направлении, увеличивая глубину  обороны  до  300  километров,  придавая  ей
большую прочность и устойчивость. Этот мощный стратегический резерв  являлся
также  эффективным   средством   в   руках   советского   командования   для
осуществления контрнаступления и  развития  общего  наступления  на  большую
глубину.
   Предназначение  Резервного  фронта  для  выполнения  ответственных  задач
стратегического масштаба обязывало нас  сосредоточить  главное  внимание  на
танковых войсках, тем более что в то время они являлись узким местом. Уже  в
начальной стадии формирования  фронта,  к  25  апреля,  все  10  танковых  и
механизированных корпусов Резервного фронта в среднем  были  укомплектованы:
личным составом - на 60%, вооружением - на 38% и имуществом - на 60%.
   В масштабе фронта нам приходилось заниматься не только доукомплектованием
личного состава, но и его вооружением.
   Одним из моих заместителей как члена ГКО был  неоднократно  упоминавшийся
крупный  артиллерийский  специалист,  начальник   Главного   артиллерийского
управления Красной Армии Яковлев.  Он  хорошо  знал  не  только  артиллерию,
стрелковое оружие и боеприпасы, но и промышленность,  их  производящую.  Это
давало ему возможность  квалифицированно  контролировать  поставку  готового
вооружения  и  ход   его   производства.   Яковлев   отличался   выдающимися
организаторскими  способностями,  большой   деловитостью,   твердой   волей,
ясностью мысли, широтой взглядов и редкой  настойчивостью.  Я  очень  высоко
ценил и уважал его, искренне полюбив за годы совместной работы.
   Другим моим заместителем  как  члена  ГКО  был  Зотов  -  нарком  пищевой
промышленности СССР - не только талантливый организатор,  но  и  обаятельный
человек. У нас с ним давно сложились и сохранились самые лучшие товарищеские
отношения.
   7 апреля, то есть через несколько часов после принятия постановления  ГКО
о создании Резервного фронта,  заместитель  начальника  Генштаба  Карпоносов
направил  командующему  Резервным  фронтом  Попову  сведения   о   состоянии
соединений,  которые  прибудут  к   нему   с   других   фронтов,   план   их
доукомплектования и  справку  о  ходе  сосредоточения  резервов  Ставки  для
оперативного ориентирования.
   В дополнение к 153 тыс. солдат и  офицеров,  а  также  28  тыс.  лошадей,
которые имелись в распоряжении армий Резервного фронта 7 апреля 1943 г., они
должны были получить еще 195 тыс. солдат  и  офицеров,  а  также  15,2  тыс.
лошадей. Кроме  того,  для  них  дополнительно  снаряжались  524  эшелона  и
транспорта с людьми, конским  составом,  вооружением,  средствами  связи,  а
также инженерным, вещевым и обозно-хозяйственным имуществом, из  которых  32
эшелона уже поступили к ним в течение марта - в начале апреля 1943 г.
   После решения главных вопросов  формирования  фронта  в  целом  наступила
очередь  ознакомиться  с  фактическим  состоянием  его  отдельных  армий   и
корпусов. Об этом мне хотелось получить информацию что называется из  первых
рук - непосредственно от командиров корпусов и командующих армиями.  С  этой
целью вместе с соответствующими военачальниками центра мы начали вызывать их
по очереди в Москву для докладов.
   Вместе  с  Щаденко,  Карпоносовым,  Хрулевым,   Яковлевым,   И.Ковалевым,
Г.Ковалевым, Белокосковым и первым заместителем командующего  бронетанковыми
и механизированными войсками Коробковым мы несколько раз заслушивали (обычно
после 22 часов) доклады руководителей военных  советов  армий  и  командиров
механизированных  и   танковых   корпусов   Резервного   фронта:   генералов
Трофименко, Ротмистрова, Скворцова, Кукушкина, Бахарова, Аникушкина, а также
генералов армии Жадова, Кулика и др.  Вопросами  практического  формирования
Резервного фронта приходилось заниматься буквально каждый день.
   Мне хотелось бы особенно отметить большой вклад в создание,  сплочение  и
боевое использование ударной силы  Резервного  фронта,  который  внес  тогда
42-летний генерал, коммунист с 1919 г., главный маршал  бронетанковых  войск
Ротмистров. Никто из нас не мог тогда и предполагать, что 11  июля  1943  г.
танковая армия под его командованием осуществит в районе деревни  Прохоровки
крупнейшее  в  истории  войн  танковое  сражение,  в   котором   захлебнется
немецко-фашистское наступление.
   Создание Резервного фронта забирало у всех нас ежедневно много времени  (
в частности у меня) на решение всевозможных, казалось бы  небольших,  но  на
деле важных и необходимых частных вопросов.
   Дело в том,  что  я  разрешил  военачальникам  фронтового,  армейского  и
корпусного звена обращаться непосредственно ко мне в случаях  тех  или  иных
затруднений в их работе, минуя  соответствующие  инстанции.  Поэтому  в  мой
адрес поступало много всевозможных телеграфных запросов и просьб, в  которых
приходилось конкретно разбираться и принимать соответствующие решения.  Сюда
входили конкретные запросы на обмундирование  и  горючее,  продовольствие  и
фураж,  переадресовка  грузов  и  посылка  автотранспорта  и  индивидуальных
перевязочных пакетов и т.д. и т.п.
   Бывали и такие телеграммы: "Установлено, - сообщал я 10 мая Попову, - что
части 66 армии  производят  улов  рыбы  в  реке  Дон  запрещенными  методами
(применяют мины, гранаты, толовые шашки). Необходимо запретить  всем  частям
вашего округа, дислоцированным по реке Дон и его притокам, производить  улов
рыбы всеми другими средствами, кроме сетей".
   Также напрямую приходилось  иметь  дело  и  с  корпусами  фронта.  Иногда
решались вопросы, которые сегодня могут показаться курьезными. Так, 2 июля в
ответ на запрос  18-го  танкового  корпуса  телеграфировал  командиру  этого
корпуса Бахарову о том, что ГИУКА выделяет  2  пишущие  машинки  и  50  штук
часов, доставку которых обеспечит начальник Тыла Хрулев,  и  что  типография
для газеты корпуса отправлена Главным политуправлением Красной  Армии  через
политуправление Степного военного округа. (Следует иметь в виду,  что  в  то
время на пишущие машинки у нас был большой дефицит; их настолько не хватало,
что по учреждениям Москвы  была  утверждена  разверстка  -  сколько  пишущих
машинок каждое из них должно передать для Красной Армии.)
   Разумеется,  что  каждому   такому   ответу   на   просьбу   или   заявку
предшествовала кропотливая работа по изучению вопроса. В этом большую помощь
оказали мои заместители по ГКО Яковлев и Зотов, о которых я писал, помощники
по военным делам Семичастнов и Кузьмин  (сейчас  они  оба  работают  первыми
заместителями министра внешней  торговли  СССР),  а  также  Смиртюков  (ныне
управляющий делами  Совета  Министров  СССР),  секретарь  по  военным  делам
Сорокин,  заведующий  моим  секретариатом  Барабанов  и  остальной   аппарат
Совнаркома.
   В связи с формированием Резервного фронта  я  непосредственно  в  течение
более чем трех месяцев имел дело примерно со 100 военачальниками, начиная от
командиров корпусов  и  выше.  Многие  из  них  впоследствии  стали  видными
военными деятелями, получившими широкую известность.
   Кроме стратегических резервов, объединенных в Резервный фронт, были еще и
другие  резервы,  которые  подчинялись  непосредственно  Ставке   Верховного
Главнокомандования. Они  существовали  в  виде  армий,  отдельных  корпусов,
дивизий и частей, которые как действующие фронты, особенно на Юго-Западном и
Западном   стратегических   направлениях,   также   нужно   было   постоянно
доукомплектовывать и пополнять всем необходимым для успешного окончательного
перелома в войне.
   Еще с февраля 1943  г.  развернулась  кампания  по  мобилизации  сил  для
закрепления стратегической инициативы, завоеванной под Сталинградом.
   Чтобы показать ее размах, остановлюсь на результатах лишь по одному  виду
деятельности  -  пополнению  армии  людьми  (сюда  входят  показатели  и  по
Резервному фронту).
   Всего с 1 января  по  10  июля  1943  г.  для  укомплектования  частей  и
учреждений Красной Армии было направлено 2 962 000 человек.  Всех  их  нужно
было перевезти. Только за февраль - май 1943 г. фронтами было разгружено  13
484 эшелона с людьми. В том числе из Московского военного округа  прибыло  1
335 эшелонов с военнообязанными из запаса и  обученные  призывники  1924  г.
рождения; из Уральского военного округа - 750 эшелонов  с  разбронированными
военнообязанными; из  Южно-Уральского  военного  округа  -  3  880  эшелонов
(маршевое пополнение, обученные  призывники  и  нестроевые);  из  Сибирского
военного округа - 5 019 эшелонов (обученные призывники 1924 г. рождения) и с
Дальневосточного фронта - 2 500 эшелонов (старослужащие).
   Разумеется,  такое  огромное  количество  эшелонов  с  людьми   заполнило
железнодорожные магистрали  страны  непрерывными  потоками  поездов,  вызвав
крайнее напряжение.
   Я сознательно  сделал  некоторое  отступление  от  основной  темы,  чтобы
показать масштабность и глубину процессов, происходивших в то время. Все это
было возможно только благодаря неиссякаемой энергии народных масс, создавших
крепкий тыл, воедино слившийся с фронтом для победы  над  врагом.  Советский
народ превратился как бы  в  стальной  сплав.  Его  самоотверженным  трудом,
невзирая на невероятно тяжелые условия,  ковалась  грозная  боевая  техника.
Миллионами незримых  нитей  тыл  был  связан  с  фронтом.  Трудовой  героизм
братских народов советских республик, непоколебимая вера в торжество  победы
под руководством Коммунистической партии - вот что объединило всех советских
людей в единый, активно действующий лагерь фронта и тыла.
   Уже к осени 1942 г. основная промышленность, перебазированная на  восток,
твердо встала на ноги и завершилась общая  перестройка  народного  хозяйства
СССР на военный лад. В результате 1943 г.  стал  переломным  и  в  экономике
страны. Поразительно, но это факт,  что  уже  к  лету  1943  г.  наша  армия
располагала передовой военной техникой и превосходила гитлеровскую армию  по
количеству танков, самолетов, орудий. Приведу только один пример. В 1943  г.
наша страна произвела 24,1 тыс. танков и самоходно-артиллерийских установок,
а Германия - только 11,9 тыс. Если бы это было  сделано  до  июня  1941  г.,
фронт получил бы возможность не только восполнять потери, но  и  увеличивать
количество  вооружения,  боеприпасов  и  боевой  техники,  развернуть  новые
формирования и создавать резервы.
   Главными отраслями военной экономики  в  годы  войны  ведали  заместители
Председателя СНК  СССР  Вознесенский,  Косыгин,  Малышев,  Микоян,  Молотов,
Первухин,  Сабуров  и  секретарь  ЦК  Маленков.  Промышленностью  оборонного
значения руководили наркомы: Шахурин (авиация), Устинов (вооружение), Ломако
(Цветмет),  Акопов  (автомобилестроение),  Паршин  (минометное  вооружение),
Ванников (боеприпасы), Тевосян (черная  металлургия),  Бенедиктов  (сельское
хозяйство), Вахрушев (уголь), Байбаков (нефть), Хрулев  (тыл),  Каганович  и
И.Ковалев (железнодорожный транспорт) и др.
   В ЦК партии союзных республик,  обкомах  и  горкомах  партии  был  создан
соответствующий  аппарат  и  утверждены  секретари  по  отдельным   отраслям
промышленности. Первичные партийные организации явились  решающими  звеньями
партии в борьбе за увеличение выпуска боевой техники.
   Все это, вместе взятое, помогло нам,  и  в  частности  мне,  опираясь  на
людей, отлично знавших свое дело, в срок и  в  целом  неплохо  справиться  с
выполнением в 1943 г. поручения ГКО по созданию Резервного фронта.
   Как показал ход войны,  в  победоносном  исходе  битвы  на  Курской  дуге
Резервному (Степному) фронту принадлежала особая роль.  Наступление  ударной
группировки противника в полосе Центрального фронта было отражено на седьмой
день операции при помощи сил этого фронта, без привлечения  других  резервов
Ставки.
   В полосе Воронежского фронта удар наносила еще более  мощная  группировка
врага. Она  вклинилась  в  нашу  оборону  на  глубину  30-35  км,  но  и  ее
продвижение было остановлено на восьмой  день  операции.  Однако  для  этого
пришлось привлечь две армии Резервного (Степного) фронта -  5-ю  гвардейскую
танковую армию Ротмистрова и 5-ю гвардейскую армию Жадова. Наличие  Степного
фронта в этот момент спасло положение. Остальные  же  силы  Степного  фронта
были   использованы   для   контрнаступления   на    белгородско-харьковском
направлении, для освобождения Харькова и  победоносного  завершения  Курской
битвы. В  решении  этих  задач  Резервному  (Степному)  фронту  принадлежала
чрезвычайно важная и, я бы сказал, решающая роль.
   Работа по формированию Резервного  фронта  постоянно  находилась  в  поле
зрения Сталина. Я имел возможность свободно, когда мне было нужно,  заходить
к нему для беседы по тому или иному вопросу. Большей частью мы виделись  два
раза в день, что,  конечно,  облегчало  работу.  Это  объяснялось  тем,  что
вопросы снабжения фронта были тесно связаны с  любыми  военными  операциями.
Никаких отчетов  ему  я  не  писал:  устно  информировал  его  каждый  день,
согласовывал вопросы - все делалось оперативно, без бумажной волокиты.
   Так часто, как я, бывал у Сталина только  Молотов.  Но  это  было  другое
дело. Его Сталин фактически отстранил от дел, но держал  при  себе.  Поэтому
зачастую Молотов просто сидел в кабинете Сталина и  присутствовал  при  всех
беседах и докладах. Внешне это создавало  ему  особый  престиж,  а  на  деле
Сталин изолировал его от работы, видимо, он ему не совсем  доверял:  как  бы
второе лицо в стране, русский, не стал у него  отбирать  власть.  Между  тем
никаких оснований не доверять Молотову у него не было.
   До 1944 г., когда Ворошилов был выведен из членов ГКО, он так же свободно
заходил к Сталину. Потом его даже на заседания Политбюро не приглашали, хотя
он и не был выведен из его состава.
   Часто бывал на докладах у Сталина и Маленков, который ведал  работой  ЦК,
авиацией и авиапромышленностью. С ним Сталин был на "вы".

   Кстати, очевидно, небезынтересно рассказать, как  проходили  заседания  у
Сталина во время войны.
   Официальных заседаний ГКО Сталин  не  собирал.  Вопросы  обычно  решались
оперативно, по мере их возникновения, узким  составом  Политбюро.  В  полном
составе заседания бывали крайне редко; чаще всего  нас  присутствовало  пять
человек. Собирались мы поздно вечером или ночью и редко во  второй  половине
дня, как правило, без предварительной рассылки повестки заседания.
   На таких заседаниях, проходивших в кабинете  за  длинным  столом,  Сталин
сидел в головной его части или, по  своей  привычке,  медленно  ходил  около
него.
   По одну  сторону  от  него,  ближе  к  стене,  садились:  я,  Маленков  и
Вознесенский; напротив нас - Молотов, Ворошилов и остальные члены Политбюро.
У другого конца стола и около стены находились все  те,  кто  вызывался  для
докладов.
   Должен сказать, что каждый из нас имел  полную  возможность  высказать  и
защитить свое мнение или предложение. Мы откровенно обсуждали самые  сложные
и спорные вопросы (в отношении  себя  я  могу  говорить  об  этом  с  полной
ответственностью),  встречая  со  стороны  Сталина  в  большинстве   случаев
понимание, разумное и терпимое отношение даже тогда, когда наши высказывания
были ему явно не по душе.
   Он был внимателен и к предложениям генералитета. Сталин  прислушивался  к
тому, что ему  говорили  и  советовали,  с  интересом  слушал  споры,  умело
извлекая из них ту самую истину, которая помогала  ему  потом  формулировать
окончательные, наиболее целесообразные решения, рождаемые, таким образом,  в
результате коллективного обсуждения.  Более  того,  нередко  бывало,  когда,
убежденный нашими доводами, Сталин менял свою первоначальную точку зрения по
тому или иному вопросу.
   Протоколирования или  каких-либо  записей  по  ходу  таких  заседаний  не
велось. Решения по обсуждаемым вопросам принимались или  непосредственно  на
самом заседании, когда проекты этих решений были заранее подготовлены  и  не
встречали  возражений,  или  их  подготовка  (или  переработка)   поручалась
докладчику,  а  то  и   группе   товарищей,   которые   потом   представляли
подготовленные  ими  проекты  -  непосредственно  Сталину.  Иногда  короткие
решения под диктовку Сталина записывал  Молотов.  В  некоторых  случаях  для
этого вызывался Поскребышев.
   В зависимости от содержания решения оформлялись в виде либо постановления
ГКО, либо постановления СНК или ЦК ВКП(б), а то и совместного  постановления
СНК и ЦК ВКП(б). Мне представляется, что в период  войны  такой  оперативный
порядок решения вопросов был правильным и вполне оправданным.
   Не  касаясь  здесь  тех  сторон  деятельности  Сталина,  которые  были  в
последующем справедливо осуждены нашей партией, должен сказать, что Сталин в
ходе и особенно в начале войны, как я понимал это тогда и как думаю об  этом
и теперь, в целом проводил правильную политическую  линию.  Он  был  гораздо
менее капризным и не занимался самоуправством,  которое  стало  проявляться,
когда наши военные дела пошли лучше и он просто зазнался. Правда, были  и  в
начале войны позорные эпизоды, связанные с упрямством, нежеланием  считаться
с  реальными  фактами.  Например,   категорическое   запрещение   выйти   из
назревавшего котла целой армии на Украине, хотя Хрущев и Баграмян настаивали
на этом. Помню, он даже не подошел к телефону, когда Хрущев звонил по  этому
вопросу, а  поручил  ответить  Маленкову.  Мне  это  показалось  невозможным
самодурством. В результате целая армия  пропала  в  котле,  и  немец  вскоре
захватил Харьков, а затем и прорвался к Волге.
   Но никогда за историю Степного фронта такое не имело места.

   Во время войны у нас  была  определенная  сплоченность  руководства.  Все
работали в полную силу. Сохранившиеся дневники по моей приемной в Совнаркоме
и Внешторге, которые вели дежурившие там чекисты, свидетельствуют о том, что
в войну я работал иногда по три месяца, не имея выходных дней.
   Как я уже говорил, мои отношения со Сталиным стали  улучшаться  с  начала
войны, потому что Сталин, поняв, что в тяжелое время нужна была полнокровная
работа, создал обстановку доверия, и каждый из нас,  членов  Политбюро,  нес
огромную нагрузку. Мы с успехом работали благодаря тому, что в основе лежало
доверие. Часто крупные вопросы мы решали телефонным разговором или указанием
на совещании или на приеме министров. Очень  редко  прибегали  к  письменным
документам. Поэтому, если искать документы о работе ГКО,  Политбюро  и  др.,
будет очень трудно, так как их было очень мало, может создаться впечатление,
что ничего не делалось. Для историков и мемуаристов это очень плохо.  Но  мы
не об этом в то время думали, не об историках и мемуаристах. Нам дорога была
каждая минута для организации дела, для организации  тыла,  для  руководства
страной.
   И надо сказать, что в первые три года войны была отличная  атмосфера  для
товарищеской работы всех нас. Только в  последний  год,  когда  победа  явно
обозначилась, страна была почти освобождена, Сталин, не без помощи Берия,  а
скорее, по его инициативе, снова ввел бумажную волокиту в нашей работе.
   Как зампред Совнаркома СССР я отвечал за деятельность ряда наркоматов, по
совместительству был наркомом внешней торговли. С начала войны на меня,  как
и на других членов Политбюро, были  возложены  многие  обязанности  военного
времени, давались различные,  подчас  очень  сложные  поручения  сверх  этих
обязанностей. Все это показывает, какого высокого мнения были Сталин и ЦК  о
моих способностях, и свидетельствует о доверии  с  их  стороны  ко  мне  как
работнику. На мне лежала непосильная нагрузка, но в общем, по мнению Сталина
и ЦК, я с ней справлялся.
   30 сентября  1943  г.  "за  особые  заслуги  в  области  постановки  дела
снабжения Красной Армии продовольствием,  горючим  и  вещевым  имуществом  в
трудных  условиях  военного  времени"  мне  было  присвоено   звание   Героя
Социалистическ