дверь в одну из комнат.  Вижу,  сидит  Полухин,  член
коллегии Военно-Морского флота. Это был матрос высокого роста, лет  тридцати
пяти, всеми очень уважаемый. С ним -  начальник  бакинской  школы  командных
кадров Солнцев. Они  спокойно  разговаривали.  "Что  вы  здесь  делаете?"  -
спрашиваю их. - "Да мы тоже только что зашли в ревком  и  узнали,  что  наши
товарищи эвакуировались в Астрахань". - "Неужели это верно?" - "К сожалению,
- отвечают, - факт".
   Потом они рассказали мне, что власть захватили в  свои  руки  меньшевики,
эсеры и  дашнаки,  образовавшие  1  августа  1918  г.  от  имени  тогда  уже
прекратившего свое  существование  Центрокаспия  так  называемую  "Диктатуру
Центрокаспия  и  временного  президиума  Исполнительного  комитета  Совета".
Каспийский  флот  уже  направил  суда  за  англичанами  в  Энзели.   Словом,
контрреволюция победила. Главой правительства назначен меньшевик  Садовский,
а командующим войсками - Бичерахов. "Нам остается одно, - сказали они, -  во
что бы то ни стало добраться в Советскую Россию, где мы будем еще нужны".
   А я останусь в Баку,  перейду  на  нелегальное  положение  и  буду  вести
партийную работу, решил я.
   После этого я прошел через коридор и благополучно миновал часовых. Я  был
доволен, что выбрался из этого здания на свободу. Прошел по Телефонной улице
к многоэтажному  дому,  реквизированному  нами  под  казармы  для  партийной
дружины. Поднялся на второй этаж. Вижу, в большом  зале  на  паркетном  полу
спят люди. Было около полуночи. Среди спящих узнал своего близкого  товарища
еще со школьной скамьи, а теперь комиссара отряда Артака  Стамболцяна.  Меня
взяло зло: коммунисты, а в такой момент спокойно спят, в том числе и  Артак.
С досады я ударил его ногой в бок. Он вскочил и, еще не понимая в чем  дело,
уставился на меня. "Где Шаумян, Джапаридзе, Азизбеков?" - спросил я его. "Не
знаю".
   Мы немедленно подняли дружину, приказав  всем  разойтись  по  домам  так,
чтобы не попадаться на  глаза  контрреволюционерам,  ждать  распоряжений.  Я
спросил Артака, нет ли у него адреса, где мне можно  было  бы  остановиться.
Где он думает устроиться сам? Он назвал адрес кого-то из товарищей по  своей
дружине. Мне он предложил остановиться на квартире Татевоса Амирова.
   Так я и сделал. Когда проснулся, Амиров был уже на ногах. Оказывается, он
успел побывать в городе и принес  мне  новость:  все  пароходы,  на  которых
пытались выехать наши товарищи и с ними отряд Петрова,  возвращены  в  Баку.
Сейчас они стоят на Петровской пристани.
   Я немедленно пошел туда.
   Придя на пристань, я узнал, что к пароходу, на котором находился  Шаумян,
подошел катер с представителями Центрокаспия, потребовавшими выдачи и ареста
Шаумяна, Джапаридзе и Шеболдаева.  Джапаридзе  на  этом  пароходе  не  было,
Шеболдаеву удалось, смешавшись с командой,  скрыться  в  трюме,  Шаумян  был
арестован и перевезен на военное судно "Астрабад".  Оставшиеся  на  пароходе
товарищи, причалив к берегу,  сообщили  о  случившемся  Петрову  и  Амирову,
которые сразу же поехали в Центрокаспий. Там  они  предъявили  ультиматум  с
требованием немедленного освобождения Шаумяна, пригрозив в противном  случае
прибегнуть к помощи своих отрядов. Шаумян тут же был освобожден.
   Я встретился с Шаумяном, чтобы узнать, как все  случилось.  Он  рассказал
мне, что к вечеру 31 июля положение в городе  крайне  обострилось.  Аветисов
постоянно докладывал, что через три-четыре часа турки будут в Баку. В  связи
с чем вместе с Армянским национальным советом упорно настаивал  на  поднятии
белого флага. "Мы, - говорил Шаумян, - честно говоря, даже  думали,  что  он
уже поднят в национальных частях или вот-вот это будет  сделано  без  нашего
согласия.  Эсеры,  меньшевики  и  дашнаки  фактически   уже   создали   свое
контрреволюционное правительство. Начальник  штаба  отряда  Петрова  сообщил
нам, что отряд понес в боях большие потери и  на  фронте  дело  окончательно
проиграно. В этих условиях,  -  продолжал  Шаумян,  -  фактически  в  минуты
вторжения в Баку турецких войск мы сочли невозможным развязывать гражданскую
войну.  Поэтому  Совет  Народных  Комиссаров  решил  сложить  полномочия   и
эвакуировать воинские части и государственное имущество Советской России  на
пароходах в Астрахань".
   Позже  выяснилось,  что  под  нажимом  англичан  Центрокаспий   пригрозил
Армянскому совету, и тот, ожидая помощи англичан, не поднял белого  флага  и
даже направил на фронт воинские части, которые еще не были в боях.
   1 августа турки продолжали сильную  атаку  на  Баку,  стремясь  захватить
город. Наконец они прорвались  через  Волчьи  ворота  в  район  Биби-Эйбата.
Войска Центрокаспия бежали.
   Посоветовавшись  с  другими  руководителями,  Шаумян  предложил   Петрову
выгрузить на сушу артиллерию и открыть огонь с пристани по Биби-Эйбату,  где
находились  турки,  и,  кроме  того,  направить  на  этот  участок   фронта,
находившийся в нескольких километрах от пристани,  группу  красноармейцев  и
матросов.
   Обстрел застал турок врасплох. Они понесли большие  потери  и  отступили.
Когда в районах Баку узнали, что комиссары  и  отряд  Петрова  находятся  на
Петровской площади, рабочие, красноармейцы - группами и  поодиночке,  кто  с
оружием, а кто и без него - стали собираться и записываться в отряд.  С  400
человек он вырос до двух, потом до трех тысяч.
   Точно не помню - 2 или 3  августа  была  созвана  партийная  конференция,
чтобы обсудить создавшееся положение и решить, как быть дальше. После долгих
споров  конференция   постановила:   вооруженные   силы   в   Астрахань   не
эвакуировать, а, наоборот, используя перелом в настроении бакинцев в  пользу
большевиков, вновь взять власть в свои руки. Практически это было возможно.

   Глава 3
   ПАДЕНИЕ БАКИНСКОЙ
   КОММУНЫ
   Но 4 августа к пристаням Бакинского  порта  начали  подходить  корабли  с
английскими  войсками,  приглашенными  в  Баку   руководителями   "Диктатуры
Центрокаспия". Высадившись на берег, английские солдаты  стали  дефилировать
по главным улицам Баку.  В  последующие  дни  английские  войска  продолжали
прибывать, но их было все еще очень мало: в Баку прибыло около тысячи солдат
вместо обещанных и разрекламированных эсерами 16 тысяч.
   Однако общее положение оставалось все еще очень неясным. 10 августа  1918
г. собралась вторая  (после  падения  Советской  власти  в  Баку)  партийная
конференция. Выступая на ней, Шаумян сообщил, что, по  имеющимся  сведениям,
турки перебрасывают свои новые части с Месопотамского фронта  для  нанесения
решительного удара по Баку. "Пока нет сведений, - говорил он, - идут ли  нам
на помощь советские войска из  Центральной  России:  ввиду  крайне  тяжелого
положения на Волге нам очень трудно  рассчитывать  на  эту  помощь".  (Много
позже  я  узнал,  что  Сталин  задерживал  в   Царицыне   некоторые   части,
направленные в Баку.) "Захватить власть, - продолжал Шаумян,  -  у  нас  еще
хватит сил, но вот удержать ее и  выстоять  в  борьбе  с  турками,  с  одной
стороны, и английскими вооруженными силами, с другой, нам вряд ли  удастся".
Поэтому он предлагал вывезти наши войска из Баку через Астрахань  в  Россию,
сохранив их тем самым и для участия в боях на  Волге,  и  для  подготовки  к
дальнейшему возвращению через полгода-год в Баку  для  восстановления  здесь
Советской власти. Это предложение Шаумяна было поддержано  большинством.  За
предложение об эвакуации наших войск в Астрахань на конференции было  подано
22 голоса, против - 8 голосов, в том числе и мой.
   Вскоре  после  партийной  конференции  состоялось  заседание   Бакинского
комитета партии, где обсуждался вопрос о  том,  кого  из  членов  Бакинского
комитета  следует  оставить  для   руководства   подпольной   работой.   Все
единогласно высказались за то, чтобы не оставлять ни Шаумяна, ни Азизбекова,
ни Джапаридзе, ни Фиолетова, ни Корганова - их слишком хорошо знали в лицо.
   На следующее утро, придя к Шаумяну,  я  сказал,  что  хочу  остаться  для
нелегальной работы в Баку как член Бакинского комитета  партии.  "Хорошо,  -
согласился он, - но для тебя  это  вдвойне  опасно:  помимо  всего  прочего,
Амазасп дал указание своим головорезам уничтожить  тебя.  Тебе  нужно  вести
себя вдвойне осторожно". Я ответил, что меня уже предупредил командир конной
сотни Сафаров. "Все же тебе долго оставаться  в  Баку  нельзя,  -  продолжал
Шаумян, - поэтому, как только мы прибудем в Астрахань, сразу же пришлем тебе
замену".
   Первое  организационное  совещание  оставшихся  в  Баку  подпольщиков  мы
устроили еще до отъезда в Астрахань наших старших товарищей. Между нами были
распределены обязанности, условились, где кого искать,  определили  создание
подпольной типографии, явочные квартиры и т.п.
   Бакинский  комитет  партии  вступил  в   переговоры   с   представителями
"Диктатуры Центрокаспия", чтобы получить их  согласие  на  беспрепятственный
выезд  отряда  в  Астрахань.  Меньшевики  были  рады  избавиться  от   такой
значительной большевистской силы и сразу дали на это согласие.  Одновременно
комиссар Каспийской военной  флотилии  от  Центрального  Совнаркома  Полухин
договорился с командой корабля "Ардаган"  о  том,  что  она  берет  на  себя
обязанности по охране и обеспечению безопасности всей эвакуации.
   14 августа 1918 г., во второй половине дня, 17 пароходов, на которые были
погружены наши воинские части и техника, один за другим стали отчаливать  от
пристани Баку. Первым ушел  "Колесников",  на  котором  находились  народные
комиссары и многие другие ответственные работники. Мы стояли на  пристани  и
махали им руками, провожая своих друзей, как мы тогда думали, в добрый путь.
   Каковы же были наши удивление и тревога, когда мы узнали, что все корабли
были  окружены   около   острова   Жилого   военной   флотилией   "Диктатуры
Центрокаспия" и насильно возвращены в военный порт, войска разоружены  и  на
этих же кораблях отправлены в Астрахань. Бакинские  же  комиссары  и  другие
руководящие  работники  (35  человек)  во  главе  с  Шаумяном  арестованы  и
заключены в тюрьму.
   Списки арестованных были опубликованы в газетах "Диктатура Центрокаспия",
которые злобно  клеветали  на  наших  комиссаров,  стремясь  оправдать  свое
вероломство.
   Мы немедленно собрались и решили,  что  главная  задача  -  спасти  наших
товарищей, над которыми нависла угроза расправы.  Было  принято  решение:  в
качестве экстренной меры договориться с представителями партии левых  эсеров
и  левых  дашнаков  о  предъявлении  "Диктатуре  Центрокаспия"   совместного
ультиматума. В нем  предлагалось  немедленно  освободить  всех  арестованных
товарищей и предоставить им возможность выезда в  Астрахань,  поскольку  они
были задержаны в нарушение взятых властями обязательств. В  случае,  если  с
головы наших товарищей упадет  хотя  бы  один  волос,  предупреждали  мы,  в
отношении всех членов "Диктатуры" будет применен личный террор.
   Взяв подписанное нами обращение, я и  представители  от  левых  эсеров  и
дашнаков (мы с ними тогда образовали  "Бюро  левых  партий")  направились  в
"Диктатуру  Центрокаспия"  и  потребовали  свидания   с   ее   председателем
Садовским. С Садовским  мы  были  до  этого  знакомы.  Я  передал  ему  наше
обращение. Когда он кончил его читать, я сказал: "Вы хорошо  знаете  партии,
от имени которых написано это  обращение.  Можете  не  сомневаться  в  нашей
способности осуществить указанную здесь угрозу. Если  вы  арестуете  нас  до
выхода из этого здания, ничто не изменится. В каждой  из  наших  партий  уже
созданы группы террористов,  которые  будут  действовать  согласованно,  как
только наступит необходимый момент".
   Все  это  произвело  на   Садовского   большое   впечатление.   Он   стал
оправдываться, уверять нас, что жизни арестованных  ничто  не  угрожает.  Мы
хорошо понимали, что предатели никакого доверия не заслуживают, на их  слова
полагаться нельзя и наш ультиматум может только временно задержать расправу.
Чтобы  спасти  арестованных  товарищей,  нужно   было   развернуть   широкую
политическую борьбу.
   В эти дни в городе появился Георгий Стуруа,  видный  бакинский  партийный
деятель. Последние месяцы  он  находился  на  Северном  Кавказе  в  качестве
уполномоченного  Бакинского  Совета  Народных  Комиссаров  по  заготовке   и
доставке  хлеба  в  Баку.  Это  был  человек  с  крутым  складом  характера,
настойчивый,  волевой,  опытный   конспиратор,   прошедший   хорошую   школу
подпольной работы при царизме.
   Мы сформировали новый состав Бакинского комитета партии большевиков. Учтя
создавшуюся  обстановку,   решили   вовсю   развернуть   легальную   работу:
систематически выступать на собраниях, в рабочих организациях  и  т.п.  -  и
наряду с этим  сохранить  и  укрепить  строго  законспирированную  партийную
организацию как в центре, так и в районах. Решили  мы  и  вопрос  подпольной
типографии для печатания прокламаций и листовок.
   Партии меньшевиков и эсеров, чувствуя волнения в народе в связи с арестом
бакинских   комиссаров,   созвали   в   августе    1918    г.    конференцию
фабрично-заводских комитетов и правлений  профсоюзов,  чтобы  укрепить  свое
положение среды рабочего класса.
   Я выступил на конференции,  говорил  и  доказал  на  ряде  фактов  полную
зависимость "Диктатуры Центрокаспия" от английского  командования,  показал,
какой  огромный  вред  нанесло  Баку  предательство  эсеров,  меньшевиков  и
дашнаков. "Наших  руководителей,  -  говорил  я,  -  запрятали  за  тюремные
решетки, закрыли наши газеты, запретили выступать среди военных  и  рабочих,
прикрывая все это фальшивыми лозунгами "демократии".
   В поддержку нашей линии от  партии  дашнаков  выступил  Нуриджанян  и  от
большевиков Блюмин.
   Чтобы свести на нет впечатление от наших выступлений,  с  клеветническими
речами выступили Садовский и меньшевик Багатуров,  которые  были  поддержаны
своими  приспешниками,  составлявшими  большинство  на  конференции.   Эсеры
предложили  в  резолюции  выразить  полное  доверие   действиям   "Диктатуры
Центрокаспия", меньшевики -  объявить  бакинских  комиссаров  предателями  и
врагами народа.
   После этой конференции  мы,  договорившись  с  левыми  эсерами  и  левыми
дашнаками, подготовили новое письменное обращение от имени наших трех  левых
партий, в котором требовали немедленного освобождения  из  тюрьмы  бакинских
комиссаров. Мы отнесли этот документ Садовскому, который только сказал,  что
о нашем обращении доложит "Диктатуре". На следующий  день  газеты  сообщили,
что  правительство  Центрокаспия  отклонило  наши  требования   и   передало
арестованных комиссаров в распоряжение своей чрезвычайной комиссии,  которую
возглавляли работники "Диктатуры Центрокаспия" Васин и Далин.
   Первой  нашей  заботой  было  как  можно  скорее   установить   связь   с
арестованными товарищами, узнать  об  их  состоянии,  оказать  им  помощь  в
питании. Мы стали собирать средства и закупать продукты.  Организацию  этого
дела  возложили  на  Агамирова  и  секретаря-машинистку  Шаумяна  Степанову,
которая здравствует и в наши дни, проживая в Москве. Степанова  поддерживала
связь  с  арестованным  Коргановым,  который  был  избран  заключенными   их
старостой.
   Включилась в работу и Варвара Михайловна - жена Джапаридзе, которая после
эвакуации в Астрахань оставила там двух своих маленьких дочерей на попечение
жены Шаумяна, а сама возвратилась в Баку.
   Мне удалось получить разрешение на одну встречу с Шаумяном. Он  стоял  по
одну сторону решетки, я - по другую. Выглядел утомленным и бледным,  но  был
искренне рад, что, оставшаяся на воле молодежь, такая еще зеленая,  много  и
хорошо работает.
   Вскоре нам удалось добиться освобождения из тюрьмы сына Шаумяна  -  Левы,
как малолетнего. Несколько позже удалось взять на поруки и его старшего сына
Сурена, которому было 17 лет.
   От Сурена мы узнали подробности о том,  как  были  задержаны  пароходы  у
острова Жилого. Их  окружили  суда  Каспийской  военной  флотилии,  которые,
направив дула своих орудий, предъявили  ультиматум  о  возвращении  в  Баку.
Шаумян и другие отклонили это требование как  незаконное.  В  ответ  по  ним
открыли огонь. Были жертвы. Пароходы были  пригнаны  в  Баку  и  разоружены.
Бакинские комиссары, а с ними и  некоторые  другие  работники  арестованы  и
заключены в тюрьму.
   Желая подвести демократическую  базу  под  существовавшую  тогда  в  Баку
власть и одновременно начисто избавиться от большевиков в Совете, меньшевики
и эсеры затеяли выборы нового состава Бакинского Совета  рабочих  депутатов,
назначив их на 28 августа 1918 г.
   Мы  хорошо  подготовиться  к  ним  не  имели  возможности.  Избирательная
кампания проводилась меньшевиками с нарушением элементарных  демократических
прав нашей партии. Большинства мы не получили. Однако  рабочие  Баку  сумели
избрать в Совет 28 депутатов-большевиков, в том  числе  девять  арестованных
бакинских комиссаров - Шаумяна, Джапаридзе, Зевина,  Фиолетова,  Азизбекова,
Басина, Корганова, Малыгина и Богданова. Были  избраны  также  Стуруа,  я  и
другие коммунисты. Из числа левых эсеров и левых дашнаков было избрано  семь
депутатов, в том числе нарком Везиров.
   Все это совпало с новой атакой турецких войск на Баку. Атака была отбита.
Турки, а также английские части понесли большие потери. Однако вскоре  турки
все  же  заняли  одну  из  высот,  поставили  на  ней  артиллерию  и   стали
систематически обстреливать Баку.
   Когда депутаты  собрались  в  здании  исполкома,  в  него  попал  снаряд.
Меньшевики предложили перенести заседание в помещение ресторана  на  Морской
улице. Ресторан этот находился на первом этаже дома в  несколько  этажей,  с
фасадом,  выходящим  в  сторону  моря,   что   гарантировало   относительную
безопасность. Расставили стулья, стол для председателя.  Мы,  большевики,  и
вместе с нами левые эсеры и левые дашнаки сидели компактно в  левой  стороне
зала.
   После того как стали известны результаты выборов, мы передали  "Диктатуре
Центрокаспия"  письменное  требование  освободить  арестованных  комиссаров,
избранных депутатами Бакинского Совета.
   5  сентября  на  заседании  Бакинского  Совета   по   поручению   фракции
большевиков выступил Георгий Стуруа с категорическим требованием  такого  же
характера.
   Через три дня в "Бюллетене Центрокаспия" было опубликовано сообщение, что
"на заседании Совета  представитель  большевиков  Стуруа,  а  вслед  за  ним
Микоян, Бекер и левые эсеры-интернационалисты Тер-Саакян и другие  возбудили
вопрос о немедленном освобождении томящихся  в  заключении  бывших  народных
комиссаров, прошедших по партийным спискам в Совет".
   Но несколько лидеров меньшевиков и эсеров выступили  против  освобождения
арестованных комиссаров.
   На втором и  третьем  заседаниях  Совета,  состоявшихся  10-11  сентября,
столкновения между двумя лагерями Совета крайне обострились.
   Получив слово, я по поручению фракции  большевиков  начал  оглашать  нашу
декларацию.   С   негодованием   отвергали   мы   ничем   не   обоснованные,
клеветнические   обвинения,   выдвинутые   против   арестованных   бакинских
комиссаров, и требовали немедленного их освобождения.
   Меня часто прерывал  звонок  председательствующего.  Мешали  исступленные
выкрики с мест  наиболее  оголтелых  противников.  Наконец,  на  меня  стали
набрасываться   с   угрозами,    а    председатель    Осинцев,    размахивая
председательским  звонком,  чуть  ли  не  бил  меня  по  носу.   Тогда,   не
сдержавшись, я сделал попытку  выхватить  револьвер,  который  почти  всегда
носил с собой заткнутым за поясной ремень. К счастью, его там  в  этот  день
случайно не оказалось. Поняв мое намерение, несколько человек  направили  на
меня пистолеты. Тогда я сунул руку в карман брюк.  Думая,  что  я  полез  за
револьвером, на  меня  набросились  и  схватили