спуга и восхищения.
     Да, конечно, они чем-то напоминали змей, но не больше, чем  людей.  У
них было туловище, похожее на змеиное, очень гибкое, но человеческое  лицо
и руки, чуть лишь покороче и потоньше наших, свидетельствовали, что они не
змеи.
     Как я потом разглядел, у  них  не  было  ног,  туловище  оканчивалось
пятою, они передвигались, вращаясь на пяте, и так быстро, что превращались
в сверкающий столб. В ту первую встречу с вегажителями я этого не знал.  Я
даже не заметил, что они приближаются, вращаясь. Я открыл  их,  когда  они
стояли рядом, приветствуя нас голосом и сиянием.  Очарованный,  я  не  мог
оторвать от них взгляда.
     Я сказал, что их лица напоминают человеческие. Это справедливо лишь в
первом, грубом приближении. У них  очертания  человеческого  лица,  контур
нашей головы, такие же глаза, рот и нос. Но все это гармоничней и  нежней.
Лучшая  из  красавиц  Земли  и  мечтать  не   может   о   такой   матовой,
атласно-гладкой коже  щек,  таких  ярких  губах,  таких  четких  бровях  и
мохнатых ресницах. Все это неважно, я  говорю  о  пустяках.  Они  одеты  в
разноцветные, полупрозрачные одежды - платья или плащи... Нет,  и  это  не
то! Самое необыкновенное у вегажителей -  их  глаза.  Глаза  вспыхивали  и
погасали, они меняли свой цвет. Это были огни, а  не  глаза.  Жители  Веги
разговаривают сиянием своих глаз!
     - Начнем! - сказала Вера. - Я хочу узнать, как  чувствуют  себя  наши
гости.
     Это был стандартный Верин вопрос, у меня же дрогнули  руки,  когда  я
поднимал дешифратор. Шар засиял и  запел,  из  него  исторгались  цвета  и
звуки. А когда он замолк, один из жителей Веги запел и  заснял  глазами  в
ответ.
     Это было так красиво, что  казалось  фантастически  неправдоподобным.
Шар  перевел  его  ответ  на  человеческий   скучный   язык,   хрипловатым
человеческим  голосом  -  одинаковый  на   всех   звездных   мирах   обмен
любезностями:
     - Нам здесь прекрасно. Мы благодарны за гостеприимство. Мы  расскажем
нашему народу, какие люди добрые и могущественные.
     Один из пришельцев с Веги -  вернее,  одна,  это  была  девушка  -  с
интересом рассматривала меня. Я  тоже  залюбовался  ею.  Среди  прекрасных
вегажителей она была всех прекрасней.
     - Как вас зовут? - спросил я.
     Она пропела свое имя звучным и нежным голосом,  напоминавшим  флейту.
Чтоб повторить, что она произнесла, нужны ноты, а не  буквы.  Одновременно
глаза ее озарились фиолетовым пламенем. Я воскликнул:
     - Фиола! Я понял, вас зовут Фиола!
     Все кругом засмеялись, даже Вера.  В  глазах  девушки  тоже  вспыхнул
розовато-голубой смех. Она смеялась ярко, радостными цветами.
     - Фиола, - повторил я, смущенный. - Разве я не так выговариваю?
     - Фиола, - проговорил машинный голос дешифратора. - Фиола.
     - Пусть Фиола, - сказала Вера. - Имя красивое, как и девушка. Однако,
друзья, довольно отвлекаться. Эли, будь внимательнее!
     Внимательным я не сумел  стать.  И  хоть  меня  интересовало,  в  чем
нуждаются, к чему стремятся эти великолепные существа, я не смог отвлечься
от Фиолы. Я подносил шар к тому, с кем разговаривала Вера, но  смотрел  на
одну Фиолу.
     И она глядела лишь на меня, разговаривала  со  мной  вспыхивающими  и
погасающими, меняющими цвет глазами. И не завершила Вера и половины  своих
расспросов, как я научился понимать этот восхитительно красочный язык.
     Нет, я не мог  отвечать  ей  такими  же  вспышками  и  сияньем  глаз,
вероятно, я лишь глупо таращился на нее, но Фиола разбирала мои молчаливые
крики, мои смятенно-страстные объяснения, - мы  понимали  друг  друга  без
слов.
     Вы удивительные создания - люди, говорила Фиола,  а  среди  людей  ты
лучший. У тебя доброе лицо, ты строен и красив, ты так нежно  смотришь  на
меня, мне хотелось бы, чтоб ты схватил меня своими большими руками, у всех
у вас большие сильные руки, ты же  сильнее  других  землян.  Да,  конечно,
отвечал я, то есть, наоборот, и вовсе не самый  сильный  и  красивый,  это
смешно, я - красивый! Но вот ты - поразительная, мне  и  не  снилось,  что
могут быть такие существа, я дрожу от радости, когда ты смотришь на  меня,
смотри, смотри,  сияй  своими  сверхъестественными  глазами!  Да,  я  буду
смотреть, и ты смотри, это так хорошо, когда ты  идешь  вперед,  а  голову
оборачиваешь ко мне, прости,  я  не  знаю,  как  звать  тебя,  я  не  могу
осветиться твоим именем, но я уверена, оно звучно и стройно, как ты.  Меня
зовут Эли, ты этого не услышишь, обыкновенное имя, на  Земле  много  таких
имен - ни звучных, ни стройных, ни худощавых, просто имен, вот я мое такое
- Эли. Нет, я услышала, тебя зовут Эли, это прекрасно  и  могущественно  -
Эли, вот я зажгусь твоим именем, эти красно-голубые пламена - ты, это твои
цвета, Эли, Эли! Ты скоро уйдешь, вы всегда торопитесь, люди, хоть и  тихо
передвигаетесь, и ты уйдешь, как другие, а я буду в сумраке  гореть  твоим
именем, Эли, Эли, какое звучное имя, Эли, какое сверкающее  имя,  Эли,  не
уходи, Эли, Эли! Я не уйду, Фиола, я останусь, я хочу, очень хочу остаться
с тобою...
     - Очнись, Эли! - сказала Вера. - Беседа закончена.
     - Надо уходить? Неужели надо уходить, Вера?
     - Разве ты думал, что мы поселимся здесь?
     Я повернулся к Спыхальскому:
     - Мартын Юлианович!.. В эту гостиницу вход для землян не воспрещен?
     Лицо его снова перекосила усмешка.  Я  вдруг  понял,  что  он  добрый
человек.
     - Эта  гостиница  -  единственное  местечко,  где  для  человека  нет
опасностей, кроме красоты ее обитательниц.
     Я схватил руки Фиолы, заглянул в глаза - они были темны.
     - Фиола! - сказал я, забыв о дешифраторе. - Я приду. Жди меня, Фиола!
     Я повторял: "Я приду!", пока черные глаза Фиолы  опять  не  вспыхнули
цветом морской воды, освещенной солнцем. Ромеро потянул меня за  собою.  Я
махал Фиоле рукой.
     За воротами гостиницы Вера сделала мне выговор. Сколько раз я  слышал
в детстве этот суровый голос!
     - Я недовольна, Эли. Чего ты уставился так на бедную девушку?
     - Я любовался ею, Вера. Я не озорничал, а любовался!
     -  Отворачиваться  от  всех  земных  девушек,  чтоб  увлечься  первой
встречной звездожительницей, - кто тебе поверит, Эли?
     - Главное, чтоб я поверил, - пробормотал я. Я верил.
     А Ромеро пошутил:
     - В древних преданиях змей искусил прародительницу людей, некую  Еву.
Бедный Эли, кажется, дал обольстить себя коварной и красочной змее.
     Я молча глядел на него. Я слышал голос из прежнего моего  мира,  а  я
был в новом.
     Ромеро   опирался   на   свою   дурацкую    трость    -    надменный,
высокомерно-подтянутый. Я словно бы впервые заметил, что он красив  и  его
короткая  бородка  расчесана  волосок  к  волоску.   Между   нами   что-то
оборвалось, он больше не был мне другом.



                                    27

     - Теперь ангелы с Гиад, - сказала Вера. - В этих  крылатых  обществах
сохранились враждующие классы.
     - Вздорный народец, - подтвердил Спыхальский. -  Каждый  день  у  них
драки. Перья летят, как пух с тополей.
     - И их много. Двадцать три обитаемые звездные системы в  Гиадах,  сто
семь густо населенных планет. Ни одно из разумных племен  не  размножилось
так - почти четыреста миллиардов...
     - Разумное племя? - переспросил Спыхальский. - Что, конечно,  считать
разумом...  Одно  добавлю  -  голодное  племя.  Посмотрели  бы   вы,   что
происходит, когда звонят к столу.
     Вера задумалась. Я был полон мыслей о Фиоле. В молчании  мы  долетели
до гостиницы "Гиады". В этом здании, размером  с  город,  масса  зелени  и
света, прямоугольники домов образуют улицы, на  пересечении  улиц  разбиты
амфитеатры с экранами - ангелы любят картины.
     Условия тут подобны земным. Крылатые легко приспосабливаются к  любым
параметрам  гравитации,  атмосферы  и   температур.   Вероятно,   этим   и
объясняется,  что  они  широко  расселились  на  различных  по   характеру
планетах.
     На  нас  сразу   набросились,   осатанело   зашумев   крыльями,   три
обрадованных ангела. Восторженный визг и хлопанье привлекли других.  Через
минуту вокруг носилась,  сталкиваясь  и  дерясь  в  воздухе,  целая  толпа
крылатых. Я хлопал их по крыльям, приветствуя, но их было  слишком  много,
чтоб со всеми здороваться.
     В ангелах есть что-то, внушающее неприязнь.  Внешне  они  импозантны,
даже величественны - белое тело, золотые волосы,  широкие  мощные  крылья,
причудливо  окрашенные:  розовые,  фиолетовые,  оранжевые,  даже   черные,
особенно среди четырехкрылых, чаще же всего - разноцветные.
     В  летающей  толпе   преобладали   двукрылые   формы,   четырехкрылые
встречались не чаще одного на десять - и это все был внушительный народ.
     Лица ангелов грубы и безволосы. Я не встретил ни в тот день, ни после
ангела  бы  морщин,  морщинисты  даже  молодые  -  каждый  ангел   кажется
состарившимся ребенком. Впечатление это усиливается еще и оттого, что  они
галдят и носятся, как расшалившиеся дети. К тому же, ангелы редко моются и
дурно пахнут. В вертепах ангелов вряд ли лучше, чем в конюшнях пегасов.
     Когда мы продирались сквозь крылатую толпу, я увидел в стороне  Андре
с Лусином.
     Я наклонился к Ромеро:
     - Павел, замените меня у дешифратора.
     Он удивился - неужели  мне  так  понравились  крикливые  летуны,  что
захотелось  встретиться  с  ними  наедине?  Я  объяснил,   что   собираюсь
потолковать с Андре.
     Выбравшись из толпы, я припустил к нему. Какой-то шальной  ангелочек,
восторженно завизжав, ринулся  на  меня  с  распахнутыми  крыльями,  но  я
ускользнул от него.
     - Молчи и слушай! - закричал Андре. - Новые данные о галактах. Говорю
тебе, молчи! Мы получили великолепные записи у того  четырехкрылого.  Чего
ты размахиваешь руками?
     - Я молчу! - закричал я. - Покажи записи.
     - Сперва выслушай, потом покажу.
     Андре  и  Лусину  повезло.  Когда   они   пришли   к   изолированному
четырехкрылому, тот спал и ему снились кошмары, мозг его усиленно излучал.
Андре,  не  дожидаясь   пробуждения   ангела,   поспешил   материализовать
записанные излучения на большом дешифраторе.
     - Нет, каков дешифратор! - ликовал Андре. - У Аллана  лишь  на  Земле
прочитали прямую речь каких-то дохлых мхов, а мы  без  возни  осуществляем
расшифровку куда посложнее!
     Он тут же на улице при сиянии дневного солнца вызвал видеостолб. Я  с
усилием  всматривался,  внешний  свет  был  сильнее  внутреннего  свечения
видеостолба. Меня охватило недоумение. Я увидел те  же  картины,  что  уже
демонстрировались  на  Земле  -  скалы,  яркие   звезды,   черное   озеро,
спускающийся сигарообразный корабль. Нового не  было  и  дальше  -  те  же
галакты, башня с вращающимся глазом...
     - Ну? - спросил Андре. - Понимаешь ли ты, что это такое?
     - Понимаю. Бледная копия старых записей Спыхальского.
     - И я тоже, - проговорил молчавший Лусин. - Копия. Уже видели.
     - Вы дураки! - сказал Андре радостно. - Ну и что, если видели?  Важно
одно: звездные видения посещают нашего четырехкрылого очень часто, раз  мы
записали их в первом же обследованном сне. Только личные впечатления, а не
наследственность могут дать  такую  четкость  образов.  Короче,  он  видел
галактов сам.
     Андре с торжеством смотрел на нас. Я хладнокровно  рассмеялся  ему  в
лицо.
     - И сейчас ты идешь выспрашивать своего ангела, правильно ли толкуешь
его сновидения?
     - Совершенно верно.
     - Я пойду с вами,  чтоб  присутствовать  при  оглушительном  крушении
твоей очередной теории.
     Четырехкрылый буян был громадный, мужиковатый  ангелище  со  свирепой
мордой и могучими крыльями. Он уставился на нас мутными глазами  и  что-то
проворчал.  У  ангелов  тонкие,  писклявые   голоса.   Разговаривая,   они
захлебываются от торопливости - в любом их сборище  трескотня  и  писк.  У
этого даже голос был мощный, почти бас, он не пищал, а  грохотал.  Он  мне
понравился.
     Андре настроил дешифратор и вежливо проговорил:
     - Разрешите задать вам несколько вопросов.
     - На колени! - рявкнул ангел. - На колени, не то - к чертовой матери!
     Его ярость была так внезапна и буйна, что мы рассмеялись. Смех  озлил
его. Он грозно вздыбился перед нами, распахнув крылья и клокоча.
     - Зачем нам становиться на колени? - спросил Андре. - У людей это  не
принято.
     Дешифратор перевел ответ ангела:
     - Я божественного происхождения. Я - князь!
     Я усомнился в  правильности  перевода.  Слова  "к  чертовой  матери",
"божественное  происхождение",  "князь",  "на  колени"  слишком   отдавали
старинными земными присловьями и понятиями, чтоб быть  правдоподобными.  Я
не понимал, почему  из  всего  богатства  человеческого  языка  дешифратор
использовал лишь это старье.
     - Не думаю, чтобы ДУМ врал, - возразил Андре. - Объем его  памяти  не
мал - четыреста тысяч слов и сто миллионов понятий. И если он выбрал князя
и чертову мать, то, значит, наш узник имел в виду нечто, что  ближе  всего
подходит к понятиям "князь" и "к чертовой матери".
     Тогда к ангелу обратился я:
     - Почему высчитаете себя князем?
     - Налечу и растопчу! - сварливо сказал ангел. - На колени или смерть!
     Я вспомнил, что охранное поле людей на Оре зависит от  настроения.  Я
вызвал в себе гнев. Ангела отшвырнуло в сторону, он завопил от  испуга.  Я
то увеличивал, то уменьшал поле. Крылатого  "князя"  беспощадно  мотало  в
воздухе. Он отчаянно бил крыльями, но не мог противостоять  трепавшим  его
невидимым рукам. Когда его особенно сильно встряхнуло, он  заревел  бычьим
голосом:
     - Спасите! Спасите!
     Я сбросил поле, и ангел рухнул. От  страха  и  бессилия  он  даже  не
пытался подняться и ползал, униженно расплескав широкие крылья.
     Лусин, засопев, отвернулся. Уверен,  что  в  этот  миг  грубый  ангел
представлялся ему чем-то вроде его смирных драконов  или  диковатого  бога
Гора с головой сокола.
     - Высшие силы! - потрясенно бормотал ангел. - Высшие силы!
     - Поднимайся и перестань быть князем! - сказал я. - Терпеть  не  могу
дураков. Тебя по-хорошему спрашивают, а ты грубишь!
     - Спрашивайте! - поспешно сказал ангел. - Хотя не знаю,  что  я  могу
могущественным особам...
     Андре рассказал ангелу о его сновидениях и спросил, не  видал  ли  он
сам галактов и их врагов.
     - Это предания, - бормотал ангел. - Никто не видел галактов. Я слышал
в детстве сказки о них.
     Я выразительно посмотрел на Андре. Он постарался  не  заметить  моего
взгляда. Он не очень огорчается, когда его теории терпят крах. Он  слишком
легко их создает.
     - А почему ты хвастался божественностью? - спросил я  ангела.  -  Что
означает этот вздор?
     Ангел опустил голову и поник крыльями.
     - У нас было предание, что четырехкрылых привезли  с  собой  небесные
скитальцы, двукрылые же - порода местная... Я не люблю двукрылых. Я  хотел
объяснить им здесь, что они презренные низшие существа, но  вы,  люди,  не
разрешаете бить их...
     - И никогда не разрешим, -  подтвердил  я.  -  И  считать  их  низшей
породой тоже не разрешаем. Каждый из нас  много  могущественнее  тебя,  но
никто и не подумает издеваться над тобой, как над низшим. Как тебя зовут?
     - Меня зовут Труб, - сказал он. - Я постараюсь...  Я  хочу,  чтоб  вы
меня полюбили.
     Он был так унижен, что я пожалел его. В конце концов, он  сын  своего
несовершенного общества. Я ласково потрепал его перья.
     Перья на крыльях у  него  отменные  -  шелковистые,  крепкие,  густой
лиловой окраски. Собственно, настоящих крыльев у  него  два,  вторая  пара
скорее подкрылки. На изгибе больших крыльев имеется рудимент руки  -  пять
крепких черных пальцев с когтями.
     Не хотел бы я без наших полей попасть в эти рудименты рук.
     Выйдя из ангельского номера, мы подвели итоги  тому,  что  узнали  от
Труба. Андре запоздало пытался оправдаться в неудачной теории.
     - Все  же  мы  кое-что  новое  узнали.  Я  имею  в  виду  предания  о
происхождении четырехкрылых.
     - Ничего мы нового не узнали, - сказал я. - Нас интересуют галакты, а
знаний о них не добавилось. Такие предания имеются  у  всех  народов,  где
работящие существа разрешают оседлать себя паразитам. Разве ты не  знаешь,
что  лучший  способ  оправдать  собственное  тунеядство  -  объяснить  его
божественностью своей натуры? Все подлое издавна валят на божество.
     - Труб хороший, - сказал огорченный Лусин. -  Не  паразит.  Красивый.
Очень сильный. Сильнее всех ангелов.



                                    28

     Впечатление от следующих гостиниц слилось в смутное ощущение  чего-то
утомительного. Я понимаю, что человеческая двуногая одноголовая форма лишь
одна из возможностей разумной жизни, и готов к любым неожиданностям.  Даже
когда мы беседовали с существами, на три четверти состоящими из  металлов,
и  студенистыми  мыслящими  кристаллами,  погибающими  от  света,   я   не
удивлялся. Можно и так, говорил я себе. Все возможно. В природе существует
могучий позыв познавать себя. А каким конкретным способом ока осуществляет
самопознание  -  игра  обстоятельств.  Не  надо  удивляться,   тем   более
негодовать, что обстоятельства иногда складываются причудливые.
     Такой взгляд помог мне сохранить спокойствие при  новых  знакомствах.
Но все же  к  концу  обхода  я  изнемог.  Разнообразие  собранных  на  Оре
жизненных форм подавляет.
     Вечером мы с Ромеро гуляли по Оре.
     Недвижное солнце утратило дневной жар  и  потускнело,  превращаясь  в
луну. Три четверти диска вовсе погасло, было новолуние.
     Звонкий  днем  воздух,  далеко  разносивший  звуки,  глохнул,   звуки
преобразовывались в шумы и шорохи, зато  густели  ароматы.  Цветы  хватали
запахами за душу, как руками. У  меня  немного  кружилась  голова.  Ромеро
помахивал тростью, я рассказывал, какие мысли явились мне  при  знакомстве
со звездожителями.
     Ромеро возмутила моя покладистость.
     -  Чепуха,  друг  мой!  Все  эти  ангельские  образины,  змеелики   и
полупрозрачные пауки не больше чем уродства. С уродствами я  не  помирюсь.
Раньше я не очень восхищался людьми, теперь я  их  обожаю,  Знакомство  со
звездожителями доказало, что человек - высшая форма разумной жизни. Только
теперь я понял  всю  глубину  критерия:  "Все  для  блага  человечества  и
человека".
     - Критерий правильный. И против него никто не спорит...
     - Вы ошибаетесь, - сказал он сумрачно. - Мне не  нравится  настроение
вашей сестры. Я хочу сделать вам одно предложение. Она нам  обоим  дорога.
Давайте образуем дружеский союз против ее опасных фантазий. Вы удивлены  -
какой союз? Слушайте меня внимательно, мой друг!
     Опершись на трость, он торжественно проговорил:
     - Я не влеку вас в неизведанные дали, наоборот, отстаиваю то, что уже
пять столетий считается величайшей из наших  социальных  истин.  Наш  союз
восстанет  против  того,  чтоб  забывали  о  человеке  ради  полуживотных,
моральных и физических уродцев...
     Отвращение  исказило  его   лицо.   Мне   многое   не   нравилось   в
звездожителях, но ненависти они не вызывали.
     - По-вашему, реальна опасность забвения интересов человека?
     - Да! - сказал он. - Они уже забываются, Верой, когда  она  планирует
широкую помощь сотням звездных систем. Вами, когда  вы  так  возмутительно
равнодушно признаете, что мыслящая жизнь может быть равноправно прекрасной
и безобразной. Андре, готовым все  силы  положить  на  возню  с  дурацкими
мыслями примитивных, как  идиотики,  ангелочков.  И  тысячами,  миллионами
похожих на вас фантастов и безумцев. Скажите, по-честному  скажите,  разве
не забвение интересов человечества то, что происходит  на  Оре?  Богатства
Земли обеспечивают идеальные условия паукам и  бегемотам!  Звездный  Плуг,
отправленный на  Вегу,  израсходовал  все  запасы  активного  вещества  на
создание искусственного солнца  для  милых  змей.  Такова  наша