трану демонов стоит взглянуть поближе. Кто  знает,  вдруг  она  потом
пригодится как опорный пункт. - Он  повернулся  к  Нанайе.  -  Тебе  лучше
вернуться в селение.
     На глаза девушки навернулись слезы.
     - Не прогоняй меня, Конан! - дрожащим голосом вымолвила  она.  -  Эти
дикари, эти горцы... они надругаются надо мной!
     Конан окинул взглядом ее крепкое гибкое тело с развитой мускулатурой.
     - Пожалуй, если кто и решится на это,  ему  прежде  придется  изрядно
потрудиться, - сказал он. - Ладно, будь по-твоему, и не говори потом,  что
я тебя не отговаривал.
     Проводник повернул низкорослую лошадку и крикнул через плечо:
     - Балаш прольет немало слез! В Кушафе все взвоют от горя! Ай-а! Ай-а!
     Он ударил  пятками  в  бока  лошади,  и  его  насмешливые  причитания
потонули в стуке копыт о каменистую  тропу.  Еще  мгновение  -  и  всадник
пропал за скалой.
     - Беги, трусливый шакал! - завопил ему  вслед  Тубал.  -  Мы  повяжем
твоих демонов и за хвосты притащим в Кушаф! - Но только  всадник  скрылся,
он замолчал.
     - Ты прежде слышал что-нибудь подобное? - спросил Конан Гаттуса.
     Заморанец кивнул:
     - Да. В горах, где до сих пор поклоняются Злу.
     Не говоря ни слова, Конан тронул поводья. В неприступной Патении  ему
тоже  доводилось  слышать  рычание,  которое  жрецы  Эрлика  выдували   из
десятифутовых бронзовых труб.
     Тубал фыркнул, как носорог. Он никогда не слышал этих труб, а потому,
прежде чем спускаться по крутому склону прямо в сумерки  на  дно  каньона,
втиснул свою лошадь между лошадями товарищей. Потом резко сказал:
     - Итак, Конан, эти двуличные  собаки  из  Кушафа,  способные  во  сне
перерезать  гостю  горло,  добились  чего  хотели:  заманили  нас  в  свою
проклятую страну демонов. Что думаешь делать?
     Все это смахивало на ворчание старого пса  при  виде  того,  как  его
хозяин ласкает другую собаку - порезвей и помоложе. Конан наклонил голову,
чтобы скрыть усмешку.
     - На ночь остановимся в ущелье. Лошади слишком устали, чтобы идти  по
камням, да еще ночью. К делу приступим завтра.
     Я думаю, где-то в горах, за ущельем, у Невидимых должен быть  лагерь.
Вряд ли в соседних с Черной страной горах найдется селение,  расположенное
ближе Кушафа, а от него сюда целый день нелегкого пути. Кочующие  племена,
опасаясь воинственных соплеменников Балаша, обходят эти места стороной,  а
те слишком суеверны, чтобы самим обследовать горы  за  ущельем  Призраков.
Так что Невидимые могут уходить и  возвращаться  без  особого  риска  быть
замеченными. Я пока не решил, что мы предпримем дальше. Но уверен в одном:
отныне наша судьба на кончиках пальцев богов.


     Спустившись в каньон, они увидели, что тропа, петляя  среди  каменных
завалов,  ведет  дальше  по  ложу  и  сворачивает  в  глубокую  расселину,
выходившую в каньон с юга. Южная стена была гораздо выше и круче северной.
Она, словно застывший вал,  черной  громадой  взметнулась  вверх,  местами
прерываясь узкой расселиной - входом в ущелье.
     Конан свернул вслед за тропой и, доехав до первого поворота, заглянул
за каменный  выступ.  Зажатое  между  отвесными  стенами,  ущелье  хранило
настороженное молчание. Извиваясь  подобно  змеиному  следу,  оно  уходило
дальше - во мрак.
     - Это наша дорога на завтра,  -  сказал  Конан.  Его  спутники  молча
кивнули, и все четверо  выехали  из  ущелья  в  главный  каньон,  где  еще
держался  свет.  В  гнетущей  тишине  цоканье  лошадиных  копыт   казалось
непривычно громким.
     В нескольких десятках шагов от  ущелья,  откуда  путники  только  что
выехали,  находилось  другое,  поуже.  На  его  каменистом  ложе  не  было
признаков тропы,  и  оно  сужалось  так  резко,  что  наверняка  кончалось
тупиком.
     Где-то посередине, у северной стены, в  выщербленной  временем  скале
образовалось естественное углубление, в котором бил крошечный родничок. За
ним, в скалистой нише, напоминавшей пещеру, росла скудная  жесткая  трава.
Там Конан и решил привязать уставших лошадей, а лагерь  разбить  у  ключа.
Поужинали  вяленым  мясом  -  огонь  не  разводили,  чтобы  не  привлекать
враждебных глаз.
     Конан выставил посты в двух местах: Тубал должен был вести наблюдение
к западу от лагеря, у входа в  узкое  ущелье,  а  Гаттус  получил  пост  у
восточного, куда сворачивала тропа. Если бы враг проходил по  каньону  или
крался ущельем, он неминуемо наткнулся бы на бдительных стражей.
     Каньон быстро заполняла тьма. Казалось, она  стремительными  потоками
стекает с горных вершин, выползает из узких ущелий. Звезды -  равнодушные,
холодные - замерцали в ночном небе. Над незваными гостями  нависли  хмурые
вершины изломанных гор. Засыпая, Конан  вяло  подумал,  свидетелями  каких
ужасных человеческих драм могли оказаться эти вершины за тысячи тысяч лет.


     Несмотря  на  долгое  общение  с  цивилизацией,  Конан  не   растерял
природных инстинктов дикаря. Заслышав во сне крадущиеся  шаги,  он  открыл
глаза и, припав к земле, сжав в руке меч, приготовился к бою.  Но  тревога
оказалась  ложной  -  над  ним,  едва  различимая  во  мраке,  возвышалась
массивная фигура шемита.
     - В чем дело? - недовольным голосом пробормотал Конан.
     Тубал опустился на колени. За его  спиной,  невидимые  в  тени  скал,
беспокойно переступали лошади. И прежде чем Тубал  открыл  рот,  киммериец
кожей почувствовал разлитую в воздухе угрозу.
     Тубал зашептал ему в ухо:
     - Гаттус убит, женщина пропала! По ущелью крадется Смерть!
     - Что?
     - Гаттус лежит у расселины  с  перерезанной  глоткой.  Я  услышал  со
стороны восточного ущелья хруст камешков,  но  решил  тебя  не  будить,  а
тихонько подкрался туда и увидел Гаттуса - на камнях, в крови. Похоже,  он
умер внезапно, не успев  поднять  тревоги.  Я  ничего  не  заметил,  а  из
расселины не донеслось ни звука. Тогда  я  поспешил  обратно  и  не  нашел
Нанайи. Демоны Черных гор, ничем не выдав себя,  убили  одного  из  нас  и
унесли другого! Я  чувствую  затаившуюся  Смерть!  Великий  Асура!  Это  и
вправду ущелье Призраков!
     Конан бесшумно поднялся на колено: чувства предельно  обострены,  все
тело - комок  нервов  и  мускулов.  Внезапная  смерть  всегда  бдительного
заморанца и таинственное похищение женщины отдавали чем-то жутким.
     - Разве можно бороться с демонами? - снова зашептал шемит. - Давай-ка
лучше к лошадям и...
     - Тихо! Слушай!
     Откуда-то донеслись едва слышные шаги. Конан поднялся, вглядываясь  в
темноту.  Вот  от  стены  отделились  неясные  тени  и,  крадучись,  стали
приближаться. Левой рукой Конан вытащил нож. Тубал, сжав рукоятку длинного
ильбарского кинжала, застыл рядом - безмолвный, напрягшийся,  как  волк  в
западне.
     Все ближе, ближе цепочка теней:  вот  она  растянулась,  охватывая  с
обеих сторон. Конан и шемит сделали несколько шагов назад пока не уперлись
спинами в каменную стену - мера против возможного окружения.
     Атака была стремительна: мягкое быстрое шлепанье босых  ног,  тусклый
блеск стали в неверном свете звезд. Конан едва различал нападавших -  лишь
смутные силуэты да мерцание стали. Нанося удары,  увертываясь,  он  больше
полагался на природное чутье, чем на слух и зрение.
     Первого, кто оказался в пределах досягаемости его  меча,  Конан  убил
одним ударом. Увидев, что таинственные  тени  -  всего  лишь  люди,  Тубал
исторг из груди низкое рычание и  со  всей  яростью  обрушился  на  врага.
Взмахи  его  тяжелого  трехфутового  кинжала  производили   среди   врагов
опустошительное действие. Бок о бок, спиной  к  отвесной  скале,  приятели
могли не опасаться нападения с тыла или флангов.
     Сталь звенела о сталь, высекая искры. То и дело раздавался звук,  как
в мясной лавке, когда секач в руках мясника разрубает мясо и  кости.  Люди
пронзительно вскрикивали,  в  перерезанных  глотках  булькала  кровь,  под
ногами хрипели раненые и умирающие.  Несколько  мгновений  людской  клубок
колыхался, как бы перемалывая сам себя. Однако постепенно чаша весов стала
склоняться на  сторону  двоих,  у  стены.  Во  тьме  оба  видели  не  хуже
нападавших, в единоборстве неизменно брали верх, к тому же знали,  что  их
клинки   поражают   только   врагов,    последним    мешала    собственная
многочисленность: опасения, что в пылу схватки они  могут  задеть  своего,
сковывали их движения.
     Конан наклонил голову раньше, чем заметил взмах  меча.  Его  ответный
удар пришелся по стальной полосе. Не пытаясь прорубить броню, он  полоснул
по открытому бедру, и враг упал. На его место ту  же  заступил  другой,  и
пока Конан разделывался с  этим,  упавший  на  локтях  прополз  вперед  и,
привстав на здоровое колено, ударил ножом. Киммерийца спасла кольчуга. Нож
в левой руке Конана отыскал горло врага, и на  ноги  киммерийца  пролилась
струя горячей крови. И  вдруг  натиск  иссяк.  Отхлынув,  нападавшие,  как
призраки, растаяли во тьме.
     Стало чуть светлее. Над восточным краем каньона  серебряной  полоской
лежал слабый свет - всходила луна.
     Тубал, точно волк, вывалив язык, погнался за отступавшими тенями, его
борода была забрызгана кровью, в уголках рта выступила пена. Он споткнулся
о труп и, прежде чем сообразил, что перед ним  мертвец,  с  дикой  яростью
вонзил в него клинок. Конан настиг шемита и схватил за руку.  В  бешенстве
Тубал едва не сбил варвара с ног.
     - Угомонись ты! - зарычал на него  Конан.  -  Или  хочешь  угодить  в
западню?
     От этих слов к Тубалу вернулась его волчья осторожность. Оба бесшумно
заскользили за  неясными  тенями,  одна  за  другой  исчезавшими  а  пасти
восточной  расселины.  Добежав  до   нее,   преследователи   остановились,
пристально всматриваясь в черный провал. Где-то  далеко  впереди  слышался
удаляющийся хруст камешков под чьими-то  ногами.  Конан  весь  подобрался,
точно пантера при виде дичи.
     - Псы удирают, - тихо сказал Тубал. - Погонимся дальше?
     Конан покачал головой. Нанайя в плену, и он не может  позволить  себе
сломя голову броситься в погоню по этому  темному,  извилистому  коридору,
где за каждым поворотом  их  может  подстеречь  засада,  а  значит,  почти
неминуемая смерть.
     Они вернулись в лагерь, к лошадям, совершенно обезумевшим от  густого
запаха свежепролитой крови.
     - Когда луна поднимется высоко и  зальет  каньон  своим  светом,  они
нашпигуют нас стрелами, не выходя из расселины.
     - Придется рискнуть,  -  проворчал  Конан.  -  Будем  надеяться,  что
стрелки из них неважные.


     В полном молчании они опустились на корточки в  тени  скал.  По  мере
того как каньон  заливал  призрачный  лунный  свет,  проступали  очертания
валунов, уступов, стен. Ни один звук не  нарушал  царящей  вокруг  тишины.
Затем при бледном свете Конан посмотрел на  четырех  мертвецов,  брошенных
врагом во время бегства. Тубал вгляделся в застывшие бородатые лица...
     - Шабатийцы! - тихо воскликнул он. - Почитатели Зла!
     -  Не  удивительно,  что  они  подкрались  неслышно,  как  кошки,   -
пробормотал  Конан.  Проезжая  как-то  по  Шему,  ему  доводилось  слышать
рассказы  о  сверхъестественной  способности  сторонников  этого  древнего
отвратительного культа подбираться к жертвам без малейшего шороха. В своих
мрачных храмах, выстроенных в честь проклятого богами и людьми Шабата, эти
люди поклонялись своему идолу - золотому  Павлину.  -  Интересно,  что  им
здесь понадобилось? Ведь их родина Шем. Что ж, поглядим... Ого!
     Конан распахнул на одном из трупов накидку. На полотняной  куртке  на
широкой груди шабатийца кровавым цветом полыхала эмблема - рука, сжимавшая
кинжал с лезвием в форме языка пламени. Тубал откинул туники с остальных -
у всех на рубашках был вышит кулак и нож. Шемит спросил:
     - Что это за культ Невидимых, если он притягивает людей  из  ближнего
Шема, и из Кхитая, за тысячи миль отсюда?
     - Вот это я и хочу выяснить, - ответил Конан.
     Они помолчали. Затем Тубал поднялся и сказал:
     - Теперь куда?
     Конан указал на цепочки следов, алевших на голых камнях.
     - Вот наша путеводная нить.
     Пока Тубал вытирал с клинка кровь и  вкладывал  его  в  ножны,  Конан
обмотал вокруг пояса длинную прочную бечевку с тремя спаянными крюками  на
конце. В свою бытность вором он частенько пускал в  ход  это  орудие.  Тем
временем луна поднялась еще  выше  и  высветила  узкую  серебряную  полосу
посередине каньона.
     Избегая прямого света, они приблизились  к  устью  ущелья.  Ни  звона
спущенной тетивы, ни свиста дротика, ни таинственных теней за  скалами,  -
тихо. На камнях отчетливо виднелась  дорожка  из  кровавых  пятен:  должно
быть, шабатийцы уносили тяжелораненых с собой.
     Лошадей оставили в лагере. Конан полагал,  что  враги  также  уходили
пешими, а кроме того, проход был настолько узок и загроможден камнями, что
в случае внезапной схватки всадник оказался бы в невыгодном положении.
     У каждого поворота они ожидали засады, но цепочка кровавых следов  не
прерывалась, и никто не заступал дорогу. Пятна крови заметно поредели,  но
и этих было довольно, чтобы не сбиться с пути.
     Конан прибавил шагу:  он  очень  надеялся,  что  раненые  и  пленница
замедлят бегство врага. Скорее всего,  Нанайя  все  еще  жива,  иначе  они
наткнулись бы на ее труп.
     Ущелье стало подниматься, сузилось, снова  расширилось,  пошло  вниз,
сделало поворот и вышло в другой каньон, протянувшийся с востока на запад.
Этот оказался шириной в несколько  сот  футов.  След,  напрямую  пересекая
открытое пространство, вел к монолитной южной стене и там обрывался.
     - Кажется, эти трусливые псы из Кушафа не соврали: след обрывается  у
скалы, а через нее перелетит разве что птица.
     Конан остановился, озадаченный.  Приметы  древней  дороги  потерялись
давно - еще в ущелье Призраков. Но шабатийцы наверняка прошли этим  путем.
Киммериец окинул стену внимательным взглядом - каменная глыба  взметнулась
в небо на сотни футов. Прямо  над  ним,  на  высоте  футов  пятнадцати,  в
результате  выветривания  породы  в  стене  образовался  небольшой  выступ
шириной три и длиной шесть-семь шагов.  На  первый  взгляд  это  мало  что
значило, но где-то  посередине,  между  землей  и  выступом,  острый  глаз
варвара различил на камне темное пятно.
     Конан размотал с пояса  веревку.  Затем,  раскрутив,  послал  тяжелый
конец вверх. Крюк впился в камень на краю выступа. С проворством, с  каким
обычный человек взбирается по лестнице,  Конан  полез  по  тонкой  гладкой
нити. Добравшись до пятна, он довольно хмыкнул - вне всяких сомнений,  это
была кровь. Должно быть, ее оставил раненый, когда его поднимали в петле к
выступу.
     Внизу Тубал, переминаясь с ноги на ногу, пытался  разглядеть  получше
выступ, словно опасаясь затаившихся убийц. Но когда  Конан  показался  над
краем, площадка оказалась пуста.
     Он поднялся на  выступ,  и  сразу  в  глаза  ему  бросилось  тяжелое,
невидимое снизу бронзовое кольцо в стене. От частого  употребления  металл
блестел. Край выступа, площадка - все было густо  измазано  кровью.  Здесь
стена уже не казалась монолитной. Но  варвар  заметил  еще  кое-что:  едва
различимые кровавые отпечатки пальцев на скале.  Он  тщательно  исследовал
все щели, затем приложил свою ладонь к кровавому отпечатку,  нажал.  Часть
стены бесшумно ушла в сторону. Перед  Конаном  открылся  узкий  проход,  в
дальнем конце которого мерцал лунный свет.
     Весь подобравшись, готовый к любым  неожиданностям,  Конан  шагнул  в
проем. И тут же услышал удивленный вопль  шемита,  который,  глядя  вверх,
решил, что его товарища проглотила скала. Чтобы  успокоить  Тубала,  Конан
показался над краем, а затем вновь обратился к своему открытию.
     Ход был короткий и другим концом выходил  в  расселину.  Прямой,  как
ножевая рана, туннель  прорезал  скалу  на  сотню  футов  и  дальше  резко
сворачивал вправо. Дверь  представляла  собой  плиту  неправильной  формы,
навешенную на  массивные  тщательно  смазанные  бронзовые  шарниры.  Плита
идеально совпадала с проемом, а благодаря изломанному краю узкие  щели  по
периметру казались обычными щербинами в камне.
     Прямо у входа лежала бухта веревочной лестницы из прочной  сыромятной
кожи. Закрепив конец в кольце снаружи, Конан сбросил лестницу вниз. И пока
Тубал, горя нетерпением, быстро карабкался  к  выступу,  киммериец  втянул
свою веревку и снова обмотал ее вокруг пояса.
     Уразумев тайну исчезновения врагов, шемит даже выругался по-своему.
     - Но почему они не закрыли дверь изнутри? - спросил он, угомонившись.
     - Возможно, этим ходом постоянно  пользуются.  К  тому  же  когда  на
хвосте погоня, то громкими призывами к  страже  можно  обнаружить  себя  и
выдать секрет. Но удивительно, что дверь до сих пор не нашли, - если бы не
следы крови, я тоже топтался бы сейчас внизу.
     Тубал рвался вперед  но  киммериец  медлил.  Он  не  видел  признаков
стражи, но резонно полагал, что мастера, с такой выдумкой  замаскировавшие
вход в свою страну, вряд ли оставят его без охраны.
     Конан поднял лестницу, смотал в бухту и уложил на место. Потом закрыл
плитой проем, и туннель погрузился во тьму. Приказав недовольно ворчавшему
шемиту оставаться у двери, он осторожно двинулся вперед.
     Выйдя в расселину, Конан огляделся.  Над  головой,  на  высоте  сотен
футов, сквозь узкую изломанную  щель  виднелось  звездное  небо.  Кошачьим
глазам варвара с избытком хватало скудного света, падавшего на пол.
     С не меньшей осторожностью, но уже  более  уверенно,  он  сделал  еще
несколько шагов и замер: впереди, за поворотом, послышался хруст камешков.
Киммериец едва успел втиснуть свое массивное тело в  нишу,  вырубленную  в
боковой  стене,  как   показался   стражник.   Уверенный   в   собственной
безопасности, тот шел вразвалочку, едва поднимая ноги,  как  бы  показывая
всем своим видом, что занят привычным, нудным делом. Это  был  коренастый,
приземистый кхитаец с неподвижным лицом  цвета  меди.  В  руке  он  держал
короткое копье.
     Вот стражник поравнялся с нишей, где укрылся Конан. Вдруг,  повинуясь
внезапно проснувшемуся инстинкту, он резко повернул голову - зубы обнажены
в оскале,  копье  наизготовку.  Схватка  заняла  мгновение.  Стражник  еще
поворачивал голову, а Конан был уже рядом. Взмах меча - и  кхитаец  рухнул
на каменный пол с разрубленным черепом.
     Застыв  как   изваяние,   Конан   вглядывался   в   проход.   Никаких
подозрительных звуков - как видно,  стражник  был  один.  Тогда  киммериец
тихонько свистнул. Истомившийся ожиданием Тубал  не  заставил  себя  долго
ждать. При виде мертвеца шемит скрипнул зубами.
     Конан наклонился над тем, что еще недавно было стражником, и  отогнул
верхнюю губу мертвеца. Клыки были спилены.
     - Еще один сын Эрлика, желтого бога Смерти. И неизвестно, сколько  их
еще скрывается в этих горах... Спрячем его вон под теми камнями.
     За поворотом глубокая расселина снова шла прямо, пока не упиралась  в
очередной  излом.  И  чем  дальше  приятели   продвигались,   тем   больше
успокаивался Конан: было ясно, что в проходе нет другой стражи.
     Когда друзья наконец вышли из расселины, небо на востоке уже начинало
бледнеть. В этом месте царил настоящий каменный хаос. Вместо одного ущелья
- не меньше дюжины. Подобно реке, разделенной в дельте на десятки рукавов,
они стремились вдаль, огибая утесы и огромные обломки стен. Острые шпили и
башни из черного камня мрачными призраками вытянулись к розовеющему небу.
     С трудом пробираясь между этими  угрюмыми  стражами,  двое  искателей
приключений вышли к огромной скале. У  ее  подножия  лежала  очищенная  от
камней ровная площадка шагов триста в  ширину.  Тропинка,  выщербленная  в
камне  тысячами  ног,  пересекала  открытое   место   и   поднималась   по
вырубленному  в  скале  карнизу.  И  никаких  намеков  на  то,  что  может
подстерегать  там,  наверху.  Выставив