Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
от троцкистско-зиновьевский
блок, что предопределило прямые столкновения по ряду острых политических
вопросов, по которым на предыдущем Пленуме ЦК оппозиция получила отпор и по
которым партийная линия была точно сформулирована. Дзержинский участвовал в
обсуждении первого вопроса - о хлебозаготовках. Тогда вокруг этого вопроса
сосредоточивался весь комплекс экономических и политических противоречий.
По поручению Политбюро ЦК Каменев как нарком внутренней и внешней
торговли и кандидат в члены Политбюро делал основной доклад по первому
вопросу. Это обязывало его не выражать свои личные оппозиционные взгляды, а
проводить линию партии. Он сделал деловой доклад, однако в оттенках его
выступления была видна его оппозиционная душа - преобладала критика
хозяйственного положения в стране, политики партии.
Сразу же после Каменева выступил Пятаков, заместитель Председателя ВСНХ
Дзержинского и участник троцкистско-зиновьевской группировки. Произвольно
используя финансово-хозяйственные расчеты, он пытался доказать, что деревня
богатеет чрезмерно, и в этом он видел большую опасность для дела революции;
привел много фактов и данных ВСНХ, на основании которых он хотел показать
неправильность политики партии в хозяйственной области, продемонстрировать
ее неудачи в этом деле.
Дзeржинский был раздражен речью Каменева. Hо особенно его возмутило
выступление Пятакова, который фактически сделал содоклад (он говорил почти
40 минут, то есть почти столько же, сколько и основной докладчик). От кого
он сделал доклад? От ВСНХ? Не может быть, потому что с Дзержинским Пятаков
свое выступление не согласовывал, хотя и должен был это сделать. Получилось,
что он сделал содоклад от оппозиции.
Это было настолько неожиданно для честного, искреннего Дзержинского, не
выносившего фальши и политического интриганства (а именно этим было
пропитано все выступление Пятакова), что вывело его из душевного равновесия.
Его особенно возмутило, что с такой речью выступил его заместитель, которому
он доверял и с которым работал без разногласий.
Мы сидели с Дзержинским рядом около трибуны. Он мне стал говорить, что
больше Пятакова замом терпеть не сможет, нужен новый человек, и просил меня
согласиться занять этот пост. Я, считаясь с возбужденным состоянием
Дзержинского, спокойно возразил ему, что не подхожу для этой работы, так как
не знаю промышленности, буду плохим помощником в этом деле, что можно найти
более опытного товарища. Он с этим согласился, но сказал, что вернется к
этому разговору после выступления.
Выступление Дзержинского было резким, острым - он не мог говорить
спокойно. Речь его прерывалась частыми репликами со стороны оппозиции -
Пятакова, Каменева, Троцкого. Дзержинский доказал, что все те доводы,
которые приводила оппозиция, основаны не на фактических данных, а на желании
во что бы то ни стало помешать той творческой работе, которую ведут пленум и
Политбюро. Его крайне возмутила реплика Каменева, который, используя
самокритику Дзержинского, крикнул: "Вот Дзержинский 45 млн рублей напрасно
засадил в металлопромышленность".
После Дзержинского с резкими речами против Каменева и Пятакова выступили
Рудзутак и Рыков. Они оба приводили многочисленные убедительные факты
совершенно неудовлетворительной работы Наркомторга, который, как они
доказали, не справлялся с возложенными на него обязанностями. Особенно
обстоятельно раскритиковал установки оппозиции Рыков.
Это не остановило Каменева. В своем заключительном слове он снова
допустил грубые нападки на Дзержинского, который очень близко к сердцу
принял эти выпады. Дзержинский почувствовал себя плохо и, не дождавшись
конца заседания, вынужден был с нашей помощью перебраться в соседнюю
комнату, где лежал некоторое время. Вызвали врачей. Часа через полтора ему
стало получше, и он пошел домой.
А через час после этого его не стало...
Членам ЦК и ЦКК, собравшимся на вечернее заседание, было объявлено о
смерти Дзержинского. Заседание было прервано, работа пленума приостановлена.
22 июля состоялись похороны Дзержинского. Весь состав объединенного
пленума провожал гроб с телом Дзержинского от Дома Союзов на Красную
площадь...
Разросшаяся фракционная деятельность Зиновьева привела к решению вывести
его из состава членов Политбюро ЦК. Троцкий же был оставлен в его составе,
потому что тогда он внешне держал себя более лояльно, хотя и не отказался от
своих позиций. Каменев, переведенный в январе 1926 г. из членов Политбюро в
кандидаты, также был оставлен в этом положении.
Смерть кандидата в члены Политбюро ЦК Дзержинского и исключение из членов
Политбюро Зиновьева поставили само Политбюро перед необходимостью избрать
вместо них новых людей. Представитель ленинградской делегации Комаров,
наверное, по согласованию со Сталиным и Рыковым внес предложение перевести
из кандидатов в члены Политбюро Рудзутака и выбрать не двух, а пять новых
кандидатов в Политбюро, включив в состав кандидатов товарищей с мест, а
именно: Орджоникидзе, Кирова, Андреева, Микояна и Кагановича.
Я сразу же взял слово и высказался против своей кандидатуры, мотивируя
тем, что не гожусь для этой роли. "Есть более старые и заслуженные члены ЦК,
а я не подготовлен к этой работе и прошу вместо меня избрать другого", -
говорил я. Вслед за мной Каганович также предложил отвести его кандидатуру с
той же мотивировкой.
Комаров, настаивая на своем предложении, заявил: "Мы считаем, что в такой
трудный момент, когда партии угрожает раскол, нужно увязать работу Политбюро
с местами, что лучше предохранит нашу партию от раскола. Именно поэтому в
число кандидатов должны быть введены руководители наиболее крупных
промышленных центров, а товарищи Микоян и Каганович являются как раз
представителями таких центров". Я подал реплику, что край, который я
представляю, не является промышленным центром, поэтому прошу отвести мою
кандидатуру.
Председательствующий Рыков взял слово в поддержку предложения Комарова,
заявив, что, несомненно, нужно избрать новых людей и что Комаров не сделал
никакой ошибки, когда из поколения молодежи выбрал лучших товарищей. Поэтому
он предложил "оставить всех названных товарищей кандидатами в члены
Политбюро ЦК, а Орджоникидзе, который также хотел выступить, слова не
давать, потому что ничего нового он не скажет, ибо, конечно, собирается тоже
отвести свою кандидатуру".
Предложение Комарова было принято.
Глава 20
НАЗНАЧЕНИЕ НАРКОМОМ ТОРГОВЛИ И ПЕРЕВОД
В МОСКВУ
Через несколько дней после пленума Каменев написал заявление в ЦК, в
котором просил освободить его от обязанностей наркома торговли, ибо он с
ними не справляется, поскольку не пользуется полной поддержкой со стороны
Политбюро и правительства. Он предлагал поставить во главе Наркомторга
работника, который мог бы рассчитывать на полную политическую и деловую
поддержку ЦК и правительства. Он жаловался, что речь Рудзутака
дискредитировала его и как наркома, и как политического деятеля и не нашла
возражений со стороны других руководящих работников. При этом он предложил
на пост наркома мою кандидатуру.
Сталин сразу же сообщил мне в Ростов шифровкой об этом заявлении Каменева
и о том, что тот называет меня единственным человеком, который мог бы
справиться с обязанностями наркома торговли. Сталин добавил, что отставка
Каменева будет неизбежной, что вопрос будет обсуждаться в ближайшие дни, о
чем сообщает мне для сведения.
Я не могу сказать, что эта шифрограмма была для меня полной
неожиданностью: о моем возможном назначении наркомом торговли со мной в
Москве уже беседовали члены Политбюро - Сталин, Бухарин и Рыков. Я
категорически отказывался от этого назначения, приводя соответствующие
мотивы. Думал, что этим вопрос был исчерпан. Поэтому сразу же написал в
Москву о своем категорическом возражении против назначения меня наркомом. Я
писал, что совершенно не подготовлен для этого, что у меня нет ни практики,
ни соответствующих знаний, ни малейшей уверенности справиться с делом, что
готов работать в любой местной организации или за границей, имея в виду
партийную работу.
Через неделю я, как и каждый член ЦК, получил на срочное голосование
постановление об освобождении Каменева и назначении меня народным комиссаром
внутренней и внешней торговли.
Когда я неожиданно получил готовое решение о моем назначении, я был
возмущен, обижен и оскорблен тем, что товарищи, которым я так убедительно и
горячо объяснял причины своего отказа, подписали это решение. Особенно
обиделся на Сталина, которому так подробно приводил свои доводы. Поэтому
сразу же направил ему телеграмму:
Т.Сталину.
Несмотря на состоявшееся решение Политбюро о назначении меня
Наркомторгом, я категорически отказываюсь и заявляю, что не могу подчиниться
такому решению, ибо совершенно убежден, что мое назначение Наркомом погубит
как дело, так и меня. Назначение Политбюро меня Наркомом и заявление
Каменева, что я
"с успехом справился бы с этой задачей", меня ни в чем не колеблет.
В Наркомате внешней и внутренней торговли, где произведено столько
реорганизаций и где менялось столько Наркомов, - дело остается неналаженным.
Никто еще не смог преодолеть все трудности. Менее всех предыдущих Наркомов
можно возложить надежды на меня. Я Наркомторгом и вообще Наркомом не гожусь
и не могу взять на себя обязанности сверх своих сил и способностей...
И еще одно письмо я послал в ЦК, в котором, настаивая на категорическом
отказе принять это назначение, приводил, как мне казалось, убедительные
доводы против моего назначения: и молодость, и недостаток партийного стажа,
и отсутствие соответствующих знаний и достаточной практики. "Я не говорю о
том, - писал я в заключение, - что Северо-Кавказская организация против
моего отзыва из Ростова. Поэтому прошу наметить другую, более подходящую
кандидатуру на пост Наркомторга. В крайнем случае, я готов, против желания,
работать в качестве зама при любом Наркоме".
Написав столь решительно о своем отказе принять назначение, я уехал в
командировку по краю в Карачаевскую автономную область. Там не было никакой
телеграфной связи с Москвой, и я надеялся, что моя телеграмма возымеет
действие. Дней пять отсутствовал, успокоился. Вернулся в Ростов - вижу новый
нажим - ответ, что мои категорические возражения учитывались при решении
вопроса о моем назначении, а это мое письмо будет доложено Политбюро. Через
два дня последовало новое подтверждение о назначении меня наркомом:
Политбюро подтвердило это решение, уже утвержденное голосованием всех членов
ЦК, и предложило оформить его "в советском порядке", то есть провести через
решение СНК.
Ставя меня об этом в известность, Сталин сообщал, что дело конченое,
возвращаться назад нет смысла, и предложил мне немедленно выехать в Москву.
Первый и последний раз в моей жизни я так резко и упорно реагировал на
вопрос, который касался моего личного назначения на работу. Чем объяснить
такой крутой мой отказ?
Я застал край разобщенным, раздираемым противоречиями как внутри
областей, национальных республик, так и между ними. В первые годы фактически
велась гражданская война казачества против Советской власти. Кроме того, шла
вражда между горцами и казаками, шел спор между нациями: ингушами и
осетинами, кабардинцами и другими. К 1926 г. удалось объединить край в
политическом отношении, добиться консолидации партийных организаций,
единства руководства партийными организациями, привлечь казачество и других
трудящихся к Советской власти. Произошло упрочение советского строя,
оживилась экономическая жизнь края, быстрыми темпами шло восстановление
сельского хозяйства, была восстановлена промышленность, край богател.
В крае к тому времени были подобраны опытные хозяйственные руководители:
Одинцов - по сельскому хозяйству, Иванов - по промышленности, Шатов - в
Госбанке, Постников - во главе путей сообщения, Косиор Иосиф - в нефтяной
промышленности в Грозном, командование армией - Уборевич, председателем ЧК -
Евдокимов, члены Военного совета - Володин, Позерн - большевики из
Ленинграда, Колотилов - большевик из Иванова. Все это были крупные деятели,
которые потом поднялись на всесоюзные посты. Я был уверен в своих силах,
успехе, видел, что дела идут хорошо, был увлечен своим делом. Были еще
трудности, но они были естественны и преодолимы.
Переход же на новую работу, особенно в Наркомат торговли, меня пугал,
потому что там была другая работа, не похожая на эту. Здесь меня
сопровождала удача, она была закреплена, а там могла быть и неудача. Речь
шла не о личной неудаче, а о том, что я мог провалить дело и не справиться с
возложенными на меня обязанностями, потерять в глазах товарищей то уважение
и доверие, которыми до сих пор пользовался. Главное - я боялся, что провалю
дело, подведу партию. Это не было просто скромностью. Нет, я действительно
очень искренне был против неправильного, с моей точки зрения, назначения
меня на пост наркома торговли. Даже после того, как Пленум ЦК утвердил мое
назначение, когда вышло решение Политбюро, я продолжал упорствовать. Тогда
Сталин прислал короткую телеграмму: "Приезжай". А "Правда" опубликовала указ
о моем назначении. Я поехал все же с надеждой, что можно еще договориться и
отменить решение Политбюро.
Мы разговаривали со Сталиным обстоятельно. Он поколебал меня своими
аргументами, и я перестал возражать уже не только потому, что дальнейшее
неподчинение было бы нарушением всех норм партийной дисциплины. Мы со
Сталиным были уже на "ты" и дальше всю жизнь были на "ты", так же как с
Орджоникидзе, Бухариным, Ворошиловым, Молотовым, Кировым.
Сталин сказал: "Новое дело - трудное, это правильно. Но скажи, вот
Каменев работает. Чем и как он может лучше вести дело? Ничем. Почему? Потому
что во многих вопросах внутренней экономической политики Каменев не
разбирается, работает поверхностно, ничего не знает о заготовках, плохо
разбирается в сельском хозяйстве и других вопросах, которые сегодня являются
центром политики. А в этих вопросах ты много развит. В этом деле ты будешь
сильнее Каменева. То, чего нет у Каменева, есть у тебя: это экономические
вопросы - заготовки, торговля, кооперация.
Нельзя также утверждать, - продолжал Сталин, - что мы знаем о работе
наркомата меньше, чем ты. Дела там обстоят лучше, чем ты думаешь. Да,
внешняя торговля пока играет малую роль. Но во внешней торговле Каменев
также не понимает и не имеет опыта. А в наркомате есть опытные работники по
внешней торговле, такие, как Стомоняков, Шлейфер, Кауфман, Лобачев, Чернов,
по внутренней торговле - Эйсмонт, Вейцер, Залкинд. Они могут поднять любой
наркомат и хотят работать с тобой. При наличии таких специалистов ты будешь
иметь полную возможность присмотреться к работе, а затем уже уверенно
приступить к делу. Поэтому нет оснований сомневаться, тем более что мы будем
поддерживать тебя во всем. Не думаешь же ты, что мы хотим твоего провала и
допустим такой провал?
Потом, ты недооцениваешь своих знаний и способностей. Ты хорошо знаешь
работу кооперации, как потребительской, так и сельскохозяйственной.
Ростовская потребкооперация славится как хорошая, и во всем крае она этим
отличается. Ведь недавно была брошюра Дейчмана с твоим предисловием, которое
так расхваливал Зиновьев, где хорошо и подробно рассказывается о работе
потребкооперации в Северо-Кавказском крае. Ты хорошо знаешь, наконец,
заготовку хлеба и других продуктов в крае. Этот край в отношении хлеба один
из величайших. Так что в области внутренней торговли у тебя опыта больше,
чем у Каменева, который не имеет ни опыта, ни представления об этой работе.
Впрочем, Каменев вел мало практической работы в наркомате - он больше был
занят своей политической оппозиционной деятельностью, а ты будешь работать
по-настоящему и дело пойдет.
Наконец, - сказал Сталин, - Каменев перешел в оппозицию. Известно, что он
не пользуется поддержкой ЦК. Работники не будут вокруг него объединяться и
не будут с внутренним доверием работать с ним, как с тобой, которому ЦК
оказывает полное доверие. Не случайно сам Каменев об этом пишет в своем
письме в ЦК. Наконец, будут трудности - ЦК поможет всегда".
Вот этими аргументами Сталин несколько поколебал меня, хотя опасения
остались. Но беседа со Сталиным меня подбодрила. К тому же я исчерпал все
допустимые партийными нормами возможности добиться отмены этого решения.
В связи с моим отъездом в Москву надо было вместо меня назначить
секретаря Северо-Кавказского крайкома партии. Неожиданно по предложению
Сталина было принято решение о назначении Серго Орджоникидзе с освобождением
его с поста секретаря Закавказского крайкома партии. В беседе со Сталиным я
стал возражать против этого назначения, так как знал, что Серго выше меня во
всех отношениях: и по партийному стажу, и по опыту руководящей работы, и по
авторитету в партии. Теперь же получалось так, что меня назначают на более
ответственную работу, а Серго - вместо меня. Впечатление получалось такое,
что как работник я расцениваюсь вроде бы выше, что было совершенно неверно
и, наверное, обидно для Серго. Меня это очень обескуражило. Я уговаривал
Сталина не делать этого. "К тому же, - говорил я, - в политическом отношении
должность секретаря Закавказского крайкома более ответственная, чем
Северо-Кавказского крайкома партии".
Сталин, не приводя особых аргументов, настоял на своем. Я не мог понять,
чем руководствовался Сталин при этом. Он меня не убедил.
Против этого решения Сталина поступил протест и Закавказского крайкома
партии, который просил оставить Серго Орджоникидзе на работе в Закавказье.
Сам Серго протеста не писал, не просил отменить этого решения, хотя и был
недоволен им. ЦК, обсудив протест членов Заккрайкома, отклонил его и
подтвердил свое решение о том, что Орджоникидзе должен переехать на работу в
Ростов.
Серго, как дисциплинированный коммунист, поехал в Ростов и приступил к
работе. Северокавказские товарищи, конечно, встретили его с большим
удовлетворением, так как высоко ценили его.
При личной встрече с ним я прямо высказал свое недоумение этой
перестановкой. Серго мне откровенно сказал, что и он недоволен этим
решением, что пошел на это против своей воли, в силу партийной дисциплины.
Обдумывая, что могло лечь в основу этого решения Сталина, я так ни к
какому мнению и не смог прийти. Видимо, какая-то трещина пролегла в
отношениях между Серго и Сталиным, чем-то Сталин был недоволен Серго. Почему
я так думаю?
После смерти Дзержинского на пост председателя ВСНХ был назначен
Куйбышев, который был тогда председателем ЦКК и наркомом РКИ. Причем при
назначении в ВСНХ Куйбышев не был освобожден от прежних обязанностей, хотя
совместительство этих постов совершенно недопустимо как по объему, так и по
существу работы.
Жизнь это подтвердила. Осенью того же года на совместном заседании ЦК и
ЦКК было принято решение освободить Куйбышева от работы в ЦКК и РКИ,
выдвинув на эту работу Серго Орджоникидзе. Секретарем Северо-Кавказского
крайкома партии был назначен Андреев А. А. из Москвы, работавший тогда одним
из секретарей ЦК