странства"  вынырнул
из сверхсветовой области и - уже обычным материальным  телом  -  продолжал
движение в ненарушенном пространстве. Лишь после этого нас обнаружили.
     Навстречу помчался один из звездолетов. Мы вскоре  увидели,  что  это
"Кормчий". На нем по-прежнему командовал Аллан. Он  издалека  засыпал  нас
приветственными депешами, спрашивая, что было в  походе,  отыскали  ли  мы
следы Андре. Об Андре мы  ответили  сразу,  а  рассказывать  остальное  до
встречи отказались. Он пригрозил, что уйдет в  сверхсветовую  невидимость,
чтоб скорее добраться.
     При общем смехе Ольга радировала: "Уходи! Все равно будем видеть твое
суденышко".
     Когда  звездолеты  вышли  на  параллельный   курс,   Аллан,   передав
командование помощнику, перебрался к нам.  На  радостях  он  перестарался.
Даже Леонид охал, выбравшись из его объятий. Для меня одного Аллан  сделал
исключение как  для  больного.  Зато  он  расцеловал  меня  громкими,  как
выстрел, поцелуями.
     - Бродяги небесные!  -  орал  Аллан  минутой  позже.  -  Куда  же  вы
запропастились на два с лишком годика? Рассказывайте, рассказывайте:  где?
что? как?
     Мы повели его в клуб. Там собрался весь экипаж. Нас тревожило: как на
Земле? Чем кончился спор Веры и Ромеро?
     Аллан уселся в кресло и оглядел нас сияющими  глазами.  Он  радовался
даже нашей тревоге за земные дела. Он не мог понять глубины  томивших  нас
опасений.
     - Какой спор? Чепуха, давно все успокоились. Правда, кое-что  было  -
митинговали, как добрые наши предки. Ромеро гремел во все уши, сиял во все
видеостолбы.  Он  отстаивал  социальные  основы  с  такой  страстью,   что
наворачивалась  слеза.  Он  кричал  о  предках,  о  потомках,  о  нас,   о
разрушителях,  о  звездожителях,  о  Большой,  о   Малых,   Справочных   и
Академических. Кстати, Большая тоже высказалась за него. И вот настал день
опроса, хоть и без того каждому было ясно, чем все кончится.
     Он захохотал, ликуя. В зале каменела тишина, мы боялись смотреть друг
на друга. Аллан так и не понял, почему мы не прерываем его.
     - Человечество сошло с ума! - кричал Аллан с  воодушевлением!  -  это
было массовое безумие, говорю вам. Ромеро  не  поддержали  и  три  десятых
процента, девяносто девять и семь десятых с громом опрокинули его. Большая
объявила о собственном провале и потребовала уточнения  заложенных  в  нее
принципов. Вера назвала это дальнейшим развитием нашего социального строя.
     Мы кинулись к Аллану и в восторге взметнули его под потолок.
     Лишь мы, прошедшие тенета Персея и огонь сражений у Угрожающей, могли
до конца, всем сердцем, не одним разумом, понять, как правильно  поступило
человечество.
     Когда волнение улеглось, я съехидничал:
     - Ты, конечно, оказался среди тех, кто сохранил разум  до  конца?  Не
сомневаюсь, что ты голосовал за Ромеро!
     - Я? - удивился Аллан. - Ты спятил, Эли! Это ж меня  обвинил  Ромеро,
что я поддался безумию. Я не такой оратор, как он, но, когда  выступал  я,
Ромеро выключали, так это было! Камагин  с  Громаном,  а  также  наш  Труб
добавили жару в общий огонь. Гибель  космонавтов  и  разрушение  планет  в
Плеядах доводили народ до ярости. А Труб летал над  толпой  и  дико  ревел
архангельским голосом.
     - Как на Земле космонавты и ангел? - поинтересовалась Ольга.
     - Великолепно! Труб как в раю, только малыши  его  пугаются,  у  него
шумный полет - это единственное, что его огорчает. Подростки устраивают  с
ним  перегонки  на  авиетках,  ну,  он,  конечно,  отстает.  А  космонавты
переучиваются на штурманов звездолетов и отбиваются от невест,  столько  в
них влюбилось девушек - страх! Чудесные пареньки, моложе любого из нас,  а
ведь по четыреста с хвостиком лет, - по-моему, это и привлекает девушек.
     Я спросил, какие важные дела начаты на Земле. На  это  Аллан  ответил
целой речью. Энтузиазм,  охвативший  Землю,  преобразован  в  практическое
действие. Созданы две организации, одна - "Звездолетстрой" - устроила базу
на Плутоне, как и было в свое время решено. Вторую же -  "Планетострой"  -
вряд ли можно именовать  организацией,  ибо  половина  всего  человечества
трудится в ней.
     На зеленой Земле остались лишь  старики,  дети  да  труженики  земных
заводов. Неразберихи и шума пока столько, что  у  наблюдателя  со  стороны
встали бы волосы дыбом, да наблюдателей нет, все участники,  и  каждый,  в
меру способностей, вносит свой вклад в общую толчею.
     Начать с того, что еще нет плана  -  чем  заниматься  "Планетострою"?
Одно направление, казалось бы, естественнейшее,  его  уже  осуществляют  -
возведение  новых  планет  вокруг   одиноких   светил,   соседей   Солнца.
Строительство  идет  под  лозунгами:  "Покончим  с   пустыми   звездами!",
"Добьемся наивысшей планетности для звезд нашего района  Галактики!",  "На
любой звезде  -  планеты  для  любых  условий  жизни!",  "Нежизнеспособная
планета - враг, найди ее и переоборудуй!"  -  и  прочее  в  том  же  роде.
Плакаты с такими изречениями наполняют все населенные планеты, от них  нет
мочи отбиться.
     До Альдебарана в одну сторону и за Южный  Крест  в  другую  не  найти
звезды, чтоб на ней не  кипела  работа.  Но  в  последнее  время  слышатся
голоса, что направление выбрано неудачно: наметили, мол, дорожку  полегче,
но   малоэффективную.   Потихоньку   пробивается   новая   мысль   -    не
приспосабливаться к природе, а приспосабливать ее  к  себе.  Не  возводить
роями планеты вокруг готовых звезд, а выстроить особую  планетную  область
для спектра любых жизненных условий, со своими специальными светилами.
     Конечно, это  потруднее,  но  и  поинтереснее.  Ора  -  пример  такой
всесторонне  разработанной  планеты.  Район   строительства   подобран   -
окрестности Сириуса и его  спутника,  белого  карлика,  компактный  уголок
Вселенной между Орионом и Большим  Псом,  примерно  на  тысячу  кубических
парсеков в объеме. И сюда, на универсально оборудованные планеты, с полной
автоматизацией  производства  и  обслуживания,  потихоньку  собрать   всех
звездожителей, кому тесно и неудобно дома.
     Все это пока в грядущем, проекты планет в стадии эскизных  набросков,
командированные еще мотаются из  созвездия  в  созвездие,  согласовывая  с
будущими жильцами условия обитания: размеры  шариков,  температуры  солнц,
продолжительность дня и ночи, атмосферу и силу тяжести, жилище и питание -
просто удивительно, как много встает вопросов.
     Но пока все это просчитывается, флотилии  Звездных  Плугов,  тихоходы
старого выпуска, уже вспарывают пространство недалеко от Ориона,  скатывая
пылевые туманности для дальнейшей переработки: на планеты или на солнца.
     - И хоть дело это до ерунды простое,  -  орал  Аллан,  -  неразберихи
внесено  и  туда.  Удивительный  мы  народ,   люди,   ничего   не   делаем
по-человечески, любой кибернетический аппарат даст нам ферзя форы. О  том,
где начать работы, талдычим месяцами, а потом загорается: "Давай!  Давай!"
- и штурмовщина: Звездные Плуги запущены на  рейсовых  скоростях,  мировое
пространство трещит по швам, куда ни повернешься -  везде  пылевые  дымки,
дымки, дымки! Казалось бы, границы очерчены, нет, залезаем  в  резервации,
будто и пустоты уж не хватает. Страх, что творится на космических трассах!
По дороге на Ору наш "Кормчий"  чуть  не  влетел  в  область  комплексного
разрушения: впереди распадалась ненужная звезда из темных карликов,  а  по
сторонам пространство перерабатывалось в первичную строительную пыль. Куда
повернуть, я вас спрашиваю? Время поэтических полетов проходит. Скоро лишь
за пределами Галактики можно будет разгоняться. Если так пойдет и  дальше,
я плюну на межзвездные перелеты и пойду в планетостроители.
     Он оглядел нас смеющимися глазами и закончил:
     - Таковы наши земные дела, братцы. Выкладывайте теперь, что вы тащите
с собой из Персея?
     - Сейчас мы тебе покажем на стереоэкране кое-что интересное, - сказал
Леонид.
     Пока Леонид готовил демонстрацию, я спросил Ольгу:
     - Почему ты оглядывалась на меня, когда Аллан рассказывал о Земле? Ты
смотрела на меня так, словно чем-то поражена.
     - Ты сегодня смеялся, - сказала она. - Ты в первый раз  за  два  года
смеялся, Эли!
     - Ну и что же? Тебе это понравилось? Или испугало?
     - Не знаю сама. Это было странно.  Я  вдруг  увидела,  что  ты  очень
переменился, Эли.



                                    5

     На Оре я  перебрался  с  одного  звездолета  на  другой.  "Пожиратель
пространства" поступал в распоряжение  Спыхальского,  а  на  Землю  уходил
"Кормчий". Экипаж "Пожирателя пространства" немного задержится на Оре  для
передачи звездолета, я улетаю раньше их.
     Еще до "Кормчего" на Землю унесся курьер с вестью о нашем возвращении
из Персея.
     За месяцы моей болезни на звездолете  изготовили  три  установки  для
генерирования и  приема  волн  пространства,  мало  отличающиеся  от  той,
первой, что так честно послужила в  звездном  скоплении.  Мы  назвали  эти
механизмы СВП-1, то есть станция волн пространства,  модель  первая.  Одну
СВП-1 передали Спыхальскому, вторую предназначили для  Плутона,  последнюю
же, а также все записи и расчеты, сделанные в рейсе, я везу на Землю - для
обработки на больших машинах.
     Мне трудно передать восторг Спыхальского, когда он узнал, _ч_т_о_ это
за установки. Нужно, как он, всю жизнь провести в полетах вслепую, а после
этого неожиданно прозреть, чтоб  понять  его  состояние.  Он  расплакался,
обнимая нас по очереди.
     Мне он сказал:
     - Вас отблагодарю особо - примите маленький ответный подарок! - такой
же живой, как при расставании, розовощекий, с яркими голубыми глазами,  он
смотрел на меня с ласковым  лукавством,  как  смотрят  иногда  старики  на
детей. - Приятно, правда?
     Подарком оказалась лента с речью Фиолы.
     Я ушел в свою  комнату,  чтоб  пережить  наедине  встречу  с  Фиолой.
Прошедшее окружило меня, на миг оно показалось ближе настоящего.
     Фиола, яркая и быстрая, вспыхнула и зазвучала в сумраке  таинственных
садов планеты, вращавшейся вокруг белой Веги. Это была Фиола на родине, не
среди чудес, созданных человеком, - у себя. "Эли, мой Эли! - пела и  сияла
Фиола. - Я жду, ты обещал приехать, я хочу тебя видеть!" Мне стало грустно
и отрадно, я не мог к ней приехать, но  радовался,  что  она  желала  меня
увидеть.
     Потом я спрятал ленту подальше, чтоб часто не вынимать ее. Мне  нужно
было думать не о Веге, а о Земле.
     Во  всей  Вселенной  сейчас   для   меня   существовало   лишь   одно
притягательное место - крохотная  могущественная  Земля,  истинный,  а  не
геометрический центр мироздания. Я стремился на нее и страшился ее.  Я  не
был уверен, захочет ли она стать тем, во что я задумал ее превратить.
     Я записал ответное послание Фиоле и передал Спыхальскому.  Он  обещал
доставить его Фиоле с первым курьером, что уйдет в созвездие Лиры.
     - А сами не хотите сбегать  на  Вегу?  -  спросил  он,  усмехаясь.  -
Неплохая звезда.
     - Нет, - ответил я. - Мне надо на Землю.
     - Да, конечно. Вам следует подлечиться, а где это сделать лучше,  чем
на старушке Земле?
     И он ничего не понимал во мне!
     Утром мы взяли курс на Землю.



                                    6

     Я не могу припомнить сейчас недели, проведенные на  "Кормчем".  Аллан
из той породы звездопроходцев, что, доверяя командование  автоматам,  сами
не отходят от них. Мы встречались с ним лишь в столовой. Я часами сидел  в
парке и дремал в кресле.
     На Плутоне я задержался на два дня.
     Я не узнал Плутона.
     В старом проекте мы предусматривали  великолепную,  не  хуже  земной,
атмосферу, обширные леса, даже океан.
     Атмосферу успели создать, сады и парки разбили, но лесов и океана  не
было  и  в  помине  -  на  отведенных  им  местах  тянулись   цехи,   одни
автоматизированные, без людей. Сотни, тысячи километров цехов...
     "Работящая планетка" - так мы называли между собою  Плутон.  "Гудящая
планета" - так следовало бы ее назвать ныне. Она гудела по  экватору  и  у
полюсов, в недрах и в стратосфере, ее всю сотрясал  гул  механизмов,  даже
при извержениях вулканов не бывает такого  непрерывного,  сосредоточенного
гула.
     - Толково, правда? -  крикнул  мне  Аллан.  Мы  в  авиетках  облетали
планету. - Признайся по-честному, не ожидал?
     - Нет, конечно. Такой размах!..
     - Главная мастерская Межзвездного Союза - надо размахиваться.  Хочешь
взглянуть на левые звездолеты?
     - Разумеется.
     - Они на южном полюсе, в  складе  готовой  продукции.  Между  прочим,
сырье выгружается у Северного полюса, а потом растекается по всей планете,
пока не сконцентрируется снова на выходе, - на этот раз  в  форме  готовых
галактических кораблей.
     На Южном полюсе мы летали над территорией, равной Европе, - это и был
склад готовой продукции.  На  тысячи  километров  тянулись  горные  хребты
звездолетов - исполинский  галактический  флот,  заканчивающий  отделочные
работы перед выходом в океан мировой пустоты...
     Даже недавно еще единственный по размерам  "Пожиратель  пространства"
показался бы маленьким рядом с этими гигантами.
     - Надо возвращаться, - сказал Аллан через некоторое время.
     - Ты возвращайся, - ответил я. - Я еще поброжу над планеткой.
     - Можешь даже кувыркаться над ней, ты, кажется любитель этого спорта.
На  Плутоне  смонтирована  своя  Большая,   пока   на   десять   миллионов
Охранительниц, - ты, как и все астронавты, продублирован в ней.
     - Вот как! Это большое удобство - обязательно воспользуюсь.
     Я долго кружил над равнинами Плутона. Еще не прошло полных трех  лет,
как я расстался с этими местами. Воспоминания, ожив, теснились в мозгу, но
я нигде не встречал подтверждения тому, что некогда прочно запоминалось.
     Даже солнца светились иначе, словно  им  поддали  жару,  одно  солнце
сменяло  другое,  утреннее  уступало  дневному,  дневное  отступало  перед
вечерним, за ними выкатывалось ночное. Когда-то это были  разные  светила,
каждое с особым значением, для работы и для отдыха, - теперь все они сияли
одинаково, круглые сутки стоял день, планета не знала  отдыха.  Нет,  этот
грохочущий, неистовый Плутон, не знающий сна и отдыха, нравился мне больше
моего прежнего, степенно работающего,  степенно  отдыхающего...  Там  была
размеренная  деятельность,  здесь  -  вдохновение.  Все   мы   мечтали   о
вдохновении!
     Я погнал авиетку на максимальной скорости.  Горные  пики  звездолетов
откатывались назад и рушились  на  горизонт.  Я  мог  бы  и  побеситься  в
воздухе, как любил на Земле, -  теперь  меня  опекала  Охранительница.  Но
после метаний в неэвклидовых сетях Персея я потерял  вкус  к  проказам.  К
тому же я еще не оправился от ран.
     Я летел  по  прямой  и  отдавался  мыслям.  Мне  хорошо  думается  на
искусственном ветру. Я размышлял не  о  Плутоне,  а  о  Земле.  Я  уже  не
страшился встречи с Землей после того, что увидел здесь.
     А перед возвращением я остановил авиетку в воздухе и,  закрыв  глаза,
весь наполнился гулом планеты. Я слушал старинную музыку, любил перед сном
отдаться  индивидуальным,  под  настроение,   мелодиям,   терпеливо   снес
"Гармонию звездных сфер" Андре.
     Но ничего подобного тому, что вызывал во мне грохот этой  космической
мастерской, я еще не испытывал. Наконец-то я  изведал  настоящую  гармонию
звездных сфер! Она будоражила и вздыбливала, мне хотелось в ответ тяжкому,
как мир, грохоту совершить  самому  что-либо  достойное  его  -  огромное,
пронзительно-светлое...
     И, удаляясь от Плутона, я долго еще слышал  -  мысленно,  конечно,  -
вдохновенный гул...



                                    7

     Я обо всем размышлял, воображая встречу с Землей, только  не  о  том,
что встреча будет торжественной.  Я  поспешил  возвратиться  раньше  своих
товарищей и поплатился за это: если и не весь  предназначенный  нам  общий
почет, то значительная его часть досталась мне одному.
     Начиная от Марса наш  звездолет  сопровождала  флотилия  космического
эскорта. Я не буду описывать сцену на космодроме,  ее  передавали  на  все
планеты Солнечной системы. Три часа я кланялся, пожимал руки,  улыбался  и
взмахивал шляпой - и очень устал.
     Лишь дома, в  старой  квартире  на  Зеленом  проспекте,  в  окружении
друзей, я вздохнул с облегчением.
     - Такое впечатление, будто я обворовал товарищей, - пожаловался я.  -
Знал бы, ни за что не прилетел один.
     - Они будут довольны своей встречей, - утешила меня Вера.  -  А  тебя
приветствовали не только как  члена  экипажа,  но  и  особо.  Должна  тебя
порадовать. Твой проект переоборудования Земли в главное ухо, голос и глаз
Вселенной принят.
     Озадаченный, я не нашел слов. Я  еще  ни  с  кем  не  делился  своими
мыслями.
     - Вдалеке от Земли ты позабыл о порядках на Земле,  -  сказала  Вера,
улыбаясь.  -  Разве  тебе  не  говорили,  что  на   Плутоне   смонтирована
Государственная машина? Ты прогуливался  над  планетой,  а  Охранительница
фиксировала  твои  мысли.  Они  оказались  настолько  важными,   что   она
немедленно передала их на Землю, а Большая, тоже незамедлительно, - довела
их до сведения каждого. Ты лишь усаживался на Плутоне в звездолет, а  люди
уже спорили, прав ты или неправ. Завтра ты приглашен  в  Большой  Совет  -
будешь обосновывать свою идею.
     - Значит, проект все-таки еще не принят? - спросил я.
     - Нет, почему же? За него высказались в принципе  все.  Но,  конечно,
вопросы к тебе будут. И  перед  тем,  как  будем  осуществлять  его,  тебе
придется подлечиться - здоровье твое внушает опасение Медицинской машине.
     Мне мое здоровье опасений не внушало. Встреча с друзьями и  радостное
известие о принятии проекта  были  мне  лучше  любого  лекарства.  Большая
комната Веры едва вместила всех собравшихся.
     Особенную тесноту создавал Труб. На космодроме он вместе с нами  влез
в аэробус, он знал уже, что за этими машинами ангелам не угнаться. Зато он
наотрез отказался от  лифта  и  объявил,  что  самостоятельно  взлетит  на
семьдесят девятый этаж. Признаться, я не поверил: в Трубе килограммов сто,
а высота все же около трехсот метров. Но он взлетел. Он отдыхал сперва  на
каждом двадцатом этаже в садах,  потом  на  верандах  каждого  пятого,  но
одолел высоту. Он вспотел и был горд необыкновенно.
     Он понемногу вписывается в наши земные обычаи, но прочерчивает в  них
свою особую колею. Лусин в нем души не чает.  Ради  Труба  Лусин  забросил
идею птицеголового бога.
     Все же земные жилища, особенно женские комнаты, не приспособлены  для
ангелов. Труб и сам понимал, что летать здесь  немыслимо,  и  старался  не
давать воли чувству. Но  даже  когда  он  делал  шаг  или  просто  поводил
крыльями, обязательно что-нибудь со стены или столика летело на пол.
     Среди гостей не было Жанны. Я спросил  о  ней.  Вчера  ответила,  что
Жанна придет попозже.
     Жанна появилась с Олегом. Это был хорошенький  трехлетний  мальчишка,
живой, с умными глазами, очень похожий на своего отца, -  мне  показалось,
что я вижу маленького Андре.
     Я сто раз репетировал в уме предстоящую встречу  с  Жанной,  повторял
про себя слова, какие скажу, думал, какое у  меня  должно  быть  выражение
лица. Я все забыл - и слова, и мины. Она положила  голову  мне  на  плечо,
тихо плакала, я молча обнимал ее.
     Потом я пробормотал:
     - Поверь мне, еще не все пропало, Жанна.
     Она взглянула на меня таким отчаянным взглядом, что, лишь собрав  всю
волю, я смог его вынести.
     Через некоторое время, оставив Олега гостям, мы с Жанной удалились  в
мою комнату. Жанна села из диван,  я  пододвинул  кресло.  Я  с  волнением
вглядывался в нее.
     Она очень переменилась, в ней мало что осталось  от  той  кокетливой,
хорошенькой, довольно  легкомысленной  женщины,  какую  я  знал.  Со  мной
разговаривал серьезный, глубоко чувствующий, ещ