еты    и
переговаривались между собой.
   -  У  спидстера  сейчас  очень  большая  скорость,  адмирал,   с   весьма
значительной составляющей, направленной к Земле, - доложил Гендерсон  -  При
посадке ускорение достигнет двух "g" после того, как мы совершим один полный
оборот вокруг Земли. Есть другой вариант  приземления.  Один  из  нас  может
удержать спидстер в равновесии и посадить его прямо на хвост. В этом  случае
ускорение  составит  более  пяти  "g".  Какой  вариант  кажется  вам   более
предпочтительным?
   - Что важнее, Лейси, время  или  перегрузки?  -  спросил  адмирал  своего
друга, предоставив тому решать.
   - Время, - не задумываясь, ответил Лейси. - Сажайте на хвост.
   Его пациент испытал на себе такие перегрузки, что еще  какие-нибудь  пять
"g" не могли уже причинить ему особого вреда,  а  время  решало  все.  Врач,
медсестра и адмирал улеглись в  свои  подвесные  койки.  Пилоты  за  пультом
управления пристегнули ремни безопасности и гасители ускорения - выдержать в
течение получаса перегрузку в пять  "g"  было  делом  отнюдь  не  легким,  и
возвращение на Землю началось.
   Все пространство вокруг спидстера озарилось яркими  отблесками  выхлопных
газов, вырывавшихся из дюз маршевого и боковых  двигателей.  Корабль  сильно
болтало из стороны в сторону, но искусные руки  пилотов  каждый  раз  жестко
взнуздывали корабль, останавливая его рысканья  в  нужный  момент.  Спидстер
стремительно опускался на Землю не но какой-нибудь хитрой кривой и  даже  не
по обычной посадочной спирали, а по прямой - вниз, как можно  быстрее  вниз,
на Землю. Этот захватывающий спуск происходил  не  под  действием  маршевого
реактивного двигателя и даже не под действием  еще  более  мощных  тормозных
реактивных двигателей. Шеф-пилот Гендерсон, лучший из лучших пилотов Главной
Базы, намеревался погасить чудовищную инерцию спидстера "балансированием  на
хвосте". В переводе с жаргона астронавтов это  означало,  что  он  собирался
удерживать верткий корабль в вертикальном положении до тех пор,  пока  сила,
приводящая  спидстер  в  движение,  не  погасит  всю  огромную  кинетическую
энергию, соответствующую его массе и скорости!
   И Гендерсону удалось посадить спидстер.
   Машина "скорой помощи" вместе с бригадой уже ожидала прибывших  на  месте
посадки, и Киннисона без промедления увезли в госпиталь. Остальные участники
экспедиции поспешили пройти  через  сеть.  Первым,  конечно,  доктор  Лейси,
следом за ним - медсестра. Малоприятную процедуру она выдержала как подобает
ветерану, заслужив этим одобрительный  взгляд  адмирала  Хейнеса.  Выйдя  из
"кокона", сестра бегом бросилась через газон в госпиталь.
   Хейнес вернулся к  себе  в  кабинет  и  попытался  работать,  но  не  мог
заставить себя ни на чем  сосредоточиться  и  отправился  в  госпиталь.  Там
подождал, пока Лейси не выйдет  из  операционной,  и,  схватив  приятеля  за
пуговицу, принялся расспрашивать:
   - Ну как там, Лейси? Он будет жить?
   - Жить? Жить-то он будет, - ответил хирург грубовато, - но больше  ничего
сказать не могу. Пока мы  сами  ничего  не  знаем.  Все  станет  ясно  через
несколько часов. Сделай мне одолжение, Хейнес. Уходи  и  не  возвращайся  до
шестнадцати сорока. Тогда я тебе скажу все.
   Спорить с Лейси было бесполезно Адмирал вернулся снова к себе. но ровно в
шестнадцати рок он снова был в госпитале.
   - Ну как он? - без всяких преамбул спросил Хейнес. - Будет жить?  Или  ты
пытаешься просто успокоить меня?
   - У меня для тебя есть неплохие новости, - сообщил хирург Хейнесу. - Moгу
сказать со всей  определенностью,  что  парень  будет  жить.  Состояние  его
гораздо лучше, чем мы могли надеяться. У него  легкие  переломы,  но  ничего
серьезного.  Несколько  можно  судить  сейчас,  никакая  ампутация  ему   не
угрожает. Он полностью выздоровеет. Никакие протезы ему не  понадобятся.  На
нем даже шрамов не останется. Должно быть, он не попал в столкновение, иначе
бы ему так легко не отделаться.
   - Прекрасно, док! Просто великолепно! А теперь подробности.
   - Вот снимок.
   Лейсу развернул рентгеновский снимок Киннисона во весь рост,  на  котором
легко можно было разглядеть все анатомические  детали  внутреннего  строения
тела Носителя Линзы.
   - Прежде всего обрати внимание на этот скелет. Да он просто  великолепен.
Разумеется, сейчас он кое-где слегка поврежден, но, сказать по  правде,  это
первый  идеальный  мужской  скелет,  который  мне  когда-нибудь  приходилось
видеть. Ни единого изъяна! Этот молодой человек далеко пойдет, Хейнес.
   - Не сомневаюсь в этом. Как по-твоему, почему мы  облапили  его  в  серую
униформу? Но я пришел сюда не для того,  чтобы  выслушивать  комплименты  по
поводу его действительно прекрасного телосложения. Меня  интересуют,  что  у
него повреждено.
   - Взгляни на снимок, убедишься сам. Множественные сложные переломы рук  и
ног, а также  нескольких  ребер.  Вот  здесь  повреждена  лопатка.  Здесь  -
небольшая трещина в черепе. Вот и все. Позвоночник, как видишь, цел.
   - Что значит "вот и все"? А его раны? Я видел  некоторые  из  них  своими
глазами. Это не пустяковые царапины.
   - Ничего  серьезного.  Несколько  колотых  и  резаных  ран,  но  ни  один
жизненноважпый орган не задет. Ему не понадобится  даже  переливание  крови,
поскольку вскоре после ранения он сам остановил  кроротечение.  Еще  у  него
есть несколько ожогов, но они все поверхностные, не из  числа  тех,  которые
плохо поддаются заживлению.
   - Очень раз вес jto слышать, старина! Сколько он у тебя пробудет?  Недель
шесть?
   - Скажи двенадцать - не ошибешься Может  быть,  мы  управимся  и  раньше,
недель за десять. Правда, несколько переломов и парочка ожогов потребуют  от
нас внимания, К тому же пациент довольно  долго  оставался  без  медицинской
помощи, а это тоже ни к чему хорошему не ведет.
   - Думаю, недели через две он оправится и захочет  вставать  и  ходить,  а
недель через шесть разнесет твой госпиталь по камешкам.
   - Скорее всего, ты прав, - хирург улыбнулся. - Не очень-то  он  похож  на
идеального  пациента,  но  должен  тебе  сказать,  что  мне  очень  нравятся
пациенты, которых мы терпеть не можем.
   - Еще одно дело, Лейси. Я очень хотел бы познакомиться с  досье  на  всех
медсестер,  которые  будут  ухаживать  за  Киннисоном,   особенно   на   ту,
рыжеволосую.
   - Я так и думал,  что  ты  захочешь  ознакомиться  с  досье,  и  запросил
прислать  их  мне  заранее.  Вот  они.  Рад,  что  бы  обратил  внимание  на
Мак-Дугалл. Кстати сказать, это моя любимица. Кларисса Мак-Дугалл, настоящая
шотландка, как и ее фамилия, двадцати лет. Рост - пять футов  шесть  дюймов,
вес - сорок пять с половиной килограммов. Вот ее снимки - обычная фотография
и рентгеновский снимок! Ты только взгляни на этот  скелет!  Какая  прелесть!
Единственный идеальный женский скелет, который мне доводилось видеть!...
   - Меня интересует не скелет, - проворчал Хейнес.  -  Мой  Носитель  Линзы
будет любоваться не скелетом, а наружной оболочкой.
   - Не беспокойся относительно Мак-Дугалл, - заверил его хирург. - Вглядись
внимательно в этот рентгеновский снимок, и  тебе  все  станет  ясно.  Снимок
классифицирует людей: с таким великолепным снимком она просто  не  может  не
быть совершенством. Даже если бы захотела, у нее просто ничего не получится.
Скелет сразу скажет тебе все о человеке: хороший он или плохой, мужчина  или
женщина, каково его физическое, умственное и духовное развитие.
   - Тебе, может быть, и скажет, но не мне, - возразил Хейнес и взял из  рук
Лейси обычную стереоскопическую цветную фотографию Макдугалл во  весь  рост,
почти живого двойника девушки. Густые тяжелые волосы  не  были  рыжими,  как
показалось сначала Хейнесу. Они были  цвета  меди  или  старинной  бронзы  с
золотистым отливом. Глаза Мак-Дугалл... Хейнес не нашел  другого  сравнения,
кроме все той же старинной бронзы, лучистого топаза  с  золотыми  искорками.
Кожа тоже имела едва заметный бронзовый оттенок и как бы светилась  изнутри,
охаряемая особым сиянием здоровой  молодости.  Девушка  не  просто  красива,
подвел  итог  своим  наблюдениям  адмирал,   она,   как   выразился   Лейси,
совершенство.
   - Гм, - кашлянул Хейнес.  -  К  тому  же  еще  очаровательные  ямочки  на
щеках... Все обстоит гораздо хуже, чем я думал. Да это не девушка, а  угроза
цивилизации!
   И он принялся "просматривать  документы  в  досье.  Сведения  о  семье...
Автобиография... Послужной список... Реакции и характеристики... Особенности
поведения... Психологические особенности... Умственное развитие...
   -  Подходит,  Лейси,  -  объявил  он,  наконец.  -  Пусть  она   за   ним
присмотрит...
   - Подходит! - фыркнул Лейси. - Вопрос не в том, походит-ли она. Ты только
посмотри на эти волосы, эти глаза. Нечто невообразимое!  Ей  подойдет  разве
один из ста миллиардов. Впрочем, с таким скелетом, как у  твоего  Киннисона,
подойдет.
   - Конечно, какие  могут  быть  сомненья?  Да  знаешь  ли  ты,  близорукий
вырезатель аппендицитов, что это не кто иной, как Киннисон чистейших кровей,
Киннисон до мозга костей!
   - Ага!... Может быть, нам стоит попытаться?... Впрочем,  все  это  пустые
хлопоты. Раз он допущен к автономным полетам, то на какое-то  время  у  него
иммунитет. Все амурные стрелы отлетят, как от пуленепроницаемого жилета.  Ты
ведь знаешь молодых Носителей Линзы, тем более в Сером - они  ни  о  чем  не
могут думать, кроме своей работы, по крайней мере в течение нескольких лет.
   - Его скелет говорит  тебе  об  этом,  старина?  -  иронически  проворчал
Хейнес. - Обычно это так, но никто не может сказать,  чем  кончится  дело  в
госпитале...
   - Еще один яркий пример нелепых  представлений,  бытующих  у  профанов  о
госпиталях! - возразил Лейси. - Вопреки распространенному мнению,  госпиталь
- отнюдь  не  место,  где  процветают  романы.  Медсестры  не  влюбляются  в
пациентов, потому что человек  в  госпитале  не  находится  на  высоте  снох
возможностей.  Наоборот,  чем  лучше  человек,  тем  более  жалкое   зрелище
представляет он собой в стенах госпиталя.
   - Не помню, кто сказал в давние времена, что "ни одно обобщение не верно,
в том числе и это", - парировал адмирал. - Если он полюбит,  то  всерьез.  А
как насчет той сестры-брюнетки?
   - Как я уже тебе говорил, Мак-Дугалл обладает самым  совершенным  женским
скелетом, который мне когда-нибудь приходилось видеть. У Браунли скелет тоже
хорош, но ему далеко до...
   - По-твоему, Браунли недостаточно хороша для линзменов? - завершил Хейнес
мысль своего приятеля. - Тогда вычеркнем ее  раз  и  навсегда,  и  не  будем
больше к этому возвращаться. Давай свой прекраснейший скелет,  и  пусть  его
обладательница присматривает за Киннисоном, а остальных не подпускай к  нему
и на пушечный выстрел. Переведи куда-нибудь подальше -  в  другой  госпиталь
или, по крайней мере, на другой этаж. Любая женщина, в которую он  влюбится,
ответит  ему  взаимностью,  что  бы  ты  там  ни  говорил  о  якобы   ложных
представлениях о госпитальных романах. Мне очень не хочется, чтобы он выбрал
кого-нибудь, кто  окажется  не  достойным  его.  Прав  я  или  нет?  А  если
заблуждаюсь, то насколько?
   - Видишь ли, у меня не было времени, чтобы  как  следует  изучить  скелет
твоего подопечного, но...
   - Тогда возьми недельный отпуск и изучи его. За последние шестьдесят пять
лет  мне  доводилось  встречать  немало  людей.  Многих  из  них   я   успел
основательно изучить и в любой момент  могу  сравнить  свой  опыт  с  твоими
познаниями по части  костей.  Я  отнюдь  не  утверждаю,  что  он  непременно
влюбится, но хочу играть наверняка: если это  произойдет,  мне  хотелось  бы
быть спокойным за его выбор.

   Глава 18

   АДЪЮНКТУРА

   Киннисон с трудом приподнялся  (точнее,  хотел  приподняться)  и  крикнул
фигуре в белом, смутно видневшейся где-то вдали, догадавшись, что это должна
быть медсестра:
   - Сестра! - резкий приступ боли пронзил все его существо, и он  продолжал
мысленно, обращаясь к фигуре в белом с помощью Линзы:
   - Мой спидстер! Мне нужно посадить его на Землю в безынерционном  режиме!
Предупредите космопорт...
   - Успокойтесь! Вам нельзя волноваться, -  низкий,  виолончельного  тембра
приятный голос звучал успокаивающе. Голова с пышной копной волос, отливавших
красноватой медью, склонилась над Киннисоном.
   -  О  вашем  спидстере  уже  позаботились.  Все  в  порядке.   А   сейчас
постарайтесь заснуть и ни о чем не думайте. Забудьте о вашем спидстере.  Его
посадили на Землю и отбуксировали в укрытие.
   - Постарайтесь забыть о вашем спидстере, -  вкрадчиво  продолжал  тот  же
голос. - Его посадили на Землю и отбуксировали...
   - Послушайте, вы, безмозглая курица! - гневно прервал ее пациент, на этот
раз  вслух  и  весьма  громко,  не  обращая  внимания  на  боль  и  стараясь
произносить слова как можно более отчетливо, - Непытайтесь успокаивать  меня
напрасно! Думаете,  я  брежу?  Слушайте  меня  внимательно.  Спидстер  нужно
посадить на Землю в безынерционном режиме. Если  вам  не  понятно,  что  это
такое, передайте мои слова кому-нибудь, кто в этом разбирается. Свяжитесь  с
космопортом, с адмиралом Хейнесом...
   - Мы связались с космопортом, линзмен, - хотя  голос  по-прежнему  звучал
невозмутимо, ровно и мелодично, на  щеках  сестры  выступила  легкая  краска
гнева. - Я же сказала вам, что беспокоиться не о чем.  Ваш  спидстер  сейчас
покоится в укрытии в инерционном режиме. Как еще вы  могли  бы  оказаться  в
госпитале? Я сама принимала участие в вашем возвращении  на  Землю,  поэтому
мне достоверно известно, что ваш спидстер переведен в  инерционный  режим  и
покоится сейчас в ангаре.
   - Вас понял, - привычно ответил  Киннисон,  как  бы  заканчивая  связь  в
эфире, и снова потерял сознание, а медсестра обратилась  к  стоявшему  рядом
молодому ординатору (нужно сказать, что всюду,  где  бы  ни  находилась  эта
медсестра, поблизости от нее непременно  оказывался  кто-нибудь  из  молодых
врачей).
   - Безмозглая курица! - возмущенно воскликнула она - На редкость  приятный
пациент! Не успел прийти в себя, как наговорил грубостей!
   Через несколько дней Киннисои окончательно пришел в себя, и сознание,  не
отрывочное и замутненное, а ясное  и  устойчивое,  более  не  покидало  его.
Неделю спустя боль отпустила,  и  различного  рода  запреты  и  ограничения,
обычные в лечебных учреждения, начали невыносимо раздражать его. Дней  через
десять он уже был (по его же словам) "в полном порядке", и его  отношения  с
медсестрой, начавшие складываться при столь неблагоприятных обстоятельствах,
стали еще более ухудшаться, ибо, как не без основания предполагали Хейнес  и
Лейси, Киннисон отнюдь не принадлежал к числу образцовых пациентов.
   Ничто  не  могло  удовлетворить  его.  Все  доктора  были  беспросветными
тупицами,  даже  Лейси,  который  буквально  собрал  его  из  осколков.  Все
медсестры, как на подбор, были безмозглыми курицами,  даже  (или  особенно?)
эта "Мак", которая почти с нечеловеческим  искусством,  тактом  и  терпением
ухаживала за ним. Только невероятным усилием воли  Киннисон  сдерживал  свое
негодование. Еще бы! Даже тупицы и безмозглые курицы, даже последние  идиоты
должны были бы взять в толк, что человеку необходимо есть!
   Неприхотливый в еде, Киннисон в обычной обстановке без  разбора  поглощал
все съестное от трех до пяти раз в день. Ни он сам, ни его желудок, никак не
могли взять в толк, что телу, недвижимо покоящемуся на  госпитальной  койке,
не  требуются  те  пять  или  даже  более  килокалорий,  которые  ранее  оно
потребляло в течение двадцати четырех часов, чтобы сжечь  их  в  интенсивных
физических нагрузках. Находясь в госпитале, Киннисон все время ощущал  голод
и требовал, чтобы ему дали поесть.
   Именно поесть, основательно заправиться, а не поглощать какие-то дурацкие
соки, апельсиновый, виноградный,  томатный,  или  какое-то  там  молоко.  Не
жидкий чай с гренками, не анемичное  яйцо  всмятку.  Если  он,  Киннисон,  и
соглашался  есть  яйца,  то  требовал,  чтобы  ему  поджарили   яичницу   из
трех-четырех яиц с двумя или тремя толстыми ломтями ветчины.
   Он требовал, убеждал, настаивал, чтобы ему дали толстый сочный  бифштекс,
желательно побольше. Ему хотелось тушеной фасоли  с  доброй  порцией  жирной
свинины. Он  жаждал  вкусить  хлеба,  свежего  хлеба,  нарезанного  толстыми
ломтями и намазанного толстым слоем масла, а не каких-то  жалких  рахитичных
тостов. Ему хотелось вволю поесть ростбифа или тушеного мяса с  кукурузой  и
капустой. Он грезил о пироге с  какой  угодно  начинкой,  лишь  бы  тот  был
нарезан крупными кусками. Ему  хотелось  поесть  гороха,  кукурузы,  спаржи,
огурцов и многого другого, и он упорно и настойчиво напоминал об этом.
   Но больше всего на свете Киннисону хотелось бифштекса Он думал о нем днем
и ночью. Однажды бифштекс приснился ему особенно  отчетливо.  Он,  Киннисон,
каким-то образом оказался в каком-то уютном кафе, и ему подали  великолепный
бифштекс, обжаренный в грибах. Он уже ощущал божественный запах,  исходивший
от вожделенного блюда, и приготовился  было  проглотить  первый  кусок,  как
вдруг проснулся. И что же? После  роскошных  сновидений  разочарование  было
особенно сильным: перед ним на подносе бы? жидкий чай,  сухой  тост  и  -  о
ужас! - студенистое бледное у  жалкое  даже  на  вид  яйцо-пашот!  Это  была
последняя капля Чаша терпения Киннисона переполнилась.
   - Уберите эту гадость, - слабым голосом сказал он, а когда  медсестра  не
повиновалась, потянулся и столкнул  поднос  и  все,  что  было  на  нем,  со
столика. То, что еще совсем не давно было завтраком, разлетелось и разлилось
по полу, но Киннисон этого не видел: он повернулся лицом к стене, из-под его
плотно зажмуренных век, как он ни  силился  сдержать  себя,  покатились  две
жгучие слезы.
   Уговорить строптивого пациента съесть предписанный ему завтрак было сущей
мукой и требовало даже от Мак всего ее  искусства,  дипломатии  и  выдержки.
Наконец, настойчивость сестры  победила,  и,  выйдя  в  коридор,  Мак-Дугалл
повстречала ординатора, неотступно следовавшего  за  ней,  куда  бы  она  ни
направлялась.
   - Ну как там ваш линзмен? - поинтересовался ординатор, когда они вошли  в
небольшую диетическую кухню. Перспектива хотя бы немного  побыть  наедине  с
мисс Мак-Дугалл явно прельщала его.
   - Не смейте называть его  моим  линзменом!  -  вспыхнула  от  негодования
медсестра. Сказать по правде, несчастный ординатор ничем не заслужил  такого
взрыва эмоций, но не могла же Мак-Дугалл излить переполнявшие  ее  ярость  и
раздражение  на  жалкого  и  беспомощного  пациента,  будь  он  хоть  трижды
линзменом!
   - Бифштекс! Еще немного, и  я  сама  захочу,  чтобы  ему  дали  проклятый
бифштекс и чтобы он им подавился! Да этот линзмен  хуже  малого  ребенка!  В
жизни своей не видала такого гадкого мальчишку! Иногда я бы с  удовольствием
его отшлепала - он давно заслужил трепку. Хотела бы  знать,  как  только  он
умудрился стать линзменом, привереда несчастный. И это ему не так, и то  ему
не этак! Вот посмотрите, как-нибудь я не выдержу и хорошенько его отшлепаю.
   - Не принимайте близко к сердцу, Мак, - мягко посоветовал ординатор. Но в
глубине он испытал глубокое облегчение, узнав из первых усг,  что  отношения
между красивым молодым линзменом и прекрасной медсестрой  с  волосами  цвета
красноватой меди носят сугубо официальный характер и полностью лишены личных
симпатий. - Он здесь долго не пролежит. Я никогда не  видел,  чтобы  пациент
так выводил вас из себя.
   - Смею уверить, что такого  пациента  вам  тоже  никогда  не  приходилось
видеть. Надеюсь, что он больше никогда не разобьется, а если  и  разобьется,
то мне удастся отправить его куда-нибудь в другой госпиталь.
   Сестра Мак-Дугалл надеялась,  что  когда  линзмен  получит  те  блюда,  о
которых он так мечтал, хлопот с капризным пациентом станет