РСФСР Макарова для того,  чтобы  разобраться  на
месте с положением дел.
   Исходя из реальной возможности представили Сталину  проект  постановления
ГКО. Письмо по этому поводу на имя Сталина кроме меня подписали  Толбухин  и
Хрулев. 23  мая  было  принято  постановление  ГКО  "Об  оказании  помощи  в
снабжении продовольствием населения г. Вены". В нем предусматривалось ввести
с 1 июня 1945 г. повышенные  нормы  снабжения  на  одного  человека  хлебом,
крупами, мясом, жирами, сахаром, кофе суррогатным (о натуральном кофе и речи
не было), солью. Всего намечалось к передаче 2-м и 3-м Украинскими  фронтами
временному правительству Австрии зерна - 45 тыс. т, мясопродуктов -  4  тыс.
т, жиров - 1 тыс. т, сахара - 2700 т,  кофе  -  200  т,  соли  -  1800  т  с
последующим возмещением  Советскому  Союзу  за  передаваемое  продовольствие
товарами, производимыми на предприятиях Австрии.
   Для подвоза продовольствия к  магазинам  и  складам  Военный  совет  3-го
Украинского фронта обязан был выделить необходимое количество автотранспорта
и горючего.
   На следующий день,  24  мая,  Сталин  направил  Карлу  Реннеру  следующее
письмо:

   Уважаемый  товарищ!  Ваше  последнее  послание  получил.  Как  я   понял,
продовольственное положение в Вене неблагоприятно. В связи с этим  Советское
правительство решило оказать Вене помощь продовольствием.
   Имеется в виду оказать такую помощь,  чтобы  увеличить  продовольственный
паек в Вене от 50 до 100 процентов с начала июня до нового урожая в расчете,
что   с   новым   урожаем   Правительство   Австрии   само    справится    с
продовольственными затруднениями.
   С уважением
   И. Сталин.

   26 мая австрийские газеты известили  жителей  Вены  о  помощи  Советского
Союза.  Газета  "Neues  Цsterreich"  в  передовой  статье   под   заголовком
"Советский Союз помогает Австрии" писала: "Забота о хлебе насущном благодаря
помощи Правительства  Советского  Союза  разом  снята  со  всех  нас...  Это
свидетельство неиссякаемой жизненной силы  русского  народа,  но  это  также
свидетельство дружеских чувств русского народа  к  австрийскому,  ибо  такая
помощь означает жертву для самой России".
   Макаров и Ермолин, передавая по ВЧ из Вены  точные  сведения  о  движении
продовольствия, в частности сообщали: "Вчера и сегодня  население,  узнав  о
помощи, о новых нормах, собиралось к  районным  комендатурам  для  выражения
благодарности".
   Продовольственная помощь оказывалась нами тогда и другим странам,  в  ней
нуждающимся.
   Например,  постановлением  ГКО  от  26  мая  1945  г.   "Об   обеспечении
продовольствием населения г. Праги" Военный совет 1-го  Украинского  фронта,
во главе которого стоял Конев, обязывался обеспечить выдачу населению города
Праги с 5 июня с.г. хлеба 400-500 г, 30 г крупы  в  среднем  на  человека  в
день,  соли  400  г  на  человека   в   месяц,   разработать   совместно   с
представителями  чехословацкого   правительства   дифференцированные   нормы
снабжения для населения.
   19 июня было принято постановление  ГКО  об  обеспечении  продовольствием
населения Будапешта. Для проведения в жизнь этого постановления  в  Будапешт
был командирован начальник Управления продовольственного снабжения  Главного
интендантского управления  Советской  Армии  Павлов.  26  июня  1945  г.  он
сообщал: "Ваше задание о  введении  новых  норм  снабжения  в  г.  Будапеште
выполнено. Бургомистру города передано: зерна - 3 тыс. т, сахара - 1 тыс. т,
соли - 960 т и 250 грузовых автомашин. Остальное зерно и мясо  (скот)  будут
переданы городу до 10 июля в сроки по согласованию с бургомистром города".
   Выдача  продовольствия  для  населения  г.  Будапешта  по  новым   нормам
снабжения  началась  с  25  июня  с.г.,  то  есть  в   срок,   установленный
постановлением ГКО.
   Выдача продовольствия по новым нормам сказалась на снижении цен на черном
рынке.
   С первых дней окончания боев в освобожденном нами Берлине выяснилось, что
населению города угрожает настоящий голод. Убедившись после 2 мая  1945  г.,
что бои кончились, они вместе с детьми выходили из подвалов, часто  расчищая
себе путь через рухнувшие стены домов, искали  продовольствие,  которого  не
было. Тогда советские солдаты по своей инициативе стали кормить их из  своих
полевых кухонь. Но постепенно оказалось,  что  жителей  было  несколько  сот
тысяч - несмотря на массовый исход из города к концу войны. Солдатские кухни
и рационы уже не давали возможности всех их накормить. Об этом было сообщено
мне в Москву. 10 мая 1945 г. я вылетел в Берлин для решения  этой  проблемы.
На аэродроме меня встречал Г.К.Жуков. Со мной  были  Хрулев,  Семичастнов  и
некоторые другие.
   Я имел полномочия выделить достаточное количество  продовольствия,  чтобы
снабжать им население Берлина до тех пор, пока сельское хозяйство  советской
зоны оккупации не  начнет  нормальное  снабжение  своей  столицы.  Вместе  с
Жуковым   мы   решили   возложить   конкретную   работу   по   распределению
продовольствия на создаваемую нами местную администрацию. Помню, я  выступал
на собрании немцев, приглашенных нами  для  участия  в  этой  администрации.
Многие чувствовали себя неуверенно, не зная, чего ожидать от победителей.  С
большим удовлетворением они услышали, что нашей общей  целью  в  тот  момент
было  наладить  нормальную  жизнь   города,   восстановить   срочно   работу
водопровода, канализации, электростанций и,  конечно,  в  первую  очередь  -
обеспечить жителей питанием. Все это было достигнуто в  самые  сжатые  сроки
благодаря  нашей   помощи   и   четкой   работе   немцев,   привлеченных   к
восстановительным работам и к бесплатному распределению продовольствия.
   Глава 39
   ПОЕЗДКА НА ЮЖНЫЙ САХАЛИН
   И КУРИЛЫ
   В первых числах сентября 1945 г. мне позвонил Сталин и попросил  зайти  к
нему. Когда я пришел, он, как обычно, только кивнул в  знак  приветствия:  с
близкими людьми, с которыми ему часто приходилось встречаться, он за руку не
здоровался.
   Мне казалось, что я предвидел, о каких делах  пойдет  речь,  но  то,  что
Сталин сказал, никак не входило  в  круг  моих  предположений:  "Ты  мог  бы
полететь на  Дальний  Восток?"  И  не  дожидаясь  ответа,  продолжил:  "Меня
интересует, как наше командование налаживает жизнь в южной части Сахалина  и
на Курильских островах. Как они обходятся там с японцами?  Нет  ли  жалоб  у
местного населения? Посмотри порты, предприятия, железные  дороги:  что  они
сегодня могут  дать  нашему  народному  хозяйству?  Какие  там  есть  бухты,
пригодные для морского дела, для флота? Съезди заодно и на Камчатку,  узнай,
как там идут дела.  Сейчас  на  Дальнем  Востоке  путина  -  заготавливается
красная икра. Проследи, чтобы ее хранение и вывоз были хорошо  организованы.
О своих впечатлениях сообщай каждый день подробно  шифровками".  И  еще  раз
повторил: "Обязательно каждый день. Не пропуская". Походил по  комнате:  "Ну
как, полетишь?" - "Если ЦК решит, конечно", - ответил я.
   Это было около двух часов дня. Сталин не спросил меня, когда я вылечу, но
зная его нетерпение к выполнению порученного дела, которое  особенно  сильно
проявлялось у него в последние годы жизни, я поспешил к себе, чтобы поскорее
решить самые неотложные дела.
   По опыту я уже хорошо знал, что все дела закончить невозможно, тем  более
что каждый час возникают новые и новые. Поэтому  я  тут  же  вызвал  к  себе
наркомов, которыми руководил в  Совнаркоме.  Поговорил  с  каждым  о  делах,
находящихся на рассмотрении. А так как я работал со всеми ними много лет, то
никаких речей мне произносить не  приходилось:  мы  понимали  друг  друга  с
полуслова.
   Затем заехал во Внешторг, где по совместительству  был  наркомом,  и  там
тоже тратить слов не надо было.
   Около десяти часов вечера заехал к Сталину и сказал ему,  что  вылетаю  в
час ночи. "Сегодня?" - "Сегодня. Хотя это будет уже завтра".  Он  ничего  не
ответил, но я почувствовал, что он доволен такой оперативностью.
   Я знал, что Сталин всегда уделял Дальнему Востоку большое внимание,  хотя
сам никогда там не был. Впрочем, на Сахалине и на Камчатке не был  никто  из
членов правительства. К сожалению, и я летел туда первый раз в жизни, хотя к
тому времени почти два десятка лет, с тех пор как в 1926 г.  меня  назначили
наркомом внутренней  и  внешней  торговли,  я  часто  занимался  проблемами,
связанными с Дальним Востоком. Поэтому мне  казалось,  что  я  лечу  в  край
хорошо известный и знакомство с новым ожидает  меня  только  в  южной  части
Сахалина и на Курильских островах, только что возвращенных нам.
   15 сентября после небольших остановок в  Омске,  Красноярске  и  Чите  мы
прибыли в Хабаровск, в штаб Василевского, который как  представитель  Ставки
Верховного Главнокомандования  осуществлял  до  этого  руководство  военными
действиями.  Василевского  я  знал  еще  до  войны,  и  особенно  часто   мы
встречались во время войны. Он  мне  нравился  как  человек  интеллигентный,
глубоко партийный. Всегда мне было приятно видеть, как скромно он  держится.
И в то же время я хорошо знал,  как  горячо  он  умеет  отстаивать  интересы
порученного ему дела!
   Василевский рассказал мне о  тамошних  условиях,  посетовав  на  то,  что
военным, не  имеющим  опыта  гражданского  управления,  да  еще  не  знающим
японского языка местного населения, приходится переживать на Южном  Сахалине
и на Курильских островах много трудностей.
   Поздно вечером созвали мы с ним в Хабаровске совещание, на котором вместе
с  секретарем  крайкома  партии  Назаровым  решили  вопрос  о  создании  при
Дальневосточном военном округе  гражданского  управления.  Утвердили  список
руководящих  работников,  специалистов  в   различных   отраслях   народного
хозяйства, которые поедут на Южный Сахалин и Курильские острова.
   На   следующий   день,   воспользовавшись    случаем,    я    слетал    в
Николаевск-на-Амуре, посмотрел, как  ловят  кету.  Река  была  перегорожена,
оставлен лишь небольшой проход, чтобы пропустить необходимое количество рыбы
на нерест. Такой способ ловли рыбы наиболее дешевый.  Тут  же  на  берегу  в
чанах солили икру.
   Я не раз читал о путине, видел кинохронику, но только тут, на месте, смог
почувствовать в полной мере ту великую мощь инстинкта, который гнал рыбу  из
океана в реку, где она сама родилась. Для нее не существовало преград -  она
билась о сети, пока хватало сил.
   18  сентября  вылетел  в  Тайохару  (теперь   Южно-Сахалинск).   Тайохара
оказалась довольно большим городом. Когда вышел  из  машины  и  прошелся  по
улицам, я не увидел  никаких  разрушений.  Японцы  мирно  занимались  своими
делами. По улицам рядом с местным населением группами и по одиночке шли наши
солдаты и офицеры. Японские полицейские поддерживали порядок. Судя  по  этой
мирной картине, можно было понять, что наши войска повели себя так тактично,
что, казалось бы, неизбежных в таких случаях трений и конфликтов нет.
   Конечно, с одной стороны,  такое  мирное  соседство  говорило  о  высокой
воспитанности наших войск, но с другой - и о дисциплине,  которую  проявляли
японцы.
   Улицы Тайохары были застроены преимущественно  одноэтажными  домами,  как
показалось  мне,  не  по  климату  легкими.  Видимо,  сюда   был   перенесен
традиционный тип построек, пригодных для мягкого климата  Японии.  Один  дом
походил на другой, и стояли они впритык.
   Мы вошли в грязный двор одного из домов. В доме же было чисто. Мебели  не
было, в углу  лежали  циновки,  горкой  одеяла,  а  посреди  комнаты  стояла
небольшая чугунная печурка. В окнах вместо стекол пергаментная бумага. Зная,
что тут бывают сильные морозы, как в средней полосе России, я  спросил,  как
же переносят эти морозы японцы, люди, привыкшие к более мягкому климату? Мне
ответили, что на ночь семья укладывается поближе  к  печке,  все  укрываются
ватными одеялами, в печке же непрерывно поддерживается огонь.
   Наши  военачальники  в  южной  части  Сахалина  совершенно   разумно   не
вмешивались  во  внутренний  распорядок  жизни  острова,  решая  необходимые
вопросы при помощи японского губернатора г-на Оцу Тосио,  который  находился
здесь и до начала военных действий. Для того чтобы лучше узнать о  положении
дел на Южном Сахалине, о нуждах населения, я решил нанести ему визит.
   Дом губернатора находился на окраине города. Оцу Тосио оказался человеком
уже немолодым. Встретил  он  нас  предупредительно  вежливо  и  спокойно.  Я
представился. Поблагодарил за то, что он принимает все меры, чтобы  не  было
трений между нашими войсками и японским населением. Он  ответил:  "Благодарю
вас. Ваши войска ведут себя по отношению к местному населению хорошо. Но мне
хотелось бы получить ответ: до какого времени я буду тут сидеть  и  что  мне
делать?" Я успокоил его: "Мы  пока  не  будем  вносить  изменения,  которые,
конечно, неизбежны в связи с введением  советского  образа  жизни.  Пока  же
продолжайте работать и делать  все,  чтобы  товары,  продукты  питания  были
выданы населению  в  тех  же  размерах,  что  и  до  прихода  наших  войск".
Губернатор, вздохнув, сказал: "У нас иссякают запасы риса и сои".
   В телеграмме, посланной Сталину, я  сообщил,  что  по  моим  наблюдениям,
большинство японцев проявляют готовность работать на нас, хотя работают они,
как я выяснил, в данное время значительно  хуже,  чем  до  вступления  наших
войск, что это происходит в основном из-за неопределенности их положения.
   И, конечно, всех волновало положение с продовольствием. После того как мы
посчитали, сколько нужно продуктов питания  для  Сахалина,  учитывая  особые
нормы для рабочих, для детей, для беременных женщин и  больных,  я  попросил
Сталина дать указание отправить на Южный Сахалин  в  течение  октября-ноября
1945 г. 25 тыс. т необрушенного риса и 5 тыс. т сои. Я знал, что на  Дальнем
Востоке эти продукты есть и их не надо грузить из  Москвы.  Через  день  или
через  два  я  получил  телеграмму,  из  которой  явствовало,  что  все  мои
предложения приняты.
   Надо было еще решить, как быть с торговлей, валютой,  зарплатой,  ценами,
коммунальными вопросами, здравоохранением. Я  сообщил  Сталину  о  том,  что
командование на Южном Сахалине с моего согласия  ввело  хождение  советского
рубля по курсу: один рубль равен одной иене. Госбанк же предложил установить
на Южном Сахалине курс: один рубль равен четырем иенам. Я  не  согласился  с
этим, понимая, что если принять такой курс, то существующая низкая  зарплата
рабочих, которая пока еще не может быть заменена без  надлежащей  подготовки
советской зарплатой, фактически будет снижена в четыре раза в  тех  случаях,
когда из-за отсутствия иен зарплата будет выдаваться советскими деньгами.  Я
писал также, что материальное значение этого вопроса тут, на Южном Сахалине,
для  нас  небольшое,  а  отрицательное  влияние  на  настроение  рабочих   и
предпринимателей, находящихся под нашим контролем, велико.
   И эта проблема была решена в соответствии с моим предложением.
   Большой интерес на Южном Сахалине представляли для нас лесная,  бумажная,
угольная и рыбная промышленность. После ознакомления  с  этими  отраслями  я
информировал Сталина о лесных запасах Южного Сахалина. Написал  о  том,  что
для  лесозаготовок  срочно  необходимо  оказать  помощь:   завезти   топоры,
поперечные пилы, а к наступлению морозов дать теплую одежду и обувь.
   В телеграмме я высказал свои соображения и о создании на  Южном  Сахалине
трестов и комбинатов, которые смогут организовать работу лесной, бумажной  и
угольной  промышленности.  В  частности,  я  предложил   обязать   народного
комиссара  угольной   промышленности   Вахрушева   направить   на   комбинат
"Сахалинуголь" в двухнедельный срок 250 инженеров, техников  и  специалистов
для использования их на руководящих работах в тресте и на комбинате.
   29 сентября командующий Тихоокеанским флотом адмирал Юмашев  передал  мне
телеграмму Сталина. В этой телеграмме говорилось:  "СНК  СССР  постановляет:
принять предложения, внесенные  Микояном  по  вопросам  лесной,  бумажной  и
угольной промышленности на Сахалине".
   На окраине Тайохары имелись питомники, где разводились черно-бурые  лисы.
Меня это дело интересовало, потому что, будучи наркомом внешней торговли,  я
много занимался пушным делом. Причем, как ни  странно,  не  только  продажей
пушнины, но и производством ее, ибо тогда в  состав  наркомата  входили  все
зверосовхозы и каракулеводческие совхозы страны.
   Это получилось таким образом. Во  время  заседаний  Политбюро  я  не  раз
жаловался, что пушное хозяйство, которое является большим источником валюты,
поставлено у нас слабо, плохо развивается и каракулеводство. Однажды,  когда
во время заседания Политбюро я  в  очередной  раз  пожаловался  на  все  эти
обстоятельства, Сталин сказал: "Сколько директив писали,  а  дело  не  идет.
Возьми все это хозяйство себе в наркомат, сам будешь за него отвечать. И  не
на кого будет тебе жаловаться!" Я ему говорил, что совершенно  это  дело  ко
мне и Внешторгу не имеет отношения, что Внешторг  только  продает  каракуль,
аппарат его никакого отношения к совхозам не может  иметь.  Но  он  настоял,
говоря: "Аппарат не имеет отношения, но ты найдешь людей,  ты  умеешь  такие
работы выполнять". Поскольку такое решение  было  записано,  надо  было  его
выполнять. Собрал каракулеводов и расспросил их, что  им  мешает  в  работе,
причем выслушал не только ученых, но  и  практиков  вплоть  до  чабанов.  Мы
создали  свой  научно-исследовательский  институт  каракулеводства,  который
выводил породы, соответствующие требованиям внешнего рынка. И надо  сказать,
до 1949 г., пока я был наркомом,  я  этим  делом  занимался,  и  с  большими
результатами. Даже в войну эти совхозы продолжали  развиваться,  увеличивали
поголовье. Конечно, эти совхозы были прибыльными, кадры в них устойчивыми. Я
не давал местным органам менять кадры часто или устраивать "своих  людей"  в
эти совхозы. И зверосовхозы стали большой отраслью хозяйства.
   Поэтому я с интересом ознакомился с  организацией  пушных  питомников  на
Южном Сахалине. В общем, они были похожи на наши, только меньше размером.
   Вместе со мной на Южный  Сахалин  приехал  нарком  рыбной  промышленности
Ишков, прекрасный  знаток  своего  дела,  самородок,  настоящий  талант.  На
западном берегу мы осмотрели рыболовецкие промыслы.  Они  произвели  тяжелое
впечатление. Здесь были большие уловы сельди и японцы половину и даже больше
пускали на удобрение. Нам сказали, что в  1945  г.  из  1150  ц  выловленной
сельди 59% пошло на удобрение. Я был поражен этим: сельдь, которую так любит
наш народ и которая так хороша  с  картофелем,  -  на  удобрение!  Мы  сразу
приняли решение строить чаны для обычного  посола  сельди  по  астраханскому
методу. Чанов мы могли построить достаточно. Подсчитали, что сможем засолить
таким методом не менее 1 млн ц в живом весе.
   К моменту нашего приезда на Сахалин туда уже  прибыло  руководство  вновь
организованной рыбопромышленности Южносахалинского треста  -  103  человека.
Была  установлена  связь  с  местами,   укомплектовывали   местный   аппарат
советскими  работниками,  использовав  и  аппарат   промышленных   компаний.
Поскольку работники этих компаний и сами рыбаки охотно шли на  возобновление
работы, рыбная промышленность быстро восстанавливалась. Принимались меры для
улучшения санитарного состояния и повышения качества продукции.
   Так день за днем я посылал Сталину телеграммы. 26 сентября я  получил  от
Сталина сообщение, что все мои телеграммы получены  и  что  "соответствующие
решения Совнаркома приняты и посланы тебе".
   Утром 24 сентября на военном корабле мы подошли с  тихоокеанской  стороны
Курильских островов к острову Кунасири, но из-за шторма не могли подплыть  к
нему, поэтому изменили курс на бухту Рубецу на  острове  Итуруп  со  стороны
Охотского моря, где и высадились. Это самый большой