь ли, война сама по себе не решает большие проблемы.
     - По-твоему, это не решение - сразить головоглазов? Превратить в прах
их военную мощь?
     - Начало решения, исходный его пункт, но не больше. Подлинное решение
будет, когда мы приобщим наших противников к мирной жизни!
     Я глядел на Веру во все глаза.
     - Ты с ума сошла! Мирно возделывающие поля невидимки! Ты в самом деле
надеешься на успех переговоров с этими исчадиями ада?
     - Если бы я надеялась на успех  переговоров,  я  не  ратовала  бы  за
боевой флот. Я не хуже тебя  понимаю,  что  обращаться  к  разрушителям  с
уговорами - бессмысленно. Их надо сразить.
     - И всех истребить, Вера!
     - Это попросту неосуществимо, Эли. Где взять гарантии, что  отдельные
их корабли, заблаговременно  или  после  поражения,  не  удерут  в  другие
звездные края и там враги не усовершенствуются  до  того,  что  превзойдут
людей, как некогда превзошли галактов? И можешь  ты  поручиться,  что  уже
сейчас где-нибудь  в  центре  Галактики  нет  их  колоний?  Сто  пятьдесят
миллиардов звезд в одной нашей Галактике, неужели ты  собираешься  все  их
исследовать, так сказать, на зловредность? А ведь  за  пределами  нашей  -
миллиарды иных галактик! Ты поручишься, что туда не проникли наши враги?
     - Не поручусь. Они могут быть везде. Речь о том, чтоб истребить их  в
скоплениях Персея.
     - То есть выиграть одно сражение и после этого, возможно, ввязаться в
бесконечную истребительную войну? Ты скажешь, это  лишь  возможность,  она
может и не осуществиться. Когда  разрабатывают  политику  на  тысячелетия,
учитывают все возможности, что способны стать действительностью. Одолеть в
одной, так называемой решающей битве  и  оставить  потомкам  в  наследство
вечную опасность всеобщего уничтожения, - нет, как хочешь, Эли, разума тут
немного!
     Слушая ее, я перенесся  мыслью  в  Персей.  Я  снова  увидел  Золотую
планету. Чем-то она напоминала Плутон - такая же космическая мастерская, и
если на ней не изготавливались звездолеты, то  зато  она  меняла  кривизну
окружающего мира, умела сворачивать его просторы в вещество - не покоилась
в пространстве, как наши планеты, а командовала им!
     Сколько тысяч таких планет против одного Плутона!  И  на  всех  кипит
работа, проклятые головоглазы стараются  перенять  наше  умение  распылять
вещество в "ничто", как мы переняли у них умение  менять  плотность  этого
мирового "ничто".
     Для их научной проницательности задача не  такая  уж  трудная  -  они
спешат...  Что,  если  навстречу  нашему  флоту  грянут  заново  созданные
аннигиляторы вещества?
     - Пока у нас большое преимущество перед ними, -  сказала  Вера.  -  И
надо торопиться его использовать.
     - Ты сказала, что победа в войне лишь начало?
     - Да, начало. Сперва мы силой заставим их прекратить свои зверства, а
затем понемногу втянем  их  в  ассоциацию  разумных  и  свободных  существ
Галактики. Ты сам говорил, что они трудолюбивы и отважны,  технические  их
достижения огромны. Разве не упрек будет нам, если мы такой народ навсегда
отстраним от мирового сотрудничества?
     - Я не вижу путей к сотрудничеству с ними.
     - Вчера ты не видал их самих. Если бы мы сразу могли увидеть все,  то
не было бы развития. Между прочим, я не верю в  преступления,  совершаемые
из любви ко злу. Наши великие предшественники Маркс  и  Ленин  учили,  что
основа  политики   -   экономические   нужды.   Если   разрушители   стали
преступниками, то значит, им выгодны их преступления, - вот причина!
     - Ты собираешься найти иной способ удовлетворять нужды врагов?
     - Вспомни: после объединения Земли, когда  ни  один  человек  уже  не
эксплуатировал другого, человечество в целом еще долго жило за счет  иных,
правда, неразумных существ.  По  Земле  бродили  стада  коров  и  баранов,
сновали  куры  и  утки  -  их  вели  на  убой,  чтоб  человек  имел  мясо.
Синтетическое мясо наших заводов вкуснее животного,  синтетическое  молоко
ароматней коровьего. Исчезла нужда в продуктах живых организмов - никто не
разводит животных на убой. Нет ли похожего на это и  у  разрушителей?  Они
стали  на  путь  угнетения  соседей,  потому  что  нашли   легкий   способ
удовлетворения   потребностей.   Может,   мы   откроем   иные   пути    их
удовлетворения, если, конечно, эти потребности жизненно необходимы?
     - Мне кажется, ты рассуждением  о  потребностях  в  какой-то  степени
оправдываешь их злодеяния?
     - Ничуть. Понять - не  значит  оправдать.  Можно  понять  и  осудить.
Оттого что раб приносит хозяину пользу,  рабство  не  становится  морально
чистым.  У  зла  есть  верхушка  и  корни.  Если  срубить   верхушку,   не
выкорчевывая корней, от них могут пойти новые побеги.  Мы  силой  заставим
разрушителей  смириться,  освободим  их  невольников  -  срубим   верхушку
взращенного  ими  зла.  А  затем  надо  покончить  с  самой   возможностью
возникновения зла, а для этого разберемся, какие корни  его  питали.  Если
враги используют ткани живых организмов для собственной жизнедеятельности,
они смогут заняться  производством  синтетических  тканей  и  органов,  мы
охотно поможем им в этом деле.
     - Одно скажу - превращение чертей в ангелов дело непростое.
     - Как и обучение ангелов человеческому образу жизни. Однако мы должны
этим заняться.
     - Вряд ли при нашей жизни мы увидим результаты.
     - Я уже сказала тебе: мы строим политику на тысячелетия. Пусть увидят
внуки - ради этого стоит постараться.
     Я прошел к себе и разделся.
     Вспыхнул видеостолб. Ромеро опирался на трость посреди комнаты.
     -  Поздравляю  с  благополучным  возвращением,   дорогой   друг!   Не
вставайте, я отлично вижу вас и в кровати, а пожать друг другу руки мы все
равно не сумеем. Окажите мне честь встретиться со мной завтра.
     - С удовольствием, но не вечером. Вечером меня ждут в Большом Совете.
     - В таком случае, к обеду. Посидим вместе за  столом,  как  в  добрые
старые времена. Кстати, вы не обиделись, что я  не  явился  встретить?  Вы
понимаете, среди встречающих были особы...
     - Понимаю Павел. Завтра к обеду я буду у вас.
     Он исчез.



                                    9

     До чего же она была прекрасна, милая зеленая Земля!
     Я все утро бродил по улицам Столицы, поднимался над грядами ее домов,
выбирался в окрестные поля и  парки,  выкупался  в  канале.  Мальчишки  из
соседнего интерната с молчаливым уважением следили, как я  вылезал:  стоял
октябрь. Нужно затеряться  на  три  года  в  космических  просторах,  чтоб
ощутить, как хорошо дома!
     Потом я снова возвратился  в  Столицу.  Улицы  были  пусты.  Прохожие
встречались так редко, что оглядывались друг на друга - кого  еще  вынесло
наружу?
     Я присел в скверике на площади. Напротив  стоял  дом  с  навесом  над
первыми этажами, под этим навесом в последний приезд в Столицу я  прятался
от дождя. Я вспомнил незнакомую девушку с высокой шеей и широкими бровями,
Мэри Глан, мы с ней тогда стояли рядом и она издевалась надо мной.
     Что с этой строптивой Мэри? В Столице  ли  она?  Умчалась,  как  все,
куда-нибудь на новостройку?
     Кто-то сел на скамейку. Вначале я  не  обращал  внимания  на  соседа,
потом повернулся.
     На скамейке сидела Мэри Глан.
     Появление ее до того отвечало моим мыслям, что я, растерявшись, молча
глядел на нее.
     - Здравствуйте, Эли! - сказала она. - Ведь вас зовут Эли Гамазин?
     - Здравствуйте! - ответил я. - Да, я Эли  Гамазин.  А  вас,  если  не
ошибаюсь, зовут Мэри Глан?
     Она не удивилась. Она спокойно кивнула головой.
     - Какое совпадение, - сказал я. -  Представьте  себе,  я  только  что
думал о вас, и вот - вы появляетесь!
     - Вы считаете это совпадением? Просто я пожелала встретиться с вами и
просила Охранительницу навести вас на мысли обо  мне.  Я  вчера  встречала
вас.
     Мне стало смешно и досадно. Я успел  в  странствиях  забыть,  что  на
Земле командуют Охранительницы. Если это и было чудо, что я думал о  Мэри,
то чудо обыденное, технически подготовленное, еще деды  потрудились,  чтоб
оно стало легко осуществимым.
     - Итак, вы хотели меня увидеть, Мэри? Я все же настаиваю на своем:  я
тоже интересовался про себя, где вы. Что же мы скажем друг  другу  теперь,
когда желания наши осуществились?
     Она не торопилась с ответом. Впоследствии я  узнал,  что  до  нее  не
вдруг доходит, чего от нее ждут. Пока она раздумывала, я разглядывал ее. Я
помнил ее некрасивой, но она была скорее хорошенькой, чем некрасивой.
     Единственным, что не вязалось с ее тонким лицом были  широкие  брови,
но они нависали над такими темными задумчивыми глазами, что несоответствие
пропадало.
     И при первой встрече я запомнил, что  глаза  у  нее  темные,  но  мне
показалось тогда, что они темные от раздражения.
     - Я виновата перед вами, - сказала Мэри. - Не знаю, почему я  была  с
вами груба в Каире и на этой  площади.  Я  решила:  обязательно  извинюсь,
когда встретимся. Но вы улетели на Ору, а после в Плеяды  и  Персей...  Но
вот вы вернулись, и я извинилась!
     Она встала, но я задержал ее. Мне захотелось пошутить.
     - А знаете ли, что перед отлетом  я  запрашивал  Справочную  о  нашей
взаимной пригодности?
     Мэри решительно не хотела  смущаться.  Она  только  помолчала,  хмуря
брови.
     - Да, знаю. Я знаю также и то, что мы ни с какой стороны не  подходим
друг для друга. Всего доброго, Эли.
     Я больше не решился задерживать ее. Я сидел на скамейке и смотрел  ей
вслед. О Справочной она соврала, Охранительницы  не  выдают  личных  тайн.
Потом я сообразил, что Мэри, очевидно, тоже запрашивала обо мне  и  потому
знает, как мало у нас соответствия. Она  для  того  и  удалилась,  чтоб  я
последующими вопросами не выведывал ее маленького секрета. Мне было жалко,
что она ушла.
     - Вы не забыли, что вас ждет друг? - сказала  Охранительница  голосом
старика.
     Вызванная авиетка появилась немедленно, но  я  опоздал  к  Ромеро  на
полчаса.
     - Я хотел лететь вам навстречу, - сказал он, сердечно обнимая меня. -
Справочная доложила, что вы замечтались на одной  из  столичных  площадей.
Куда же мы с вами, юный многострадальный Одиссей? До обеда еще  часа  два,
если, конечно, вы не желаете подкрепиться пораньше.
     Он держался так непринужденно, словно никогда не было у нас споров. Я
охотно поддержал этот тон. После того как Ромеро потерпел провал на Земле,
ему, очевидно, было неприятно показывать, что он помнит былые стычки.
     Мы  не  провели  вместе  и  часа,  как  я  убедился,  что  он  охотно
возвращается к нашей борьбе, даже иронизирует над нею.
     - Пойдемте на гребень Центрального  кольца,  -  сказал  я.  -  Оттуда
великолепнейший вид на Столицу.
     - Отлично. Любоваться Столицей я готов ежедневно, сегодня к  тому  же
ясный день.
     Пока мы поднимались на крышу, я украдкой присматривался к Павлу.  Все
мои знакомые стали иными, я еще не привык к их новому виду.
     - Давненько мы не виделись, - сказал Ромеро, улыбаясь.
     - Всего два с половиной года.
     - Нет, мой друг,  целую  эпоху.  Мы  простились  в  одном  социальном
времени,  повстречались  в  другом.  Счет  времени  правильнее  вести   по
событиям, а не на  часы.  Пустое  время  кажется  коротким,  крохотный  же
отрезок, нашпигованный происшествиями, растягивается.
     - Событий произошло много.
     - Произошла революция, друг мой. А если  власть  не  перешла  из  рук
одного класса к другому, как совершалось у предков, так лишь  потому,  что
давно не существует  классов.  Это,  впрочем,  не  умаляет  совершившегося
переворота.
     - Вы это называете переворотом?
     - Вы считаете меня неправым? До сих пор мы  жили  лишь  для  себя.  А
попробуй  ныне  осуществить   что-нибудь,   специально   полезное   одному
человечеству, - Большая еще  поразмыслит,  не  повредит  ли  это  народам,
которых мы надумали опекать.
     Я  понимал,  что  он  не  столько  вызывает  меня  на  спор,  сколько
отделывается от накопившейся горечи.
     - Я бы это назвал  по-иному,  Павел.  Просто  человечество  настолько
развилось, что среди прочих его потребностей появились и такие, как помощь
иным народам.
     - Оставим это, - сказал он. - Я  не  собираюсь  никого  переубеждать.
Кстати, для дружеского осведомления... Когда недавно  Большая  объявила  о
ваших открытиях в Персее, я, как и все, с честной  душой  проголосовал  за
ошеломляющий проект покончить  с  последними  остатками  самостоятельности
Земли.
     Разговор этот шел уже на крыше сотого этажа.  Столица  была  до  того
красива, что захватывало дух.
     С высот Центрального кольца она  видна  вся.  День  был  пронзительно
ясный, в такие осенние дни голубеют и становятся близкими дали.  Я  тысячу
раз  ходил  и  бегал  по  крыше.   Зимой   я   пробегал   на   лыжах   всю
тридцатикилометровую  магистраль,  проложенную  на  вершине   Центрального
кольца, л