в том, что Блейксли был одним из людей Гельмута и что при всей  своей
лояльности он человек заурядных умственных способностей, чего нельзя сказать
о вражеском агенте, причинившем нам столько неприятностей.
   - Пожалуй, ты прав, -  задумчиво  произнес  Алкон.  -  Как  я  понял,  ты
настаиваешь на том, чтобы иметь в виду не двух линзменов,  а  только  чей-то
один разум, который иногда действует через землянина?
   - И даже не обязательно, чтобы он  действовал  через  одного  и  того  же
землянина! У нас нет указаний на природу или расу  того,  кого  мы  называем
линзменом Икс-А-Икс. Мы не знаем, является ли он  теплокровным  и  дышит  ли
кислородом... вот что плохо!
   - Очень плохо, - согласился тиран. - Линзмен Икс-А-Икс и Картифф или  оба
вместе нашли Лонабар. Они узнали о правителях на Лирейне II...
   - Простая случайность, уверен, - перебил его  Кандрон.  -  Они  не  могли
получить информацию от  Меньо  Блико  -  тот  вообще  не  располагал  такими
сведениями.
   - Случайность или нет - какая разница! - нетерпеливо воскликнул Алкон.  -
Они нашли Блико и уничтожили его! Затем сразу же  последовало  нападение  на
пещеру  правителей  на  Лирейне  II.  Из  сообщений,  посланных  правителями
Дельгона эйчам на Лирейн VIII, мы знаем, что на планете были два  патрульных
корабля. Вероятно, принадлежавший Картиффу корабль  не  принимал  участия  в
атаке. Другой, супердредноут "Неустрашимый"  высадил  десант,  который  взял
пещеру  приступом.  В  состав  экипажа   супердредноута   входили   земляне,
валерианцы и, очевидно, один велантиец. Раз они решили  пойти  на  жертвы  и
захватить правителей живыми, им наверняка нужно было получить от  дельгонцев
какую-то информацию. Не сомневаюсь в том, что они ее получили.
   - Всего лишь предположение, - заметил Кандрон.
   - В любом случае у нас больше вопросов, чем ответов, -  проговорил  тиран
и, поднявшись с кресла, прошелся по своему просторному кабинету, - Например,
нам неизвестно - остановился ли линзмен Икс-А-Икс на Лирейне II,  как  делал
это в других ситуациях, или пошел дальше? Пытался ли посетить  Лирейн  VIII?
Если нет,  то  почему  заинтересовался  ею?  Если  да,  то  удалось  ли  ему
проникнуть в укрепленный пункт эйчей? Они клянутся, что не удалось...
   - Разумеется, они будут утверждать, что  не  пропустили  его  __  фыркнул
Кандрон. - Можно также спросить, почему Патруль выбрал именно это время  для
полномасштабного вторжения в нашу галактику? Не для того  ли,  в  частности,
чтобы все  внимание  нашего  высшего  командования  было  занято  проблемами
отражения их атаки?
   - Что?! - воскликнул Алкон. - Ты полагаешь, что... - у  него  не  хватило
духу закончить свою мысль.
   - Да, я именно так считаю, - мрачно договорил за него Кандрон.  -  Вполне
вероятно, что эйчам с Лирейна VIII удалось  воспрепятствовать  проникновению
линзмена Икс-А-Икс не больше, чем калонианцу  Джолту,  и  что  массированная
атака Патруля была рассчитана по времени  так,  чтобы  отвлечь  внимание  от
линзмена Икс-А-Икс, который между  тем  проследил  линии  связи  или  важные
объекты.
   - Но ловушки! Сигналы тревоги! Экраны  и  секретные  зоны!  -  воскликнул
Алкон, не желавший верить случившемуся.
   - Как известно, ни один сигнал тревоги не сработал, ни  одна  ловушка  не
захлопнулась, - спокойно ответил Кандрон. - Но этот факт имеет для нас обоих
неодинаковое значение. Дело не  только  в  том,  что  планета  Онло  надежно
защищена и находится в самом центре линий связи, но еще и в том...
   - Неужели ты допускаешь, что к твоей планете можно подобраться незаметно?
- встревоженно перебил его Алкон.
   - Разумеется, можно, - холодно ответил психолог. - Если мы построили наши
укрепления и защитные экраны, то кто-то другой сумеет и преодолеть их. Но  я
не закончил свою мысль. Наверняка ни я,  ни  Онло  не  являемся  их  главной
целью. Они собираются пробраться на Фралл и найти не кого-нибудь,  а  именно
вас.
   - Возможно,  ты  и  прав.  Да,  скорее  всего,  прав.  Но  не  зная,  что
представляет собой линзмен Икс-А-Икс и как ему удалось проделать все, о  чем
мы сейчас говорили, - мы не можем ничего утверждать.
   На такой неопределенной ноте беседа закончилась. Тиран Алкон  вернулся  в
свой дворец на планете Фралл. Проходя мимо постов королевской гвардии, он не
подозревал, что карающая рука возмездия была всего лишь  в  метре  от  него.
Ибо, как он сам говорил, линзмен Икс-А-Икс - он же Киннисон и он  же  Траска
Ганнель - оставался незамеченным именно потому, что постоянно был на виду.
   Киннисон, и фая роль лейтенанта королевской гвардии  и  командуя  взводом
солдат,  не  имел  почти  никакой  свободы  действий.  Его  непосредственный
начальник  -  старший  лейтенант  того  же  подразделения  -  был  ненамного
свободнее  в   поступках.   Гораздо   большей   властью   обладал   капитан,
командовавший и воздушными,  и  наземными  силами.  Далее  следовали  майор,
полковник  и  наконец  генерал,  у  которого  в  подчинении  находились  все
регулярные воинские части фраллийской столицы. Личные  телохранители  Алкона
принадлежали к отдельной организации, но она пока не интересовала Киннисона.
   Чин майора Киннисона вполне устроил бы, давая достаточно власти и свободы
действий, а более  высокие  звания  только  привлекли  бы  к  нему  излишнее
внимание.
   Старшего лейтенанта, недалекого и исполнительного служаку, можно не брать
в  расчет.  Настоящий  Ганнель,  как  всякий   цвильник,   презирал   своего
непосредственного командира. Теперешний Ганнель не  только  презирал,  но  и
ненавидел его.
   Доносчики и шпионы были составным элементом  босконской  военной  машины.
Настоящий  Ганнель  подобрал  целый  штат  доверенных  людей,  которым   при
благоприятном стечении обстоятельств предстояло убрать старшего  лейтенанта.
Киннисон воспользовался замыслами  своего  предшественника,  но  существенно
изменил стиль его работы. Прежде  всего  он  начал  критиковать  капитана  в
присутствии преданных ему младших офицеров.
   Результат не заставил себя долго ждать. Вскоре Киннисону  было  приказано
явиться к капитану. Когда он вошел в кабинет, там уже  находились  несколько
офицеров.  Было  ясно,  что  капитан  решил  проучить  Ганнеля  в  назидание
остальным подчиненным.
   - Лейтенант Траска Ганнель! Мне стало известно о подрывной  деятельности,
которую вы ведете  в  последнее  время,  -  громко  произнес  капитан.  -  В
соответствии с параграфом пять,  пункт  семьсот  двадцать  четыре  Основного
общевойскового устава разрешаю вам сказать несколько слов в свое оправдание,
прежде чем разжалую вас за нарушение субординации.
   - Да, я скажу  несколько  слов  в  свое  оправдание,  -  холодно  ответил
Киннисон. - Не знаю, о чем вам донесли ваши шпионы, но  в  дополнение  к  их
сообщениям должен заметить, что, собрав здесь всю эту компанию, вы  проявили
себя, как безмозглый кретин, у которого голова ничем не отличается от...
   -  Молчать!  Эй,  схватить  его!  -  рассвирепев,  закричал  капитан.   -
Немедленно обезоружить!
   - Первый, кто приблизится ко мне, будет  убит  на  месте,  -  внушительно
проговорил Киннисон. Его тон заставил офицеров отступить. В руках он  держал
два излучателя, и указательные пальцы уже лежали на спусковых крючках. - Как
вам известно, меня нельзя разоружить до тех пор, пока я не буду  разжалован,
что-  не  произойдет.  Иначе  я  воспользуюсь  своим  правом  обратиться   к
полковнику с обжалованием вашего решения. Не сомневайтесь, я сумею доказать,
что вы глупы, неисполнительны  и  абсолютно  непригодны  для  вверенной  вам
должности - да вы и сами это знаете. Вы не следите за дисциплиной,  в  вашем
подразделении  полным-полно  любимчиков  и  подхалимов.  Когда  вы  раздаете
награды или назначаете меры наказания, то руководствуетесь не логикой  и  не
здравым смыслом, а вашими личными пристрастиями.  Любой  военно-полевой  суд
прислушается к моим доводам  и  лишит  вас  всех  званий.  Так  что  советую
хорошенько пошевелить извилинами,  прежде  чем  обвинять  меня  в  нарушении
субординации!
   Офицер побледнел, привстал, а затем снова опустился в  кресло.  Он  сразу
понял, что не в состоянии опровергнуть обвинения,  с  которыми  Ганнель  мог
обратиться  в  военно-полевой  суд.  Выход  только  один.   Конфликт   нужно
представить как личное оскорбление, и тогда все  решилось  бы  на  дуэли.  В
Босконии старший по званию, из участвующих в поединке офицеров,  имел  право
выбирать оружие. Капитан блестяще владел саблей и не раз побеждал Ганнеля  в
турнирах. Поэтому, переведя дыхание, он сказал: - Своей  клеветой  ты  задел
честь моего мундира, Ганнель. Я вызываю тебя  на  дуэль.  Итак,  встречаемся
завтра, за полчаса до захода солнца на  площади  Скрещенных  Мечей.  Драться
будем на саблях.
   - Принимаю вызов, - пунктуально следуя ритуалу, ответил Киннисон. - Будем
биться до первой крови или до смерти?
   - До смерти.
   - Пусть будет по-вашему, капитан, - проговорил Киннисон и,  отдав  честь,
спокойно вышел из комнаты.
   Его не смущало, что капитан  опытный  фехтовальщик.  Конечно,  он  выбрал
оружие, которым владел в совершенстве. Тем не менее  Киннисон  не  собирался
воспользоваться мысленным  лучом  как  надежным  подспорьем  в  предстоявшей
дуэли. Саблей, рапирой, кинжалом, кортиком, ножом и  другими  видами  оружия
любой линзмен владел так же  хорошо,  как  кулаками  и  различными  приемами
рукопашной борьбы.
   Площадь Скрещенных Мечей  на  самом  деле  оказалась  просторной  ареной,
окруженной рядами удобных кресел. На следующий вечер все кресла заняли  люди
в формах, в строгих костюмах и в модных городских нарядах. Дуэли были  самым
любимым развлечением босконцев.
   Согласно правилам, дуэлянты должны выступать почти обнаженными, чтобы  ни
один из них не мог спрятать в одежде какое-либо оружие.  На  каждом  из  них
были только шелковые трусы, а на ногах - легкие резиновые  тапочки,  подошвы
которых препятствовали скольжению по арене.
   Большой знаток и  блюститель  всех  формальностей,  полковник  сам  задал
положенные  вопросы  участникам  дуэли.  Нет,  примирение  невозможно.  Нет,
Ганнель не желал принести извинения. Нет, капитан мог  защитить  свою  честь
только в смертельном бою. Полковник со знанием дела  осмотрел  лезвия  обеих
сабель и даже проверил их ногтем большого пальца. Наконец, призвав  зрителей
быть внимательными, он воткнул сабли острием в землю, а затем навалился всем
телом на их эфесы. Сабли угрожающе прогнулись, но ни одна не  сломалась.  Он
освободил сабли, и  они  со  звоном  распрямились.  Оружие  и  вправду  было
превосходное.
   Попросив  секундантов  отойти  за  край  арены,  полковник  вручил  сабли
гвардейцам, развел их  в  противоположные  стороны  и  вытянул  перед  собой
небольшой жезл. Ганнель и капитан скрестили на  нем  свои  сабли.  Полковник
убрал жезл, и дуэль началась.
   Киннисон вел бой в той манере, в какой обычно вел его Ганнель. Однако  он
был более ловким, чем Ганнель, - ровно  настолько,  чтобы  удары  противника
либо не попадали в цель,  либо  приходились  на  его  вовремя  подставленную
саблю. Удары сыпались один за другим. Сталь звенела и высекала искры.  Бойцы
тяжело дышали, но их сабли не переставали со свистом рассекать воздух.
   Вскоре  Киннисон  понял,  что  его  соперник  не  зря   считался   лучшим
фехтовальщиком королевской гвардии. Правда, сейчас он не совсем в  форме  и,
вероятно, не сможет долго продержаться, но сразить его насмерть ему тоже  не
удастся. Киннисон даже начал подумывать, не применить ли в случае чего  силу
своего разума. Конечно, он не хотел превращать поединок  в  убийство,  но...
Что же делать, если... Нет,  он  должен  сражаться  на  равных,  даже  когда
противник превосходит его в физической силе и ловкости.
   Тому уже дважды удалось  доказать  свое  мастерство.  В  первый  раз  его
смертоносное оружие задело правую ногу Киннисона. Во второй раз  удар  почти
достиг цели - линзмен лишь в самый  последний  момент  увернулся  от  острия
сабли, направленного в сердце. Лезвие почти на пять сантиметров рассекло его
левое плечо. Из обеих ран хлынула кровь.  Окружавшая  арену  толпа  неистово
кричала и аплодировала зрелищу.
   Постепенно капитан гвардейцев начал выдыхаться. Его движения замедлились,
стали терять стремительность и точность. Заметив это, Киннисон изловчился  и
нанес сокрушительный удар, нацеленный в шею противника. Однако тому  удалось
частично  защититься  от  удара.  Острое  лезвие  со  звоном  скользнуло  по
подставленной сабле и, точно бритвой, срезало клок волос и ухо фраллийца.
   Толпа  взревела  от  восторга.  Босконцам  было  все  равно,  чья   кровь
проливалась на арене, - такого захватывающего зрелища они  не  видели  очень
давно.
   Дуэлянты продолжали атаковать друг друга. Каждый старался воспользоваться
ошибкой соперника и сразить его насмерть. Оба вкладывали  все  силы  в  бой,
истекая кровью. Затем прозвучал свисток, возвестивший об  окончании  первого
раунда.
   После недолгого перерыва, в течение которого медики наскоро обработали их
раны, противники заменили затупившееся оружие  и  снова  ринулись  к  центру
арены. Однако теперь  капитан  уже  заметно  уступал  линзмену,  а  тот,  не
чувствуя усталости, наступал все более решительно.
   Когда все было кончено, Киннисон с силой воткнул свою окровавленную саблю
в землю  рядом  с  телом  капитана  королевской  гвардии.  Пока  эфес  сабли
раскачивался из стороны в сторону, он медленно повернулся к полковнику и  по
всем правилам отсалютовал ему.
   - Сэр, - продолжая придерживаться ритуала, сказал Киннисон,  -  я  честно
победил в поединке. Заслужил ли я право  пройти  соответствующий  экзамен  и
стать капитаном вашего полка?
   - Да, сэр, вы заслужили такое право, - ответил полковник.

   Глава 17

   ПОЛЕТ В N-MEPHOE ПРОСТРАНСТВО

   Раны  Киннисона  оказались  неглубокими  и  довольно  быстро  затянулись.
Экзамен он выдержал вполне успешно. Испытания были  нелегкими,  и  настоящий
Траска Ганнель вряд ли справился бы  с  ними.  Поэтому  Киннисон  не  только
досконально  изучил  все,  с  чем  был  знаком   фраллиец,   но   постарался
использовать свой собственный огромный запас знаний. Кроме  того,  в  случае
необходимости он мог находить правильные ответы в мыслях экзаменаторов.
   Если бы настоящий  Ганнель  дослужился  до  чина  капитана,  то  стал  бы
образцовым командиром, и Киннисон постарался стать именно таким офицером. Он
был строг, неподкупен и честен.  За  каждое  нарушение  дисциплины  назначал
двадцать  ударов  плетью.  В  случае  повторной  провинности  число   ударов
увеличивалось до двадцати пяти, затем до тридцати и так далее -  кем  бы  ни
был провинившийся. С той же  беспристрастной  пунктуальностью  он  награждал
отличившихся,  имена  которых  торжественно  зачитывал  перед  строем  своих
подчиненных.
   Разумеется, подчиненные люто  ненавидели  его.  Лейтенанты  и  равные  по
званию,  помимо  общего  чувства  ненависти,  испытывали  страстное  желание
подловить Ганнеля на какой-нибудь  оплошности.  Однако  все  уважали  его  и
безоговорочно исполняли приказания, чего далеко не каждый босконский  офицер
мог добиться от подчиненных.
   Укрепив таким образом свое положение, Киннисон принялся подкапываться под
майора. Как и  все  другие  тираны,  Алкон  постоянно  опасался  измены  или
революции, единственным средством  против  которых  считал  непрекращающиеся
военные маневры  и  учения.  Генералы  планировали,  а  офицеры  то  и  дело
проводили учебные атаки в космосе, в воздухе, на море и на суше. Королевская
гвардия и личные  телохранители  Алкона  обычно  играли  роль  обороняющейся
стороны. В войсках  была  разработана  сложная  система  оценок,  на  основе
которой офицеры могли анализировать свои действия и исправлять недочеты.
   -  Капитан  Ганнель,  вам  предстоит  удерживать  дороги  двадцать  пять,
двадцать шесть  и  двадцать  семь,  -  обеспокоенным  голосом  сказал  майор
накануне одного из учебных сражений.
   Линзмен  не  удивился  такому  приказу,  -  он  сам  внушил  его   своему
непосредственному    начальнику.    Более    того,     агентурные     данные
свидетельствовали о том, что майор нес  ответственность  за  оборону  и  что
полковник, руководивший действиями наступающей стороны, решил провести  свою
главную колонну по дороге двадцать семь.
   - Очень  хорошо,  сэр,  -  ответил  Киннисон.  -  Но  формально  вынужден
опротестовать ваш приказ. Сэр, совершенно невозможно удерживать  три  дороги
двумя взводами и одной воздушной эскадрильей. Могу ли я предложить...
   - Не можете, - отрезал майор. - Мы решили, что основная атака  произойдет
на северном направлении и что действия в  вашем  секторе  будут  всего  лишь
отвлекающим маневром. Приказ есть приказ, капитан!
   - Слушаюсь, сэр, - вздохнул Киннисон  и  отдал  распоряжения,  исходя  из
собственного плана обороны.
   На следующий вечер, после того  как  Киннисон,  нарушив  приказы  майора,
выиграл сражение, его вызвали на совещание в штаб. Для него это тоже не было
неожиданностью, но он пока еще сомневался в успехе своего замысла.  Входя  в
здание на площади  Больших  Бронзовых  Шляп,  Киннисон  испытывал  некоторое
волнение.
   - Харрумф! - приветствовал адъютант. - Вас вызвали для...
   - Знаю, зачем меня вызвали, - резко перебил Киннисон. -  Но  прежде,  чем
начать разговор, я в присутствии генерала обвиняю майора Делиоса в  тупости,
некомпетентности и профессиональной непригодности.
   В  комнате  воцарилась  гнетущая  тишина,  которую  наконец  прервал  сам
генерал.
   - Это серьезное обвинение, капитан Ганнель, - сказал он. -  И  вы  должны
подтвердить его вескими доказательствами.
   - Разумеется, сэр. Первое, тупость: он даже к полудню так и не  уразумел,
что атака носила неортодоксальный характер, а потому лишил  меня  воздушного
подкрепления и направил его на отражение несуществующего нападения с севера.
Второе, некомпетентность: приказы, которые он отдал  мне,  не  позволили  бы
остановить никакую более или менее серьезную атаку на вверенном мне  участке
фронта. Третье, профессиональная непригодность: ни один стоящий командир  не
отвергает предложения подчиненных с такой  самоуверенностью,  как  он  вчера
вечером.
   - Что вы скажете, майор? - спросил генерал, и офицеры выслушали тираду  о
необходимости слепого подчинения приказам.
   - Хорошо, учтем ваше мнение, -  произнес  генерал  и  снова  обратился  к
Киннисону.  -  А  теперь,  капитан,  объясните  -  откуда  у  вас  появились
подозрения, что полковник собирается пройти по дороге двадцать семь?
   - Я ничего не подозревал, - солгал Киннисон. -  Просто,  чтобы  выйти  на
любую из дорог, полковник должен был миновать вот эту долину, - он указал ее
на карте. -  Поэтому  я  сосредоточил  все  свои  силы  за  высотой  пятьсот
шестьдесят Два.  Я  знал,  что,  получив  с  воздуха  сигнал  о  приближении
противника, мы успеем раньше его достичь любой из дорог.
   - Так-так. Но ведь у вас было отобрано воздушное подкрепление?
   - Я поднялся в воздух на наколете - кстати, на собственном -  и  старался
держаться максимальной высоты,  с  которой  можно  вести  наблюдение.  Затем
приказал группе моторазведки выйти навстречу врагу,  чтобы  ее  захватили  в
плен и у противника сложилось впечатление, будто я не знаю, что происходит.
   - Вот как!... Что ж, разумная тактика. А дальше?
   - Как только мои солдаты узнали о том, что  в  долине  появились  войска,
направляющиеся к дороге двадцать семь, они навели все  огневые  средства  на
эту дорогу и переместились на заранее  выбранные  позиции.  Когда  полковник
оказался в ловушке, они в упор расстреляли почти всю его колонну. Правда,  я
потерял три четверти своих людей, - с горечью добавил Киннисон.  -  Если  бы
мне случилось руководить обороной, то в подобной  ситуации  я  разгромил  бы
силы полковника с воздуха, и тогда потери состави