со Сталиным не поколебал его позиции. Он поставил вопрос официально
на заседании Политбюро, предлагая мне выехать в Германию для переговоров.  Я
выступил на Политбюро против этого предложения, доказывая его нереальность и
даже вредность в том смысле, что поездка советского наркома  в  Германию  за
кредитами и возвращение с пустыми руками нас скомпрометирует.
   Политбюро приняло предложение Сталина.
   Сталин в конце концов согласился с  тем,  что  это  решение  невыполнимо.
Правда, оно не было формально отменено.
   Вообще, Сталин много вмешивался тогда в работу моего  наркомата.  Критика
иногда была верной. Но по большей части дело заключалось в том, что торговля
была  тем  звеном,  где  наиболее  наглядно  проявлялись  недостатки  работы
промышленности   и   начавшийся   в   связи   с   коллективизацией    кризис
сельскохозяйственного производства.
   Под влиянием его частых критических замечаний я стал думать об  отставке.
26 июня  1930  г.  написал  на  имя  Сталина  заявление,  в  котором  просил
освободить меня от работы наркомом и  назначить  на  местную  партийную  или
хозяйственную должность, на какую-нибудь стройку, предварительно предоставив
отпуск.
   Но Политбюро не приняло моей отставки.
   Глава 21
   ВО ГЛАВЕ НАРКОМАТА
   СНАБЖЕНИЯ СССР
   В начале осени 1930 г. Сталин предложил мне взять заместителем по внешней
торговле Розенгольца, который в это время  работал  в  РКИ  у  Орджоникидзе.
Розенгольц был грамотным, дисциплинированным, строгим человеком, не допускал
никаких поблажек и отступлений от норм и уставов, если даже это  требовалось
сделать для пользы  дела.  Словом,  бюрократом  он  был  отменным.  Из  всех
бюрократов, которых я  видел  в  своей  жизни,  он,  пожалуй,  был  наиболее
совершенным. В работе он был усидчивым, настойчивым. Хотя он и  не  нравился
мне лично как человек, я согласился. Оказалось потом, что Сталин это  сделал
с личным прицелом. Видимо, об этом он поставил в  известность  Орджоникидзе,
потому что, когда решался этот вопрос, тот не возражал, хотя  для  него  это
была ощутимая потеря.
   А через два с половиной месяца Сталин в  беседе  со  мной  в  присутствии
Орджоникидзе завел разговор о том, что хорошо бы выделить  внешнюю  торговлю
из  общего  Наркомторга  в  отдельный  Наркомат  внешней  торговли.  Он  это
обосновал достаточно убедительно. Я не возражал,  но  в  душе  было  чувство
неудовлетворенности: правильно ли это делается? Я подумал, что еще и  другая
причина была у Сталина, хотя он об этом не говорил. В другой раз как-то  мне
сказал.
   А дело было в следующем. Будучи наркомом внутренней  и  внешней  торговли
СССР, вопросы внешней торговли  я  решал  самостоятельно  в  пределах  своей
компетенции. При этом я не во  всех  вопросах  спрашивал  мнение  Сталина  и
правительства. У нас тогда, как у наркомов, права были большие, и  мы  могли
многие вопросы решать сами.
   Так было в отношениях с Председателем ВСНХ Куйбышевым. 1928-1930 гг. были
временем развернутой индустриализации страны.  И  тогда  мы  вывозили  много
продуктов питания, в которых сами нуждались: сибирское масло, яйца, бекон  и
много других видов продуктов, а также такое сельскохозяйственное сырье,  как
лен, конопля и др., хотя у нас тогда многого  не  хватало,  особенно  сырья,
хлеба и даже бумаги, не говоря уже о разных видах металла. Главным  же  было
то, что у нас не производились  необходимые  машины  для  промышленности,  и
Куйбышев хотел закупить такие машины для  оборудования  новых  заводов.  При
составлении импортного и экспортного плана мы вместе обсуждали вопросы,  шли
навстречу друг другу в закупке оборудования и материалов, конечно в пределах
внешнеторгового баланса, так, чтобы экспорт покрывал расходы по импорту.
   Ввиду таких отношений  между  ВСНХ  и  Наркоматом  внешней  и  внутренней
торговли Куйбышев очень мало  обращался  с  жалобами  на  нас  к  Сталину  и
правительству  и  с  требованиями  об  увеличении  поставок  оборудования  и
материалов. Я тоже не проявлял  чиновной  аккуратности,  не  желая  донимать
Сталина докладами даже по крупным вопросам, считая, что  можно  и  без  него
решать эти вопросы.
   Видимо, Сталин хотел, чтобы такого рода вопросы решались через  него.  Он
хотел вникнуть в эти дела глубже, но при уже сложившейся практике ему это не
удавалось. А он знал, что если поручить дело торговли  Розенгольцу,  то  все
вопросы экспорта и импорта будут докладываться ему и  он  будет  их  решать.
Сталин знал Розенгольца по  Гражданской  войне  как  деспотичного  человека,
аккуратиста и хорошо к нему относился, был уверен, что  тот  будет  все  ему
докладывать и выполнять все его указания.
   22 ноября 1930  г.  Наркомат  внутренней  и  внешней  торговли  СССР  был
расформирован и Розенгольц стал наркомом внешней торговли. После этого я  не
вникал в вопросы внешней торговли до  1938  г.  и  остался  наркомом  нового
Наркомата  снабжения,  за  которым  сохранились   все   дела   объединенного
наркомата, кроме внешней торговли.
   В Наркомат снабжения входила вся внутренняя торговля и постепенно перешли
отрасли пищевой промышленности.
   Тогда внешнеторговые  дела  представляли  для  меня  значительно  меньший
интерес, чем те  дела,  которые  оказались  в  Наркомснабе.  Создание  этого
наркомата совпало  со  сплошной  коллективизацией.  Это  привело  к  падению
сельскохозяйственного производства, потому что кулаки, да и многие середняки
убивали скот, что вызывало  трудности  в  обеспечении  населения  продуктами
питания. В конце 1928 г. была вновь введена карточная система.  Заготовки  в
тех условиях стали труднейшим  делом  государства  и  партии.  Бесперебойное
снабжение рабочих продуктами  питания  являлось  крупнейшей  политической  и
хозяйственной проблемой.
   На Наркомснаб  в  этих  условиях  возлагались  обязанности  по  заготовке
сельхозпродуктов  для  населения  и  промышленности,  организации  снабжения
продуктами населения, торговли, столовых, пищевых предприятий. Тогда впервые
встала   задача   создания   современной,   технически   развитой    пищевой
промышленности.
   Сахарная промышленность для того времени была современная, так же, как  и
табачная, пивоваренная  и  водочная.  В  то  время  сахарная  промышленность
объединяла не только сахарные заводы, но и большое  количество  свекловичных
совхозов на  базе  бывших  помещичьих  богатых  хозяйств,  где  были  хорошо
развитое земледелие и животноводство.  Кроме  того,  по  моей  инициативе  в
составе  наркомата  были  созданы  новые   специализированные   совхозы   по
животноводству, главным образом в целинных  районах,  мясному  скотоводству,
затем  свиноводству.  Так  что  через  них  я,  как  нарком,  вовлекался   в
практическое управление этими важными отраслями сельского  хозяйства,  а  не
только в порядке общего руководства. И все это  легло  на  плечи  наркомата.
Было очень трудно работать, но,  судя  по  всему,  я  справлялся  со  своими
обязанностями. Не раз мне приходилось  отчитываться  перед  Пленумом  ЦК  по
вопросам, связанным со снабжением населения
   Вскоре в связи с усложнением системы заготовок по инициативе Сталина  был
создан  самостоятельный  Комитет  заготовок  при  Совнаркоме  СССР,  который
возглавляли работники Наркомторга Чернов и  Клейнер  -  вполне  достойные  и
подготовленные люди. Потом,  также  по  инициативе  Сталина,  была  выделена
внутренняя торговля, наркомом которой  стал  Вейцер  -  очень  инициативный,
оперативный руководитель, работавший некоторое время до этого  торгпредом  в
Берлине.
   Таким образом, Наркомснаб стал фактически охватывать все пищевые  отрасли
хозяйства, уже тогда развернувшиеся широко.
   Надо добавить, что еще в 1928 г. мне приходилось руководить -  сначала  в
Наркомвнуторге, затем в Наркомснабе  -  всеми  хозяйственными  вопросами,  а
фактически всей жизнью Камчатки. Это было идеей Сталина.
   Дело в том, что на  Камчатке  рыбная  промышленность  находилась  главным
образом в руках  японцев,  которые  не  проживали  там  постоянно.  Сезонные
рабочие прибывали на рыбоперерабатывающие заводы только в сезон рыболовства.
Тогда и заводы работали интенсивно.
   С нашей стороны рыбными заготовками на Камчатке занимались частные  лица.
Государственные предприятия были слабыми, и их было мало. Таможенных  границ
фактически не было, и японцы привозили для своих рабочих товары беспошлинно.
Проникали туда и  американские  товары.  Вообще  в  хозяйственном  отношении
Камчатка лишь частично была в руках Советской власти, а надо было постепенно
утверждать ее там повсеместно.
   И вот Сталин, думая, что я могу справиться  с  этим  делом,  поручил  мне
руководство  всеми  делами  Камчатки.  Он  предложил   создать   акционерное
общество, которое бы руководило  всей  хозяйственной  жизнью  Камчатки.  АКО
(Акционерное Камчатское общество) возглавлял в  то  время  Адамович,  бывший
Председатель Совнаркома  Белоруссии.  Причем  Сталин  предупредил,  что  АКО
обязано выполнять не только операции торговых  органов,  но  и  все  функции
Советской власти.  Ему  подчинялись  и  здравоохранение,  и  просвещение,  и
промышленность, и добыча угля,  и  лесоразработки,  и  милиция,  и  нефтяная
разведка, которую, учитывая нужды Камчатки в  жидком  топливе,  по  указанию
Сталина  АКО   усиленно   проводило.   АКО   имело   в   Москве   постоянное
представительство, обладающее большими  полномочиями,  и  я  часто  принимал
постпреда АКО т. Резке, так что был все время в курсе его деятельности.
   Много внимания мы уделяли развитию крабоконсервной промышленности. К тому
времени  японские  промышленники  уже  два   десятка   лет   развивали   эту
промышленность, и у них работало 18 заводов. У нас же не было ни одного.  Но
уже к концу пятилетки мы имели 18 рыбо- и крабоконсервных заводов,  а  общая
стоимость продукции с 1928 по 1932 г. на Камчатке увеличилась  в  10  раз  и
стала представлять собой весьма ощутимую  статью  в  общесоюзном  хозяйстве,
особенно для получения валюты за счет экспорта.
   Параллельно с консервной промышленностью развивался  и  целый  ряд  новых
производств по утилизации рыбных отходов и изготовлению из них  технического
и медицинского жира, муки.
   В течение нескольких  лет  удалось  ликвидировать  бестаможенную  систему
торговли, установить монополию. Но это вызывало большое  удорожание  товаров
широкого потребления на местах, ибо заграничные цены были дешевле, чем  наши
внутренние. Поэтому налог с оборота там был отменен, то  есть  товары  стали
продавать по промышленным ценам, и это помогло заселить Камчатку  населением
из центральных районов страны и освоить полуостров.
   Работа в наркомате заставила меня по-новому взглянуть на техническую базу
пищевой промышленности. Эта задача целиком захватила меня, и я много  сделал
в этой области, пользуясь полной поддержкой ЦК партии и лично Сталина.
   В 30-х гг. я  развернул  работу  по  созданию  современных  мясо-молочных
комбинатов по американскому образцу для снабжения  Москвы  и  Ленинграда,  а
потом и других городов, а  также  по  строительству  современных  консервных
заводов для переработки различных продуктов  питания:  мяса,  рыбы,  овощей,
фруктов, и производству сгущенного молока.
   Помнится такой случай. В 1931 или 1932 г.  Акулов,  старый  коммунист  из
рабочих, очень уважаемый человек (кажется,  он  был  тогда  секретарем  ЦИКа
Союза),  написал  письмо   Сталину   с   критикой   политики   строительства
мясокомбинатов. Он писал, что интересы развития  страны  в  нынешний  период
требуют вкладывать большие суммы денег не в дело строительства комбинатов, а
в дело развития сельского хозяйства и  скотоводства.  Действительно,  в  тот
момент у нас чувствовалась  нехватка  мяса  в  стране  и,  казалось,  Акулов
правильно  отражал  тенденцию  и,  видимо,  рассчитывал  получить  поддержку
Сталина.
   Получив это письмо, Сталин написал, что не согласен с Акуловым и что если
Микоян и ошибся, то только в том, что надо было начинать это дело раньше.  Я
был удовлетворен такой сильной поддержкой Сталина в работе по  строительству
современной пищевой индустрии. Это помогало и дальше развивать начатое дело.
   Я, конечно, не  был  специалистом  или  инженером,  но  был  политическим
деятелем и организатором. Для успеха начатой  работы  я  направлял  наиболее
способных и  знающих  людей  за  границу,  чтобы  они  изучали  опыт  лучших
предприятий Европы и особенно Америки, чтобы перенести  на  советскую  почву
все передовое и лучшее. Кроме того, приглашал  иностранных  специалистов,  с
которыми консультировался, например, в  деле  строительства  мясокомбинатов.
Так, Московский мясокомбинат был построен после того, как  группа  советских
специалистов и проектировщиков побывала в Америке и оттуда также  прибыла  к
нам  группа  американских  проектировщиков  -  так  был  разработан   проект
строительства Московского мясокомбината. Затем по его образцу были построены
Ленинградский, Семипалатинский, Бакинский и другие комбинаты.
   Следует  сказать,  что  тогда  в  состав  Наркомпищепрома  входило  много
совхозов, например все свекловичные совхозы, созданные на базе старых имений
сахарозаводчиков.
   В это время  я  часто  встречался  со  Сталиным,  был  в  близких  с  ним
отношениях. Он интересовался всем, был в курсе всего того,  что  заслуживало
внимания в этой области.  Одобрял  и  был  доволен  теми  успехами,  которых
удавалось достигнуть.
   По инициативе Сталина стали расширяться мои обязанности по  хозяйственной
работе. Тогда производство растительных  масел,  естественно,  находилось  в
системе пищевой промышленности, а производство мыла было в Наркомате  легкой
промышленности, хотя в основе производства мыла лежало пищевое сырье.
   Наркомом легкой  промышленности  тогда  был  Любимов,  старый  большевик,
уважаемый человек. Но на него шли жалобы, что он мало обращает  внимания  на
развитие парфюмерной промышленности и на мыловарение. Сталин узнал  об  этом
из беседы  с  Полиной  Семеновной  Жемчужиной,  женой  Молотова.  Тогда  она
возглавляла ТЭЖЭ - Трест  жировой  промышленности  Москвы  (такой  же  трест
ЛЕНЖЕНТ был в Ленинграде).
   Как-то раз позвонил мне Сталин и пригласил к себе на  квартиру.  Там  был
Молотов. Попили чаю. Вели всякие разговоры. Потом Сталин перешел  к  делу  и
сказал примерно следующее: жена Молотова, Жемчужина, рассказала ему, что ими
очень плохо руководит Наркомлегпром. В таком положении находится и ЛЕНЖЕТ. С
ее слов получалось, что они беспризорные. Вместе с тем  Жемчужина  говорила,
что парфюмерия -  это  перспективная  область,  прибыльная  и  очень  нужная
народу.  У  них  имеется  много  заводов  по   производству   туалетного   и
хозяйственного  мыла  и  всей  косметики  и  парфюмерии.  Но  они  не  могут
развернуть производство, потому что наркомат не дает  жиров;  эфирных  масел
для духов и туалетного мыла также не хватает;  нет  упаковочных  материалов.
Словом, развернуться не на чем. А у женщин большая потребность в  парфюмерии
и косметике. Можно на тех же мощностях широко развернуть производство,  если
будет обеспечено материально-техническое снабжение. "Вот, - говорит  Сталин,
- я и предлагаю передать эту отрасль из Наркомлегпрома в Наркомпищепром".  Я
возразил, что в этом деле ничего не понимаю сам и что ничего общего это дело
с пищевой промышленностью не  имеет.  Что  же  касается  жиров,  то  сколько
правительство  решит,  столько  я  буду  бесперебойно  поставлять  -  это  я
гарантирую. Кроме эфирномасличных жиров, производство  которых  находится  у
Легпрома, а не у меня.
   Сталин заметил, что не сомневается, что жиры я дам. "Но все же, -  сказал
он,  -  ты  человек  энергичный.  Если  возьмешься,  дело  пойдет   вперед".
Неуверенно, но я согласился.
   Итак, все это  перешло  к  нам.  Был  создан  в  наркомате  Главпарфюмер,
начальником которого была назначена Жемчужина. Я  с  ней  до  этого  не  был
близко знаком, хотя мы жили в Кремле на  одном  этаже,  фактически  в  одном
коридоре. Она  вышла  из  работниц,  была  способной  и  энергичной,  быстро
соображала, обладала организаторскими способностями и вполне справлялась  со
своими обязанностями.
   Следует сказать, что, несмотря на драматические перипетии  ее  жизни  (ее
выдвинули наркомом рыбной промышленности, потом  избрали  членом  ЦК,  затем
исключили из состава ЦК, арестовали, сослали, и она была освобождена  только
после смерти Сталина), я, кроме положительного,  ничего  о  ней  сказать  не
могу. Под ее руководством  эта  отрасль  развивалась  успешно.  Я  со  своей
стороны ей  помогал,  и  она  эту  помощь  правильно  использовала.  Отрасль
развилась настолько, что я мог поставить перед ней задачу,  чтобы  советские
духи не уступали по качеству парижским. Тогда эту задачу в целом  она  почти
что выполнила: производство духов стало на современном уровне,  лучшие  наши
духи получили признание. Мы покупали за границей для этого сырье  и  на  его
основе производили эфирные масла. Все это входило в систему ее Главка.
   В  отношении  Полины  Семеновны  я,  правда,  слышал  немало  критических
замечаний от моей жены Ашхен. Но речь  шла  исключительно  о  ее  воспитании
дочери Светланы  и  о  манерах  Полины  Семеновны  в  быту.  Она  вела  себя
по-барски, как "первая леди государства" (каковой стала  после  смерти  жены
Сталина). Не проявляла скромности, по тем временам роскошно одевалась.  Дочь
воспитывала тоже по-барски. В подтверждение рассказов Ашхен припоминала, что
еще  Серго  Орджоникидзе   возмущался:   "Для   какого   общества   она   ее
воспитывает?!" Так что бытовая сторона жизни Полины Семеновны была,  видимо,
широко известна. Причем дома она играла роль "первой скрипки" - муж очень ее
любил и ни во что не вмешивался. Наш общий коридор имел двухстворчатую дверь
между квартирами, обычно открытую. Однажды Ашхен с иронией сообщила мне, что
дверь заперли и  закрыли  большим  шкафом:  Полина  Семеновна,  мол,  боится
дурного влияния наших сыновей на ее "принцессу". Но, может быть, она  просто
не хотела жить почти как в коммунальной квартире? В любом случае эти стороны
быта чужой семьи меня не интересовали, не было ни желания, ни времени о  них
думать.
   Через три года, в 1934 г., из Наркомата  снабжения  были  образованы  три
наркомата: Наркомат внутренней торговли  -  наркомом  стал  мой  заместитель
Вейцер, Наркомат заготовок - его возглавил Клейнер, тоже мой заместитель,  -
оба достойные, хорошие работники, а я стал наркомом пищевой промышленности.

   Глава 22
   МОЯ ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА
   В АМЕРИКУ
   Шел 1936 год. Получив после долгого перерыва в начале  августа  очередной
отпуск, я собирался провести его вместе с женой и пятью сыновьями  в  Крыму.
Вещи были уже упакованы, поезд отходил ночью. Я зашел к Сталину попрощаться.
У него находились в это время Молотов и Ворошилов. Сталин вдруг,  совершенно
неожиданно говорит: "А почему бы тебе не поехать  в  Америку  вместо  Крыма?
Заодно это будет неплохим отдыхом, но главное -  надо  изучить  опыт  США  в
области пищевой промышленности. Лучшее из того, что ты  там  увидишь,  потом
перенести к нам, в Советский Союз!"
   Я сразу понял, что это серьезное предложение, хотя возникло оно,  видимо,
экспромтом, иначе он бы заранее  меня  предупредил.  Но  ведь  у  меня  были
обязательства перед семьей, и главным образом перед женой, которой  я  давно
уже обещал провести отпуск вместе. Об этом я и сказал Сталину откровенно. Он
ответил, что я могу взять с собой в Америку и жену. Тогда я  согласился.  Из
той же комнаты сразу  же  позвонил  жене  и  сообщил,  что  поездка  в  Крым
отменяется, что все объясню по приезде. (Дети мои в тот же  вечер  уехали  с
нашей домработницей в Мухалатку, в Крым.)
   И тут же мы приступили  к  деловому  обсуждению  поездки.  Я  должен  был
отправиться через несколько дней, а в течение  этого  срока  Молотов  брался
уладить вопросы, связанные с