а сны у них лишены образов - какие-то цветные полосы.  Возможно,
им снится, что тяжесть усилилась настолько, что не хватает дыхания.
     - У них сон тяжелый в подлинном смысле... Без увеличения тяжести  они
не засыпают.
     - Спасибо  за  разъяснение.  Ты  забыл,  что  я  тоже  слышал  лекцию
Спыхальского об образе жизни на Альдебаране и Капелле?
     Пока мы беседовали с Андре, Спыхальский  предложил  Вере  доложить  о
цели первого межзвездного совещания. Вера в  своей  речи  объявила  начало
новой космической эры - периода внутригалактического сотрудничества.
     Андре  показалось,   что   Вера   старается   расписать   межзвездное
сотрудничество слишком уж розовыми красками.
     - Вселенское благотворительное  общество,  -  сказал  он,  зевнув.  -
Братство  падающих  с  неба  синтетических  галушек.  Великое  объединение
звездожителей Губ-не-Дур.
     Насмешка Андре задела меня. Я с упреком спросил,  не  он  ли  недавно
сочинил симфонию о гармонии звездных миров.
     - Я, - отозвался Андре  равнодушно.  -  И  сейчас  я  за  космическое
товарищество. Но пусть и звездные братцы закатывают рукава.
     Ромеро, казалось, слушал одну Веру. За час он не повернул головы,  не
кашлянул - все те же скрещенные на трости руки, надменная скука  на  лице.
Но он уловил, о чем мы тихо препираемся с Андре. Он повернулся к нам:
     -  Вот  первая  ваша  мысль,  дорогой  Андре,  которая  кажется   мне
основательной. После вчерашней теории я опасался, что на вас надо  ставить
крест, как на мыслителе.
     Я поинтересовался, какую теорию Андре он  имеет  в  виду.  Не  ту  ли
забавную гипотезу, что неразгаданные враги галактов - невидимки?
     -  Следующую  за  этой.  Наш  друг  Андре  -  генератор  новых   идей
непрерывного действия. Лишь вчера он доказывал, что человек - нечто  вроде
искусственного сооружения, придуманного в незапамятные времена  галактами,
которые, создав нас, бросили на Земле свое творение за полной к  чему-либо
непригодностью.
     Ничего похожего на это я не слыхал от Андре.
     - Пустяки, - сказал Андре. - Гипотеза как гипотеза - анализ одного из
теоретически возможных  предположений...  У  Лусина  в  институте  выводят
пегасов  и  драконов  воздействием  на  генетические  нуклеиновые  кислоты
лошадей и ящериц, почему же не  вывести  человека  нуклеиновой  обработкой
обезьян? Задача нетрудная для современного уровня знаний, просто ею  никто
не занимался. И вот я предположил, что некогда на Земле высадились галакты
и, немного поэкспериментировав с  генетическими  кодами  обезьян,  создали
породу подобных себе людей. Согласись,  допущение  это  отлично  объясняет
многие загадки.
     - Допущение или фантазия? - переспросил Ромеро. - Раз уж  вы  начали,
доведите свой рассказ до конца, Андре. Я имею в виду оценку, которую  дала
МУМ вашей любопытной теории.
     - МУМ мою гипотезу  отвергла,  -  с  неохотой  сказал  Андре.  -  Она
объявила ее ненаучной.
     - Она назвала ее чепухой, любезный  Андре.  Она  выбрала  именно  это
слово - чепуха  -  для  точной  квалификации  вашего  очередного  научного
творения. И что до меня, то я считаю, что выданное  ею  словечко  "чепуха"
много  содержательнее  всех  ваших  ученых  слов  о  галактах   и   людях,
нуклеиновых кислотах и генетических кодах.
     Он сказал это с такой желчью, что меня передернуло.
     Андре угрюмо молчал. Теперь я понимал, отчего он в плохом настроении.
     После речи Веры  устроили  перерыв,  чтоб  гости  поразмыслили,  а  в
перерыв для желающих была исполнена симфония Андре.
     Он рассказал  о  своем  творении,  потом  зазвучала  механизированная
музыка.
     Я слушал  концерт  с  Фиолой  в  их  секторе.  Музыка  привела  ее  в
недоумение. Звуки грубы,  а  цветовые  эффекты  примитивны,  сказала  она.
Неужели  людей  восхищает  такое  пустое  искусство?  Я  заверял  ее,  что
нормальные люди подобным искусством  не  восхищаются,  а  если  попадаются
штукари вроде Андре, то их высмеивают, -  кажется,  ее  удовлетворило  мое
объяснение.
     Я постарался также выяснить мнение других звездожителей.
     - Значит, так, - сказал я потом  Андре.  -  Альтаирцы  полагают,  что
симфония мягковата, нужно он подбавить  рентгеновых  лучей,  альдебаранцам
она легковесна, ангелам кажется  холодной  и  разреженной,  вегажителям  -
грубозвучной и однокрасочной... Что еще?  У  людей  узкий  спектр  условий
существования, для них она по-прежнему убийственна. Кто выиграл?
     - Иди к  чертям!  -  сказал  Андре  без  злобы.  Подозреваю,  что  он
предвидел провал и хлопотал о концерте единственно, чтоб выполнить условия
пари. - У звездожителей эстетические способности еще ниже,  чем  у  людей.
Наслаждайтесь  своими  физиологическими  мелодиями,  если   не   понимаете
шедевров.
     - Ты не сказал, за кем пари?
     - За тобой, - признал он нехотя. - Но, пожалуйста, не танцуй и не ори
на всю Ору - ты переживаешь радости слишком бурно.
     Я пообещал пережить эту радость тихо.



                                    35

     Последние дни пребывания на Оре заполняли совещания -  то  людей  меж
собой, то людей с группами звездожителей.
     На одном из совещаний  у  Спыхальского,  без  звездных  гостей,  было
решено,  что  два  самых  крупных   галактических   корабля,   "Пожиратель
пространства"  и  "Кормчий",  должны  продолжать   путешествие   в   глубь
Галактики.
     Вера объяснила, почему вторжение в звездную  глубину  не  может  быть
отложено. У экспедиции на Ору было  две  задачи,  из  них  выполнена  лишь
первая: заложены организационные основы будущего Межзвездного Союза.
     - Однако, -  сказала  Вера,  -  где-то  в  звездной  области  обитает
подобный нам высокоразвитый народ галактов, нового о нем мы не  узнали.  У
этого народа имеются могущественные враги, и о них мы ничего не знаем. Вся
работа по созданию братства звездожителей станет необеспеченной,  если  не
дознаемся, не грозит ли что-либо  проектируемому  Межзвездному  Союзу.  И,
наоборот, дело может подвинуться вперед, если заручимся помощью  галактов.
Куда направить корабли на поиск?  Откуда  галакты  прилетали  в  созвездие
Гиады и на Альтаир? Вероятней  всего,  из  Плеяд  -  ближайшего  к  Гиадам
скопления звезд. Итак, прыжок на Плеяды, где люди еще  не  бывали,  -  вот
очередное задание.
     - Я лечу на "Пожирателе пространства", - закончила Вера. -  Эвакуация
гостей с Оры и  отправка  кораблей  на  Землю  возлагается  на  уважаемого
Мартына Юлиановича.
     Спыхальский печально усмехнулся в седые усы.
     - Я надеялся,  что  прихватите  и  меня,  старика,  в  дальний  рейс.
Придется, видно, доживать век сторожем на планетке.
     -  Нет,  представителем  человечества  на  звездном  форпосте.  А  мы
продолжим дальше ваши поиски.
     Я спросил Ромеро, когда совещание закончилось:
     - Вы с нами, Павел, или на Землю?
     Он сухо ответил:
     - В древности главным достоинством мужчины считалось умение сражаться
с врагами. "Пожиратель пространства" имеет специальное задание - разведать
врагов. Я потерял бы к себе уважение, если  бы  уклонился  от  возможности
показать свою мужскую храбрость!
     Мне думается, он мог бы высказать ту же мысль и не столь витиевато.
     В ближайшие дни улетели корабли на Арктур, на Альдебаран, на Капеллу,
на Фомальгаут, настал черед Веги.
     Ночь перед отлетом Фиолы я провел  в  ее  саду  под  грустным  светом
искусственной луны. В эту ночь мы больше  молчали,  чем  разговаривали.  В
молчании было что-то до того лирически-земное, что грусть моя превратилась
в печаль.
     Это была первая ночь с Фиолой, когда она не выспрашивала ни о  науке,
ни о космосе, ни о социальных наших порядках, ни о  звездных  кораблях,  -
интимно-глуповатая ночь, подлинная ночь влюбленных.
     Под утро она встала.
     - Зажигается солнце, Эли. Мне надо уходить. Мы  увидимся  в  звездном
порту.
     Вечером на базу звездолетов один за другим подъезжали автобусы  и  из
них выплескивались сияющие столбы  вегажителей.  Сумрачный  нарядный  свет
озарил базу, так их было много, гостей с Веги. Я пришел с Лусином и  стоял
в стороне.
     Многие  узнавали  меня,  махали  руками,   приветственно   вспыхивали
глазами. Потом показалась Фиола. Я сделал к ней шаг, я она мигом очутилась
около меня.
     - Ты обещал приехать, - напомнила она.
     - А если не смогу, приедешь ты.
     - Желанная и  недоступная!  -  повторил  я,  когда  она  уносилась  в
звездолет.
     Мы с Лусином потом долго ходили по Оре.
     - Ты биолог, Лусин, - сказал я. - Ты знаешь, что  любовь  -  один  из
стимулов продолжения рода. Может ли она быть, если  нет  этого  стимула  -
продолжить  род?  Если  два   существа   разнородны,   потомство   у   них
невозможно... Законна ли их любовь?
     Лусин понимал мое состояние больше, чем я ожидал.
     - Любовь - продолжение рода, да. Так начиналось. Будет новой.  Любовь
- единение душ. Высшая связь индивидов.
     - Выходит,  я  случайно  попал  в  пионеры  появляющегося  чувства  -
единства родственных душ Вселенной? Мне выпало на  долю  первому  полюбить
биологически чуждое существо?
     - Да, Эли. Первые шаги. Сегодня - чуждо. Завтра - близко.
     - Завтра будет твой ископаемый бог с головой сокола,  -  сказал  я  с
досадой. - Дальше этого ваша биология не пойдет.
     На другой день флотилия из трех звездолетов  уходила  с  ангелами  на
Гиады.
     Посадка крылатых на корабли совершалась под крики, хлопанье крыльев и
клекот. Знакомые ангелы кидались прощаться, увеличивая беспорядок плачем и
причитаниями.
     А потом в крылатой толпе появился Труб и разыгрался скандал.
     Труб заметил нас и, расшвыривая сородичей мощными  крыльями,  ринулся
наперерез общему потоку. Он ревел, обращаясь почему-то ко мне одному:
     - Эли! Эли! Эли!
     Обхватив меня крыльями, он страшно заклекотал:
     - Не пойду! Хочу с людьми!
     Андре пробовал усовестить разбушевавшегося ангела, но тот  надрывался
все громче:
     - Поеду с людьми! Не хочу к себе!
     У Лусина в глазах стояли слезы. Он  с  нежностью  гладил  глянцевитые
перья Труба.
     - Хороший, - шептал он, - замечательный. Лучше всех.
     Я разыскал Спыхальского и объяснил, что происходит.
     - Хотите взять ангела с собой? - изумился Спыхальский. - А какого вам
черта в ангеле?
     - Посмотрите на него, - сказал я. - Это же красавец. Привезти  такого
на Землю, он же всех потрясет. И он привязался к нам не меньше, чем  мы  к
нему.
     Спыхальский вызвал Веру. Она  появилась  в  видеостолбе.  Он  передал
желание Труба и наше и от себя добавил, что ходатайствует о том же.
     - Можете взять Труба, - сказала Вера, исчезая.
     Я помчался к своим, издали крича, что дело выгорело.
     У Труба дьявольская сила в крыльях, он  так  сжал  ими,  что  у  меня
закружилась голова.
     - Я твой раб, - сказал он. - Раб навеки, Эли!
     - Ты мой адъютант, - сказал я. - Адъютант - это что-то не ниже друга,
что-то близкое, почти  братское.  На  правах  друга  я  попрошу  об  одном
приятельском одолжении.
     - Спрашивай и требуй. Я счастлив, могущественный...
     - Прими ванну и смени одежду. На складе заготовлены  тюки  ангельских
рубах, возьми дюжину в запас.
     Он немедленно взмыл вверх.
     Для такого тяжеловеса летал он великолепно.




                    ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОХОД ЗВЕЗДНОГО ПЛУГА


                                   Небесный свод, горящий славой звездной,
                                   Таинственно глядит из глубины, -
                                   И мы плывем, пылающею бездной
                                   Со всех сторон окружены.
                                                                  Ф.Тютчев


                                    1

     Когда я оглядываюсь  на  пройденный  путь,  меня  охватывает  сложное
чувство: печаль понесенных утрат и гордость.  Мы  были  участниками  самой
трудной космической экспедиции из всех, доныне  совершенных,  и  полностью
выполнили свой человеческий долг.
     Дело не в том, конечно, что за два земных года мы  преодолели  десять
тысяч светолет, и  если  не  вторглись  в  таинственный  центр  Галактики,
скрытый темными туманностями, то проникли в звездную  бездну  так  далеко,
как еще никто до нас. Если бы  лишь  этим  -  триллионами  оставленных  за
кормой километров  -  исчерпывалась  заслуга,  гордиться  было  бы  нечем.
Пустота останется пустотою, большая она или малая.
     Но мы узнали, как высоко достигнутое иными существами могущество, как
огромны добро и несправедливость, схватившиеся меж собою  в  галактической
схватке, и как неизбежно все это заставляет человека, лишь вступившего  на
звездный путь, втягиваться в не им начатые споры, ибо, кроме него,  некому
их решать окончательно. "Наш век трагичен", - часто говорил бедняга  Андре
- и доказал это собственной жизнью.
     За бортом нашего корабля промелькнули тысячи звездных систем - ни  на
одной мы не открыли сладенького рая спокойствия и благости.
     Зато нам пришлось обрушить тяжкий кулак человеческой мощи на тех, кто
строит свое маленькое счастьице на большом несчастье других.  В  сплетение
кипящих во Вселенной страстей и сил мы вторглись -  величайшей  из  доселе
существовавших - собственной нашей страстью и  силой  -  страстью  разума,
силою справедливости. Быть злым ко злому - тоже доброта. Мы промчались меж
звезд факелом освобождения, ударили в  грудь  жестоких  угнетателей  мечом
возмездия.
     Да, конечно,  полной  победы  мы  не  добились,  я  далек  от  такого
высокомерного заблуждения, мы были разведчиками, а не армией человечества.
Но мы знаем теперь, за кого мы и кто против  нас,  мы  знаем,  что  тысячи
обитаемых миров, проведав  о  нашем  выходе  во  Вселенную,  с  мольбой  и
надеждой простирают к нам руки.
     Вот она вьется тонкою нитью, пылевая стежка, след нашего  пролета.  Я
надеюсь, я уверен, что недалек тот час, когда проложенная нами  в  космосе
тропка превратится в широкую дорогу,  высочайшую  трассу  Вселенной  -  от
человека к мирам, от миров к человеку!



                                    2

     Первым летел "Пожиратель пространства", за ним "Кормчий".  Командиром
первого  звездолета  была  Ольга,  помогали  ей  Леонид  и  Осима.  Вторым
звездолетом командовал Аллан. Вера избрала  "Пожиратель  пространства",  с
ней были мы: я имею в виду себя, Лусина, Андре, Ромеро.
     Мы каждый день подолгу работали с Верой над ее отчетом Земле,  и  она
разрешила вызывать себя без предупреждения. Как-то, высветив ее комнату, я
увидел, что у нее  бурное  объяснение  с  Ромеро.  Мне  надо  было  тотчас
погасить вызов. Растерянный, я забыл об этом. Вера прижималась к стене, ее
схватил за плечи Ромеро. У него бело сверкали глаза, дыхание вырывалось со
свистом.
     - Нет! - не говорил, а шипел он. - Нет, Вера! Этого не будет!
     - Уйди! - требовала она, вырываясь. - Я не хочу тебя видеть.  Отпусти
руки, мне больно!
     Ромеро отошел на середину комнаты.  Он  запнулся,  отходя,  и  бешено
глянул на пол, я хорошо помню его взгляд, полный  ярости  -  он  ненавидел
даже  вещи.  Мне  надо  было  отключаться,   поступок   мой   походил   на
подглядывание. Но мне показалось, что Вера в опасности, и я не погасил их.
     Вера поправила кружевной воротничок.
     - Вот так лучше. И поставим на этом точку, Павел.
     Он молчал, не поднимая лица. Он старался успокоиться.
     - Что же стоишь? Повторяю: уходи!
     Он взглянул не на нее, а на меня. Он не  мог  знать,  что  я  незримо
присутствую, но повернулся ко мне. Его сведенные брови  как  бы  ударились
одна о другую, скулы ходили. Если бы я был с ними, я бы загородил Веру. От
человека с таким лицом нельзя ждать доброго.
     - В древности существовал неплохой обычай, - заговорил он  хрипло.  -
Дамы, бросая поклонников, объясняли,  _ч_т_о_  перестало  им  нравиться  у
отвергаемых. Надеюсь, ты не откажешь мне в вежливости твоих легкомысленных
предшественниц?
     - Ты хочешь сказать, что я легкомысленна?
     - Я хочу знать, что случилось? Только одно - что?..
     - Ты не знаешь? Странно для такого проницательного человека, каким ты
считаешь себя, Павел.
     - Вера,  клянусь  тебе!  Крыша  обрушится  на   голову   -   не   так
неожиданно!.. Всего я ожидал от поездки на Ору...
     - Хорошо, слушай. Я не люблю тебя. Этого хватит?
     - Это я знаю. Но почему? По-человечески объясни - почему?
     - Я могла бы ответить твоим любимым  присловьем:  неизвестно,  почему
возникает  любовь,  неизвестно,  почему  она  пропадает.  Вряд   ли   тебя
удовлетворит объяснение в твоем стиле. Так вот, я не люблю  тебя,  ибо  не
уважаю. На этот раз достаточно?
     Он помолчал, набираясь духу.
     -  Значит,  все  дело  в  звездных  недочеловеках?  В   бегемотах   с
Альдебарана, пауках с Альтаира, змеях с Веги, сонного  студня  с  Арктура,
тупых ангелочков с Гиад? Они  тебе  дороже,  чем  я?  Я  встал  на  защиту
человека и в результате потерял единственное человеческое чувство, что нас
связывало, - нашу любовь?
     - Павел, еще раз прошу - уходи! Наш разговор беспредметен. Неужели ты
не понимаешь, что каждым словом усиливаешь отвращение к себе?
     Гордость боролась в нем со страстью. На миг мне стало жаль  его.  Еще
больше мне было страшно за Веру. В неистовстве он мог поднять на нее руку.
Я сжимал кулаки от бессилия. Мне  надо  было  оградить  ее  грудью,  а  не
подглядывать!
     - Я бы ползал перед тобой на коленях, целовал твое платье,  -  сказал
он горько. - Я гордился бы долей быть твоим слугой, рабом твоим,  если  бы
хоть немного это было нужно тебе.
     - Рабов мне не нужно. А слуг у каждого хватает.
     - Да,  механических!  Механических,  будьте  вы  все!..  Восемнадцать
миллиардов  киловатт  на  человека,  так  ведь?  Восемнадцать   миллиардов
киловатт,  двести  миллиардов  египетских  рабов!  Какой   фараон,   какой
президент мог похвастаться  такой  армией  лакеев?  И  среди  этой  бездны
киловатт - ни единого горячего, преданного, человеческого сердца! Автоматы
вы или люди, вы, апостолы всеобщей помощи? Как  я  ненавижу,  нет,  как  я
ненавижу вас!
     Вера подошла к нему вплотную. Теперь я боялся, что она первая  ударит
его.
     - Наконец-то, Павел! Я долго ждала такого признания. Вот он, весь  ты
- ненависть, одна ненависть! И ты хочешь, чтоб тебя любили, хоть сам  всех
ненавидишь! Глупец, ты думаешь, ненависть порождает любовь?
     Он опомнился. Он опустился на колени и, обхватив Веру, прижался лицом
к ее платью, - она молча боролась с ним. Он в исступлении целовал ее ноги.
     - Оставь! - закричала она гневно. - Зачем ты мучаешь себя и меня?
     Он медленно поднялся. Он стоял, пошатываясь. Лицо его побледнело.
     - Верочка, Верочка!  -  прошептал  он,  вздыхая,  и  неуверенно,  как
слепец, протянул к ней руки. У него были мутные глаза, мне показалось, что
он и вправду не видит. Она  отодвинулась.  -  Верочка,  жить  без  тебя!..
Пойми, жить без тебя!.. Да будь они трижды прокляты,  эти  науки  и  змеи,
из-за них потерять!.. Не хочу, не хочу,  -  Верочка,  не  хочу!  Все,  что
потребуешь, ни единого слова против, восхвалять буду... Верочка!
     Она руками заслонилась от него,  отвернула  лицо  от  его  отчаянного
взгляда. Он подошел ближе, она оттолкнула его:
     - Нет, Павел! Нет!
     - Еще раз спрошу, тысячу раз буду  спрашивать  и  кричать  -  почему,
почему?
     - Отойди  и   успокойся!   Это   недостойно   -   такими   средствами
действовать... У нас с тобой спор о принципах. Будь честен, Павел,  ты  не
переделаешь себя!
     - Переделать себя! - бормотал он глухо. - Переделывать себя!
     - Даже сейчас!.. Вспомни, что ты сказал:  жизнь  без  тебя,  потерять
тебя! Разве я вещь, которую можно потерять? Ты во всем видишь только себя,
считаешься  лишь  со  своими  чувствами.  Мы  давно  оставили  позади  мир
Коперника, нам открылись тысячи солнц, более ярких, чем наш