вляется.
     -- Чего же добивается Верулия? -- спросил Кулл.
     -- Гомла, дальний  родственник  короля  Борна,  укрылся  в
Верулии,  когда  ты  сверг  старую династию. После твоей смерти
Валузия   тут   же   распадется   на   части,    армия    будет
дезорганизована, союзники -- за исключением, может быть, пиктов
-- поспешат предать, наемники, которых ты один способен держать
в  узде,  немедля  повернут  против Валузии и она станет легкой
добычей для любой державы, достаточно сильной, чтобы  выступить
против   нее.   Тогда  Гомла  приведет  врагов  и  верулианская
марионетка утвердится на престоле Валузии.
     -- Понятно, -- проворчал Кулл.  --  От  меня  куда  больше
пользы  в  битве,  чем  на  совете...  Итак, во-первых нужно ее
устранить, верно?
     -- Да, мой царь.
     --  Ничего,  в  конце  концов  мы  выкорчуем  эти   ростки
державных  амбиций,  --  царь  улыбался, пальцы его поглаживали
рукоять огромного меча, с которым он никогда не расставался.
     -- Ту, верховный канцлер, и Дондал, его  племянник,  --  к
королю! -- провозгласил раб и в зал вошли двое мужчин.
     Главный   сановник   царства,   Ту  был  представительным,
среднего роста мужчиной, едва перешагнувшим  рубеж,  отделяющий
зрелость  от  старости.  Он  выглядел  скорее торговцем, нежели
главой царского Совета: жидкие волосы, вытянутое лицо, в глазах
извечная  подозрительность.  Годы  и  положение  легли  тяжелым
бременем  на его плечи. Рожденный среди плебеев, он пробил себе
дорогу наверх благодаря  врожденному  уму,  хитрости  и  умению
плести  интриги.  Он  пережил  трех  царей и теперь состоял при
Кулле, служа ему  верой  и  правдой.  Главное  достоинство  его
племянника  Дондала,  стройного  щеголеватого  юнца  с приятной
улыбкой и проницательными темными глазами,  состояло  в  умении
наблюдать  и держать язык за зубами, благодаря чему он был вхож
в места, появления в которых даже близкое родство с Ту не могло
бы обеспечить.
     -- Всего лишь одно небольшое  государственное  дело,  Ваше
Величество, -- сказал Ту, -- ваша резолюция на проекте создания
нового  порта  на  западном  побережье.  Вот  здесь  нужна ваша
подпись.
     Кулл   подписал   бумагу.   Ту   вытащил   из-за    пазухи
перстень-печатку,  что  висел  у  него на шее на тонкой цепочке
(царскую печать) и скрепил ею документ. Не было в мире  другого
кольца,  подобного этому, и Ту, не снимая, носил его на шее и в
часы сна, и бодрствуя. И кроме тех, кто находился в эту  минуту
в  царском  чертоге,  не  нашлось  бы и четырех человек на всем
белом свете, ведающих, где хранится печать.

     Глава 2. Таинственное нападение

     Безмятежный день почти  незаметно  перетек  в  безмятежную
тихую  ночь.  Луна еще не вскарабкалась на вершину небосклона и
маленькие серебряные звезды мерцали еле-еле, будто  их  свет  с
трудом пробивался сквозь плотную пелену зноя, поднимающегося от
земли.  По  пустынной  улице  глухо  застучали  копыта одинокой
лошади. Если за дорогой и наблюдали глаза  из  черных  провалов
окон,  то внешне ничто не выдавало того, что Далгар из Фарсуна,
едущий через ночь и тишину, был кем-то замечен.
     Юный фарсунец был в полном боевом облачении:  гибкое  тело
атлета  прикрывала кольчуга с металлическим нагрудником, голову
венчал островерхий  шлем-морион,  с  пояса  свешивался  длинный
узкий   меч,   рукоять   которого  была  отделана  драгоценными
каменьями.  Поверх  одетой  сталью  груди  колыхался  несколько
легкомысленный  шарф  с  изображением  алой розы, что, впрочем,
никак не умаляло мужественности статного юного воина.
     Он ехал, держа в руке помятый лист бумаги и вглядываясь  в
написанные  на  нем  по-валузийски  строки:  "Возлюбленный мой,
встречаемся в полночь  в  Проклятых  садах,  что  за  городской
стеной. Мы упорхнем вместе".
     Как  драматично. Далгар слегка улыбнулся, дочитав записку.
Что ж, некоторая  мелодраматичность  вполне  простительна  юной
влюбленной девушке. Послание тронуло его. К восходу солнца он и
его будущая невеста пересекут границу с Верулией, и пусть тогда
бушует граф Муром бора-Баллин, пусть хоть вся валузийская армия
идет  по  их  следу,  --  они  уже  будут  в  безопасности.  Он
чувствовал себя возвышенно и романтично, душу так  и  распирало
от неутолимой жажды героического, столь свойственной молодости.
До  полуночи оставалось еще более часа, но он все подгонял коня
железными шпорами  и  озирался  по  сторонам,  ища  возможности
сократить путь по узким темным проулкам.
     "...И  серебро Луны пролилось мне на грудь", -- напевал он
про себя зажигательные любовные песни безумного поэта  Ридондо,
жившего  и  умершего давным-давно; как вдруг лошадь его, громко
всхрапнув,  испуганно  шарахнулась  в  сторону.  --  У  грязной
подворотни шевелилась и стонала бесформенная темная масса.
     Вытянув  из  ножен  меч,  Далгар  соскользнул  с  седла  и
приблизился к стенающему существу. Лишь близко склонившись  над
ним,  юноша  смог  разобрать  очертания  человеческого  тела и,
подхватив под мышки, выволок  тело  на  более-менее  освещенное
место. Руки его угодили во что-то теплое и липкое.
     Человек   был   стар,   судя   по  его  редким  волосам  и
пробивающейся в спутанной бороде  седине,  и  одет  в  лохмотья
нищего, но, даже несмотря на ночную тьму, Далгар разглядел, что
руки  его были мягкими и белыми под покрывающим их слоем грязи.
Из засорившейся рваной раны на  голове  сочилась  кровь,  глаза
старика  закрыты. Время от времени незнакомец принимался громко
стонать.
     Далгар оторвал лоскут от своего  шарфа,  чтобы  промокнуть
рану,  и  когда  стал делать это, кольцо на его пальце случайно
запуталось в нечесанной бороде.  Он  нетерпеливо  дернул  рукой
и... борода с легкостью оторвалась, оголив гладко выбритое лицо
человека   средних   лет.   Далгар  непроизвольно  вскрикнул  и
отпрянул, потом вскочил на ноги и замер, ошарашенный и сбитый с
толку, уставясь на стонущего загримированного  мужчину.  И  тут
грохот копыт по булыжнику улицы вернул его к реальности.
     Ориентируясь  по звуку, юноша бросился наперерез всаднику.
Тот резко осадил коня и молниеносным  движением  выхватил  меч.
Сноп  искр  брызнул из-под стальных подков поднявшегося на дыбы
рысака.
     -- Что еще за..? А, это ты, Далгар.
     -- Брул! -- закричал юный фарсунец. --  скорее!  Верховный
канцлер Ту лежит на той стороне улицы без сознания, -- а может,
уже и мертвый!
     Пикт  в мгновение ока слетел с коня, клинок сверкнул в его
руке.  Перебросив  поводья  через  голову  лошади,  он  оставил
животное  стоять  недвижной  статуей,  а сам бегом припустил за
Далгаром.  Вдвоем  они  приподняли  раненого  канцлера  и  Брул
наскоро осмотрел его.
     --  Череп, вроде, цел, -- проворчал пикт, -- хотя уверенно
не скажу, конечно. Он был уже без бороды, когда ты нашел его?
     -- Нет, это я случайно потянул за нее...
     -- Тогда, похоже,  это  работа  какого-то  головореза,  не
признавшего  его.  Я  предпочитаю  думать так, потому что, если
сразивший его человек представлял себе, кто перед ним,  значит,
в  Валузии  зреет черная измена. А ведь я предупреждал его, что
эти переодевания и блуждание по городу не доведут до добра.  Но
разве  убедишь  в  чем-нибудь канцлера? Он утверждал, что таким
образом может узнавать обо всем, что происходит, "держать палец
на пульсе империи", так он говорил.
     -- Но если это были разбойники,  --  удивился  Далгар,  --
почему  же  его  не  ограбили?  Вот его кошелек, в нем осталось
несколько медяков. Да и кому придет в голову грабить нищего?
     Копьебой выругался.
     -- Верно. Но кто, во имя Валки, мог знать, что это --  Ту?
Он  никогда  не  принимал  одного  и  того же обличья дважды, и
помогали ему с этим  лишь  Дондал  и  доверенный  раб.  И  чего
добивался  тот,  кто оглушил его? Валка! Да ведь он умрет, пока
мы стоим здесь, болтая. Помоги-ка мне поднять его на лошадь.
     С безвольно поникшим  в  седле  канцлером,  поддерживаемым
стальными  руками  Брула,  они поскакали по пустынным улицам ко
дворцу, въехали в ворота, проскакав мимо изумленного  стража  и
внесли  раненого  во внутренние покои, положили на ложе, где им
занялись рабы и служанки. Скоро канцлер начал приходить в себя,
сел и, обхватив голову, застонал.
     Ка-ну, пиктский посол и самый хитрый  человек  в  царстве,
склонился к нему:
     -- Ту! Кто напал на тебя?
     -- Не знаю, -- отвечал канцлер, еще не вполне очухавшийся.
-- Я ничего не помню.
     -- У тебя были с собой какие-нибудь важные документы?
     -- Нет.
     -- Но у тебя что-нибудь отобрали?
     Ту   неуверенно   принялся  ощупывать  свое  одеяние,  его
замутненные глаза постепенно прояснялись и вдруг в них вспыхнул
огонь внезапного понимания:
     -- Кольцо! Перстень с царской печатью! Он исчез!
     Ка-ну в сердцах выругался:
     -- Вот  что  значит  носить  такие  вещи  с  собой!  Я  же
предупреждал  тебя!  Быстро -- Брул, Келкор, Далгар, затевается
грязное предательство -- поспешим в покои царя!
     У дверей царской опочивальни стояли на страже десять  Алых
Убийц,  мускулистых гигантов. На вопрос запыхавшегося Ка-ну они
отвечали, что царь отправился  отдыхать  час  назад  или  около
того,  с  тех  пор  никто  к  нему  не  входил и из-за двери не
доносилось ни звука.
     Ка-ну постучал  в  дверь.  Никакого  ответа.  Запаниковав,
посол толкнул ее. -- Заперто изнутри.
     -- Ломайте дверь! -- закричал он, лицо его побелело, голос
звучал неестественно напряженно.
     Двое  огромных  Алых  Убийц всем своим весом обрушились на
дверь, но та, сработанная из прочной древесины дуба и окованная
полосами бронзы, устояла. Брул, растолкав  солдат,  бросился  а
дверь с мечом. Под могучими ударами отточенного клинка полетели
во  все  стороны  щепки  и  кусочки  металла.  Спустя считанные
секунды Брул вломился  в  комнату  сквозь  осыпающиеся  обломки
дверей  и остановился с приглушенным криком. Заглянув через его
плечо, Ка-ну дико впился пальцами в собственную бороду. Кровать
царя пребывала в беспорядке, будто на ней  спали,  но  во  всей
комнате  не  было  даже намека на самого государя. Комната была
пуста и лишь открытое окно давало хоть какую-то зацепку к тайне
его исчезновения.
     -- Обыскать весь город! --  взревел  Ка-ну.  --  Прочесать
улицы!  Келкор,  подымай  всех  Алых Убийц! Брул, собирай своих
людей, -- возможно, вскоре ты поведешь их  на  смерть.  Скорее!
Далгар...
     Но  фарсунца  не было рядом. Он почел за лучшее исчезнуть,
внезапно вспомнив, что приближается  полночь  и  есть  кое-что,
имеющее  для  него куда большую важность, чем поиски царя, -- а
именно Налисса бора-Баллин, ожидающая его в Проклятых Садах,  в
двух милях за городской стеной.

     Глава 3. Королевская печать

     В   ту   ночь  Кулл  рано  удалился  на  покой.  По  давно
установившейся привычке он  на  несколько  минут  задержался  у
дверей  в  опочивальню,  чтобы  поболтать  с  охранниками,  его
старыми боевыми товарищами, и обменяться воспоминаниями  о  тех
днях,  когда  он  состоял  в  рядах Алых Убийц, потом, отпустив
слуг, вошел в свои  покои  и,  бросившись  спиной  на  кровать,
приготовился   отдыхать.  Странное  поведение  для  царственной
особы, без сомнения, но Кулл слишком долго  вел  суровую  жизнь
солдата (а до того и вовсе был членом племени варваров). Он так
и  не  привык  к  привилегиям,  сопутствующим  его  теперешнему
положению.
     Он уже было повернулся потушить свечу, освещающую комнату,
как вдруг его внимание  привлек  негромкий  стук  о  подоконник
затянутого  металлическими  прутьями  окна. С мечом в руке царь
пересек комнату легкой беззвучной поступью  большой  пантеры  и
выглянул  наружу.  Окно  выходило  в дворцовый парк, и в слабом
свете мерцающих в ночи звезд он мог видеть очертания  кустов  и
деревьев,  слышать  плеск  фонтанов. Где-то там, во мраке мерно
прохаживались стражники. Все как всегда.
     Но было  и  кое-что,  нарушающее  обычный  порядок  вещей.
Цепляясь  за  побеги  покрывающих  стену  по  обе  стороны окна
ползучих растений, висел маленький, весь  какой-то  высохший  и
сморщенный,  человечек,  вид которого выдавал профессионального
нищего. Тощие руки и ноги,  обезьянье  личико,  --  он  казался
совершенно безобидным. Увидев его, Кулл нахмурился:
     --  Похоже,  придется  ставить стражу под каждым окном или
оборвать эти чертовы лианы, -- сказал царь. --  Как  ты  прошел
мимо охранников?
     Вместо  ответа  карлик  приложил тонкий палец к окруженным
сеткой морщин губам, призывая к молчанию,  потом  с  обезьянней
ловкостью  вытащил  что-то из-за пазухи и протянул Куллу сквозь
металлические прутья. Царь взял предмет -- это оказался  свиток
пергамента  --  развернул  его  и прочел: "Царь Кулл! Если тебе
дороги  твоя  жизнь  и  благополучие  царства,  следуй  за  сим
проводником  к  месту, куда он тебя отведет. Постарайся сделать
так, чтобы тебя не увидела охрана --  в  полках  пустила  корни
подлая  измена  и,  если  ты  хочешь  сохранить  жизнь  и трон,
действуй точно, как  я  говорю.  Подателю  сего  письма  можешь
полностью  доверять".  Послание  было  подписано "Ту, верховный
канцлер Валузии" и скреплено царской печатью.
     Кулл еще больше нахмурил брови: все это  выглядело  весьма
подозрительно,  но  он  узнал  руку Ту -- у того были кое-какие
характерные только для него "фирменные знаки",  вроде  особого,
почти  незаметного завитка в последней букве имени. И к тому же
--  оттиск  печати,  --  печати,  существующей  в  единственном
экземпляре на всем белом свете. Кулл вздохнул:

-- Что ж, хорошо. Подожди, пока я соберусь, -- сказал он
нищему.
     Одевшись  и накинув легкую кольчугу, Кулл вернулся к окну,
схватился руками  за  два  соседних  железных  прута  и  напряг
могучие  мышцы.  Он почувствовал, как они подались и, раздвинув
их так, чтобы могли пройти его широкие плечи, выбрался наружу и
соскользнул вниз по  побегам  вьюна  с  неменьшей  ловкостью  и
проворством, чем бродяга за секунду до него.
     Присев  у  основания  стены,  Кулл  ухватил за руку своего
спутника:
     -- Так как же ты миновал стражей? -- прошептал он.
     -- Тому, который остановил меня, я показал знак  имперской
печати.
     --  Теперь это едва ли нам подходит, -- пробурчал Кулл, --
давай за мной. Мне известен распорядок их дежурства.
     В  течение  последующих  двадцати  минут   они   то   лежа
пережидали  за  деревом  или  кустом,  пока  пройдет охрана, то
быстро ныряли в тень, то украдкой совершали короткие перебежки.
Наконец оба добрались до  внешней  стены.  Король  взял  своего
проводника  за  лодыжки  и  поднял  над  головой. Тот ухватился
пальцами за верхний край стены, мигом  оседлал  ее  и  протянул
руку  вниз,  чтобы  помочь  царю. Кулл пренебрежительным жестом
отклонил помощь, отступил  на  несколько  шагов,  разбежался  и
высоко  подпрыгнул,  мгновенно  очутившись  рядом  с  бродягой,
впечатленным такой демонстрацией невероятной силы  и  ловкости.
Секунду  спустя  две  на удивление несоответствующие друг другу
фигуры спрыгнули по другую сторону и растворились в ночи.

     Глава 4. Проклятые сады

     Налисса   бора-Баллин   была   напугана   и    нервничала.
Поддерживаемая  своей  искренней  любовью и большими надеждами,
она  не  раскаивалась  в   безрассудных   действиях   последних
нескольких  часов, но лишь все сильнее и сильнее желала прихода
ночи и своего милого.
     Все оказалось на удивление легко. Она  покинула  отцовский
дом незадолго до заката, сказав матери, что собирается провести
ночь  у  подруги.  На  ее  счастье,  женщинам  в  Валузии  была
предоставлена полная свобода, в отличие от  Восточных  империй,
где  царили  допотопные  обычаи  и  женщин  держали  взаперти в
сералях и домах-тюрьмах.  Она  беспрепятственно  выехала  через
восточные  ворота  и  направилась  прямиком  к Проклятым Садам,
располагающимся в двух милях от города. Сады эти  некогда  были
обителью  удовольствий  и  загородным поместьем одного знатного
вельможи,  но  постепенно  стали  распространяться  рассказы  о
мерзком разврате и жутких ритуалах поклонения дьяволу, творимых
там.  В  конце  концов, люди, доведенные до безумия регулярными
исчезновениями детей, обрушились на Сады разъяренной  толпой  и
повесили  вельможу  над  главным  входом его собственного дома.
Прочесывая   Сады,   они   обнаружили   там    немало    вещей,
отвратительных    и    кошмарных   настолько,   что   язык   не
поворачивается рассказать о них. В порыве исступления  и  ужаса
принялись  они  крушить  особняк  и летние постройки, деревья и
гроты, и стены. И все  же,  сложенные  из  добротного  мрамора,
многие  здания  перенесли  как  ярость  толпы,  так  и нелегкое
испытание  временем.  Уже  несколько  столетий  стояли  они   в
запустении.   Внутри   осыпающихся  стен  разрослись  небольшие
джунгли, буйная зелень скрыла руины от людских взоров.
     Налисса подыскала не очень разрушенную беседку,  привязала
коня   и   устроилась   на   растрескавшемся   мраморном  полу,
приготовившись ждать. Неплохо  для  начала,  --  нежное  золото
заката  залило  землю,  смягчив и сгладив все очертания, вокруг
нее колыхалось зеленое море с разбросанными тут  и  там  белыми
пятнами  --  остатками стен и крыш мраморных строений. Но когда
тени сгустились и ночь стала вступать  в  свои  права,  Налисса
почувствовала   себя   неуютно.  Звезды  казались  холодными  и
ужасающе далекими, ночной ветер порождал  странные  и  страшные
шорохи,  играл  в  высокой  траве  и ветвях деревьев. Легенды и
жуткие истории всплывали в памяти и ей уже чудились где-то там,
за отдающимися в  висках  ударами  неистово  бухающего  сердца,
шелест невидимых черных крыльев и бормотанье бесовских голосов.
     Она страстно молила о том, чтобы скорее наступила полночь.
Увидь  ее  Кулл  сейчас,  ему  в голову не пришли бы мысли о ее
странной власти и большом  будущем.  Его  глазам  предстала  бы
просто напуганная девочка, нуждающаяся в защите и опеке.
     И все же мысль о бегстве так и не возникла в ее сознании.
     Даже  когда  кажется, что время остановилось, оно все-таки
продолжает идти  вперед.  Слабое  свечение  в  ночи  оповестило
девушку  о  восходе  луны,  значит,  полночь близко. И вдруг до
девушки донесся звук, заставивший ее  моментально  вскочить  на
ноги. Где-то в Садах, якобы необитаемых, тишину разорвал крик и
бряцание  стали,  от  которых  кровь  застыла  в жилах. И снова
воцарилось безмолвие, удушающее, как саван.
     Далгар! Далгар! Имя ударами молота грохотало  в  смятенном
мозгу.  Ее  любимый, приехав за ней, пал жертвой кого-то... или
чего-то...
     Стараясь не шуметь, она покинула свое убежище, прижав руку
к рвущемуся из груди сердцу, и крадучись двинулась по  обломкам
мощеной  дорожки.  В давящей тишине листья пальм тянулись к ней
дрожащими   пальцами   привидений,   будто   оживленные   неким
безымянным злом.
     Впереди  замаячили  руины  особняка.  И  тут,  без единого
звука, на пути ее выросли двое мужчин. Девушка попыталась  было
закричать,  но  язык  ее онемел от ужаса. Она хотела бежать, но
отказали ноги, и, прежде чем она обрела способность  двигаться,
один  из мужчин, громадный как гора, схватил ее -- беспомощную,
как крохотный младенец.
     -- Женщина, -- прорычал он на верулианском языке,  который
Налисса немного понимала. -- Одолжи мне свой кинжал и я...
     -- Некогда, -- перебил его другой по-валузийски. -- Бросим
ее к нему, а потом обоих вместе и прикончим. Придется дождаться
Фондара, прежде чем убить его, -- он хочет задать ему несколько
вопросов.
     --  Блажен,  кто верует, -- прогромыхал гигант-верулианец,
по пятам шагая за своим товарищем. -- Не  станет  он  говорить,
уверяю  тебя.  с  тех  пор,  как  мы  захватили  его, он если и
открывает рот, то только чтобы послать нам проклятие.
     Налисса, которую позорно тащили под мышкой, тихонько  выла
от  страха. Она