аставили народ кричать, что он приспешник Троцеро
и сам нисколько не лучше, чем Амальрик. В рыцарей полетели камни
и палки.

Образ слегка помутнел, что говорило о его окончании, и
теперь Конан увидел Просперо, выезжающего со своими воинами из
ворот Тарантии и направляющегося на юг. Вслед им летели
ругательства и насмешки.
- Глупцы! - прошипел Конан сквозь зубы. - Глупцы! Почему не
послушались Просперо?! Тесса, если это шутки...
- Все это уже в прошлом, - оборвала она его, не сдвигаясь с
места. - Ты видел лишь вечер, когда Просперо покинул Тарантию,
так как у него не было сил, чтобы сражаться с Амальриком. Со стен
уже были видны пожары, полыхающие впереди вражеского наступления.
Вот что ты видел. А на закате немедийская армия вступила в
столицу, не встретив никакого сопротивления. А теперь ты увидишь
свой королевский дворец.

И Конан узнал огромный коронационный зал, где на королевском
постаменте стоял Валериус, а Амальрик, в покрытой кровью и пылью
кольчуге, возлагал на его желтые кудри золотой венец, сияющий
драгоценными камнями - корону Акулонии!  Присутствующие радостно
кричали, дворянство, что при власти Конана было в немилости,
гордо прикалывали на рукава герб Валериуса, а длинные шеренги
закованных в сталь воинов Немедии смотрелись при этом неудачной
декорацией.
- Черт! - руки Конана сжались в кулаки, а на висках выступили
вены. Лицо его исказила ярость. - Проклятый немедийский убийца
жалует короной Акулонии этого поганого ренегата! И это в
коронационном зале, в Тарантии!

Словно испуганный ненавистью, дым начал рассеиваться, и в
полумраке вновь стали видны поблескивающие глаза Тессы.
- Ты сам видишь - люди в столице с легкостью разбазарили ту
вольность, которую ты добыл им своим мечом и потом. Они сами
отдались в рабство, в грязные лапы убийц. А теперь подумай - не
отказаться ли тебе от твоего намерения. Или ты все еще считаешь,
что сможешь рассчитывать на них, помышляя о возвращении
королевства?
- Его посадили на трон, потому что считали меня мертвым, -
буркнул он, постепенно успокаиваясь. - Ведь у меня нет сына. И
вообще ничего, кроме воспоминаний... Но что с того, что они
захватили Тарантию? Ведь остались другие области и провинции,
остались бароны, народ. Пустую победу  одержал Валериус.
- Ты упрям, как и положено настоящему воину. Мне неведомо
будущее, и я не буду тебе указывать. Лишь провожу туда, откуда
враги сняли свои заслоны. А теперь ты не хотел бы еще раз
взглянуть на то, что произошло не так давно?
- Да! - и он уселся поудобнее.

И вновь вознеслись клубы зеленого дыма, но появившиеся в них
образы были уже совсем иными и совершенно не связанными с первыми.
Он увидел тяжелые черные стены и утопающие во мраке пьедесталы,
украшенные фигурками отвратительных богов. А во мраке двигались
люди - смуглые жилистые мужчины в красных шерстяных блузах. Они
шли по огромному черному коридору, передвигая тяжелый яспесовый
саркофаг зеленоватого отлива. Не успел Конан осознать, что же он
увидел, как образ сменился. Теперь была видна пещера - темная,
наполненная тенями и неосознанным страхом. На черном каменном
алтаре стояла выполненная в форме морской раковины большая
золотая шкатулка. В пещеру вошли несколько человек из тех, кто
перед этим тащил саркофаг из яшмы. Они подняли шкатулку, а потом
вокруг них неожиданно заметались тени, и Конан не понял, что
стало дальше. Он лишь разглядел в темноте что-похожее на частицу
живого огня. Внезапно зеленый дым вновь стал просто дымом,
уносящим бледный пар тамарисковых поленьев.
- Что это было? - спросил ошеломленный Конан. -То, что я видел в
Тарантии, мне понятно. Но разбойники из Заморья, крадущиеся
сквозь подземные святыни бога Сета в Студжии? А эта пещера... я
ничего о ней не слышал даже во времена моих странствий. Если уж
ты показала ничего для меня не значащие обрывки образов, то
почему бы тебе не показать всего, что произошло?

Тесса без слов подбросила в огонь хворост.
- Ты хочешь, чтобы я объяснила тебе смысл увиденного, -
отозвалась она через некоторое время. - Но это вряд ли получится,
ибо я и сама до конца в этом не разобралась, несмотря на то, что
в тишине гор занимаюсь подобными вещами уже много лет. Не в моих
правилах давать советы и разъяснения. Приходит мгновение, когда
человек сам может отыскать верный путь к своему спасению. А
теперь, может быть, во сне ко мне придет мудрость, и на рассвете
я смогу дать тебе ключ от тайны.
- Какой тайны? - удивился он.
- Той, которая сгубила твое королевство, -услышал он в ответ,
увидев, как Тесса раскладывает на полу у камина звериную шкуру.
- Спи, - коротко посоветовала она.

Король Акулонии без слов лег и скоро погрузился в
беспокойный сон, в котором метались беззвучные образы и
подкрадывались ужасные бесформенные тени. Один раз он разглядел
на фоне алого закатного горизонта мощные стены и башни какого-то
большого города неизвестно какой земли. Гигантские пилоны и
пурпурные башни со шпилями тянулись к звездам, и наподобие миража
над ними возносилось лицо Ксалтотуна.

Конан проснулся в прохладе следующего рассвета. Первое, что
он увидел, была Тесса, склонившаяся у маленького камина. Странно
- ночью он ни разу не проснулся, хотя шаги выходившего волка
должны были его потревожить. А зверь уже сидел у огня с
всклокоченной шерстью, весь мокрый от росы... и чего-то еще. На
густом меху его запеклась кровь, а на плече была видна рана.

Даже не оборачиваясь, хозяйка кивнула, будто читая мысли
своего гостя.
- Он ходил на охоту, и охота оказалась кровавой. Думаю, что тот,
кто искал короля, - кем бы он ни был, человеком или зверем - ни
на кого сам охотиться больше не будет.

Протягивая руку за едой, которую подала ему Тесса, Конан с
особым уважением поглядел на большого зверя.
- Да, - так что это за загадка, которую ты собиралась мне утром
объяснить?

Наступила долгая тишина, прерываемая только треском горящих
в камине поленьев.
- Найди сердце своего королевства, - произнесла она наконец. - В
нем заключена твоя сила. Ты сражаешься не с обычным смертным
врагом. Пока не отыщешь сердце своего королевства - трона тебе не
видать.
- Ты имеешь в виду Тарантию?

Она покачала головой.
- Есть вещи, которые не велят говорить боги. Мои уста замкнуты,
чтобы не наговорить лишнего. Ты должен найти сердце
королевства. Больше я ничего тебе не скажу.


Рассвет еще только начинал золотить склоны гор, когда Конан
отправился в дорогу. Он обернулся, чтобы еще раз посмотреть на
непреклонную Тессу с огромным волком, что стояли у входа в их
жилище.

Небо застилала серая пелена, а холодный ветер леденил руки,
предвещая наступление зимы. Желтые листья падали с начавших
облетать деревьев и ложились на стальные плечи одинокого
всадника.

Путь через горы занял целый день - пробираться приходилось в
обход дорог и селений. Лишь перед заходом солнца он стал
спускаться с отрогов гор и увидел распростертые перед ним равнины
Акулонии. Селения и небольшие городки здесь начинались прямо от
самого подножия горной цепи, потому что всю последнюю половину
этого столетия направление вооруженных нападений шло из Акулонии
на восток. Но это было в прошлом - теперь только пепелища
указывали места, где некогда стояли дома и дворы.

Сгущались сумерки, которые должны были сейчас помочь ему
остаться неузнанным - как со стороны врагов, так и друзей. В
своем победоносном походе на запад немедийцы припомнили все
давнишние унижения, причиненные им былыми победами Акулонии.
Валериус даже не пытался сдерживать своих единомышленников и
приверженцев - на мнение о нем простого народа он совершенно не
обращал внимания. Широкая полоса выжженной земли брала начало на
взгорьях и тянулась далее на запад, вглубь страны. Конан скрипел
зубами, проезжая через почерневший пепел некогда цветущих полей,
мимо поднимающихся в небо обугленных остовов сожженных домов. Как
тень прошлого, стоял он перед разграбленным и пустым краем.

Быстрота, с которой неприятель захватывал акулонские
территории, свидетельствовала о незначительности встречаемого им
отпора. Но если бы он сам командовал своими войсками, то врагу
пришлось бы каждую пядь завоеванной земли обильно полить кровью.

Горькая мысль посетила его: он не был наследником династии.
Он был всего лишь одиноким авантюристом. А вот та капля
королевской крови, что текла в жилах Валериуса, оказывала на
человеческие мысли большее воздействие, чем память о короле
Конане и вольности, силе и уважении, что он принес королевству.

Теперь, за грядой гор, можно было уже не опасаться погони.
Иногда на горизонте показывались все еще наступающие или уже
возвращающиеся назад отряды оккупантов, но, к счастью, ни на один
из них Конан не наткнулся. Мародеры считали его одним из своих и
объезжали стороной.

Западная сторона нагорий изобиловала мелкими речушками, но
сейчас на них уже не было видно ранее многочисленных маленьких
мельниц с водяными колесами. Путь лежал по опустошенному краю, и
одинокий всадник останавливался лишь затем, чтобы насытиться той
скромной пищей, что дала ему в дорогу Тесса. И, наконец, под
рассвет, лежа на берегу очередной речки под защитой густых
зарослей ивы, он заметил за отдаленной низиной и цепочкой
нетронутых богатых садов и усадьб златоглавые башенки Тарантии.

Пустошь сменилась краем, полным жизни. Но именно с этого
момента нужно было двигаться очень осторожно, прятаться в
перелесках и как можно реже появляться открыто. Только в сумерках
он добрался до плантации Сервейса Галлана.


ПЕПЕЛ БЫЛОГО


Сады вокруг Тарантии избежали губительного опустошения,
постигшего восточные области страны. Правда, и здесь хватало
свидетельств прохождения иноземных захватчиков - сорванные с
петель ворота, оголенные усадьбы и сломанные ограды.

Лишь одно печальное место встретил здесь Конан - большое
пепелище и обломки почерневших камней там, где когда-то
поднималась резиденция одного из его наиболее близких соратников.

Не задерживаясь, он направился к расположенной в паре миль
от города небольшой усадьбе своего верного товарища - барона
Галлана. Когда впереди замаячила высокая ограда с видневшейся
среди деревьев сторожкой, уже наступила темнота. Соскочив с седла
и привязав коня к дереву, Конан направился к домику сторожа. Он
не торопился, допуская, что подразделения неприятеля могут быть
расквартированы по всей околице, в том числе и на этой усадьбе.
Нужно было выждать, или хотя бы встретиться с кем-либо из здешних
слуг. Но неожиданно грубо сколоченные двери сторожки
отворились, и из них вышел крепкий человек в шерстяной накидке
и богато вышитой безрукавке, неторопливо двинувшийся по тропинке
вдоль ограды.
- Сервейс!

Вскрикнув от неожиданности и удивления, хозяин усадьбы
резко обернулся и отскочил в сторону, разглядев стоявшую перед
ним в полумраке рослую, закованную в сталь фигуру. Рука его
непроизвольно потянулась к подвешенному у пояса короткому
охотничьему ножу.
- Кто это? - спросил он с напряжением. - И что ты здесь... О,
господи!

Его румяные щеки побледнели, а дыхание сперло.
- Господин мой! - вскрикнул он . - Зачем ты
пугаешь меня, возвратившись из серых краев смерти? Пока ты был
жив, я верно служил тебе и был твоим верным товарищем...
- Того же жду от тебя и сейчас, - произнес в ответ Конан.
- Я все так же состою из костей и крови, - перестань трястись!

Пораженный и испуганный, Галлан приблизился и взглянул в
лицо гостя, а когда убедился в правдивости его слов, опустился на
одно колено и обнажил голову.
- Ваше Величество! Это воистину чудесное возвращение! Ведь
большой крепостной колокол уже давно возвестил о твоей смерти.
Говорили, что ты погиб под Валкой, погребенный страшным обвалом.
- В мою броню был одет другой, - объяснил Конан. - Но об этом
после. Если на твоем столе есть чем утолить голод...
- Прости меня, господин мой! - прошептал Сервейс, вскакивая на
ноги. - Пыль путешествия еще лежит на твоих латах, а я заставляю
тебя разговаривать, не предложив угощения! Господи! Теперь-то я
вижу, что ты жив и здоров, но клянусь: когда заметил твою серую
неясную в темноте фигуру, мозги мои поехали куда-то в сторону.
Согласись - как-то непривычно встречать в ночном лесу человека,
которого считаешь мертвым.
- Прикажи слугам присмотреть за моим конем - я привязал его вон у
того дуба.

Галлан кивнул, шагая впереди по тропинке. Он уже вполне
оправился от испуга, но теперь заметно занервничал.
- Нужно уйти с открытого места, - объяснил он. - Сторож сидит в
своем домике... но последнее время и он боится служить мне. Так
что будет лучше, если о твоем появлении буду знать один я.

Приблизившись к стенам дома, матово просвечивавшим сквозь
деревья, Сервейс пошел вдоль них по чистой дорожке, бегущей среди
дубов, сплетенные кроны которых гасили последние отблески
умирающего дня. Его явно тяготило какое-то чувство, похожее на
панику, но он продолжал твердо идти впереди, и наконец пропустил
гостя через небольшие двери в слабоосвещенный коридор, а затем и
в просторную комнату с обшитым дубовыми досками потолком и
стенами. В большом камине пылали дрова,
однако воздух здесь был прохладен. На широком столе из красного
дерева стоял, по-видимому, только что разогретый на огне паштет,
от которого шел пар. Сервейс замкнул массивные двери и задул
свечу в серебряном подсвечнике, единственным источником света
оставив огонь камина.
- Садитесь, Ваше Величество, - учтиво пригласил он. - Опасное
сейчас время, всего приходится бояться. Будет лучше, если никто
ничего не увидит, даже если подсмотрит в окно... А этот паштет
только что с огня - я просто вышел... Может быть, Ваше
Величество, вам плохо видно?..
- Нет, здесь хватает света, - буркнул Конан, без лишних слов
усаживаясь и доставая стилет.

И он с наслаждением стал поглощать вкусную пищу, запивая
куски мяса большими глотками вина, приготовленного на собственных
винодельнях этой плантации. Казалось, что он забыл про все
опасности, а вот хозяин, наоборот, беспокойно вертелся на своем
месте у камина, нервно вертя в пальцах серебряную табакерку,
висевшую у него на шее на тяжелой золотой цепи. Он то и дело
бросал опасливый взгляд на матово отсвечивающее окно и
прислушивался, не раздадутся ли за дверью в коридоре осторожные
подкрадывающиеся шаги.

Закончив есть, Конан пересел на стоявшую рядом с камином
невысокую скамеечку.
- Я не буду долго причинять тебе беспокойства своим присутствием,
- сказал он резко. - На рассвете я буду уже далеко отсюда.
- О, мой король... -Галлан с мольбой поднял руки, но Конан
быстрым жестом отклонил его протесты.
- Мне хорошо известны твои преданность и мужество. У меня нет к
тебе никаких претензий. Но покуда Валериус занял мой трон, ты
сильно рискуешь, предоставляя мне убежище.
- У меня просто нет таких сил, чтобы противостоять ему, -
согласился Сервейс. - Те пятьдесят воинов, что я могу выставить
против него, включая себя, будут значить для него не больше, чем
клочок травы. Ты же видел руины усадьбы Эмилия Скайона?

Нахмурившись, Конан кивнул.
- Он был, как ты сам знаешь, крупнейшим землевладельцем в этой
области, но отклонил предложения Валериуса. Его сожгли прямо в
собственном доме, главной резиденции. В это время от нашей армии
остались лишь жалкие остатки, а сами тарантийцы драться не
желали. Нам пришлось сложить оружие, и Валериус даровал нам
жизнь, хотя подати, что он на нас наложил, сами по себе могут
довести до разорения. А что мы могли сделать? Мы же были уверены,
что ты погиб! Многие из баронов - убиты, многих увезли неизвестно
куда. Армия разбита и распущена. Наследника трона по твоей линии
- нет. И не было никого, кто сплотил бы нас.
- А Троцеро из Понтейна? - зло спросил Конан.

Галлан горестно развел руками.
- Действительно, его заместитель Просперо приходил сюда со своим
корпусом. Но отступая перед Амальриком, он измотал людей,
собравшихся под его штандартами. А коль все считали вас, Ваше
Величество, мертвым, вспомнились давнишние войны, битвы и обиды и
то, что Троцеро из Понтейна в свое время проходил по этим
областям точно так же, как сейчас Амальрик - огнем и мечом.
Бароны-то были за Троцеро, но вот простолюдины, а может, и агенты
Валериуса, вопили, что наместник Понтейна сам хочет завладеть
короной Акулонии. И вновь начались старые дрязги между разными
группировками. А если бы был хоть один мужчина с королевской
кровью в жилах, его быстро бы короновали и пошли за ним против
Немедии. Но этого не случилось.

Бароны, верные твоей памяти, не помирились между собой и не
объединились - каждый был обижен на соседа, каждый опасался
амбиций остальных. Ты был нитью, что сдерживала эти бусы. Когда
нить лопнула, бусы распались. Будь у тебя сын, бароны встали бы
за него. А так - не нашлось огня зажечь их патриотизм.

Купцы и простой люд, опасаясь анархии и возвращения
феодализма, когда каждый из баронов имел свои законы, - кричали,
что нужен хотя бы какой-нибудь король, хоть Валериус, который
принадлежит к крови древней королевской династии. И не нашлось
тех, кто препятствовал тому, когда с развевающимся над головой
пурпурным драконом Немедии, этот ублюдок приехал во главе своих
рыцарей и ударил копьем в ворота Тарантии.

А люди открыли ворота и склонились перед ним в поклоне. Они
отклонили помощь Просперо в удержании города, заявив, что пусть
уж ими лучше правит Валериус, чем Троцеро. И еще я слышал -
многие бароны пошли за Валериусом, а не за Троцеро. Они хотели,
посадив Валериуса на трон, избежать гражданской войны и гнева
немедийцев. Просперо уехал, а через несколько часов в город вошли
силы Амальрика. Они не стали догонять отступающих, а решили
дождаться коронации Валериуса.
- Значит, дым старой чародейки рассказал мне правду, - сказал
Конан, чувствуя, как по плечам его пробегает холодная дрожь. -
Валериуса короновал Амальрик?
- Да. В коронном зале, руками, на которых еще не успела обсохнуть
кровь.
- И что - народ расцвел  под его доброй властью? - в голосе
Конана слышалась гневная ирония.
- Валериус живет, как иноземный захватчик в центре порабощенной
им страны, - с горечью ответил Сервейс. - Двор его кишит
немедийцами, стража и гарнизон крепости - тоже немедийские. Вот
так кончается год Дракона. Оккупанты чувствуют себя хозяевами на
улицах, и не проходит дня, чтобы они не изнасиловали женщину или
не избили купца. Валериус их сдерживать либо не хочет, либо не
может. Он всего лишь кукла, немедийская марионетка. Умные люди
знали, что этим все и кончится, но уже появляется мнение, что
именно так и должно быть.

Амальрик пошел дальше, чтобы разгромить приграничные
провинции, где некоторые бароны все еще не хотят признать власть
Валериуса. Но среди них нет единства, и зависть друг к другу у
них сильней, чем страх перед Амальриком. Он давит их одного за
другим. Видя это, многие замки и города объявили о капитуляции. А
те, что давали отпор, горько пожалели об этом. Здесь немедийцы
дают волю своей лютой ненависти. К тому же ряды их постоянно
пополняются теми акулонцами, которых страх, золото или голод
заставляют вступать во вражескую армию. Это настоящее
предательство...

Конан мрачно кивнул, вглядываясь в красные отблески пламени
на богато расписанных деревянных стенах.

Хозяин дома продолжал:
- И теперь у нас есть новый король Акулонии вместо анархии,
которой все так боялись. Валериус не ограждает своих
подданных от притязаний оккупантов. Целые сотни тех, кто не
смог уплатить наложенных на них податей, проданы в рабство
торговцам из других стран.

Конан резко поднял голову, и в глазах его зажглась
исполненная жажды крови ненависть. Он длинно выругался, сжав свои
кулаки в пару тяжелых молотов:
- Ах, даже так! Они вновь, как встарь, продают в рабство белых
мужчин и женщин. Во дворцах Шемма и Турмана всегда нужны
невольники. Валериус стал королем, но единство, которого так
ждали эти глупцы - разрушенное иноземным мечом, так и не
наступило.

Но Гундерляндия на севере и Понтейн на юге еще не сломлены,
то же самое