олько, сколько  он  провел  в  запретном  поясе
астероидов звездной системы Барзан, охотясь за призрачными сокровищами.
   Прамод заставил себя понизить голос и не дать волю рукам, коими  имел
обыкновение размахивать, впадая в ярость.
   - Выслушай меня, дорогая. Когда же ты наконец поймешь,  что  все  это
является  следствием  нашей  нелегкой  жизни?  Мы  с  мамой  к  ней   не
приспособлены. Ведь мама - художница, и поэтому любая  мелочь  действует
ей на нервы. Ты же знаешь, как обстоят наши дела. Вот уже  три  года  мы
пытаемся вернуть себе былое богатство. Нам необходимо возвратиться назад
в систему Ноканикус, откуда мы родом - твоя мама и я.
   - А меня вполне  устраивает  Саскэтч.  -  Панди  расправила  ладонями
складки на узких шароварах.
   - Твоя мама терпеть не может, когда ты говоришь,  как  эти  белолицые
фигляры.  Ты  же  не  такая,  как  они.  Ты  чистокровная  индуска!   Ты
принадлежишь к особой касте.  Это  же  священная  честь!  Это,  в  конце
концов, твой долг!
   Лицо Прамода походило на сердитую коричневую луну.  Он  выпрямился  и
теперь возвышался над Панди всеми своими шестью футами.
   Дочь отказывалась внимать его доводам.
   - Ты ведь из рода Марвар-Бешванов! - не выдержал Прамод, срываясь  на
крик. - У тебя есть обязательства перед Готрой.
   - Мне это совершенно безразлично, я  никому  ничем  не  обязана.  Мне
нравится жить на Саскэтче, и я не хочу возвращаться  с  вами  в  систему
Ноканикус.
   Несколько  секунд  девушке  казалось,  что  ее  милейший  отец-эгоист
вот-вот ударит ее. Он занес было руку,  сжал  пальцы  в  кулак  и  снова
разжал их. А затем, издав громкий стон,  опустил  руку.  Панди  даже  не
шелохнулась.
   - Прекрасно, - произнес Прамод таким голосом, будто принял  для  себя
какое-то жизненно важное решение. -  Я  обо  всем  позабочусь.  Если  ты
желаешь остаться в этой варварской системе, пожалуйста! Мы выделим  тебе
твою долю, и когда наше путешествие закончится, тебе будет на  что  жить
первое время.
   -  Спасибо,  папочка,   огромное   тебе   спасибо.   Ты   просто   не
представляешь, какую огромную радость мне это доставит.
   Прамод холодно взглянул на дочь:
   - Надеюсь, ты понимаешь, это означает, что мы друг  друга  больше  не
увидим - всю нашу жизнь до следующего перерождения. Если  мы  улетим  на
Ноканикус, оттуда мы больше не вернемся. Ты будешь здесь одна, Панди, ты
- девушка-индуистка на планете нечистых белолицых и желтых.
   - Мне все равно, - стояла на своем Панди.
   Прамод в отчаянии воздел вверх свои длинные, костлявые руки.
   - Моя дочь, продолжательница рода Марваров, отрекается от своей касты
и будет осквернена, лишившись дарованной ей чистоты! - Прамод сжал виски
ладонями, словно пытаясь унять боль. - Мне  просто  страшно  подумать  о
том, до чего мы дожили. Мне даже начинает казаться, что твоя мама права:
лучше бы ты вообще не появлялась на свет!
   Панди промолчала. Ей никогда не хотелось быть такой, как ее родители.
Ее не интересовал Священный канон индуизма - все эти церемонии,  ношение
кастовой отметки, философия чистоты и джати, смешанный со стремлением  к
нирване для единения с Брахмой.  Нет,  это  никогда  не  трогало  сердца
девушки, которое с самой первой минуты открылось навстречу новой жизни в
Беливо-Сити, столице саскэтчской колонии. Веселая,  естественная  жизнь,
бьющая  ключом  вне  стен  ее  дома,  превращала  для  Панди   все   эти
тысячелетние семейные устои в сущую бессмыслицу.
   После разговора с дочерью Прамод был готов расплакаться от  тщетности
своих попыток  наставить  ее  на  путь  истинный.  Что  за  неисправимый
ребенок!
   - Панди, если бы ты  знала,  как  разрывается  мое  сердце,  когда  я
пытаюсь воспитывать тебя!
   Панди улыбнулась и прижала ладони к коленям:
   - Я  совершенно  уверена,  что  была  для  вас  нежеланным  ребенком,
папочка!
   - Не смей так говорить!
   - Почему же? Ведь это так. Вы никогда  не  хотели  иметь  дочь.  Мама
родила меня только потому, что хотела досадить тебе. Она обвиняла тебя в
том, что ты пустил на ветер все состояние, и вам пришлось перебраться на
Саскэтч.
   - Неужели я и впрямь слышу все это? И как у тебя язык  поворачивается
говорить такие гадости? Неужели  это  я  воспитал  такую  дочь,  которая
бросает мне в лицо оскорбления, словно так оно и надо!
   - Но это же правда, даже не пытайся  отрицать.  Я  не  буду  грустить
из-за того, что расстанусь с тобой и мамой.  Вы  не  были  счастливы  на
Саскэтче, а я - была! Да вам просто было не до  меня,  вас  преследовала
только одна навязчивая идея - прошлое. Вы  мечтаете  вернуться  назад  в
мир, который когда-то оставили, но для меня даже название его  -  пустой
звук. Я хочу жить только на этой планете.
   Прамод побагровел:
   - Что за смехотворные речи!  Да  на  Саскэтче  живет  лишь  несколько
миллионов человек. Как можно сравнить здешнюю жизнь с жизнью в одном  из
крупнейших миров?
   Пандамон Бешван поджала свои полные губки и упорно отмалчивалась.
   Прамод стукнул себя  ладонью  по  лбу  и  принялся  с  мрачным  видом
расхаживать по тесной кладовке, которую громко называл своим кабинетом.
   - Вот уже целых три года мы заперты в этой консервной банке. Три года
мы бродим, как по пустыне, в Запретной зоне,  постоянно  сталкиваясь  со
всеми мыслимыми  и  немыслимыми  опасностями.  И  все  для  того,  чтобы
выбраться из этой чертовой дыры и вернуться в родной  Ноканикус.  И  вот
теперь собственная дочь говорит мне,  что  ей  не  хочется  возвращаться
вместе с нами, что она намерена нищенствовать на этой убогой пограничной
планете, где живут одни белокожие!
   Панди пожала плечами.
   - Ну хорошо, можешь оставаться. - Прамод скрестил руки на груди. -  Я
должен  попытаться  каким-то  образом  сказать   твоей   матери,   какое
бессердечное решение ты приняла.
   - Спасибо тебе, папочка.
   Вызывающе одетая в  европейский  костюм  -  розовый  чебран  и  белые
сапожки - с короткой стрижкой и без пятнышка - знака  касты  -  на  лбу,
непокорная девушка демонстративно вышла из комнаты.
   Прамод  подождал  несколько  секунд,  собираясь  с  силами,  а  затем
повернулся и вышел через другую дверь, ведущую в спальню Бешванов.

Глава 3

   Несмотря на их  одиночество  в  глубинах  астероидов,  Прамод  Бешван
настаивал на поддержании заведенного порядка семейной  жизни,  как  того
требовал священный канон индуизма. Одним  из  твердых  правил  семейства
Бешван было соблюдение семейных трапез, в особенности обеда - последнего
приема пищи периода  бодрствования,  которому  частенько  предшествовала
короткая церемония принесения жертвы и очищения в маленьком алтаре Шивы,
устроенном в углу гостиной.
   По этому особому случаю  обед  состоял  из  консервированного  карри,
подаваемого к выращенному на гидропонике рису, с  лепешками  "чапати"  и
острыми маринованными овощами.
   Кроме того, обед был также сильно приправлен чувством гнева.  Лишь  с
огромным трудом Тилли Бешван смогла заставить себя сесть за один стол  с
дочерью. Но поскольку  Прамод  пожелал,  чтобы  за  обедом  она  хранила
молчание,  Тилли  нехотя  подчинилась.  Они  обязаны  были  поддерживать
видимость семейного единства - это было важнее всего остального.
   Панди, тем не менее, была настроена до неприличия легкомысленно.  Она
радостно щебетала о своем будущем на Саскэтче, когда останется одна.  "Я
поступлю в  местный  университет.  Пройду  там  курс  бизнеса..."  -  не
умолкала девушка.
   - Послушай  меня,  -  наконец  не  выдержав,  заговорила  Тилли.  Она
обращалась исключительно к Прамоду, как будто  в  данный  момент  дочери
здесь не было вообще. - Ей взбрело в голову поступать в университет этой
дремучей планеты, чтобы изучать там бухгалтерское  дело.  Расчудесно!  И
ради этого она  отказывается  от  возможности  поступить  в  университет
Ноканикуса и жить ни где-нибудь, а на самом Гиперионе!
   Теперь Тилли повернулась так, чтобы встретиться взглядом с дочерью, и
для пущей выразительности взмахнула в воздухе пальцем.
   -  Один  из  знаменитейших  университетов  в   человеческом   секторе
Галактики, университет, о котором говорят с не меньшим почтением, чем об
учебных заведениях самой Земли! -  Тилли  положила  на  кусочек  лепешки
немного маринованных овощей.  -  Университет,  имеющий  один  из  лучших
факультет психоголографии!
   - Ах, мама, как ты гордишься своим образованием! Я не сомневаюсь,  ты
провела лучшие свои годы в университете Ноканикуса! Но  пойми  же,  я-то
совсем другая, не такая, как ты.  Мне  хочется  учиться  на  Саскэтче  и
остаться  здесь  после  окончания  учебы.  Мне  совершенно   безразличны
роскошные мега-хабитаты  вроде  Гипериона.  К  искусству  меня  тоже  не
слишком тянет.
   Тилли сделала вид, что слова дочери относятся вовсе не к ней.
   Рассердившись, Панди решилась  подпустить  шпильку  -  на  такое  она
никогда еще не осмеливалась за все годы их семейной войны.
   -  И  вообще,  мама,  мне   кажется,   что   твое   представление   о
суперголографии слишком преувеличено.  Ну  кому,  скажи,  есть  дело  до
абстракции каких-то там уголков Десятого Пространства? До эмоционального
содержания  переливающихся  пузырей?  Все  это  чушь,  мама,   полнейшая
бессмыслица.
   Тилли окаменела. Ее глаза стали похожи на незрячие стеклянные  шарики
- что за унижение услышать  подобное  из  уст  собственной  дочери.  Она
схватила пластмассовый чайник и швырнула его в Панди:
   - Бесстыжая тварь! Прочь с моих глаз! Убирайся! Вон отсюда!
   Панди увернулась, а затем взглянула на отца. Прамод лишь  укоризненно
покачал  головой,  потеряв  от  возмущения  дар  речи.  Привстав,  Тилли
стукнула дочь по макушке. Но Панди  увернулась  от  последующих  ударов,
задев при  этом  поднос  с  приправами.  Он  полетел  со  стола,  и  его
содержимое рассыпалось по всему полу.
   Ярко-желтая  маринованная  цветная  капуста  усеяла   безукоризненной
голубизны любимый ковер Тилли, привезенный еще  с  Ноканикуса.  Это  был
настоящий шелковый "янч", сотканный в  хабитате  Райское  Облако.  Тилли
зашлась в крике.
   Как раз в этот момент зажегся экран видеофона и совершенно неожиданно
на нем возникла мясистая розовощекая физиономия Роджера Ксермина. Он был
чем-то ужасно взволнован.
   - Прамод! - проревел Роджер. - Прамод! Теперь мы богаты, нам даже  не
снилось, какие богатства плывут нам в руки!
   Тилли запихнула себе в рот салфетку,  чтобы  заглушить  рвавшийся  из
горла крик, и он перешел в  невнятное  мычание.  Бешван  тщетно  пытался
найти в ответ подходящие слова.
   В голубых глазах Ксермина плясали безумные огоньки.
   - Прамод! Скорее спускайся сюда! Ты только взгляни, что я  нашел.  Ты
не поверишь своим глазам, старый пердун!
   Наконец Прамод взорвался:
   - Ксермин, не смей употреблять такие ужасные слова в присутствии моей
жены и дочери!
   Ксермин, мигая,  уставился  на  Прамода  и  испуганно  замолчал,  что
случалось с ним крайне редко.
   - Как мы  можешь  беспокоить  меня  в  столь  поздний  час?  Тебе  же
прекрасно известно, какое значение я придаю стабильности в моей семейной
жизни.
   Ксермин  сглотнул  комок  и   осклабился.   Уж   кому-кому,   а   ему
действительно было прекрасно  известно,  какой  лад  царил  в  семействе
Бешванов.
   - Прамод, подожди, посмотрю я на тебя, когда ты увидишь мою  находку.
Ты только взгляни, что я тебе покажу!
   Прамод, казалось, не слышал его.
   - Попозже, все это может подождать.
   Бешван отключил видеофон, и экран погас. Панди вскочила из-за стола:
   - Но, папочка, а что если это и в самом деле важная находка?
   Прамод обернулся к дочери:
   - Вряд ли это что-то важное, особенно по сравнению с твоими  ужасными
манерами и возмутительной грубостью.
   - Ой, папочка, какой ты все-таки невозможный! Включи снова  экран!  Я
хочу взглянуть, что там нашел Ксермин!
   - Замолчи. Разве ты не видишь, что твоя мать вся в слезах.  Посмотри,
посмотри, что ты наделала!
   Вид отвратительных желтых пятен от маринованной  цветной  капусты  на
ковре вызвал у Тилли  истерику.  Великолепная  вещь  была  загублена,  и
теперь Тилли, скрючившись, лежала на диване и громко  рыдала.  Панди  на
какое-то время охватило смятение, и ей стало стыдно.  Неужели  она  и  в
самом деле такое бесчувственное чудовище? Девушка  пыталась  отыскать  в
своей душе хотя бы слабые искорки любви, которые ей надлежало испытывать
к матери, но не обнаружила ничего подобного. Быть может, в этой ситуации
кто-то действительно был чудовищем, но только кто же? Отсутствие  ответа
на  этот  вопрос  огорчило  Панди,  и  она  разозлилась   на   себя.   И
расплакалась.
   Неожиданно сцена была прервана громоподобным стуком во входную дверь.
Из-за двери доносились возгласы,  которые  мог  издавать  только  Роджер
Ксермин. Панди побежала открывать дверь, хотя глаза ей все еще застилали
слезы. Прамод велел дочери остановиться, но она  пропустила  его  приказ
мимо ушей.
   В дверь ворвался, смеясь и  ухая  от  восторга,  Роджер  Ксермин.  Он
потрепал Панди по голове и схватил стакан с водой.
   Потом, невзирая на протесты Прамода, подскочил к видеофону и  включил
его, подняв стакан с водой, будто салютуя экранному изображению.
   - Посмотрите-ка, что мы обнаружили! До этой штуки не более шести дней
лету,  если  мы  сейчас  не  ускоримся.  А  я  думаю,  мы  это   сделаем
обязательно.
   По экрану медленно проплывало нечто загадочное, явно не имевшее цены.
   Бешваны не сводили взгляда с находки. Это был  не  астероид,  богатый
радиоактивными  минералами.  Нет,   это   был   гладкий   предмет   явно
искусственного происхождения, похожий на серебристую  тыкву  примерно  в
рост человека.
   Предмет плавал в пространстве на  фоне  черного  бархата  космической
бездны.
   - Что это? - еле слышно спросил Прамод.
   - Эта вещь  инопланетного  происхождения.  Согласно  компьютеру,  это
наиболее вероятное предположение. Посмотрите, какое чудо! И что  бы  это
ни было,  уверен,  за  эту  находку  мы  отхватим  больше,  чем  за  всю
дребедень, найденную до нее.
   Панди не сводила взгляда  с  загадочного  предмета.  На  вид  он  был
органического происхождения,  что  придавало  ему  сходство  с  семенем,
причем куда большее, чем у корабля  "Семя  надежды".  Неужели  это  семя
действительно принесет им несметные богатства?

Глава 4

   По мнению Панди Бешван, высокая блондинка по имени Салли Ксермин была
единственным человеком на борту "Семени надежды", с кем еще  можно  было
общаться. Поэтому во время перелета, или, как астронавты  его  называли,
"тоски зеленой", Панди находилась вместе с Салли в космической  квартире
Ксерминов.
   - Сил больше нет слышать, как моя  мамочка  стонет  и  охает.  Вы  же
знаете, как плохо она переносит ускорение!
   Салли усмехнулась. Вдобавок к голубым глазам и смазливому  личику  со
вздернутым носиком она обладала на удивление жизнерадостным  характером,
что, по словам Салли, было жизненной необходимостью, поскольку  вот  уже
пятнадцать  лет  она  была  замужем   за   Роджером   Ксермином,   "этим
ненормальным   космическим   проходимцем".   Салли   переключила   экран
телевизора на новые эпизоды развлекательного сериала "Дома  Антареса"  и
улыбнулась Панди.
   - А я лично согласна на небольшое ускорение; если  это  принесет  мне
богатство, которое, по-моему, я вполне заслужила.
   - Вы действительно думаете,  что  эта  штуковина  принесет  нам  кучу
денег?
   - Видишь ли, милочка, мы  и  без  нее  уже  с  товаром.  Если  верить
Роджеру, этих радиоактивных кусков мы набрали столько, что можем  десять
раз окупить наше путешествие. Нам всем хватит средств, чтобы вернуться в
Ноканикус. А если эта космическая тыква окажется чем-то стоящим, мы  все
просто сказочно разбогатеем.
   - Ух! - Панди потянула  мышцы  ног.  Это  было  действительно  тяжкое
ощущение, казалось, будто ускорение вот-вот раздавит их.
   - Не знаю, как ты, - сказала  Салли,  -  но  мне  бы  очень  хотелось
разбогатеть после стольких лет скитания по космосу.
   - Когда я вернусь на Саскэтч, то подам заявление на  признание  моего
совершеннолетия. Потом куплю себе дом где-нибудь в  Болдовере,  подальше
от города, открою свое дело.
   Салли рассмеялась - у этого ребенка были грандиозные планы.
   - А затем ты встретишь мужчину своей мечты?
   - Конечно, это было бы здорово. Только не думаю, что это был  бы  мой
единственный мужчина. Но я обязательно найду  себе  сильного,  крепкого,
например, дровосека с лесоразработок.
   "А еще наконец-то рядом со мной не будет Прамода и Тилли  -  даже  не
верится!" - подумала Панди.
   Наконец на  экране  появились  кадры  "Дома  Антареса".  Изображение,
полученное  с   саскэтчского   орбитального   спутника,   было   усилено
компьютером.
   Сегодня парни, ради  которых,  собственно,  и  стоило  смотреть  этот
сериал - то есть Рик, Гивестро и Лучио, - переоделись в женское  платье.
Им надо было спрятаться в родильном  отделении,  где  находилась  Шерли,
ожидающая  появления  на  свет  ребенка.  Между  тем  Кэнди   и   Джоанн
переоделись мужчинами, чтобы принять участие  в  соревновании  водителей
грузовиков.
   Панди  откинулась  назад,  доверяя  свое  тело  надувным,   подушкам,
смягчавшим тяжесть ускорения. Она ощущала тепло и... беременность. Панди
даже хихикнула. Ей казалось, что Шерли - это она сама. Подумать  только,
какая чушь лезет иногда в голову!
   А "Семя" все неслось вперед,  в  безжизненное  пространство  внешнего
пояса астероидов.

***

   Штаб-квартира колониальной полиции располагалась в  коробке  голубого
стекла в пешеходной зоне в центре Беливо-Сити,  самого  крупного  города
планеты  Саскэтч.  Население  метрополии  составляло   четыреста   тысяч
человек, разбросанных на двадцати тысячах квадратных миль долины Беливо.
   Полковник  Анри  Тюссо,  возглавляющий  отдел  полиции  по  борьбе  с
наркотиками и заместитель командующего общепланетарными  силами  полиции
спокойно сидел  за  письменным  столом  черного  дуба,  очевидно,  давая
возможность  своему  посетителю  выпустить,  хотя  бы   частично,   пар,
накопившийся у того за это время.
   Лейтенант Йохан Грикс, отдавший военной службе  три  года  жизни,  не
особо себя сдерживал.
   - Два человека мертвы, сэр. Это уже десятый, черт побери,  прокол  со
службой безопасности. А всего мы имеем восемь мертвецов, сэр, и  все  по
той же самой причине. В наших рядах шпион, имеющий доступ к  оперативным
секретам и продающий их наркодельцам. Это столь же очевидно, как  и  то,
что эти люди мертвы! И несмотря на это, вы, сэр, до сих пор  не  сказали
ни слова относительно того, что нам следует предпринять.
   О, Господи! Тюссо сложил свои длинные,  как  у  пианиста,  пальцы  на
брюшке. Он был рад,  что  успел  пообедать  до  этой  маленькой  деловой
встречи. Эта мысль вызвала у него стойкое ощущение тепла. Вино оказалось
просто превосходным, а вкус  браконьерски  добытых  крабов  выше  всяких
похвал. Подумать только, как театрально возмущается этот Грикс! Никак не
может уняться! Право, какая неловкая ситуация.
   - Послушайте, молодой человек, здесь не все так просто,  как  кажется
на первый взгляд, - произнес наконец Тюссо. - Вам бы это тоже  следовало
знать. Вокруг происходит немало такого, во что мы просто не в  состоянии
вмешиваться.
   Побагровев, Грикс вскочил и заговорил гневным тоном:
   - Как мне это понимать, сэр?! Либо я сошел с ума, либо я обращаюсь  к
стене? - Лейтенант  отчаянно  жестикулировал  своими  длинными  бледными
руками. - В этом году наши оперативники оказывались под дулом  пистолета
десять раз, стоило лишь нам внедриться в крупную сделку. Десять случаев,
и все до единого связаны со Спейстауном и тамошними молодцами.  Так  что
это, совпадение, сэр, или цепочка преднамеренных убийств?
   Тюссо заставил себя сидеть спокойно: никогда нельзя  показывать,  что
ты напуган, ни одним своим жестом. С этими безумцами годился  лишь  один
способ - кто кого перегля