у. Я говорю "игрушку", ибо против невидимок они  неэффективны,  хотя
головоглазов поражали.
     -  Взять  противника  на  абордаж,  приставить  пистолет  к   уху   и
хладнокровно опустить курок - так, кажется,  воевали  в  ваши  времена?  -
сказал я Камагину, усмехнувшись.
     Он возразил, пожав плечами:
     - В мое время уже сто лет не было войн. Мы  сносили  горы  и  осушали
моря, колонизировали планеты и первые двинулись к звездам. У вас пробелы в
истории, адмирал.
     - Не сердитесь. Я не хотел вас задевать, Эдуард.
     - Я иногда удивляюсь вам, но никогда не сержусь,  -  возразил  он.  В
отповеди был намек, но я не разобрался в нем.
     - Итак, две возможности: или  сегодня  ночью,  или  завтра  утром,  -
сказал Озима. - У нас все готово, адмирал.
     - Я бы на месте разрушителей выбрал ночь, а не утро, - заметил Петри.
- Перещелкать нас во время сна этичней.
     - Этичней? - переспросил я, удивленный. - Не понимаю.
     Он разъяснил с обычной своей флегматичной обстоятельностью:
     - Судя по всему, что мы знаем о них, и по информации  ваших  снов,  у
них минус-этика. И все, что мы считаем отвратительным, у них  возведено  в
доблесть. Органы Охраны Зла и Насаждения Вероломства, - разве вы этого  не
слыхали от них самих?
     - Вы, кажется, думаете, что  я  реально  присутствовал  на  совещании
зловредов? Даже правдивая информация  может  облекаться  в  фантастические
одежды... Откровение совершалось  в  бреду,  не  забывайте  этого.  Ромеро
считает, что я и во сне иронизировал.
     Петри не повышал голоса, но от своего не отступал. Он был невозмутимо
упрям.
     - Все что угодно можно  объявить  иронией  и  бредом,  но  не  любовь
зловредов ко злу и не их верность вероломству и подлости.
     Золотое небо превратилось в черное. Оранжевая укатилась за  горизонт.
Вокруг лагеря пленных замерцали огни сторожевых головоглазов.  Приказа  об
отделении людей от других пленников не раздалось.
     Я оставил Астра на попечение Мэри и прошелся по лагерю.
     Люди были перемешаны с пегасами и  ящерами,  чтоб  по  сигналу  могли
сразу вскочить на спины крылатых и мчаться в сражение.
     Осиму и Петри я застал у драконов. Вместе с  другими  пленниками  они
прилаживали на спины ящеров ящики, набитые незнакомыми мне  металлическими
цилиндрами.
     - Старинные ручные гранаты, - пояснил Осима. - Их было  множество  на
звездолете  "Менделеев",  Эдуард  некоторое  количество  их  прихватил  на
"Возничий", а оттуда переправил на "Волопас". Основная масса гранат  сдана
в земные музеи, но эти послужат нам. Пользоваться ими просто, Камагин  нам
показывал.
     Самого Камагина я застал у ангелов. Он беседовал с Трубом, перед ними
лежал ящик с такими же гранатами. Труб радостно приветствовал меня.  Ангел
пылко рвался в бой.
     - Лазеры ангелам раздавать не будем, - сообщил Камагин. - Эта техника
им не по духу, но ручные гранаты и разрядники,  по-моему,  просто  созданы
для ангелов, так они ловко обращаются с этим оружием. Попади-ка вон  в  то
пятнышко, Труб.
     Труб схватил что-то с грунта и метнул  в  золотой  самородок,  тускло
поблескивающий в свинцовой скале. Я испугался, что  тотчас  же  разразится
взрыв, и на шум сбегутся разрушители. Но Труб использовал  для  упражнений
кусок золота, валявшийся под ногами.  Все  ангелы  отличаются  дьявольской
зоркостью, а Труб и тут превосходил крылатых собратьев: один кусок  золота
вонзился в другой так прочно, словно они были приварены.
     Труб гордо закутался в крылья.
     - Зловредам придется несладко, когда мы нападем с воздуха, -  объявил
Камагин, сияя.
     Я прошелся по сектору ангелов и  ни  одного  не  увидел  спящим,  все
упражнялись в метании. И в отличие от  обычного  шума,  царящего  в  любом
сборище ангелов, здесь, на ночном  учении,  было  мертвенно  тихо,  только
влажные удары свинца  о  золото  и  золота  о  свинец  нарушали  кажущееся
спокойствие.
     - Люди шьют карманчики для ангелов, - информировал  меня  Камагин.  -
Каждый на пяток гранат, а привешивать карманчики будем под крылья, там они
незаметны.
     Во время ночной прогулки по лагерю я набрел на Ромеро.
     Он мирно спал на золотом ложе, примостив под голову кусок  свинца.  Я
уверен, что если бы его приговорили к казни, он не преминул бы  хорошенько
выспаться в последнюю ночь. "Больше случая для сна  мне  не  представится,
как же не воспользоваться этим, не так ли, дорогой друг?" - сказал бы  он,
наверно...
     Еще одна встреча, уже не забавная, а зловещая, произошла в ту ночь. Я
чуть не запоролся в темноте на Орлана.
     Он шел без телохранителей, лицо его призрачно  фосфоресцировало,  он,
видимо, как и я, обходил лагерь, но только снаружи. Я поспешно отошел,  не
завязывая разговора. В темноте, скудно озаренной перископами головоглазов,
быстро погас его светящийся силуэт.
     Мэри спала, обняв рудой Астра. Астр дышал, но очень слабо.
     "Завтра, - говорил я себе,  засыпая.  -  Завтра  утром...  Гравитация
уменьшается..."



                                    9

     Утром Астр умер.
     Меня разбудил крик Мэри. Вскочив, я выхватил из ее рук сына.
     - Нет! - кричала Мэри, хватая себя за голову. - Нет, только не это!
     Я качал Астра, звал, умолял услышать меня. Последним усилием жизни он
раскрыл глаза, потом по телу его прошла судорога, и он вытянулся у меня на
руках.
     Он лежал, одеревенелый, холодеющий, всматривался  в  меня  невидящими
глазами, все эти дни и часы перед смертью он ее открывал глаз,  а  сейчас,
умирая, открыл их, чтобы в последний раз поглядеть на мир, - и  не  увидел
мира...
     На крик Мэри сбежались люди, рядом тяжело опустился  Труб.  Я  держал
Астра по-прежнему на руках, но глядел на  Мэри.  Она  упала,  захлебываясь
слезами. А я снова думал о там, что мне природа отказала в  этом  скорбном
умении - выплакивать свое горе.
     Мои предки горевали и утешались рыданием, ликовали и  открывали  душу
слезами, гневались и сострадали плачем, слезы омывали их души над  трупами
близких, в минуты ярости,  над  чувствительной  книгой,  от  трогательного
слова, от страшного известия, от неожиданной радости...
     А мне, их потомку, этой спасительной  отдушины  не  дано,  глаза  мои
сухи...
     - Эли! Эли! - донесся до меня шепот Андре. - Эли, он умер?
     По лицу Андре катились слезы.
     - Он умер, Андре, - оказал я. - Он был  на  три  года  моложе  твоего
Олега.
     - Он был на три года моложе моего Олега, - тихо  повторил  Андре.  Он
вслушивался в свои слова, будто их произносил кто-то другой, даже слезы от
напряжения перестали течь. Потом он умоляюще протянул руки: - Дай мне его,
Эли.
     Я передал ему Астра и опустился за колени  рядом  с  Мэри,  обнял  ее
плечи, гладил ее волосы. Но я не  мог  обратить  к  ней  ни  одного  слова
утешения: любое слово прозвучало бы ложью - утешения быть не могло. Вокруг
нас стояли  друзья  -  молчаливые  и  печальные.  Мэри  наконец  перестала
плакать, вытерла лицо и поднялась.
     - Что сделаем с ним? - спросила она устало. - Здесь хоронить негде.
     - Будем нести, - ответил я. - Будем нести до места, где можно  вырыть
могилу или где мы с тобой сами умрем.
     Труб с  силой  ударил  меня  крылом.  Кипевшая  в  нем  ярость  вдруг
вырвалась диким клекотом:
     - Если вы не отомстите, люди!.. Одно, Эли, - мстить, мстить!
     Я посмотрел на Астра, Андре  покачивал  его  на  руках,  как  живого,
что-то шептал ему, тихо плача. Я сказал:
     - Еще многие из нас умрут, Труб, прежде чем люди сумеют мстить. Когда
эта возможность появится, им, я надеюсь, не захочется мести.
     Я еще не видел вспыльчивого ангела в таком бешенстве.
     Он вздыбился надо мной, свирепо растопырил  крылья.  Он  очень  любил
Астра.
     - Ты не отец, Эли! Ты не отец своему детищу, Эли!
     Мне стоило тяжкого труда ответить спокойно:
     - Я уже больше не отец. Но я еще человек, Труб.
     Только сейчас Ромеро и Лусин заметили, что  Андре  в  сознании.  Труб
выхватил малыша из рук  Андре.  Лусин  и  Ромеро  обнимали  Андре,  к  ним
присоединялись  другие.  Андре  узнал  Ромеро  и  Лусина  сразу,  а  Осиму
вспомнил, когда тот назвал себя.
     Радость перемешалась с печалью, я видел  счастливые  улыбки  и  слезы
горя, только сам не мог ни улыбаться, ни плакать.
     Мне надо было подойти к Андре и поговорить с ним, от меня  он  вправе
был от первого ждать поздравлений, но я не мог сделать  над  собой  такого
усилия и стоял в сторонке.
     - Потом поговорите, - сказал Лусин, со слезами глядя на меня. - После
восстания.
     - Да, потом, - согласился я равнодушно. Нужно было собрать  мысли,  а
мысли все не собирались. - Ты объясни Андре наше положение, но  не  пичкай
сразу большим количеством новостей.
     Я хотел забрать Астра, но Труб не дал. Когда Орлан  подал  команду  к
выступлению, он с Астром на скрещенных  черных  крыльях  занял  мое  место
впереди. Мы с Мэри шли за ним, то я ее поддерживал под руку, то она меня -
дорога на этом переходе выпала трудная, мы с Мэри часто спотыкались.
     Труб нес Астра до привала, а потом положил возле нас.
     Астр был как в жизни, лишь потемнел и похудел, и мускулы  тела  стали
тверже, он постепенно окаменевал, ссыхаясь.
     Мы с Мэри лежали по один бок Астра,  на  другом  ворочался  и  гневно
вздыхал Труб. Мэри касалась меня плечом, ни разу до того я  не  чувствовал
так больно и сильно нашей близости. Друзья в этот привал не подошли к нам,
и я был им благодарен, мне было бы трудно разговаривать.
     До вечера Астра нес я, а когда звезда стала склоняться и золотое небо
забушевало красками, Орлан раньше обычного отдал приказ  остановиться.  Он
позвал меня. Я положил Астра на грунт и обнял Мэри. Она прижалась  головой
к моему плечу. Она уже знала о восстании.
     - Люди дальше будут двигаться отдельно от крылатых, - объявил  Орлан.
- Перестройку приказываю закончить до темноты.
     Я  хмуро  вглядывался  в  Орлана  и  его  телохранителей.   Один   из
телохранителей был наш злейший враг, а другой, вероятно, друг,  но  ни  по
какой черте в их стертых лицах, как у статуй, пять тысячелетий пролежавших
в земле, я не мог определить, кто из них кто.
     Орлан синевато фосфоресцировал лицом, был,  как  обычно,  бесстрастно
холоден.
     - Будет исполнено! - ответил я и пошел к своим.
     Тысячи глаз  следили  за  мной  -  по  ту  границу  лагеря  перископы
головоглазов, тайные глаза невидимок, разрушители-командиры, по эту - люди
и крылатые друзья.
     Все движения вокруг оборвались, огромная горячая  тишина  простерлась
над планетой. Осима и Камагин стояли возле рослых пегасов, Труб возвышался
на голову над своими ангелами, Лусин восседал уже на спине дракона.
     Все было готово к выступлению.
     - Приказано разделиться! Очевидно, для нашей же пользы,  -  сказал  я
насмешливо. - Действуйте, как условились!
     - За мной! - крикнул Осима, прыгая на пегаса. Пегас взметнул крылья.
     - За мной! - эхом откликнулся Камагин, взлетая вслед за Осимой.
     Он метнул гранату в сторону разрушителей, и грохнул первый взрыв.



                                    10

     Вспоминая эпопею в Персее, я вижу, что если кто и предвидел  в  стане
противника наше восстание, то лишь тайные друзья, а враги  были  захвачены
врасплох.
     Пегасы с людьми на  спинах  и  ангелы,  предводительствуемые  Трубом,
мощной армадой обрушились  сверху  на  заметавшихся  головоглазов.  Дымная
стена взрывов оконтурила лагерь, в  столбы  пламени  врывались  кинжальные
лучи лазеров.
     А когда в сражение подоспели драконы и  молнии  Громовержца  сумрачно
осветили темнеющий воздух, битва стала всеобщей. Удар отряда пеших с Петри
и Ромеро во главе, расчищавших себе дорогу  гранатами  и  лазерами,  сразу
прорвал цепочку головоглазов: сбитые  в  кучу,  они  образовывали  каре  и
сражались в окружении.
     Головоглазы,  после  начального  ошеломления,  защищались  свирепо  и
самоотверженно, на грунт рушились пегасы  и  драконы,  особенно  досталось
ангелам.
     Осатаневшие ангелы  слишком  быстро  отделались  от  груза  гранат  и
слишком понадеялись на силу крыльев: воздух, как туманом, заволокло  белым
и черным пухом.
     Были ранены Труб и Лусин, Петри и  Ромеро,  легкие  ранения  получили
Осима и Камагин, лишь Андре, сражавшийся в самой гуще  схватки,  чудом  не
пострадал.
     Я  поднялся  на  свинцовую  скалу,  выпиравшую  из  золотых  недр,  и
осматривал поле боя. Я хорошо помню свое состояние в те  минуты.  Меня  не
радовали, а тревожили успехи, в них было  много  загадочного.  Кругом  нас
сновали невидимки, грозные воины разрушителей, ни один пока не вмешался  в
бой ни на нашей стороне, ни против нас, - почему?
     Сражение было не так успешным, как странным, я его не понимал.
     Внезапно я услышал знакомый  голос,  раздававшийся  на  этот  раз  не
внутри меня, а снаружи, тот голос, какой много раз разговаривал со мной  в
сновидениях, я не мог не узнать его. "Эли, помоги! - надрывался  голос.  -
Эли, помоги!"
     Я кинулся на голос и в страшном волнении уже ничего не  видел,  кроме
места, откуда доносился призыв, и ничего не понимал, кроме того, что спешу
на помощь другу, быть может, самому искреннему и самоотверженному другу из
всех, каких мы обрели среди противников.
     - Эли, помоги! - все отчаянней взывал голос и вдруг оборвался.
     И тут и увидел, кто звал  меня  на  помощь.  Труб  с  двумя  бешеными
ангелами атаковал Орлана с его телохранителями,  телохранители  уже  пали,
Орлан еще защищался.
     Кричал он!
     Свирепая радость на миг  пронзила  меня,  когда  я  увидел  жестокого
предводителя разрушителей, отчаянно отбивавшегося от собственной гибели, -
и это чувство, вспыхнувшее и погасшее, было  последним  отблеском  старого
моего отношения к Орлану. Орлан повалился от тяжелого удара крыльев Труба.
И в тот же миг, налетев вихрем, я упал на него и прикрыл своим телом.
     К нам с лазерами в руках бежали Ромеро и Петри.
     - Эли, встань, я убью мерзавца!  -  рычал  Труб  и  так  двинул  меня
крылом, что я отлетел вместе с Орланом на метр.
     И сейчас не понимаю, откуда у меня взялись силы не  выпустить  Орлана
из рук.
     Ромеро схватил Труба за крыло, Петри встал между Трубом и мной.
     - Угомонись, Труб! - крикнул Ромеро. - Ты едва не прикончил союзника.
     Не знаю, что бы стал делать  дальше  Труб,  если  бы  рядам  не  упал
выявившийся невидимка. Это был такой же страшноватый скелет,  как  и  тот,
что мы захватили на Сигме, но еще  живой.  Невидимка  стонал  и  корчился,
грудная клетка его была страшно разворочена.
     Даже Труб понял, что  сражение,  завязанное  нами,  есть  лишь  часть
широкого боя, кипевшего и в оптической яви и в физической невидимости.
     Труб махнул  крылом  на  кучку  оттесняемых  головоглазов  и  крякнул
ангелам:
     - За мной! Кончать с прохвостами!
     Мы с Петри помогли Орлану подняться. Орлан пошатывался, глаза ею была
закрыты, синеватое лицо почернело. Он с трудом стоял на ногах,  с  усилием
говорил.
     Ангелы помяли его здорово.
     Ромеро переложил лазер в левую руку и церемонно протянул правую:
     - Разрешите вас приветствовать, дорогой союзник, в лагере ваших новых
друзей.
     Орлан хотел вытянуть вежливо шею,  но  и  шее  досталось  в  схватке,
голова едва поднялась.
     - Не такие уж новые. Мы с Эли давние знакомые.
     - Значит, это был ты! - сказал я. - Ты, ты, Орлан!
     - Это был я. Ты так ненавидел меня, Эли,  что  непрерывно  думал  обо
мне. Это помогло настроить наши мозговые излучения в унисон.
     Он с горестью показал на одного из телохранителей:
     - Вот кто был вашим верным другом, но его уже нет.
     - Сражение, - сказал Петри. - На вас не написано, кто враг, кто друг.
     - Я не виню вас. - Волнение, зазвучавшее в  его  голосе,  усмирилось,
перед нами снова было то бесстрастное существо, какое мы так часто видели.
- Мы виноваты сами. Мы хорошо подготовили сражение, но не  позаботились  о
своей безопасности. Мы думали только о победе в бою.
     - Подготовили хорошо сражение? - переспросил Ромеро. - Да, конечно...
Но и мы, люди, кое-что сделали!
     - Несомненно. Но нам  пришлось  поволноваться,  пока  вы  не  приняли
внушенный вам план. Ваши  мысленные  переговоры,  тайной  которых  вы  так
гордились, не были для меня секретом, а я делился ими с Гигом. Ему  выпала
самая трудная задача - завоевать невидимок удалось не всех. Но зато Гиг не
дал тем, кто остался верен Империи Великого разрушителя, прийти на  помощь
головоглазам, - и это решает успех дня.
     Ромеро с сомнением оглянулся. В  воздухе  метались  одни  ангелы,  их
резкие боевые крики слышались всюду. Пегасы и драконы лишь  начали  бой  в
воздухе, но не смогли долго пробыть в полете.
     Ромеро вежливо оказал, подняв лазер, как трость, - лишь  для  боя  он
расстался с ней:
     -  Как  жаль,  уважаемый   союзник,   что   мы   лишены   возможности
познакомиться с воздушным... э-э... полем боя отважного Гига.
     - Почему же? Сейчас я  свяжусь  с  Гигом,  и  мы  раскроем  вам,  что
происходит в воздухе.
     Я не заметил, чтобы Орлан совершил какие-то  движения,  очевидно,  он
связался  с  Гигом  мысленно,  но  картина  сражения   вскоре   разительно
переменилась. Битва в третьем измерении была внушительней  и  ожесточенней
той, что совершалась  на  плоскости.  Над  нами  невидимка  схватывался  с
невидимкой.
     Первого же взгляда было достаточно, чтобы  понять,  что  одна  группа
невидимок, более многочисленная, одолевала вторую.
     Среди берущих верх я увидел исполинского Гига.
     - Наши побеждают,  -  сказал  Орлан.  -  Нет,  сражение  подготовлено
отлично, Эли.
     Ангелам  и  людям,  теснившим  одно  из  каре  головоглазов,  удалось
расчленить  его,  и  головоглазы  рассыпались.  Ползли  они  медленно,  но
сражались с прежней свирепостью.
     Два ангела атаковали одного головоглаза, но он  повергнул  их  метким
гравитационным ударом. Ромеро и Петри  бросились  на  помощь  ангелам,  но
раньше их подоспел невидимка из наших.
     Удар сверху поразил головоглаза насмерть, а невидимка,  описав  дугу,
возвратился в район воздушного боя.
     - Много все-таки перешло к нам, - сказал я Орлану.
     - Много. Ваши сторонники имеются уже на всех планетах Персея. Великий
совершил  великую  ошибку,  когда  разрешил  трансляцию  спора  с   тобой.
Подданные Великого знают теперь от самих людей, чего от людей ждать.
     Я показал на головоглазов:
     - Эти и не думают изменять своему властителю.
     - Головоглазы - охрана. Их  воспитывают  далеко  от  политики.  Будет
время - они тоже присоединятся к нам. Мощь Империи Великого держится не на
них.
     Сражение шло к концу.
     Разрозненные    кучки    головоглазов,    обреченно    пересвечиваясь
перископами,  оттеснялись  друг  от  друга  все  дальше  и  погибали   под
соединенными ударами людей, ангелов и невидимок.
     Несколько сдавшихся невидимок  брели  под  конвоем  ангелов  в  центр
лагеря,  где  Осима  приказал  разместить  пленных.   Туда   же   отводили
прекращавших сопротивление головоглазов.
     В последнюю  группу  сражающихся  отчаянно  врубался  на  огнедышащем
драконе Лусин. Андре, тоже верхом, но на пегасе, орудовал  лазерным  лучом
неподалеку от Лусина. Петри и Ромеро, заняв свои места  во  главе  пехоты,
методически теснили обреченную кучку.
     А когда на нее  обрушились  с  воздуха  ангелы  и  невидимки,  участь
головоглазов была решена.
     Около Орлана и меня опустился усталый довольный Гиг.
     - Гравитаторы на  пределе,  начальник,  -  сказал  он  Орлану.  -  На
чертовой Третьей планете расход энергии в десять раз  превышает  норму.  -
Только после этого он обратился  ко  мне:  -  У  людей,  кажется,  принято
пожимать руки, давай руку, адмирал. - Он сжал мою ладонь со страшной силой
и скорчил предовольную рожу, когда я охнул.
     Сегодня  невидимки  нико