На распластанном крыле дракона сидел Лусин. Я обратился к нему:
     - А ты что скажешь о планете?
     - Странная, - ответил он, подумав. И, еще подумав, добавил убежденно:
- Очень странная!



                                    7

     Времени на размышление не было: Труб нуждался в указаниях,  Гиг  ждал
приказов, все требовали разъяснений. Я сердито сказал Ирине:
     - Немного стоят приборы, не способные установить такой простой  факт,
что живое, а что мертвое на этой дурацкой планете.
     Она вызывающе  прищурилась.  Она  вообще  не  взглядывала,  а  метала
взгляды. Когда ее упрекали, она  не  оправдывалась,  только  раздражалась.
Ольга не сумела воспитать свою дочь в послушании.
     - Ошибаются не мои приборы, ошибочно ваше представление  о  том,  что
просто, а что сложно на этой планете! Разрешите мне слетать на  "Козерог",
я возьму другую модель скафандра, обеспечивающего лучшее экранирование.
     - Для невидимок или для нас?
     - Для каждого, кто захочет стать невидимым.
     -  Я  сам  возвращусь  на  "Козерог"   посовещаться   с   начальником
экспедиции. Вы пока останетесь здесь.
     Павел с опаской взглянул на меня и покачал головой. Я удивился:
     - Вы недовольны?
     -  Может  быть,  лучше  нам  всем  возвратиться,   дорогой   адмирал?
Откровенно говоря, я не хотел бы проводить ночь на этой планете.
     - Не понимаю, что вас беспокоит.
     Он выразительно пожал плечами:
     - В каждом из нас сидит ветхий Адам, любезный  адмирал.  Мы  способны
зажигать звезды, скручивать пространство, чего, если верить древним,  даже
боги не умели. Но чуть  мы  остаемся  один  на  один  с  природой,  в  нас
возрождаются старинные страхи, мы тогда не больше  чем  крохотная  частица
мира, не властелин, а игрушка его стихий.
     Меня не убедили соображения о "ветхом Адаме". Планета была диковинна,
но разве звездопроходцам не встречались небесные тела и постранней? И если
я согласился на общее  возвращение  на  звездолет  (а  это,  как  доказали
последующие события, было самым разумным), то не из  сочувствия  к  ночным
страхам Ромеро - просто мне показалось излишним вникать в странности этого
маленького мирка. У нас были задачи и поважней. Именно  так  я  и  доложил
Олегу.
     Олег выслушал меня с обычной бесстрастно-учтивой улыбкой. Он мог бы и
не расспрашивать: все,  что  мы  делали  на  планете,  транслировалось  на
звездолеты. И вряд ли следовало вооружаться такой отстраняющей улыбкой.  Я
намеренно говорю - отстраняющей. Улыбка подобна руке - ударяет, если  зла,
дружески пожимает, если добра, тянет к себе, если радостна.  У  Олега  она
заставляет сидеть на  своем  месте,  подчеркивает  дистанцию.  На  "Овне",
"Тельце"  и  "Змееносце",  которыми  командуют  Ольга,  Петри  и  Камагин,
отношения между капитанами и экипажем сердечней.  Я  постановил  про  себя
высказать это Олегу при удобном случае. Случай представился немедленно.  Я
посоветовал созвать  совещание  капитанов  звездолетов  и  решить  сообща,
продолжать ли исследование первой обнаруженной нами планеты.
     - Но ведь ты считаешь, что делать этого не нужно, Эли.
     - Мало ли что я считаю! Я могу и ошибаться. Инструментальная разведка
в ведении  группы  Эллона.  Вдруг  он  предложит  что-нибудь  поинтересней
скафандров, обеспечивающих невидимость?
     - Не нужно совещаний. Мы удалимся из этого района.
     Тогда я заговорил откровенно:
     - Олег, почему ты держишься так отчужденно? Поверь, это не только  на
меня производит неприятное впечатление.
     Он помедлил с ответом.
     - Я не должен держаться по-иному, Эли.
     - Не должен?
     Он рассеянно глядел в угол. Лицо его  покинула  маскирующая  вежливая
улыбка. Он был прежний простой и ясный парень, каким я знал его на Земле.
     - Эли, я не люблю Эллона, - сказал он.
     - Никто не любит Эллона.
     - Ты ошибаешься, Эли.
     - За исключением Ирины, - поправился я.
     - Для меня это достаточно важное исключение... Мы были очень  дружны,
пока она не стала работать с Эллоном. Он выдающийся ум, но она уж очень им
покорена. И Эллон в ее присутствии непрерывно подчеркивает, что я выше  по
должности, но не по значению.
     - Мы говорим о твоем отношении ко всем, а не к Эллону, - напомнил я.
     - Я не могу выделить Эллона среди других. Заповедь звездопроходца: ко
всем товарищам относиться  одинаково  по-товарищески.  Но  я  не  способен
обращаться с ним, как с Ромеро, как с Орланом и  Грацием.  Для  меня  один
выход: ни к кому не показывать особой приязни. Возможно,  я  не  прав,  но
навязываться Эллону в друзья не буду.
     Читать Олегу проповедь  о  звездной  дружбе  я  не  хотел  и  перевел
разговор на другую тему:
     - Твой отец когда-то задумывался над проблемами звездной гармонии. Он
даже  написал  симфонию  "Гармония  звездных  сфер".  Если  не  вру,   она
трактовала о круговороте миров, о людях и о небожителях  -  как  раз  наши
сегодняшние проблемы. Но там была не одна музыка, но и другие  ингредиенты
- давление, жара, холод, перегрузки, невесомость...
     Олег хорошо знал биографию своего отца.
     - Симфония провалилась при первом исполнении на Земле, небожители  на
Оре тоже не пришли в восторг. Она, вероятно, была  преждевременна.  Боюсь,
что и мы преждевременны, Эли: пока звездная гармония осваивается с трудом.
И, вероятно, мы еще встретимся  с  ингредиентами  гармонии,  поразительней
жары и холода.
     Наш  разговор  прервал  сигнал  тревоги.  Мы  поспешили  с  Олегом  в
командирский зал. Анализаторы извещали,  что  звезда  Красная  подверглась
нападению. Все четыре корабельные МУМ независимо одна от  другой  из  всей
бездны понятий,  хранящихся  в  их  памяти,  дружно  выбрали  именно  этот
чудовищный термин - "нападение".
     Изумленные, мы не отрывали глаз  от  экранов.  Из  района,  куда  был
проложен  наш  курс,  несся  мощный  поток  излучения  -  гигантский  луч,
нацеленный точно на Красную. Струя  несущейся  энергии  нам,  со  стороны,
казалась бледным силуэтом,  слабо  светящейся  лентой,  слегка  затенившей
звезды. И если бы не было видно, что происходит со звездой, мы могли бы  и
не понять, какая мощь заключена в поразившем ее луче.
     Олег повернул ко мне побледневшее лицо:
     - Какое счастье, Эли, что мы у планеты. Если бы мы  оказались  сейчас
по ту сторону Красной, вся эскадра превратилась бы в плазменное облачко!
     - Что ты собираешься предпринять, Олег? Бежать отсюда поскорей?
     - Приблизиться к Красной, Эли. Мы должны разобраться, что происходит.
Будем идти со всей осторожностью, конечно.
     Эскадра,  оставаясь  в  Эйнштейновом  пространстве,   направилась   к
уничтожаемой кем-то или чем-то звезде. Я сидел в кресле и хмуро глядел  на
экраны. Я думал о гибели первой экспедиции в ядро Галактики.  Воспоминания
о той эскадре томили не одного меня в эти минуты.
     Последние записи бортового журнала говорили о том, что на  звездолеты
обрушился поток губительных частиц и что Аллан с Леонидом пытались вывести
корабли  за  пределы  потока.  Вырвавшись  на  чистый  простор,  они   уже
надеялись, что избежали непонятной  опасности,  как  вдруг  корабли  снова
настигли такие же потоки, как будто  бы  неведомые  -  во  всяком  случае,
невидимые - генераторы губительного луча меняли прицел, следя за метаниями
эскадры. Так продолжалось несколько  раз,  пока  не  оборвались  записи  и
корабли с мертвыми экипажами, успевшими  перед  гибелью  задать  автоматам
обратный курс, не унеслись назад из ядра, так  и  не  подпустившего  их  к
себе. Именно целенаправленность ударов, не объяснимая ничем иным  перемена
направления узких потоков и заставили предположить  потом  на  Земле,  что
против экспедиции велись военные действия.
     Сейчас была  аналогичная  картина,  с  той  лишь  разницей,  что  луч
обратили не против нас и что мощность его безмерно  превосходила  то,  что
обрушилось  на  корабли  Аллана  и  Леонида.  Обстреливали  звезду,  а  не
звездолеты  -  энергии  требовалось  побольше.  Картина  была  реальная  и
немыслимая в своей реальности - без  конца  исторгающийся  поток  энергии,
строго параллельный чудовищный луч...
     - Война! - невольно сказал я вслух. - Какое же дьявольское могущество
- так обстреливать звезды!..
     - Еще нужно установить, что это чье-то сознательное  действие,  а  не
стихийное явление природы, - возразил Олег. Он все не мог согласиться, что
мы повстречались с космической стрельбой.  -  Война  против  вторгнувшихся
кораблей  противника  все-таки  понятна.   Возмутительно,   отвратительно,
преступно - да, но в конце концов не противоречит законам поведении  живых
существ. Но зачем воевать против мертвой звезды? Почему? Для чего?
     - Не могу ответить ни на один твой вопрос, Олег. Но уверен, что, если
мы сегодня не будем соблюдать поистине исполинскую осторожность, мы угодим
в беду горше той, что постигла  эскадру  Аллана,  -  даже  трупы  наши  не
вышвырнет на родину!
     Олег держал эскадру в отдалении от страшного луча.  Экипажи  дежурили
на боевых постах. Мы были готовы немедленно включить все средства защиты -
аннигиляторы пространства, генераторы метрики, гравитационные улитки. Я не
сомневался уже и тогда, что вся эта казавшаяся столь могущественной защита
не больше чем хлопушка против  атомного  снаряда.  У  меня  не  ослабевало
ощущение, что мы резвимся на краю бездны. Мы не погибли лишь  потому,  что
нас игнорировали. Удару подвергалась звезда, а не эскадра.
     Чудовищный луч врезался в нее, как гарпун в тело кита,  как  шпага  в
грудь  дуэлянта.  Звезда  распухала,  разлеталась,  исторгалась.  Она  вся
целиком превратилась в огромный протуберанец, она неслась на нас, тускнея,
в дыме и пепле, пропадала в бешено разлетающемся собственном прахе.
     Луч оборвался так  же  внезапно,  как  и  возник.  Звезда  продолжала
бушевать,  но  это  была  уже  иная  звезда.  Добрая  треть  ее  вещества,
исторгнутая наружу, продолжала разлетаться,  сгущая  и  без  того  плотную
туманность. Багровая пыль затягивала потускневшие светила дальних звездных
районов. Пылевое облако мчалось, как после взрыва.
     А с планетой, на которой мы всего  несколько  часов  назад  побывали,
было покончено. Собственно, планета  сохранилась,  но  лишь  как  небесное
тело. Диковинные формы жизни, открытые на  ней,  были  уничтожены.  Это  с
точностью показали  бесстрастные  анализаторы.  Вся  поверхность  планеты,
повернутая  к  Красной,  была  покрыта  стекловидной  оплавленной  массой.
Возможно, на другой стороне и можно было поискать остатков жизни,  но  там
бушевали пожары. Для нас не было сомнений, что и мы все бы  погибли,  если
бы остались в эту страшную ночь на планете.
     Природа  луча,  столь  неожиданно   появившегося   и   так   внезапно
оборвавшегося, так и осталась непроясненной.  В  нем  имелись  тривиальные
фотоны, нейтроны, протоны, ротоны, нейтрино, даже мало изученные эргоны, а
также, вероятно, и еще неизвестные материальные  микроконструкции.  Нельзя
было  и  вообразить  никакого  естественного  процесса,  создающего  такой
чудовищный гиперлазер. Но если то был и вправду  обстрел,  а  не  стихийно
протекающий процесс, то для чего обстреливали звезду? Кто ее обстреливал?
     Олег  собрал  совет  командиров.  Совещание  транслировалось  на  все
корабли. Олег  поставил  один  вопрос:  что  командиры  думают  по  поводу
событий, разыгравшихся на Красной?
     - Космическая катастрофа, - сказала  Ольга.  -  Я  сделала  некоторые
подсчеты. Поток, исторгнувшийся из ядра, перенес энергию, достаточную  для
создания  десяти  новых  планет.  Маловероятно,  что  где-то  можно   было
изготовить орудие такой мощности. Я склоняюсь к тому, что мы встретились с
новым космическим процессом.
     - Если это космический процесс, то он опасен, - высказался осторожный
Петри. - Пронесся бы такой луч через нашу эскадру, и воспоминания бы о нас
не осталось! Меня смущает прицельность потока... Он шел издалека и  угодил
точно в звезду. Такая точность для естественного процесса маловероятна.
     - Космическая война! - воскликнул  Камагин.  -  Вы  спросите,  почему
кто-то нападает на мертвое светило? А разве  люди  не  штурмовали  мертвый
камень вражеских фортов и крепостей, не разрушали города и посевы, леса  и
воды, чтобы лишить противника убежищ и источников  питания?  Мы  не  знаем
целей войны, не знаем, кто  ее  ведет,  не  знаем,  какую  пользу  кому-то
приносит уничтожение Красной, но что это война - сомнений быть не может. И
результаты  ее  мы  видим  ясно  -  деградация  главного  светила,  гибель
уникальных форм жизни!
     - Если война, то надо определить,  на  чьей  мы  стороне,  -  объявил
Осима. - Кто сеет зло, кто страдает от зла? Что до меня, то мне больно  за
странные существа, населявшие планету. Удар направлен против  них,  а  они
были бессильны ответить контрударом. Жизнь их странна, но это жизнь, и она
взывает о защите.
     На совете капитанов всегда присутствуют Орлан и Граций. Олег попросил
высказаться и их. Им не хватало данных для решения. Сам Олег  сказал,  что
мы не вправе ошибиться, ошибка непоправима. Если мы  встретились  с  актом
войны, не будем торопиться вмешаться в нее. Надо  разведать  силы  и  цели
противника. А если в  космосе  разыгрались  неведомые  стихии,  тем  более
следует остерегаться, чтобы ненароком не попасть в какое-нибудь чудовищное
горнило.
     -  Нас  интересует  твое  мнение,  Эли.   Ты   научный   руководитель
экспедиции, твое слово решающее.
     - Мое слово ничего не решает, ибо я согласен со всеми, - объявил я. -
Все мнения обоснованны. Ближе всех мне анализ Камагина и желание Осимы. Но
я бы не рискнул действовать по их программе. Я  поддерживаю  командующего.
Изучение продолжается, категорические решения откладываются.
     - Тогда продолжаем движение к ядру, - подвел итоги Олег. - И ко всему
только присматриваемся.
     После совета Камагин упрекнул меня:
     - Эли, раньше вы были решительней! И имели решения такие смелые,  что
голова кружилась. Вы постарели, адмирал!
     Я с нежностью смотрел на Эдуарда. Он не постарел. Он  ровно  вшестеро
старше любого из нас - и моложе всех. Маленький, быстрый, широкоплечий,  с
красивым лицом, с темной шевелюрой, темными живыми глазами, он сохранил ту
смелую душу, что некогда повела его в  космос  на  примитивных  досветовых
звездолетах, дала возможность пройти испытания  трехсотлетней  космической
одиссеи. Он был все так же по-юному отважен, все так же неизменно рвался в
сгущение  событий.  Его  имя,  высеченное  золотыми  буквами  в  Пантеоне,
начинает длинный список великих галактических капитанов, в отличие от него
давно, давно умерших. Среди нас, участников второй экспедиции к  ядру,  он
самый выдающийся. Я ласково положил руку на его плечо:
     - Дорогой Эдуард, я  и  вправду  всего  боюсь.  Мы  вышли  на  поиски
рамиров, таинственного народа, о котором известно, что  он  могущественнее
нас. Что, если события, свидетелями которых мы стали, являются  формой  их
деятельности в районах,  прилегающих  к  ядру?  А  почему  она  такая,  не
спрашивайте, знаю одно - действие по могуществу действующего...
     - Хорошо, будем действовать по нашему собственному могуществу - всего
пока побаиваться, - сказал, прощаясь, Камагин и  дружески  мне  улыбнулся,
чтобы я не счел его возражения за обиду.
     Ольга задержалась у Ирины, потом прошла к Мэри.
     - Ты доволен моей дочерью, Эли?
     - Надо спрашивать, довольна ли она мной, -  отшутился  я.  -  Она  не
очень-то меня жалует, но ссор у нас нет. Ты бы лучше спросила Олега.
     - Я спрашивала. Нареканий на Ирину у Олега  нет.  Но  сказал  он  это
очень сухо. Меня тревожит, что между  Олегом  и  Ириной  пробежала  черная
кошка.
     - Не черная кошка, а Эллон,  -  вмешалась  Мэри.  -  А  этот  демиург
страшнее любых кошек.
     - Ирина увлечена работой в  лаборатории,  -  уклончиво  сказал  я.  -
Вероятно, она не может уделять Олегу столько внимания, сколько раньше.
     Олег приказал запустить аннигиляторы. Мы  вынеслись  в  сверхсветовое
пространство. Красная с ее гибнущей планетой осталась позади.




                       ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГИБНУЩИЕ МИРЫ

                                             Отлетавшие - останутся.
                                             Дальше - высь.
                                             В час последнего беспамятства
                                             Не очнись.
                                             У лунатика и гения
                                             Нет друзей.
                                             В час последнего прозрения -
                                             Не прозрей!
                                             Я глаза твои. Совиное
                                             Око крыш.
                                             Будут звать тебя по имени -
                                             Не расслышь.
                                             Я душа твоя: Урания -
                                             В боги - дверь.
                                             В час последнего сияния -
                                             Не проверь!
                                                                М.Цветаева

                                              Бог на красные кнопки жмет.
                                              Пламя райские кущи жнет.
                                              Бог на пульте включил реле -
                                              Больше рая нет на Земле.
                                                                  В.Шефнер


                                    1

     Олег  вызвал  меня  в  командирский  зал.  Корабль  вел  Осима,  Олег
разговаривал с Эллоном. Что-то важное должно было  произойти,  чтобы  Олег
захотел вызвать Эллона к себе и чтобы тот захотел покинуть лабораторию.
     На звездных экранах смутно очерчивалось ядро, до него  оставалось  не
более двух тысяч  светолет.  Сбоку  мерцало  пятнышко  шарового  звездного
скопления.
     - Впереди по курсу - яма в пространстве, - сказал Олег. -  Прямая  на
ядро - длинней обхода по кривой. Мы попали в какой-то провал в метрике.
     О провалах в пространстве я слыхал и раньше,  теорию  их  излагали  в
курсе  астронавигации.  Что  пространство  Евклидово  лишь  в  абстракции,
известно  каждому.  Но  никто  из  звездопроходцев  еще  не  встречался  с
подобными "провалами в провалах". Было предположение, что в  один  из  них
угодило созвездие Гиад, оно удалялось от всего окружающего.
     - Значит ли это, что сохранив курс, мы не доберемся к ядру? - спросил
я.
     - Свет от ядра через яму проходит. Но пройдем ли мы  в  сверхсветовой
области? Что, если  там  не  найдется  физического  пространства,  которое
смогло бы аннигилировать в генераторах Танева? Мы  тогда  будем  падать  и
падать в бездонной бездне!
     - Сколько помню теорию Нгоро, провал в метрике  может  объясняться  и
замедлением времени в этих местах.
     Мне ответил демиург:
     - Это было бы еще хуже, адмирал. Замедление  времени  -  та  же  яма,
только из нее еще трудней выбраться, чем  из  пространственной.  Я  против
спуска в провал!
     - Курс в обход пролегает через шаровое скопление, иной дороги нет,  -
задумчиво сказал Олег.
     Я показал на звездные экраны.  Космос  нигде  не  заколочен  досками.
Почему не идти левее шарового скопления, выше, ниже его? Разве  что-нибудь
там тоже грозит?
     - В том-то и дело, что грозит. Космос нигде не заколочен досками,  ты
прав, Эли. Но МУМ указывает, что  окрестности  ядра  изобилуют  такими  же
ямами метрики, как и та, что разверзлась впереди. Мы прокладываем курс  по
всей совокупности звезд, а не по одной, произвольно выбранной. И  вот  все
звезды, что были справа  и  слева  по  курсу,  вдруг  стали  очень  быстро
отдаляться. Разбегание достигает т