каким  огромным  волнением  оно  было
написано!  Как  резко  и  непримиримо  поставил  Ленин  вопрос  о  борьбе  с
великодержавным шовинизмом!
   На заседаниях съезда и особенно в  секции  по  национальному  вопросу,  в
работе  которой  я  участвовал,  большие  споры   возникли   вокруг   палаты
национальностей ЦИК Союза. Особое предложение внесла украинская делегация. В
защиту этого предложения горячо и аргументированно выступал Фрунзе. Основным
в докладе Фрунзе считал обоснование идеи создания двухпалатной системы в ЦИК
Союза ССР.
   На  заседании  секции  украинский  делегат   Скрыпник   неожиданно   внес
предложение о переименовании нашей  партии  в  связи  с  образованием  СССР.
Делегаты съезда не были к этому подготовлены. Орджоникидзе даже  "взорвался"
и возбужденно с места крикнул:  "Пока  из  этого  Союза  не  вышло  крепкого
организма, нам нечего торопиться. Менять название нет  никакой  надобности!"
Видя,  что  обсуждение  этого  вопроса  в  данный  момент  вызовет  ненужную
перепалку, я внес предложение отложить его решение до  XIII  съезда  партии.
Это предложение было принято.
   Особое внимание съезд уделил вопросу  о  налоговой  политике  в  деревне.
Продналог, введенный по инициативе Ленина, сыграл свою положительную роль  и
продолжал оставаться в основе нашей политики по отношению к крестьянству. Но
с развитием экономики и первыми  успехами  в  сельском  хозяйстве  выявилось
много нерациональных сторон этого налога как для  крестьянства,  так  и  для
государства в целом.
   Но помимо продовольственного налога жизнь породила к тому  времени  много
других местных налогов - гужевых, дорожных, областных, уездных, волостных  и
т.п., вызывавших справедливое недовольство  крестьян.  Поэтому  ЦК  внес  на
съезд предложение ликвидировать эту множественность налогов и ввести  единый
сельскохозяйственный налог, взимаемый как натурой, так и деньгами.
   Хорошо   запомнилось,   как   глубоко   Калинин    проанализировал    наш
государственный бюджет на 1923 г., приведя интересные сравнения  с  бюджетом
царской России за 1913 г. Из этого выступления я впервые,  например,  узнал,
что царский двор обходился народу в 16 млн рублей в год. "Нет у  нас  теперь
расходов на церковь и духовенство, - заметил Михаил Иванович, - составлявших
до  революции  46  млн  рублей  золотом.  Расходы   высших   государственных
учреждений составляли тогда 8815 тыс. рублей. Соответствующие органы у  нас,
включая Госплан, расходуют 7754 тыс. рублей".
   Все это было очень интересно и заставляло нас  еще  серьезнее  задуматься
над вопросами дальнейшего сокращения расходов в бюджете.
   Для подготовки проекта резолюции по докладу о промышленности съезд создал
комиссию из 25 человек, в числе которых был и я. Мы внесли с Чубарем,  также
входившим  в  эту  комиссию,  в  проект  резолюции  дополнение  о  всемерном
сокращении штатов торгового аппарата, его лишних представительств и т. п.
   В связи с тем что Троцкий предлагал не финансировать убыточно  работающие
предприятия, мы с Чубарем внесли в проект еще одну поправку: "Съезд, однако,
обращает внимание ЦК на необходимость предусмотреть при этом в  полной  мере
интересы  тяжелой  индустрии  (минерального  топлива  и  металлургии),  дабы
достигнутые в  этих  отраслях  первые  успехи,  связанные  с  улучшенным  их
финансированием за последние месяцы, были во что бы то ни стало сохранены".
   В защиту нашей поправки выступил Председатель ВСНХ Богданов.  Против  нее
вновь энергично возражал Троцкий. При голосовании поправка была отклонена.
   Еще об одном моем предложении на комиссии  -  указать  в  резолюции,  что
"хозяйственники распределяются под руководством партии",  -  Троцкий  вообще
умолчал, хотя это предложение вызвало на комиссии большие споры.
   Съезд работал напряженно, с утра до  позднего  вечера.  Шло  всестороннее
обсуждение вопросов на пленарных заседаниях, в секциях и  комиссиях.  Киров,
работавший тогда в Баку, и я, бывшие до этого кандидатами в члены ЦК, на XII
съезде были впервые избраны членами ЦК партии.
   После съезда нам надо было "на ходу" с  учетом  директив  съезда  вносить
соответствующие поправки, прежде всего в проведение очередной продкампании.
   После всестороннего обсуждения этого вопроса на Югвостбюро  была  создана
специальная краевая "продтройка" (Микоян, Эйсмонт, Пономаренко), которая тут
же приступила к  разработке  плана  продовольственной  кампании.  Мы  хотели
организовать  сбор  единого  сельскохозяйственного   налога   без   излишней
напряженности  и  нервозности,  в  более  спокойных  темпах,  без  нажима  и
администрирования.
   Предоставив в  этом  отношении  значительно  больше  самостоятельности  и
инициативы местным организациям, мы в то же время  обязали  их  принять  все
меры для ограждения интересов  налогоплательщиков,  избегать  перегибов  при
обложении налогами и их взимании, лучше организовать технику их  сборов,  не
допускать простаивания крестьян часами у ссыпных пунктов,  как  это  нередко
наблюдалось раньше.
   К  осени  1923  г.  в  экономике  страны  неожиданно  возникли  серьезные
затруднения с дальнейшим сбытом промышленных товаров.  Производство  их  для
рынка настолько возросло,  что  не  только  покрыло  платежеспособный  спрос
населения  города  и  деревни,  но   и   привело   к   образованию   больших
сверхнормативных  запасов   этих   товаров   на   складах   государственных,
кооперативных и торговых организаций.
   В  этих  трудностях  сказались  тогда  недостатки   и   планирования,   и
руководства государственной промышленностью, а также плохая организованность
кооперации и слабость нашего торгового аппарата.
   Промышленные и торговые организации, не  желая  расставаться  с  большими
прибылями и быстрым ростом накоплений, не снижали  установившиеся  на  рынке
высокие цены на промтовары, хотя  обстановка  в  стране  настоятельно  этого
требовала и объективные возможности к тому были. В  то  же  время  на  рынок
продолжало поступать все больше  и  больше  сельскохозяйственных  продуктов,
реализуемых там крестьянами по стихийно понижающимся ценам.
   Образовался разрыв между высокими ценами на промышленные товары и низкими
ценами на сельскохозяйственную продукцию  (так  называемые  "ножницы"  цен),
достигший осенью 1923 г. огромных размеров. Например, в 1913  г.  крестьянин
за пуд ржи имел возможность купить  в  среднем  5,7  аршина  ситца,  за  пуд
пшеницы - 8 аршин, а в 1923 г. он мог купить соответственно уже только 1,5 и
2,1 аршина ситца. И так почти по всей номенклатуре товаров.  Это  привело  к
тому, что крестьянство  потеряло  возможность  покупать  на  рынке  жизненно
необходимые ему промтовары по доступным ценам. Тем самым нарушались  условия
нормальной хозяйственной смычки между городом и деревней.
   С другой стороны, происходившее в связи  с  этим  огромное  затоваривание
промышленной продукции отрицательно сказывалось на материальном положении  и
рабочих.  Из-за  постоянного  недостатка  наличных  денег  (что   вызывалось
отсутствием  нормального  товарооборота)  рабочим  нередко  своевременно  не
выдавалась зарплата. Возникали трудовые  конфликты,  перераставшие  порой  в
кратковременные забастовки.
   Учитывая особую сложность вопроса и не желая решать его  скоропалительно,
без достаточно глубокого и всестороннего  изучения,  Политбюро,  а  потом  и
Пленум ЦК решили образовать специальную комиссию для  выработки  необходимых
мероприятий по ликвидации образовавшегося расхождения  цен  на  промышленные
товары  и  сельскохозяйственные  продукты   (комиссия   о   так   называемых
"ножницах"),  а  также  еще  две  комиссии  -  о  заработной   плате   и   о
внутрипартийном положении.

   Недавно, просматривая свой архив, я обнаружил записи  своего  выступления
на  активе  Ростово-Нахичеванской  парторганизации,  в  котором,  говоря  об
истории нашей борьбы с оппозицией,  я  рассказал,  между  прочим,  и  о  так
называемом "пещерном" совещании Зиновьева.
   После XII съезда, летом 1923 г., когда на горизонте партийной  жизни  еще
не было никаких принципиальных разногласий, часть членов ЦК, находившихся  в
Кисловодске на лечении, устроила ряд  собеседований,  названных  "пещерными"
совещаниями. Я тогда находился в Закавказье и обо всем узнал  из  письма  ко
мне Ворошилова.
   Эти члены ЦК по инициативе Зиновьева вызвали  Ворошилова  из  Ростова  и,
забравшись в какую-то пещеру под  Кисловодском,  решили  обсудить  вопрос  о
руководстве партией. Зиновьев говорил, что в руках генерального секретаря ЦК
Сталина   сконцентрировалось   много   власти,   необходимо   реорганизовать
секретариат ЦК, создав "политический секретариат" из трех человек - Сталина,
Троцкого и Каменева (Зиновьева или Бухарина). На этом совещании  почти  все,
за исключением Ворошилова, согласились с предложением Зиновьева.
   Через несколько дней, воспользовавшись оказией - проездом Орджоникидзе из
Тифлиса в Москву с остановкой в Кисловодске, - эта группа членов ЦК  послала
через Орджоникидзе письмо Сталину с изложением своих предложений.
   Сталин заявил, что создание "политического  секретариата"  на  деле  есть
упразднение Политбюро, в результате чего партией фактически будет руководить
"тройка". "Из этой платформы ничего не вышло, - говорил Сталин  позднее,  на
XIV  съезде  партии,  -  не  только  потому,  что  она  была  в   то   время
беспринципной, но и потому, что без  указанных  мной  товарищей  -  Калинин,
Томский, Молотов,  Бухарин  -  руководить  партией  невозможно.  На  вопрос,
заданный мне в письменной форме из недр Кисловодска, я ответил отрицательно,
заявив, что, если товарищи настаивают, я готов очистить место без шума,  без
дискуссии,  открытой  или  скрытой,   и   без   требования   гарантий   прав
меньшинства".
   Когда некоторое время спустя мы, другие  члены  ЦК,  не  участвовавшие  в
"пещерном"  совещании,   узнали   о   проекте   Зиновьева   "политизировать"
секретариат ЦК, игравший тогда почти что техническую роль, наша  реакция  на
эту "реформу" была резко отрицательной.
   Словом, "пещерное" совещание цели своей -  ослабить  роль  Сталина  -  не
достигло.

   Чтобы избежать дальнейшего обострения внутрипартийной борьбы, было решено
никакой дискуссии не проводить, а решать спорные вопросы в обычном, деловом,
установленном партией  порядке  -  то  есть  через  созданные  комиссии  ЦК,
Политбюро, на пленумах ЦК, на партийных конференциях или съездах партии.
   Но от приезжавших из Москвы в Ростов товарищей я узнал, что там в вузах и
некоторых учреждениях идет горячая  дискуссия,  в  ходе  которой  происходят
резкие нападки оппозиции на руководство партии.
   Никакой информации от ЦК о начавшейся дискуссии мы еще не имели.
   В последних числах ноября я выехал в Москву. Первый же день по приезде  в
Москву  я  провел  на  собраниях  в  Московском   университете,   куда   мне
посоветовали  сходить,  чтобы  сразу  окунуться  в  атмосферу   начинающейся
дискуссии.
   С утра до позднего вечера, с небольшим перерывом, там  происходили  очень
шумные и бурные, иногда  беспорядочные  выступления.  Сидел  я  в  последних
рядах, намерения выступать у меня не было:  хотелось  побольше  послушать  и
разобраться, о чем идет спор и как воспринимает студенческая  аудитория  все
эти горячие высказывания. Сторонников линии ЦК среди выступавших было  очень
мало, и большинство выступало не на высоком  уровне.  Нападки  же  на  линию
партии были весьма  резки.  Я  был  удручен  атмосферой,  царившей  на  этих
собраниях.
   С защитой линии партии  хорошо  выступил  только  Ярославский,  хотя  его
прерывали всякими недружелюбными  репликами.  Он  говорил,  что  большинство
рабочих собраний, коммунистов выступают против оппозиции, за ЦК. В вузовских
же  ячейках,  пользуясь  политической  неподготовленностью  части  молодежи,
оппозиция демагогическими способами добивается успеха.
   Ораторы от оппозиции, возражая, говорили, что рабочие-де голосуют за ЦК в
страхе, что если они будут голосовать против ЦК, то их уволят с  работы.  Но
революционному студенчеству нечего бояться голосовать за оппозицию.
   На следующий день я решил выступить на собрании  медицинского  факультета
МГУ. Хотелось убедить студенческую аудиторию в правоте линии партии и отбить
атаку на нее со стороны оппозиции. И надо сказать, что мне  все  же  удалось
склонить большинство на сторону ЦК партии.
   После этого собрания зашел на квартиру к  Сталину  и  рассказал  ему  обо
всем, что видел и слышал в МГУ, а также  о  том,  что  из  бесед  мне  стало
известно  -  во  многих  вузовских  и  ряде  других  партийных   организаций
оппозиционеры на собраниях одерживают верх. "В результате, -  с  возмущением
заявил я, - создается впечатление, что в столице  нет  Московского  Комитета
партии и все пущено на самотек".
   Я был  сильно  возбужден  и  выразил  свое  недовольство  поведением  ЦК,
который, как мне казалось, самоустранился от  фактически  уже  начавшейся  в
столице дискуссии и тем облегчает троцкистам возможность запутать  неопытных
и добиваться легких побед. Спросил Сталина, почему ЦК  до  сих  пор  молчит,
когда собирается выступить и как.
   Помню, с каким невозмутимым, поразившим меня  спокойствием  выслушал  все
это Сталин.  Он  сказал,  что  особых  оснований  для  волнений  нет.  После
октябрьского пленума в  соответствии  с  его  указаниями  сделано  несколько
попыток наладить дружную работу Политбюро. Состоялись два частных  совещания
с Троцким, на которых были рассмотрены вопросы хозяйственного  и  партийного
строительства. При этом обмен  мнениями  не  вызвал  серьезных  разногласий.
"Теперь, в связи с возникновением  дискуссии,  стремясь  все  же  к  дружной
работе, мы образовали комиссию для выработки согласованной  резолюции  ЦК  и
ЦКК. Члены Политбюро решили  выступить  единым  фронтом  и  уже  заканчивают
работу над окончательным проектом постановления Политбюро  ЦК  и  президиума
ЦКК "О партстроительстве". Мы добиваемся, - сказал мне  Сталин,  -  чтобы  и
Троцкий проголосовал за эту резолюцию.  Единогласное  принятие  в  Политбюро
такого решения будет иметь для партии большое значение и, возможно,  поможет
нам избежать широкой дискуссии, которая крайне нежелательна".
   Успокоенный этим заявлением, я  уехал  в  Ростов.  Однако,  не  дожидаясь
опубликования постановления ЦК и ЦКК, созвал узкий актив партработников,  на
котором рассказал, что происходит в Москве. Рассказал и о  своей  беседе  со
Сталиным, повторив, что если единогласного решения Политбюро  не  получится,
то неизбежна общепартийная дискуссия, к которой нам надо быть готовыми.  Так
и получилось. Троцкий возражал против резолюции Политбюро  ЦК  и  президиума
ЦКК "О партстроительстве", принятой 5  декабря  1923  г.  и  через  два  дня
опубликованной в "Правде". Резолюция сыграла важную роль в  ходе  начавшейся
дискуссии.
   У нас, на Северном Кавказе, дискуссия проходила весьма активно  и  остро.
Наряду с другими членами Югвостбюро мне довелось, конечно, в  те  дни  много
раз выступать  на  партийных  собраниях,  пленумах  и  конференциях.  Особое
внимание уделили  мы  в  ходе  дискуссии  вопросам  работы  с  молодежью,  с
комсомолом. Руководители Югвостбюро комсомола (Мильчаков и другие) сразу  же
решительно высказались против попытки Троцкого натравить молодежь на  старые
партийные кадры.
   После бурной  внутрипартийной  дискуссии  и  острой  политической  борьбы
январь 1924  г.  ожидался  необычно  насыщенным  всевозможными  общесоюзными
форумами. Объединенный Пленум ЦК и ЦКК,  вслед  за  ним  XIII  общепартийная
конференция, после нее очередной Всероссийский съезд Советов и сразу  же  II
съезд Советов Союза ССР.
   Собираясь на Пленум ЦК, мы с Ворошиловым узнали, с каким поездом едут  из
Закавказья Орджоникидзе, Киров, Мясникян, Орахелашвили, и, как уже не раз до
этого, решили прицепить к  их  поезду  наш  вагон  командующего  округом,  в
котором должны были ехать в Москву.
   На этот раз это было особенно важно, поскольку нам хотелось за время пути
поговорить  с  нашими  закавказскими  друзьями,  узнать,  что   делается   в
Закавказье,  рассказать  о  своих  делах,  обменяться  мнениями  в  связи  с
предстоящим Пленумом ЦК.
   Дорога от Ростова до Москвы занимала тогда около двух дней. За это  время
нам  удалось  вдоволь  выспаться,  почитать  и  значительное  время  уделить
беседам. Конечно, в этой нашей взаимной дружеской информации мы  были  очень
откровенны и рассказали друг другу не только о преодоленных трудностях, но и
о тех, которые еще оставались.
   Настроение у нас было хорошее,  бодрое.  Тревожившее  всех  нас  здоровье
Ильича, по заверению врачей, улучшалось - словом, у нас были  все  основания
оптимистически смотреть вперед.
   В наших беседах - людей по природе своей веселых, жизнерадостных, к  тому
же совсем тогда еще молодых - было много шуток, веселых рассказов.
   Большинство любили песни. Серго и Ворошилов неплохо пели, а остальные как
могли подтягивали им. Так незаметно, приятно и не без  пользы  прошло  время
нашего пути.
   Январский (1924 г.) пленум ЦК явился,  по  существу,  подготовительным  к
очередной партийной конференции. На  нем  были  обсуждены  все  те  вопросы,
которые ЦК собирался внести в повестку дня XIII партконференции.
   Вспоминая об этом пленуме, мне хотелось бы сослаться на свое выступление.
Выступал я там  без  особой  подготовки,  "подогретый"  речами  ораторов  и,
конечно, без заранее написанного текста.
   Относительно внутрипартийной демократии я отметил, что многие,  замыкаясь
в  рамках  партии,  забывают  о  том,  что  есть  также  и  рабочий   класс.
Беспартийный  же  рабочий  рассуждает  так:  почему  нужно  дать  работающую
демократию всем коммунистам, а ему  ничего  не  надо  давать?  В  этом  есть
логика.  Поэтому  нам  придется  выработать  формы  вовлечения  беспартийных
рабочих в управление промышленностью.

   XIII партийная конференция открылась 16 января 1924 г.
   Оппозиционерам и здесь была предоставлена  полная  возможность  высказать
свои взгляды. От них выступали Пятаков и Преображенский (по два и три раза),
Сапронов, В.Косиор, В.Смирнов, Радек и другие.
   Все делегаты и  участники  конференции  заблаговременно  получили  проект
резолюции по вопросу о "ножницах", подготовленный  комиссией,  избранной  на
Сентябрьском пленуме ЦК. В состав этой комиссии из 17 человек были  включены
товарищи, представлявшие тогда самые разные оттенки в понимании задач  нашей
экономической  политики.  В  нее  входили  Преображенский,  Пятаков  и   еще
несколько оппозиционно настроенных партийцев, крупных  хозяйственников.  Был
избран в комиссию и Троцкий, но он отказался участвовать в ее работе.
   В  основе  хозяйственного  кризиса  1923  г.  лежали  недостатки   нашего
хозяйственного руководства, в первую очередь ошибки хозяйственных органов  в
проведении политики цен на промышленные товары.
   Большое внимание и в докладе и в прениях было уделено проводимой тогда  у
нас финансовой реформе. В докладе, в частности,  говорилось,  что  червонное
обращение на  базе  золотого  обеспечения  занимает  у  нас  уже  4/5  всего
денежного обращения и что в скором времени  можно  будет  и  оставшуюся  1/5
этого  обращения  заменить  твердым  разменным  знаком,   что   приведет   к
дальнейшему укреплению рубля. (Червонец -  банковский  билет,  выпускавшийся
Госбанком СССР с октября 1922 г. купюрами в 1, 2, 3, 5, 10 и  25  червонцев.
Его золотое содержание  (1  золотник  =  78,24  доли  чистого  золота)  было
установлено таким же, как в дореволюционной 10-рублевой монете.)
   Острая дуэль по  вопросам  финансовой  политики  завязалась  между  двумя
наиболее подготовленными в финансовых  вопросах  участниками  конференции  -
Преображенским и Сокольниковым, наркомом финансов.
   Разгоревшийся спор по актуальным вопросам  нашей  экономической  политики
вызвал и у меня желание выступи