го туранца могли мечтать  прорваться  к
приграничным деревням. Они уже считали себя мертвецами, поэтому  дали  ему
ответ, который могли дать только пропащие люди:
     - Мы пойдем с тобой, чтобы умереть на Йимше.
     - Значит,  в  путь,  во  имя  Крома!  -  произнес  Конан,  беспокойно
оглядываясь вокруг  и  приглядываясь  к  темно-синим  теням  опускавшегося
сумрака. - Эти афгульские волки были в двух часах  езды  за  мной,  но  мы
сейчас потеряли слишком много времени.
     Керим Шах тронул с места  коня,  спрятал  меч  в  ножны  и  осторожно
развернулся. Через минуту все двинулись в гору так быстро, как только было
возможно. Наконец, они выехали на хребет в миле от того места,  где  Хемса
задержал Конана и Жасмину. Тропинка, которой они приехали, даже для горцев
была довольно опасной, и поэтому Конан с Жасминой избрали  другую  дорогу.
Керим Шах поехал по ней только потому, что думал, что и киммериец  сделает
то же самое. Даже  Конан  вздохнул  с  облегчением,  когда  кони  проехали
последний  поворот.  Они  ехали,   словно   череда   призраков,   меряющих
заколдованное королевство теней.  Только  тихий  скрип  кожаной  упряжи  и
побрякивание металла давали знать об  их  присутствии,  а  через  какое-то
время мрачные горные склоны снова опустели, голые  и  молчаливые  в  свете
звезд.



                          8. ЖАСМИНА ПОЗНАЕТ УЖАС

     Жасмина успела только один раз вскрикнуть, когда оказалась втянутой в
багровый водоворот, который с  чудовищной  силой  оторвал  девушку  от  ее
защитника. Она вскрикнула один раз, а на большее ей  не  хватило  дыхания.
Жасмина была ослеплена, оглушена, лишилась дара речи,  а  затем  и  вообще
всех чувств, оказавшись в середине этого ужасного движения  масс  воздуха.
Она смутно сознавала, что  находится  на  страшной  высоте  и  движется  с
ошеломляющей скоростью, Ей показалось, что все ее чувства  смешались,  она
почувствовала дурноту и потеряла сознание.
     Когда она пришла в себя, воспоминание о  перенесенном  было  еще  так
живо, что Жасмина громко вскрикнула и вскинула руки, словно  защищаясь  от
падения. Ее пальцы сжали мягкую ткань, и  девушка  почувствовала  глубокое
облегчение. Она огляделась вокруг.
     Жасмина лежала на  подиуме,  покрытом  черным  бархатом,  в  огромной
мрачной комнате со стенами, увешанными темными гобеленами,  на  которых  с
поразительной достоверностью были изображены извивающиеся  тела  драконов.
Высокий свод комнаты тонул в густом полумраке, а тени, залегшие  в  углах,
создавали ощущение зловещего ужаса. На первый взгляд казалось,  что  здесь
нет окон и дверей или что  они  скрыты  за  этими  кошмарными  гобеленами.
Жасмина не могла понять, откуда сочится слабый свет,  позволяющий  увидеть
все подробности. Огромная комната была  царством  тайн,  теней  и  мрачных
углов, из которых, казалось, полз неясный удушливый страх.
     Наконец Жасмина  увидела  что-то,  принадлежащее  к  живому  миру.  В
нескольких футах от нее, на  втором,  чуть  меньшего  размера  возвышении,
скрестив ноги сидел мужчина, задумчиво поглядывая на нее. Длинная тога  из
черного бархата, шитого золотом, окутывала  его  тело.  Руки  были  скрыты
рукавами одеяния, на  голове  -  бархатная  шапка.  Лицо  было  спокойным,
кротким и довольно привлекательным, глаза - блестящими и вместе с тем  как
бы немного затуманенными. Он с каменным выражением  лица  приглядывался  к
Жасмине и совсем никак не отреагировал на то, что она пришла в себя.
     От страха Жасмину начало знобить. Она оперлась на локти и  посмотрела
на незнакомца.
     - Кто ты? - спросила она. Ее голос звучал неуверенно и беспомощно.
     - Я - властелин Йимши, - ответил человек глубоким,  звучным  голосом,
напоминающим спокойные удары колоколов храма.
     - Зачем ты меня сюда доставил? - спросила она.
     - Разве ты не искала меня?
     - Если ты - один из Черных Колдунов, то да! -  дерзко  ответила  она,
убежденная, что он и так читает ее мысли.
     Человек тихо засмеялся, а Жасмину снова охватил озноб.
     - Ты хотела направить детей гор против колдунов Йимши!  -  рассмеялся
он. - Я вижу это в твоих мыслях, княжна. Твой слабый человеческий рассудок
переполняют смешные мечты о мести!
     - Вы убили моего брата! - в голосе  Дэви  растущий  гнев  боролся  со
страхом. Она сжала кулаки и окаменела от злости. - Зачем вы  это  сделали?
Он не причинил вам ничего плохого. Жрецы говорят, что Колдуны  Йимши  выше
человеческих дел. Зачем вы убили короля Вендии?
     - Как может  простой  смертный  понять  мотивы  колдунов?  -  холодно
ответил властелин. - Мои прислужники в храмах Турана,  приобретшие  власть
над жрецами  Тармиа,  настаивали,  чтобы  я  действовал  в  пользу  короля
Ездигерда. По определенным причинам я согласился. Как я  должен  объяснять
причины, побудившие меня к этому, чтобы ты поняла их своим слабым умом? Ты
все равно не поймешь.
     - Я понимаю одно: мой брат мертв! -  выкрикнула  Жасмина  с  болью  и
ненавистью. Она поднялась на колени  и  пронизывала  его  взглядом  широко
открытых глаз, как пантера приготовившись к прыжку.
     - Так пожелал Ездигерд, - холодно согласился  ее  собеседник.  -  Мой
временный каприз поддержал его притязания.
     - Ездигерд твой вассал? -  Жасмина  пробовала  скрыть  охватившие  ее
чувства.  Она  только  что  наткнулась  коленом  на   что-то   твердое   и
симметричное,  скрытое  фалдами  бархата,  незаметно  переменила  позу   и
засунула руку под покрывало.
     - Разве пес, пожирающий объедки под стеной храма, может быть вассалом
бога? - ответил владыка.
     Казалось, он  не  видит  незаметных  движений  девушки.  Под  фалдами
покрывала ее рука тем временем нашарила что-то, показавшееся ей  рукояткой
стилета. Жасмина наклонила голову, чтобы скрыть блеск триумфа в глазах.
     - Но хватит с меня Ездигерда, - сказал  властелин.  -  Я  нашел  себе
лучшее развлечение... Ха!
     Жасмина  прыгнула  как  кошка,  с  диким  криком,  стараясь   нанести
убийственный удар. Вдруг она споткнулась и упала на пол, прильнула к нему,
глядя на человека, чуть было не ставшего ее жертвой. Тот сидел на подиуме,
даже не шевельнувшись, с его лица не сходила  загадочная  улыбка.  Жасмина
подняла дрожащую руку и взглянула на нее широко раскрытыми глазами.  В  ее
руке был не стилет, а цветок  золотого  лотоса  с  помятыми  лепестками  и
сломанным стеблем.
     Она отшвырнула лотос, словно  это  была  ядовитая  змея,  на  коленях
отползла от колдуна и вернулась на свой подиум, не без оснований  полагая,
что  это  более  пристало  королеве,  нежели  ползание  по  полу   у   ног
чернокнижника. Жасмина взглянула на него с ужасом, ожидая реакции.
     Но властелин не шелохнулся.
     - Вся материя одинакова для того, кто  располагает  ключами  от  врат
Космоса, - загадочно изрек он.  -  Для  сведущих  в  Искусстве  нет  вещей
неизменных. По его воле  в  неземных  садах  зацветает  сталь  или  цветок
сверкает острием меча в лунном свете.
     - Ты дьявол! - всхлипнула она.
     - Нет! - засмеялся он. - Я  родился  на  этой  планете  очень  давно.
Когда-то я был  обыкновенным  человеком,  и  на  протяжении  долгих  эонов
служения Искусству не утратил всех  признаков  человеческого.  А  человек,
углубившийся в Черное Искусство, сильнее дьявола. Я человек, но  царю  над
демонами. Ты видела Господ из Черного Круга, и если бы я сказал  тебе,  из
каких отдаленных королевств я призвал их и от какой судьбы охраняют их мой
заколдованный кристалл и золотые змеи, ты потеряла бы рассудок от ужаса. И
только я один - их господин. Мой глупый Хемса мечтал о  величии  -  бедный
глупец, разбивающий ворота и переносящийся вместе со своей  любовницей  по
воздуху с вершины на вершину! Но если бы я его не убил, в один  прекрасный
день он смог бы стать таким же могучим, как и я.
     Колдун снова рассмеялся.
     - А  ты,  глупое  создание,  строила  козни,  желая  отрядить  своего
волосатого вождя горцев на покорение Йимши! Это прекрасная шутка, если  бы
мне это пришло в голову раньше, я сам постарался бы,  чтобы  ты  попала  к
нему в руки. И я читаю в твоих мыслях, что даже тогда,  когда  он  схватил
тебя, ты не отказалась от мысли сделать  его  своим  орудием,  намереваясь
использовать всякие свои женские штучки. Но если не принимать во  внимание
твою глупость, все же ты -  женщина,  на  которую  приятно  посмотреть.  Я
намерен задержать тебя как свою невольницу.
     - Не посмеешь! Его издевательский смех стегнул ее как кнут.
     - Король не посмеет растоптать червяка на своей  дороге?  Глупенькая,
ты не понимаешь, что твоя королевская гордость значит для меня  не  более,
чем стебелек соломы на ветру. Я, целовавший царицу ада! Ты видела,  как  я
расправляюсь с теми, кто мне сопротивляется.
     Съежившаяся  от  страха  девушка  стояла  на  коленях  на   бархатном
покрывале.  Свет  померк,  в  комнате  потемнело.  Лицо  властелина  стало
ужасным. В его голосе появились повелительные нотки.
     - Никогда тебе не покорюсь! - сказала  она  дрожащим  от  страха,  но
решительным голосом.
     - Покоришься, - ответил колдун с жесткой самоуверенностью. - Страх  и
боль приучат тебя к покорности. Я буду стегать тебя ужасом и  кошмаром  до
предела твоей выносливости, пока ты не станешь в моих руках, словно  воск,
мягкой и податливой каждому пожеланию. Ты изведаешь страдания, которых  не
довелось перенести ни одной смертной, пока каждый мой приказ не станет для
тебя волей богов. Вначале, чтобы унять твою гордость, я верну тебя в  твое
далекое забытое прошлое, в твои предыдущие воплощения. Айе, уил ла кхоза!
     При этих словах мрачная комната  словно  зашевелилась  перед  глазами
испуганной Жасмины. Волосы у нее на голове встали дыбом, а язык примерз  к
небу.  Откуда-то  долетел  глубокий,  зловещий  удар  гонга.  Драконы   на
гобеленах, извергнув голубое пламя, исчезли. Сидящий на подиуме  властелин
превратился в бесформенную тень. Серый полумрак сменился  густой,  мягкой,
почти осязаемой темнотой, пульсирующей странным  светом.  Жасмина  уже  не
могла разглядеть властелина. Она ничего не видела. Только неясно  ощущала,
что стены и потолок отдаляются от нее, исчезают.
     Потом где-то в темноте появилось пламя, то вспыхивающее, то  гаснущее
как светлячок. Оно превратилось в золотой шар, и по  мере  того,  как  оно
росло, сияло все ярче. Потом шар вдруг разлетелся дождем искорок,  которые
тем не менее не рассеивали мглы. В комнате все же остался слабый  отблеск,
позволяющий заметить черный гибкий пень, растущий из  каменного  пола.  На
глазах  ошеломленной  Жасмины  пень  выпустил  отростки,  принял  реальные
очертания, на отростках появились ветки, широкие листья и огромные, черные
отравляющие цветы, склонившиеся  над  сжавшейся  на  подиуме  девушкой.  В
воздухе стоял еле ощутимый запах. Это страшный черный  лотос  в  мгновение
ока вырос из каменной плиты так, как он вырастал в  таинственных  джунглях
Китая.
     Широкие листья колыхались со зловещим шелестом. Цветы склонялись  над
Жасминой как разумные создания,  танцуя  змеиными  движениями  на  бледных
стеблях. Еле различимые на фоне густой непроницаемой тьмы, они  вздымались
над ней как гигантские бабочки, каким-то непонятным способом давая ощутить
свое присутствие. Их одуряющий запах кружил голову, и Жасмина  попробовала
сползти с подиума, но  тут  же  судорожно  прильнула  к  нему,  когда  пол
наклонился под невероятным углом. Дэви с  ужасом  вскрикнула  и  судорожно
сжала руки, но страшная сила разжала ее пальцы. У нее было  ощущение,  что
она потеряла рассудок, а  весь  мир  рассыпался  до  основанья.  В  черной
ревущей ледяной пустыне она была лишь  дрожащим  атомом  разума,  уносимым
ветром, который грозил задуть слабое пламя  ее  жизни,  как  дыхание  бури
гасит горящую свечу.
     Потом она ощутила внезапный импульс и движение, когда атом, в который
она превратилась, смешался и слился  с  мириадами  других  атомов,  рождая
жизнь в бродящем болоте первобытной жизни. Уминаемая созидающими  ладонями
Природы, она вновь превратилась в мыслящую единицу, медленно кружащуюся по
бесконечной спирали своего существования.
     Охваченная ужасом, она увидела и узнала свои предыдущие воплощения  и
вновь воплощалась во все тела, в которых во все  эти  века  помещалось  ее
"я".  Она  вновь  ранила  свои  ноги  на  длинной,  изнурительной   дороге
воплощений, увлекшей ее в забытое прошлое. Вновь, дрожа, сжималась  она  в
первобытных  джунглях  еще  до  начала  Времен,  догоняемая   кровожадными
существами. Одетая в шкуры, брела она по колено в воде по болоту  рисового
поля, сражаясь за ценные зерна с догоняющими  ее  птицами.  Она  билась  с
парой  мулов,  разрыхляя  заостренными  колышками  неподатливую  землю,  и
бесконечно наклонялась над ткацким станком в деревенских хижинах.
     Она видела пылающие города и с криком убегала от убийц. Бежала, нагая
и окровавленная, по горячему песку, ее тащили на аркане ловцы  рабов,  она
узнала жгучие прикосновения грубых рук к ее телу, стыд и  муку  внезапного
желания. Она кричала под ударами кнута, стонала, пробитая колом,  сойдя  с
ума от ужаса, вырывалась от  палача,  неумолимо  клонящего  ее  голову  на
окровавленный пень.
     Она узнала родовые муки  и  горечь  преданной  любви.  Перенесла  все
мучения, обиды и несчастья, которые мужчина причинял женщине на протяжении
эонов,  перенесла  презрение  и  злобу,  которыми  женщина  может  одарить
женщину. И все время она сознавала, кем является, хоть это сознание  жгло,
как удары кнута. Будучи всеми этими созданиями, которыми была  в  прошлом,
вместе с тем она знала, что она - Жасмина. Ни на  секунду  не  теряла  она
этого знания. Она являлась одновременно  нагой  рабыней,  согнувшейся  под
ударами бича, и гордой владычицей Вендии. И страдала не только как рабыня,
но и  как  Дэви  Жасмина,  чей  гордый  характер  ощущал  удары  бича  как
прикосновения раскаленного железа.
     Одна жизнь срослась с другой в бурлящем  хаосе,  а  каждая  следующая
несла свое бремя несчастий, стыда и страданий, и так  было,  пока  она  не
услышала словно издалека свой пронзительный крик, словно один долгий  крик
боли, эхом несущийся сквозь века.
     Очнулась она на покрытой бархатом постели в темной комнате.
     В кошмарной полумгле она вновь увидела подиум и сидящую на нем фигуру
в черном одеянии. Слегка склоненную голову сидящего прикрывал  капюшон,  а
его узкие плечи едва вырисовывались в царящем здесь  сумраке.  Жасмина  не
различала деталей, но вид капюшона вместо бархатной шапочки пробудил в ней
неясную тревогу. Она напрягла зрение и ощутила  странный,  перехватывающий
дыхание страх: у нее появилось ощущение, что это не властелин так спокойно
сидит поодаль...
     Вдруг фигура шевельнулась и встала, поглядывая на нее  сверху.  Затем
наклонилась и обняла ее длинными руками, скрытыми широкими рукавами черной
тоги. Жасмина с молчаливой яростью сопротивлялась, изумленная и испуганная
худобой обнимающих ее рук. Голова в  капюшоне  наклонилась  к  повернутому
лицу  девушки.  Жасмина  пронзительно  вскрикнула,  охваченная  ужасом   и
отвращением. Ее упругое тело обнимали костлявые руки, а под капюшоном  она
увидела  воплощение  смерти  и  разложения  -  ужасный  череп,   обтянутый
истлевшей, как древний пергамент, кожей.
     Жасмина вскрикнула  еще  раз,  и  потом,  когда  лязгающие  ощеренные
челюсти приблизились к ее устам, потеряла сознание.



                            9. ЗАМОК КОЛДУНОВ

     Солнце встало над белыми пиками Химелианских гор. У подножия высокого
склона остановилась группа всадников. Они смотрели вверх. Высоко над  ними
на крутой каменной стене возвышалась каменная башня.  За  ней  и  над  ней
виднелись стены гигантской твердыни.  Там  уже  начиналась  линия  снегов,
покрывающих вершину Йимши.  Во  всей  картине  был  оттенок  нереальности:
пурпурные склоны, вздымающиеся к этому фантастическому замку,  игрушечному
на расстоянии, и над всем - белый сверкающий пик на фоне холодной синевы.
     - Лошадей оставим здесь, - буркнул Конан. - Этот предательский подъем
лучше преодолеть пешими. Кроме того, лошади устали до предела.
     Он спрыгнул с  черного  скакуна,  который  стоял,  расставив  ноги  и
опустив голову. Всю ночь они скакали вперед, подкрепляясь  остатками  пищи
из седельных сумок, и останавливаясь только чтобы дать  необходимый  отдых
лошадям.
     - В этой башне, передней, живут прислужники  Черных  Прорицателей,  -
сказал Конан. - По крайней мере, так  говорят  люди.  Это  сторожевые  псы
своих хозяев, младшие колдуны. Они не станут зевать, когда увидят, как  мы
поднимаемся по склону.
     Керим Шах взглянул вверх на гору, затем обратно на дорогу, по которой
они прибыли сюда. Они уже были достаточно высоко на склоне Йимши, под ними
тоже были скалы, огромное пространство, усеянное скалами и пиками меньшего
размера, простиралось сзади чуть ли  не  до  горизонта.  Туранец  напрасно
искал среди этого лабиринта движение  цветных  пятен,  которое  выдало  бы
присутствие людей. Надо  полагать,  преследователи-афгулы  потеряли  ночью
след своего вождя.
     - Тогда пойдем!
     Привязав усталых коней в роще тамарисков, они молча  двинулись  вверх
по склону. Теперь они были прекрасно видны на голом склоне; за  небольшими
валунами человек укрыться не мог бы. Хотя другие существа, пожалуй,  могли
бы укрыться и здесь...
     Они не успели пройти и полусотни шагов, когда из-за  россыпи  валунов
вырвалась рычащая тварь. Пасть ее сочилась пеной, глаза  налились  кровью.
Конан шел первым, но зверь не бросился на  него.  Проскользнув  под  рукой
киммерийца, он прыгнул на Керим Шаха. Туранец отпрянул в сторону, и  зверь
- огромный пес - рухнул всей тяжестью  на  идущего  следом  иракзая.  Воин
вскрикнул, закрывая лицо руками. Тварь опрокинула его на спину, вцепившись
в руку, но уже через мгновение упала, сраженная ударами десятка сабель.  И
все же она не прекращала тянуться к горлу ближайшего из  воинов,  пока  не
была разрублена на куски.
     Керим Шах перевязал раненому разодранную руку, пристально вгляделся в
его побледневшее лицо и отвернулся,  не  сказав  ни  слова.  Помолчав,  он
подошел к Конану, кивнул, и подъем продолжался.
     Только через несколько минут Керим Шах произнес:
     - Странно, что пастуший пес забрался так высоко.
     - Да, жрать здесь нечего, - согласился киммериец.
     Они оглянулись и снова посмотрели на раненого воина,  идущего  следом
за ними. Его смуглое лицо было покрыто потом и пылью, кривящиеся  от  боли
губы обнажали зубы. Конан переглянулся с Керим Шахом и они  повернулись  к
возвышающейся перед ними башне.
     На вершинах было тихо и как-то сонно.  Ни  на  башне,  ни  на  стенах
похожего на пирамиду здания, стоявшего за ней, не  было  видно  ни  одного
движения. Устремившись туда, они шли  в  напряженном  молчании,  словно  к
вершине дремлющего вулкана. Керим  Шах  снял  с  плеча  огромный  лук,  из
которого  разил  без  промаха  за  пять  сотен  шагов.  Иракзаи   невольно
потянулись за своими луками, хотя те были и поменьше и били на значительно
меньшее расстояние.
     Но они не успели подойти к башне и на  пятьсот  шагов,  когда  что-то
неожиданно рухнуло на них с безоблачного неба.  Странная  тень  пронеслась
так близко от Конан, что он почувствовал на лице прикосновение крыльев, но
не он, а следующий за ним в строю иракзай вдруг  вскрикнул,  покачнулся  и
упал, истекая кровью.  Сонная  артерия  его  была  разорвана,  кровь  била
толчками, а сокол, раскинув крылья, сверкающие на солнце, как полированный
металл, уже снова взмыл в  небо.  Его  клюв,  изогнутый,  как  сабля,  был
окровавлен. Запела тетива Керим Шаха, сокол замер на  мгновение  и  камнем
рухнул вниз. Но никто не смог сказать, куда упала птица.
     Конан наклонился над упавшим спутником, но тот уже был  мертв.  Никто
ничего не сказал, не было смысла обсуждать этот  случай.  В