Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
прошлую совместную работу. Я знал, что всегда
он лично ко мне относился хорошо, ценя как политического деятеля, объяснялся
в любви ко мне, несмотря на разногласия.
И тогда нам удалось только в одном Выборгском районе, где я выступал с
докладом, провести резолюцию в пользу ЦК партии против Зиновьева
большинством голосов. Лишь после XIV съезда, когда съезд осудил позицию
Зиновьева, когда организация увидела, что держаться прежней линии для
коммуниста - значит идти против ЦК партии, удалось изменить положение в
Ленинградской организации в пользу правильной партийной линии. В то время
выезжала в Ленинград группа членов ЦК: Калинин, Киров и другие, которые
несколько дней выступали в районах.
Надо думать, что Сталин не хуже других понимал свое положение в сравнении
с Зиновьевым, которое сложилось на партийном съезде. Видимо, он считал, что
не только как организатор не слабее Зиновьева и Каменева, но и в
теоретических вопросах не уступает им. Он решил постепенно изменить мнение в
партии в свою пользу. Этим надо объяснить его открытое выступление на
собрании кремлевских курсантов в 1924 г. после какого-то Пленума ЦК, где он
прямо выступил против Зиновьева, справедливо раскритиковал его утверждение в
каком-то выступлении, что у нас в стране "диктатура партии", убедительно
показав известную мысль, что у нас "диктатура пролетариата", а не "диктатура
партии".
В эти годы я был лично близок с Орджоникидзе, Ворошиловым и Кировым. Мы
видели свой долг в том, чтобы уберечь ЦК и партию от раскола. Мы видели
главное в "завещании" Ленина не в том, чтобы снять Сталина с поста Генсека,
а в том, чтобы расширить состав ЦК и ЦКК и чтобы этот орган имел такую силу,
чтобы не дать вождям рассориться и привести партию к расколу.
И вот после борьбы с Троцким началась борьба с Зиновьевым и Каменевым. Мы
с ними не были согласны, спорили и выступали против них, но считали, что не
следует обострять разногласия. Наоборот, надо было найти путь к примирению,
поскольку эти товарищи в борьбе с Троцким много лет вели себя правильно и
партия может положить конец этим разногласиям и заставить их работать.
Мне казалось (и другим тоже, я думаю), если фактически, а не формально
отстранить от руководства партии этих товарищей, тогда по вине Сталина
придется отстранить еще двух названных Лениным вождей, и останутся только
Сталин и Бухарин, а четверо названных Лениным вождей фактически будут
отстранены. Нас пугала эта перспектива, поскольку подтвердила бы худшие
опасения Ленина. Подтверждением этих настроений является мое выступление на
XIV съезде партии, где я говорил, что мы, средние члены ЦК, обязаны, как
городовые, сохранить единство партии и сдерживать вождей, чтобы они
прекратили борьбу. Я говорил, конечно, без письменного текста. А потом
жалел, что применил слово "городовые". Может быть, лучше было сказать: "как
обруч", ибо слово "городовые" как сравнение казалось неудачным. Но это была
вторая сторона дела.
Я знаю, что Орджоникидзе был согласен с моим выступлением. Сталин никаких
замечаний не сделал. Вот только тогда я почувствовал, что есть некоторые
факты, которые могут подтвердить опасения Ленина насчет отрицательных черт
Сталина.
Какие причины могли лечь в основу предложения Ленина о смещении Сталина с
поста Генсека?
Этот вопрос все время меня волновал, и я не мог найти объяснения. Но без
серьезного основания Ленин поступить так не мог. Значит, были у него
какие-то причины, думал я.
В апреле 1922 г. на первом Пленуме ЦК после съезда Каменев вносит
предложение учредить пост Генсека и выдвинуть на этот пост Сталина. Ленин не
возражает против этого, но непонятным остается другое заявление Ленина, что
у нас нет поста председателя партии.
Фактически же председателем партии был Ленин. Это все знали. Он открывал
партийные съезды, закрывал их, делал отчеты о политической работе ЦК,
готовил повестки заседаний Политбюро и Пленумов ЦК, вел заседания Пленумов
ЦК и Политбюро, то есть выполнял функции, которые могут выполнять только
председатели партий и генсеки. Никаких выводов из этого заявления не было
сделано. Никто не думал, конечно, что после назначения Сталина на пост
Генсека роль Ленина изменится. Все исходили из того, что Ленин будет, как и
раньше, вождем партии и руководить партией.
Итак, в апреле Ленин не возражал против того, чтобы Сталин стал Генсеком.
А 26 декабря 1922 г. - по существу через 9 месяцев - он предлагает снять его
с этого поста и заменить другим лицом, приведя в обоснование некоторые
отрицательные черты характера Сталина, которые были несовместимы с
занимаемой им должностью.
Возникает вопрос: если бы Ленин видел эти отрицательные черты Сталина до
назначения его на пост Генсека, то почему он тогда же не сказал об этом?
Почему не возражал? Это на Ленина не похоже. У него не было тогда такого
мнения? Естественно сделать вывод, что к декабрю, видимо, стали известны
какие-то отрицательные стороны Сталина. А у кого их не было? Они в той или
иной степени присущи каждому.
Видимо, причины или обоснованные мотивы, приведшие Ленина к внесению
предложения о замене Сталина на посту Генсека, возникли у него после XI
съезда партии.
Этот вопрос меня долго мучил. Как-то, когда у нас были хорошие отношения
со Сталиным, через несколько лет после смерти Ленина, я прямо спросил его,
чем он объясняет такое изменение отношении Ленина к нему. Он мне сказал, что
во всем виновата Крупская. Пленум ЦК поручил ему как Генсеку наблюдение за
здоровьем Ленина, чтобы никто не мешал лечению Ленина. Сталин дал указание,
чтобы к Ленину никого не пускали без ведома ЦК, то есть по существу на
Сталина была возложена ответственность за здоровье Ленина. Однако ему стало
вскоре известно, что Крупская допускает к Ленину отдельных товарищей и что
разрешение на это дает сама Крупская. Как рассказывал Сталин, он взял
трубку, позвонил Крупской, сделал ей замечание, что она нарушает решение
Политбюро ЦК, что это идет в ущерб здоровью Ленина, что охрана здоровья
Ленина возложена на него. Сталин сказал, что сделал это в резкой форме,
предупредил, чтобы этого больше она не допускала. Крупская, конечно,
обиделась, рассказала об этом звонке Ленину, и это испортило отношения
Ленина и Сталина. Ленин воспринял это как оскорбление его и его жены.
Такой факт, как потом выяснилось, действительно имел место. Он мог,
конечно, оказать влияние на отношения Ленина и Сталина. Но мне казалось, что
этого мало для того, чтобы Ленин изменил свое отношение к Сталину как
Генсеку. Наверное, было что-то другое.
Я не мог тогда пройти мимо разногласий Сталина с Лениным по национальному
вопросу (автономизация). Но этот факт сам по себе не мог служить основанием
для предложения Ленина о замене Сталина на посту Генсека - ведь никаких
политических обвинений против Сталина в письме не было выдвинуто, а были
приведены только отрицательные личные качества Сталина.
Сталин был вынужден согласиться с предложением Ленина об образовании СССР
и внес свой проект в соответствии с указанием Ленина. Словом, в "завещании"
не было никакого намека на разногласия между ними по этому вопросу. Тогда мы
не знали всей подоплеки, зная кое-что понаслышке. После смерти Сталина в
изданном собрании сочинений Ленина приведено было почти все, что Лениным
написано, но кое-что не попало по вине ИМЛ, а по вопросу, о котором сейчас
идет речь, все было опубликовано и стало нам известно только в конце 50-х
гг.
Перечитывая все, что Ленин писал в тот период, и не раз, я не нахожу
каких-либо серьезных вопросов, по которым были бы расхождения между Сталиным
и Лениным, кроме двух принципиальных вещей.
Первое. Об автономизации. Хочу подчеркнуть, что суть разногласий здесь
заключалась в вопросе об образовании Союза. Сталин, возглавляя комиссию
оргбюро ЦК, как-то в конце сентября был у Ленина в Горках и, по всем данным,
ничего не сказал ему, в каком направлении он хочет готовить этот вопрос, то
есть не советовался с Лениным о том, какое взять направление в этом деле.
Таким образом, он взял на себя всю ответственность в подготовке вопроса,
обойдя роль Ленина в самом начале. Он сам дал направление автономизации и
уговорил других - Азербайджан и Армению пойти на такую автономизацию, не
посоветовавшись с Лениным.
Второе. Когда Комиссией Оргбюро ЦК РКП(б), заседавшей 23 и 24 сентября,
уже был принят разработанный Сталиным проект автономизации, он 25 сентября
разослал его всем членам и кандидатам в члены ЦК партии. Одновременно послал
и Ленину с приложением материалов по закавказским компартиям.
Как видно, Ленин, прочитав резолюцию комиссии, 26 сентября вызвал к себе
Сталина на беседу и решительно выступил против автономизации. Сталин не
соглашался на изменение проекта, но некоторые поправки принял. Это видно из
записки Ленина членам Политбюро, которую Ленин тогда же, 26-го, написал
членам Политбюро об этой встрече со Сталиным и о своей оценке резолюции
комиссии, изложив при этом свой проект объединения республик как союз
равноправных и суверенных республик.
27-го числа, то есть после беседы с Лениным, Сталин тоже пишет членам
Политбюро записку, где объявляет позицию Ленина "национальным либерализмом".
Но потом, видя, что Пленум ЦК принимает предложение Ленина, а не его, Сталин
составляет новый проект закона об образовании СССР в соответствии с
указаниями Ленина и направляет его членам Политбюро и кандидатам в члены
взамен ранее разосланного.
Здесь обращает на себя внимание следующее: никогда по серьезным вопросам,
а тем более по вопросам, касающимся рассылки повестки заседаний членам ЦК,
ничего не делалось без согласования с Политбюро, а в данном, очень важном
случае за спиной Ленина и членов Политбюро, в обход последних, Сталиным был
разослан проект решения ЦК широкому кругу руководящих работников. Но Ленин в
своей записке не эту процедурную сторону отмечает. Он о ней ничего не
говорит в своей записке. Но я думаю, что он обратил на это внимание, потому
что по существу это было злоупотребление властью со стороны Сталина как
Генсека.
Затем вопрос о монополии внешней торговли. Из опубликованной переписки
видно, что Сталину была известна твердая позиция Ленина по монополии внешней
торговли. И несмотря на это, Сталин, не посоветовавшись с Лениным о
направлении вопроса, включает его в повестку заседания Пленума ЦК в октябре
1922 г., где принимается решение об ослаблении монополии внешней торговли и
открытии некоторых границ для иностранного капитала. Об этом Ленин узнает
только из письма Красина, протестовавшего против такого решения.
Я думаю, что Ленин обратил внимание и на это. А все, вместе взятое,
настроило его против Сталина и привело к выводу о несоответствии Сталина на
посту Генсека.
Повторяю, нам почти все это не было тогда известно. Мы были в курсе лишь
отдельных деталей.
Глава 30
КАНУН ВОЙНЫ
К исходу 30-х гг. важнейшие экономические и стратегические позиции в
центре Европы оказались в руках фашистской Германии. 1 сентября 1939 г.
нападением Германии на Польшу началась Вторая мировая война.
Всего за восемь дней до этого, 23 августа 1939 г., в Москве был подписан
советско-германский договор о ненападении. Я считал тогда и считаю сейчас,
что заключение этого договора было неизбежным, вынужденным, а потому
правильным действием перед лицом отказа Англии и Франции от серьезных
переговоров об антигитлеровской коалиции с участием СССР. Было очевидно, что
целью этих двух стран было толкнуть Гитлера к "Drang nach Osten", т.е
поощрить Гитлера к нападению на СССР.
В 1940 г. было заключено соглашение о телефонной и телеграфной связи
между СССР и Германией. В начале 1941 г. проводились переговоры по ряду
политических и экономических вопросов. Так, 10 января 1941 г. между СССР и
Германией был заключен Договор о советско-германской границе от реки Игарка
до Балтийского моря, подписанный Молотовым и Шуленбургом. Тогда же в Риге и
Каунасе велись переговоры и были подписаны соглашения о переселении в
Германию немцев, проживавших в Латвии, Эстонии и Литве. Одновременно в
Москве подписали Соглашение об урегулировании взаимных имущественных
претензий, связанных с этим переселением. 10 января 1941 г. мной как
наркомом внешней торговли и посланником МИД Германии Шнурре было подписано
Советско-германское хозяйственное соглашение. В коммюнике по этому поводу
указывалось, что СССР предоставляет Германии промышленное сырье, нефтяные
продукты и продукты питания, в особенности зерновые; Германия поставляет
СССР промышленное оборудование.
В это время к нам из самых различных источников стали поступать данные,
свидетельствовавшие о том, что Гитлер готовится в военному нападению на
СССР. А в октябре 1940 г. стало известно, что Берлин заключил с Финляндией
договор о размещении на ее территории германских войск. 19 апреля 1941 г. на
имя Сталина поступило послание Черчилля, в котором он, ссылаясь на
заслуживающего доверия агента, предупреждал о предстоящем нападении Гитлера
на СССР. Прочитав это послание, Сталин улыбаясь сказал: "Черчиллю выгодно,
чтобы мы поскорее влезли в войну, а нам выгодно подольше быть в стороне от
этой войны".
Но и наш посол в Берлине Деканозов на основе данных разведки сообщал, что
Германия готовится к войне против Советского Союза - идет усиленная
подготовка войск. Помнится, одно такое донесение мы обсуждали в Политбюро.
Сталин говорил, что Деканозову английские агенты подбрасывают дезинформацию,
чтобы запутать нас, а Деканозов "не такой уж умный человек, чтобы
разобраться в этом". Когда Криппс, посол Англии в СССР, передал от имени
Черчилля новое предупреждение, что, по достоверным данным английской
разведки, скоро начнется война между Германией и Россией, и Англия
предлагает союз против Германии, Сталин утверждал, что мы не должны
поддаваться на провокации Англии.
Помню, как за месяц или полтора до начала войны донесение прислал
представитель нашей разведки в советском посольстве в Берлине Кобулов
(младший). Этот разведчик сообщал очень подробные сведения, которые
подтверждали усиленную подготовку германских войск и переброску их к нашей
границе. Подобные же сведения давал представитель разведки Генштаба
Военно-морского флота Михаил Воронцов. Сталин это все также отверг как
подсунутую ему дезинформацию.
За несколько недель до начала войны германский посол в СССР граф
Шуленбург пригласил на обед приехавшего в Москву Деканозова. В присутствии
своего сотрудника Хильгера и нашего переводчика Павлова Шуленбург довел до
сведения Деканозова что в ближайшее время Гитлер может напасть на СССР, и
просил передать об этом Сталину. Реакция Сталина и на это крайне необычное
для посла сообщение оставалась прежней.
Наша стратегическая линия заключалась в том, что чем глубже Гитлер
завязнет в войне на Западе, тем больше будет времени у нас для подготовки к
войне с фашизмом. Сталин и все мы знали, что столкновение неизбежно, но мы
считали, что еще недостаточно готовы к этому.
Перелет первого заместителя Гитлера по руководству нацистской партией
Гесса в Англию 10 мая 1941 г. вызвал большую тревогу у Сталина и у всех нас.
Мы опасались, что Гесс договорится с англичанами и тогда немцы повернут
против нас. Информация о том, с чем прилетел Гесс в Англию, была очень
скудная, противоречивая. Вызывало беспокойство и то, что в Англии тогда были
силы, которые могли пойти на сговор с Гитлером. А как будет вести себя
правительство Черчилля, мы не знали. Потом, через некоторое время,
оказалось, что Англия не пошла на сговор с Гитлером. Миссия Гесса оказалась
безрезультатной, что для нас было очень важно.
За два дня до начала нападения немцев (я тогда как зампред СНК ведал и
морским флотом) часов в 7-8 вечера мне звонит начальник Рижского порта
Лайвиньш: "Товарищ Микоян, здесь стоит около 25 немецких судов: одни под
загрузкой, другие под разгрузкой. Нам стало известно, что они готовятся
завтра, 21 июня, все покинуть порт, несмотря на то, что не будет закончена
ни разгрузка, ни погрузка. Прошу указаний, как быть: задержать суда или
выпустить?" Я сказал, что прошу подождать, нужно посоветоваться по этому
вопросу. Сразу же пошел к Сталину, там были и другие члены Политбюро,
рассказал о звонке начальника Рижского порта, предложив задержать немецкие
суда. Сталин рассердился на меня, сказав: "Это будет провокация. Этого
делать нельзя. Надо дать указание не препятствовать, пусть суда уходят". Я
по ВЧ дал соответствующее указание начальнику Рижского порта. (В 1974 г. я
прочитал в записках В.Бережкова - работника нашего посольства в Берлине, что
перед началом войны советские суда, стоявшие в германских портах, были
задержаны.)
У нас в Политбюро была большая тревога. Не может быть, считали мы, чтобы
все эти сведения о подготовке войны Гитлером были фальшивые, ведь
концентрация войск на нашей границе остается фактом и эта концентрация
продолжается.
Правда, несмотря на такие установки Сталина, подготовка к войне у нас шла
усиленно. Укреплялась Красная Армия путем частичной мобилизации,
увеличивалось производство вооружения и т.д. Но все это делалось не такими
ускоренными темпами, какие требовались. По мере усиления угрозы войны,
особенно к началу 1941 г., увеличились государственные резервы и
мобилизационные запасы. За последние полтора года до начала войны общая
стоимость наших государственных материальных резервов возросла почти вдвое и
составила 7,6 млрд рублей.
О том, как были созданы резервы стратегического сырья, следует рассказать
подробнее. В 1939 г. у Сталина возникла идея закупить на случай войны
стратегические материалы, которых у нас было мало, и создать запас, о
котором абсолютно никто не знал бы. Об этом он мне сказал с глазу на глаз и
поручил действовать. В мое личное распоряжение он выделил большую сумму
валюты.
В составе Наркомвнешторга находилось Таможенное управление, имевшее
склады, предназначенные для хранения импортных товаров. И вот я решил
создать, так сказать, в недрах Таможенного управления, но фактически от него
не зависимую, организацию по закупке и хранению стратегических материалов.
Такая организация была создана. Но об этой организации ни Госплан, ни
Наркомфин и никакие другие государственные органы ничего не знали. Эта
организация подчинялась только и непосредственно мне как наркому внешней
торговли. Во главе организации был поставлен инженер Васильев, который
формально числился заместителем начальника Таможенного управления, а на деле
был полностью от него независим и отчитывался в своей деятельности только
мне.
За довольно короткий срок было закуплено за границей значительное
количество высококачественного остродефицитного, стратегического сырья:
каучук, олово, медь, цинк, свинец, алюминий, никель, кобальт, висмут,
кадмий, магний, ртуть, алмазы, ферровольфрам, феррованадий, ферромолибден,
феррохром, ферромарганец, ферротитан, ферросилиций, молибденовый концентрат
и др. Первоначально все это хранилось на таможенных складах, расположенных в
приграничных районах. Когда же угроза войны стала реальной,