Кеннеди по поводу увеличения количества оккупационных войск. Это не  привело
к поднятию нашего престижа, а наоборот.
   Подгорный и Суслов высказались в том же духе.
   Договорились  через  месяц-полтора  провести  очередное   Консультативное
совещание, но такого рода предложений не вносить.

   После отстранения Хрущева кое-кто в Президиуме, например Шелепин - это  я
точно помню, высказал  мысль,  что  отношения  с  КНР  обострились  по  вине
Хрущева. Поэтому было  решено  предпринять  кое-какие  меры  по  налаживанию
межгосударственных отношений. Я был особого мнения о  причинах  конфронтации
между  КНР  и  СССР,  но  предпринять  шаги  к  улучшению  отношений  считал
правильным. Но то, что было предложено, меня просто поразило.
   В середине июня 1965 г. на заседании Президиума ЦК был поставлен вопрос о
том, что хорошо было бы передать ЦК компартии Китая  и  правительству  Китая
предложение о подписании договора о дружбе и  сотрудничестве  между  СССР  и
Китаем, в котором было бы заявлено, что  всякое  нападение  на  Китай  будет
рассматриваться, как нападение на Советский Союз. Тем более  что  фактически
такое заявление было сделано Хрущевым в 1958 году.
   Очень возможно, что китайцы это дело не примут в данных условиях, но зато
отказ разоблачит их в еще большей степени и укрепит наш авторитет и  влияние
в других социалистических странах и коммунистических партиях.
   По этому поводу я высказал следующее.
   Между односторонним заявлением, сделанным Хрущевым семь лет  тому  назад,
когда наши отношения с Китаем были хорошие,  и  формальным  договором  между
нашими государствами сейчас - большая  разница.  Нужно  иметь  в  виду,  что
китайцы  всячески  стараются  нас  столкнуть  с  американцами.   Они   могут
использовать  такой  договор,  чтобы  втянуть  нас  в  военные  действия   с
Соединенными Штатами.
   Нельзя  исходить  из  того,  что  китайцы  обязательно  не  примут  этого
договора, могут и принять. Поэтому лучше исходить из  того,  что  примут,  -
хотя я лично склоняюсь к тому, что не примут. Но могут принять и предложить,
чтобы такой же договор был  подписан  одновременно  с  ДРВ.  В  нынешних  же
условиях такой договор с ДРВ означал бы прямое вступление  наше  в  войну  с
американцами. Пойти на такой договор с Вьетнамом нельзя. И я думаю, что если
нам это предложат, то нам придется тогда  отказаться,  а  значит,  поставить
себя в очень трудное положение.
   А могут китайцы и такой номер выкинуть: трехсторонний договор между СССР,
Китаем и Вьетнамом. Вот почему рискованно такой шаг делать.
   У нас уже есть договор с Китаем против  агрессии  Японии  и  союзнических
держав.
   Когда я был в Японии, то мне заявляли руководящие деятели правящей партии
и государства, что, по их мнению, этот договор  потерял  силу,  хотя,  может
быть, я неточно цитирую сейчас.
   На реплику Косыгина, что по  этому  договору  мы  должны  воевать  против
американцев в случае их нападения на Китай, поскольку они являются  военными
союзниками Японии, я заявил: "Этот их военный договор предусматривает только
защиту со стороны США безопасности Японии и не предусматривает, чтобы Япония
участвовала на стороне США в  войне  с  другими  государствами.  Конституция
Японии запрещает отправку японских войск за  границу.  Японцы  не  участвуют
поэтому  и  во  вьетнамской  войне.  А  в  случае  войны  Америки  с  другим
государством также могут не участвовать, ибо это не вытекает из их договора.
Также это было и во время корейской войны, японцы в ней не участвовали.
   Наконец, такое предложение,  когда  все  наши  предыдущие  предложения  о
сближении с китайцами были отвергнуты ими в грубой форме, теперь повторенное
в таком плане, будет истолковано китайцами как  проявление  нашей  слабости.
Они поймут так, что мы никак не можем без дружбы с Китаем держаться, поэтому
ищем новые и новые средства.
   К тому же они прямо призывают к  свержению  нынешнего  руководства  нашей
страны и думают: не исключено, что могут прийти другие люди,  которые  будут
согласны с китайской позицией и примут их условия.  Прямо  пишут,  что  наша
партия  и  правительство  уже  переродились,  стали   буржуазные,   отражают
буржуазные интересы правящих кругов и интеллигенции и что борьба  с  нами  -
это классовая борьба. Ведь не случайно  они  открыто  пишут  теперь:  "Чтобы
уничтожить империализм, надо до этого уничтожить  ревизионизм  КПСС".  Таким
образом, КПСС является врагом № 1 в сравнении даже с империализмом.
   К тому же заключение такого пакта с Китаем наш  народ  также  не  поймет,
поскольку будет опасаться, что мы можем быть вовлечены в большую войну через
военный договор с Китаем".
   Меня поразило тогда выступление Громыко,  который  сказал,  что  нынешняя
международная  обстановка  аналогична  предвоенной  ситуации.   Я   высказал
удивление такой оценкой нынешнего положения со стороны министра  иностранных
дел. Ведь американцы избегают всякого конфликта с нами в Европе и везде, где
бы ни находились наши войска. И почему нужно считать то, что  они  делают  в
Доминиканской Республике, направлено против нас? Это отражает  их  понимание
своих интересов в  Латинской  Америке  и  вовсе  не  похоже  на  предвоенную
ситуацию, когда готовилось нападение Гитлера  на  Советский  Союз  и  другие
страны.
   Наконец, война во Вьетнаме  также  не  показатель  предвоенной  ситуации.
Во-первых, они давно ее ведут; во-вторых, сами вьетнамцы готовы воевать чуть
не десять лет, а китайцы даже добиваются этого; ведь  чем  дольше  останутся
американцы связанными во Вьетнаме, тем лучше для них*.
   Неправильное толкование,  неправильная  оценка  нынешней  ситуации  может
привести к неправильному, даже опасному политическому шагу.

   На заседании Президиума ЦК КПСС в августе  1965  г.,  где  присутствовали
члены Президиума ЦК, секретари ЦК и кандидаты в члены Президиума ЦК,  в  том
числе и работающие на местах, поздно вечером, когда повестка  дня  уже  была
исчерпана, был поставлен вопрос о письме первого  секретаря  ЦК  КП  Украины
Шелеста, разосланном членам Президиума ЦК КПСС раньше. В том письме  Шелест,
ссылаясь на то, что на  международных  форумах  многие  страны,  которые  не
торгуют  с  Советским  Союзом,  обращаются  к  украинским  представителям  с
предложением заключения торговых соглашений с Украиной, не называя при  этом
ни одной страны и ссылаясь на высокий международный престиж  Украины  -  она
член-учредитель ООН,  -  предлагает  предоставить  право  Украине  выступить
самостоятельно на внешнем рынке. Он критикует Минвнешторг и просит  поручить
заинтересованным организациям представить соответствующие предложения.
   Письмо было послано в отсутствие Брежнева, когда тот находился в  отпуске
в Крыму. Замещавший его Подгорный,  получив  письмо  Шелеста,  поручил  ВСНХ
СССР, Госплану СССР и Минвнешторгу представить свои соображения.
   Новиков, Ломако и Патоличев дали внешне корректную, а по  существу  резко
отрицательную оценку этому предложению Шелеста.
   Я выразил недоумение по поводу появления такого письма Шелеста и  заявил,
что оно противоречит принципам  монополии  внешней  торговли  СССР.  Брежнев
сказал, что не знал о поступлении этого письма и что Подгорный (как  он  ему
уже говорил) не должен был посылать это письмо на заключение ведомствам.
   Выступил Шелест. Он сказал, что, получив записку  с  резко  отрицательной
политической оценкой своего письма, был удручен и удивлен. Он не имел в виду
такого смысла в своих предложениях, исходил из деловых интересов. Письмо ему
подготовили товарищи из Министерства иностранных дел Украины.
   Хотя этот вопрос на Президиуме ЦК КП Украины и не  обсуждался,  но  члены
Президиума знали, что он пишет такое письмо. "Сейчас я  чувствую,  -  заявил
он, - что это письмо ошибочное, понимаю ошибку  и  готов  взять  это  письмо
обратно".
   Я взял слово и сказал, почему меня поразило это письмо Шелеста. Еще 42-43
года тому назад (я был участником обсуждения этого вопроса в  ЦК)  в  партии
были исчерпаны разногласия и отвергнуты  все  предложения  против  монополии
внешней торговли в Советском Союзе. Очень удивляет, что этот  вопрос  теперь
возникает. Считаю, что заявление товарищей резкое, но по существу  они  дают
правильную политическую оценку предложению Шелеста. Однако  ввиду  того  что
Шелест сам признает ошибочность  своего  предложения,  предлагаю  принять  к
сведению, что Шелест берет обратно это свое письмо.
   Обращаясь к Шелесту, я сказал: "Товарищ Шелест,  вы  обязаны,  ваш  долг,
приехав в Киев, обсудить и сообщить обо всем этом членам  Президиума  ЦК  КП
Украины, навести настоящую самокритику в связи с той  политической  ошибкой,
которая вытекает из вашего предложения, и сделать необходимые выводы в своей
работе из этого".
   Потом  выступил  Демичев,  который  кроме  того   что   присоединился   к
отрицательной оценке письма, развернул вопрос, утверждая, что на Украине и в
самом ЦК КП Украины процветает национализм. Он говорил, что в аппарате ЦК КП
Украины почти не осталось русских (Шелест дал реплику, что это неправильно),
привел такой факт, что недавно сын Ивана Франко (ученый или писатель) и один
врач обратились к депутатам Совета Национальностей по вопросу о национальных
языках  в  республиках,  настаивая  на   том,   чтобы   национальные   языки
преподавались во всех школах республик, а также в вузах, то  есть  чтобы  на
Украине преподавался украинский язык, а не те языки,  которые  соответствуют
желанию родителей учащихся. Демичев обвинил в этом ЦК Украины, хотя это было
письмо нескольких интеллигентов, не являющихся членами ЦК, и за их письмо ЦК
не может нести ответственности, что я и  отметил.  Шелест  также  возмущался
таким подходом.
   Демичев заявил далее, что недавно в Киеве Московская и Советская улицы  и
ряд других переименованы, им дали имена украинских писателей (Шелест заявил,
что он не знает об этом, не слыхал, приедет и разберется).
   Демичев стал говорить, что секретарь ЦК Украины по пропаганде Скаба очень
плохо выступил с точки зрения национальной политики на совещании  в  ЦК.  На
реплику Подгорного, что ведь недавно на его запрос Демичев сказал, что Скаба
очень хорошую  речь  произнес  на  этом  совещании,  Демичев  ответил:  "Это
правильно, но это касается последнего совещания,  а  то  выступление  Скабы,
которое я критикую, было полгода тому назад, на другом совещании".
   Дело дошло до того, что, критикуя уже  Подгорного,  Демичев  сказал,  что
Подгорный предложил недавно министру кинематографии СССР поехать  в  Киев  и
обсудить там идеологические вопросы  кинематографии.  Выходит,  что  союзный
министр  должен  получать  указания  по  идеологическим  вопросам  в  Киеве!
(Подгорный дал реплику: он министра туда не посылал  и  просит,  чтобы  была
учинена проверка по этому вопросу.)
   Потом выступил Шелепин и заявил, что он согласен со всеми, но считает это
дело более крупным и нельзя поэтому отделываться таким предложением, которое
внес Микоян. Он  стал  критиковать  Подгорного  за  то,  что  он  послал  на
заключение такое письмо Шелеста, а  это  значит  по  существу,  что  он  был
согласен с ним. За эту политическую ошибку несет ответственность  не  только
Шелест, но и Подгорный.
   Шелепин  далее  говорил  с  раздражением  против  Подгорного:  на   каком
основании второй секретарь ЦК КПСС (я дал реплику, что  у  нас  нет  второго
секретаря ЦК, и другие подтвердили,  что  нет  второго  секретаря)  курирует
Украину? Теперь невозможно ни в ЦК, нигде вмешаться  в  дела  Украины  из-за
этого.
   Он  стал  приводить  факты,  как  украинские  организации  нарушают  план
поставок в другие республики, а для себя  перевыполняют.  Сильно  критиковал
Председателя Совмина Украины за нарушение союзных порядков. Оказалось, что у
Шелепина подготовлена целая записка по украинским вопросам. В  этой  записке
приведены факты нарушения поставок угля, металла и др. из Украины.
   Он также стал нападать на Шелеста за  то,  что  он  внес  предложение  об
уменьшении фонда поставок мяса в общесоюзный фонд, чтобы увеличить  торговлю
на Украине.
   Брежнев сказал, что Украина потребляет мяса на душу населения больше, чем
другие союзные республики - 45 кг, в  то  время  как  Узбекистан  -  23  кг,
Армения - 25 кг и т.д.
   Шелепин заявил: дело дошло  до  того,  что  в  Севастополе  при  вручении
награды Черноморскому флоту, флоту русской славы, все  выступления  были  на
украинском языке. Подгорный дал реплику, что это неправильно, что он сам был
на этом празднике, все выступления, в  том  числе  и  Шелеста,  и  секретаря
Крымского обкома партии, и всех других товарищей,  были  на  русском  языке.
Только приветствие от ЦК КП Украины было на украинском языке.
   Шелепин сказал, что все-таки на Украине из  40  млн  по  переписи  9  млн
человек других национальностей, из них 8 млн  человек  русских,  а  в  Крыму
русских больше, но передачи по  радио,  телевидению  ведутся  на  украинском
языке. Насаждается в ущерб русскому языку украинский.
   Здесь явно  националистическая  линия  во  всех  вопросах,  сказал  далее
Шелепин, не только в отношении внешней торговли, но и в отношении внутренней
политики, идеологии.
   Необходимо выехать одному-двум членам Президиума ЦК на  Украину,  созвать
Пленум ЦК КП Украины и по-настоящему разобраться в этих вопросах.  Здесь  же
необходимо принять развернутое решение с политической оценкой  ЦК  указанных
ошибок Шелеста и Подгорного.
   Затем выступил Рудаков, который стал вспоминать факты, которые были более
10 лет тому назад, когда он работал на Украине, в Донбассе,  как  заставляли
старых рабочих изучать украинский язык. Словом, Рудаков  стал  подтверждать,
что на Украине процветает национализм.
   Выступил Подгорный. Оправдываясь, он сказал, что,  когда  получил  письмо
Шелеста, был очень занят и потому бегло посмотрел его.
   Конечно, он считает ошибочным такое письмо Шелеста; ни тогда,  ни  теперь
не разделял такие взгляды. Его ошибка лишь в том, что  он  не  вник  в  суть
письма и послал его на заключение. "Я должен был не рассылать это письмо,  -
сказал Подгорный, - а обсудить его в Президиуме, без  требования  заключения
ведомств".
   Устинов выступил в таком же духе. Косыгин и Брежнев, осуждая это  письмо,
выступали более умеренно. Брежнев сказал, что сомневается, надо ли  созывать
Пленум ЦК КП Украины. Он высказался за то, чтобы  было  принято  решение  ЦК
КПСС  по  этому  вопросу  и  предложил  подготовить  проект  такого  решения
Секретариату ЦК.
   21 октября 1965 г. Президиум ЦК КПСС принял следующее решение:

   "О записке первого секретаря ЦК КП Украины т. Шелеста П.Е.
   от 2 августа 1965 г.
   Президиум ЦК КПСС считает, что предложение т. Шелеста П. Е., изложенное в
его  записке  об  организации  непосредственных  внешнеэкономических  связей
Украины  с  зарубежными  странами,  является  неправильным   и   политически
ошибочным.
   Президиум ЦК отклоняет это предложение.
   Принять к сведению заявление т. Шелеста  П.Е.  о  том,  что  он  признает
неправильным внесенное им предложение и осуждает его.
   Ограничиться обсуждением этого вопроса на Президиуме ЦК".

   Кроме низкого  политического  уровня  и  явного  налета  великодержавного
шовинизма, как я потом понял, за этими резкими  выступлениями  скрывалось  и
другое: борьба группы Шелепина, которую кое-кто называл  "группой  молодых",
против Брежнева и его окружения. Как  известно,  это  окружение  состояло  в
основном либо из украинцев, либо из людей много лет живших на  Украине.  Сам
Брежнев там родился и работал почти все  время  до  Москвы.  Мне  не  только
претила такая явная и  агрессивная  борьба  за  власть,  но  и  было  крайне
неприятно слышать такие шовинистические выступления на Президиуме ЦК. Я  был
лучшего мнения о Шелепине. Я считал, что он умнее Брежнева, больше работает,
больше понимает. Но после такого эпизода я подумал, что одна группировка  не
лучше другой.
   Это опять вернуло меня к мыслям  об  отставке,  которые  появились  после
октября  1964  г.  и  все  время  не  давали  мне   покоя.   Примитивизм   и
безответственность команды Брежнева и других в Президиуме  ЦК  мне  претили.
Мое мнение мало что могло изменить, так как они все спелись между собой,  но
я не намеревался быть с этой командой в  любом  случае.  Работать,  не  имея
возможности влиять на решения и события, оставаться, только чтобы числиться,
я не умел и не  собирался.  Правда,  трудно  было,  работая  всю  жизнь,  не
считаясь со временем и силами, остаться без дела,  но  я  уже  начал  писать
воспоминания, и это новое дело меня увлекло. В ноябре  1965  г.,  когда  мне
исполнялось 70 лет, я  выступил  перед  сессией  Верховного  Совета  СССР  с
просьбой об отставке.  Просьба  была  удовлетворена.  Думаю,  сделал  я  это
вовремя.
   Серость и цинизм, низкий политический уровень большинства Президиума ЦК и
секретарей ЦК делали для  меня  бессмысленным  продолжение  работы  в  такой
команде. Я им тоже уже казался, скорее всего, "инородным  телом"  и  был  не
нужен. Сам Брежнев оказался человеком без своего мнения. Помню, как Суслов и
его чиновники из Отдела пропаганды ЦК начали "дело Даниэля и Синявского".
   Это  дело  очень  походило  на  позорную  войну  Хрущева  против   Бориса
Пастернака. Тогда тоже со страниц газет не сходила площадная ругань в  адрес
поэта, которая уронила во всем мире  престиж  нашей  партии  и  государства.
Находясь в США в январе 1959 г., я мог убедиться,  как  ловко  антисоветская
пропаганда использовала эту историю. И было бы  глупо  ее  не  использовать.
Хрущев  удивительно  умел  настроить  против  себя  интеллигенцию.  Так  что
настоящий вред я вижу не столько в шумихе за рубежом,  сколько  в  том,  что
вбивался клин между интеллигенцией и партией у нас в стране. Когда-то Сталин
сделал  это  массовыми  арестами  и   другими   преследованиями   творческой
интеллигенции. Например, разносом Шостаковича и Хачатуряна за их музыку -  а
что он в ней понимал? Или Зощенко и Ахматовой?
   Хрущев, как ни странно, пошел по его стопам. Он даже прямо  говорил,  что
линия Сталина в искусстве и литературе была правильной. Не аресты,  конечно,
он имел в виду, а проработки то одних, то других по выбору Отдела пропаганды
ЦК.  И  здесь  проявилась  его  непоследовательность:  разрешил   публикацию
Солженицына - что было правильно, и преследовал молодых  поэтов,  получивших
большую популярность. Я лично знал Евтушенко, и он мне  понравился.  Впервые
мы близко узнали друг друга на Кубе в 1962 г. Талантливый, умный человек,  с
чувством ответственности за все, что происходит. В этом  ведь  вся  традиция
русской литературы ХIХ и начала XX в., еще до Советской власти. Потом кто-то
натравил Хрущева на художников, видимо, Ильичев с Сусловым. Я  был  на  Кубе
тогда, поэтому не знаю предыстории, но Хрущева легко было настроить при  его
недоверии к интеллигенции: сказывалась его неинтеллигентность  и  отсутствие
образования. Одна история с выставкой в Манеже в 1962 г., чего стоила!
   Я тогда только что прилетел с Кубы, прямо из аэропорта поехал на кладбище
к могиле Ашхен с цветами, взятыми с собой из-за океана.  Я  был  подавлен  и
утомлен перелетом после 25 дней трудных переговоров в  Нью-Йорке,  Гаване  и
Вашингтоне. Нехотя я пошел с Хрущевым и с другими членами  Президиума  ЦК  в
Манеж. И уж лучше бы  не  ходил.  Пришлось  присутствовать  при  безобразных
сценах,  которые  Хрущев  устраивал  там.  Еще  были  встречи  с  творческой
интеллигенцией на государственной даче под Москвой, где Хрущев обрушился  на
двух уважаемых и заслуженных женщин: Мариэтту Шагинян и Маргариту Алигер, уж
не помню за  что.  Но  я  чувствовал  стыд  за  руководителя  нашей  партии.
Попытался приободрить их, провожая к выходу с территории. Я их знал лично  и
встречался с ними  иногда  уже  после  отставки  Хрущева.  Прекрасные  люди,
труженицы, настоящий  цв